Капитан Трафальгар

ГЛАВА xv. Сыны страны Великих Озер

Сэр Буцефал Когхилль только что встал и по обыкновению прогуливался взад и вперед по площадке Тэбали, как к нему вдруг подошел Виржиль.

— Господин милорд, — сказал он, — мне сейчас дали знать, что по дороге к нам показался большой отряд вооруженных людей. Господин Моони отдал при своем отъезде строжайшее приказание, чтобы никто не смел приближаться без надлежащего разрешения к месту работ, поэтому я прикажу нашим черным воинам взяться за оружие и вместе с ними двинусь навстречу этому отряду.

— Прекрасно! — отвечал с величайшим равнодушием молодой баронет, — это ваше дело!

И когда Виржиль уже двинулся по направлению к казарме, где помещалась черная стража, сэр Буцефал добавил самым небрежным тоном:

— Может быть, это господин Моони возвращается: ведь уже скоро две недели, как он уехал. Разве такое продолжительное отсутствие не удивляет вас?…

Это продолжительное отсутствие не только удивляло, но и тревожило Виржиля в высшей степени, но он не считал нужным высказывать этого; он знал только, что ему было приказано, и твердо исполнял, что ему было вменено в обязанность. Молодой ученый уезжая поставил его старшим надзирателем над работами, и вот он будет охранять их и следить за ними, если надо, вплоть до окончания века.

— Вероятно, у господина Моони есть свои причины оставаться в Хартуме дольше, чем он предполагал! — заметил он, почтительно поклонившись баронету.

Тот продолжал ходить взад и вперед все тем же ровным, мерным шагом, как всегда, и когда по его хронометру, который он держал в руке, прошло ровно шестьдесят минут с момента начала прогулки, сэр Буцефал остановился, придвинул к маленькому столику легкий бамбуковый стул и стал просматривать европейские газеты, которые ему ежедневно доставлял нарочный, привозивший их из Бербера.

— Хм! Гордон назначен генерал-губернатором Судана!… Он прибыл в Хартум, проехав всю пустыню на верблюде, совершенно один! Да, это на него похоже! — пробормотал сэр Буцефал, быстро пробежав глазами «Times». — Вот, вероятно, причина, задержавшая господина Моони в Хартуме! — Затем он глубокомысленно погрузился в чтение своих газет.

Тем временем Виржиль, призвав к оружию черную стражу, выстроил их в две линии и скомандовав «бегом»!, спустился с ними с горы вниз к подножию пика. Не прошло и двадцати минут, как эта сотня черных воинов, проворных и легких, как пантеры, с Виржилем во главе, была уже в долине и даже миновала приютившуюся у подножия горы арабскую деревню.

На расстоянии каких-нибудь двух ружейных выстрелов от селения Виржиль построил свой батальон сомкнутыми рядами, чтобы преградить путь нежданным гостям.

Ждать их пришлось недолго. Караван этот состоял из одного паланкина, колыхавшегося на спине верблюда; в паланкине сидели пленная Гертруда и ее маленькая служанка, за ним шли три других верблюда, на которых связанные и в цепях помещались Норбер Моони, доктор Бриэ и Мабруки, которые в таком виде совершили мучительное пятидневное путешествие. Далее ехал сам Радамехский карлик на великолепном арабском коне, богато разукрашенном, за ним следовала его черная стража…

Виржиль с первого взгляда узнал своего господина в тотчас же понял, что случилось какое-то несчастье. Но смелый и неустрашимый, он ни минуты не колебался в своем решении.

— Стой! — крикнул он, выскочив шагов на двадцать вперед остальных, — Что вам здесь надо?… Как вы осмелились связать этих господ?…

Радамехский карлик поспешил выехать вперед. Чрезвычайно удивленный, что наткнулся на сопротивление там, где нельзя было ожидать, и даже немного смущенный этим, он вскоре вернул себе весь свой апломб, убедившись, что его стража гораздо многочисленнее маленького отряда Виржиля.

— Что мне здесь надо? — повторил он. — Мне надо овладеть пиком Тэбали, и я овладею им! — надменно заявил он. — И если вы не сдадитесь сейчас же, то будете все уничтожены, все до последнего.

— Ах ты, дрянной карлик! В уме ли ты? чтобы мы сложили пред тобой оружие! Да я скорей заставлю тебя проглотить твой язык! — вскричал возмущенный Виржиль и, выхватив саблю из ножен, скомандовал своему отряду громовым голосом:

— Стой! Ружья к плечу! Целься!…

Та же команда послышалась и в противоположном лагере.

Но, к немалому удивлению обеих сторон, ни тот, ни другой отряд не повиновались команде. Один из вождей негритянской стражи Каддура, отделясь от своих, подошел к нему сообщить что-то. Одновременно с ним и Шаака подошел к Виржилю, со словами:

— Сыны стран Великих Озер не сражаются никогда друг против друга! — и он указал рукой на чернокожих воинов Каддура. — Прикажи нам, что хочешь, и все мы готовы повиноваться тебе, но только не приказывай стрелять в своих братьев!…

Вождь негров Каддура, подойдя к карлику, сказал ему почти то же.

— Посмотри, господин, эти люди так же, как и мы, — дети страны Великих Озер. Брат не может идти на брата!

— А-а! — заревел в ярости Каддур, — брат не может идти на брата! Погоди, Мадуппа, я тебе покажу, что значит так говорить со мной!

И, выхватив из кобуры револьвер, он в упор выстрелил в бедного негра, стоявшего перед ним, и разом уложил его на месте.

— Ну, что? пойдете вы теперь, мерзавцы? — ревел Каддур, обращаясь к своей многочисленной страже.

— Да, пойдем, но только против тебя, если только посмеешь еще угрожать нам! — ответили воины первого ряда. — Мы — твои солдаты и клялись тебе в верности, но не можем идти на наших братьев!

Каддур испускал пену и грыз ногти в бессильном бешенстве. Наконец, видя, что ничто не поможет, крикнул глухим, сдавленным голосом: «Ну, так налево кругом и домой!»

Но не на то рассчитывал Виржиль, безмолвно присутствовавший при этой сцене и только о том и думавший, как бы ему освободить своего господина.

— Нет, постой, карлик! — крикнул он, схватив его коня за узду, — наши солдаты отказались драться: у них на то есть добрая причина. Но у нас с тобой нет никакой причины поступать так же, как они… Так вот, сразимся один на один!… Кто победит, того будут и пленники: ты — так твои, а я — так пусть будут мои!

Черные воины как той, так и другой стороны пришли в восхищение от этого вызова: они умели ценить храбрость и мужество.

Между тем, не дожидаясь согласия Каддура, Виржиль накинулся на него с высоко поднятой саблей. Карлик едва успел отразить первый удар, подняв на дыбы своего скакуна, затем, выхватив драгоценный дамасской стали ятаган, отразил им второй удар Виржиля и занес его над головой отважного солдата. Когда Виржилю пришлось парировать удар, то его сабля, далеко не высшего достоинства, сломалась пополам, скрестившись с дамасской сталью ятагана.

Все присутствующие полагали, что отважный француз безвозвратно погиб. Не тут-то было! Едва увидел он себя обезоруженным, как одним прыжком, точно тигр, вскочил на спину карлика и, запрокинув его назад, вцепился ему пальцами в горло. Сдавив его в своих сильных руках, он стащил карлика с седла и прежде, чем тот успел опомниться, повалил его наземь, затем, не дав ему возможности шевельнуть рукой, крепко придавил коленом.

Оба отряда громкими криками одобрения приветствовали эту блестящую победу. Если бы у Виржиля было в этот момент какое-нибудь оружие под рукой, нет ни малейшего сомнения, что наглый карлик тут же бы заплатил жизнью за всю свою наглость. Впрочем, и без того он чуть было не задохся в сильных руках Виржиля. Но первый момент злобы прошел, — и бывший алжирский стрелок, видя, что враг его уже бессилен, решил не доводить дело до конца. Он поднялся с земли и, сделав знак своим людям, приказал связать и унести карлика, лежавшего без всякого движения и без малейших признаков жизни.

Между тем черная стража Каддура стала подходить и брататься с черными защитниками Тэбали. Слышались радостные крики, похлопывание по бедрам, прыжки, скачки и приплясывание. Было ясно, что о какой бы то ни было враждебности двух отрядов не может быть и речи. Быть может, даже черная гвардия Каддура была особенно рада такому исходу дела, который гарантировал ей полную безопасность от его мщения. Кроме того, убийством их вождя Мадуппы этот надменный карлик показал им, каким образом он намерен заставлять их повиноваться ему. И потому никто из его воинов нисколько не протестовал против того, что его связали и унесли; никто не воспрепятствовал и Виржилю, кинувшемуся прямо к своему господину, как только он успел справиться с карликом.

Не прошло двух минут, как и Норбер Моони, и доктор, и Мабруки были освобождены им из уз, а Гертруда и Фатима выпущены из душного закрытого паланкина. Обе женщины из-за занавесок видели все, что происходило на месте поединка, и можно себе представить, что переживали они в эти моменты, когда продолжалась борьба безобразного карлика с их мужественным защитником. Норбер Моони, как только очутился на свобод! прежде всего позаботился, чтобы скорее укрыть Гертруду от возможного повторения того, что уже раз случилось с нею. Он поспешил отправить ее раньше вместе с доктором и Фатимой. Затем поручил Виржилю предложить воинам Каддура поступить в число защитников Тэбали.

Однако их вожди, посоветовавшись между собой вежливо отклонили это предложение. Радамехский карлик, так говорили они, был побежден в честном бою, и они не считают себя вправе противиться воле победителя над побежденным. Но вместе с тем, как они не считали возможным идти на своих братьев, так точно считают нечестным, с их личной точки зрения наемных воинов, передаваться победителю, пока жив их настоящий господин, которому они обязались служить. Кроме того, они знали, где им теперь найдется дело: Махди шел на Хартум, и они в любой момент могли встать под его знамена.

Норбер Моони, конечно, преклонился перед этим проявлением своеобразного рыцарского чувства в этих сынах страны Великих Озер, не имевших здесь ни семьи, ни родины. Затем, попросив их отдохнуть с пути и принять от него угощение, обменялся дружескими приветствиями с вождями этих чернокожих воинов и поспешил на вершину Тэбали.

Следом за ним шла и его черная стража во главе с Виржилем. Четверо человек несли Каддура, все еще бесчувственного, на щите. Издали он напоминал громадный ростбиф на большом блюде, как весело заметил сэр Буцефал при виде приближающегося шествия.

Первой заботой Норбера Моони было приказать отнести все еще бесчувственного карлика в помещение трех господ комиссаров, пустовавшее теперь, в левом флигеле здания обсерватории, и попросить доктора тотчас же оказать ему необходимую помощь. При этом он не забыл также поставить часовых к его дверям, для большей безопасности, на всякий случай.

Покончив со всем этим, он вошел в гостиную, где его ожидала Гертруда, едва успевшая оправиться после всех пережитых ею ужасных впечатлений, но тем не менее ласковая и улыбающаяся.

Теперь только, когда опасность миновала, они могли отдать себе полный отчет, насколько она была велика и серьезна. Что сталось бы с ними, если бы взаимный отказ черных воинов драться друг против друга, а также удивительное мужество и присутствие духа Виржиля не изменили всего положения дела и не превратили Каддура в пленника его жертв? Не подлежало, конечно, ни малейшему сомнению, что злобный карлик со злорадством принялся бы разрушать и уничтожать все, что здесь было создано путем стольких трудов и усилий, что он разграбил бы и разгромил всю обсерваторию, перерезал и расстрелял бы всех защитников Тэбали, как он о том и заявлял, быть может, даже подвергнув их предварительно самым ужасным пыткам… А теперь все они были свободны… из этой борьбы вышли победителями они, а не он… теперь уж не они, а он был в их руках! Если бы Норбер Моони в этот первый момент негодования вспомнил, что этот мерзкий карлик, этот подлый шарлатан осмелился поднять глаза на Гертруду, осмелился угрожать ей и подвергнуть самого Моони и всех его спутников самому унизительному обращению, — если бы Моони послушался в этот момент своего первого внушения он, конечно, немедленно приказал бы его казнить. Но, по свойственному всем порядочным людям чувству деликатности, он не уступил этому первому побуждению и счел необходимым, во всяком случае, хотя бы на время, отложить эту казнь, тем более что карлик все еще не приходил в себя. Потому-то он и начал с того, что прежде всего попросил доктора навестить пленника и оказать ему всякую помощь, какая только потребуется.

Доктор, вернувшись от больного, заявил, что несмотря на все усилия, ему не удалось привести карлика в чувство, что он по-прежнему находится в совершенно бесчувственном и бессознательном состоянии и потому есть основание предполагать сильное сотрясение мозга. В силу всего этого, конечно, мысль о смертной казни для карлика была отсрочена на неопределенный срок: трудно решиться хладнокровно вынести смертный приговор даже и своему злейшему врагу, когда он безоружен, да к тому же находится без сознания.

Затем возник вопрос, — не счастливый ли это, в самом деле, случай, что карлик все-таки остался жив; не является ли этот уродец по отношению к Радамехскому Могаддему и всему племени Шерофов ценным залогом, которым можно было бы с выгодой воспользоваться? Таково было всеобщее мнение после того, как собраны были различные сведения и подробности, удержавшиеся в памяти того или другого из присутствующих. Виржиля все единогласно осыпали самой сердечной благодарностью за его несравненный героизм, которым он спас их от поистине трагического положения и самой печальной развязки, грозившей не только пленникам, но и всем обитателям Тэбали и даже самому их делу.

Гертруда Керсэн рассказала теперь историю депеши Гордона и все то, что ужасный карлик дал ей возможность видеть и чем он старался прельстить и запугать ее. Что этот Каддур являлся, несомненно, крупной личностью в Судане, быть может, даже самой крупной, благодаря своему дьявольскому гению, своим обширным знаниям и связям, это, конечно, не подлежало сомнению. Возможно, что случай дал теперь Норберу Моони в руки единственное верное средство повлиять не только на все население Судана, но и всех других мусульманских стран. Карлик хвалился тем, что этот грозный Махди — не более, как жалкая кукла в его руках, кукла, которою он управляет по своему произволу. А если это было так, хотя бы даже и наполовину, если этот уродливый карлик действительно имеет какое-нибудь влияние на Махди, то какое громадное значение должен будет иметь его плен на все дальнейшие события в Судане!…

Махди шел на Хартум, — это уже не подлежало никакому сомнению, — и если действительно телеграмма Гордона была перехвачена и перефразирована, — чего было довольно трудно не допустить, после того, что видела своими глазами Гертруда, — то прибытие в скором времени вспомогательной английской армии становилось с минуты на минуту все более сомнительным. Кроме того, даже и в чисто личных интересах господину Моони, хотя бы по отношению к найму рабочих, необходимых для окончания работ на Тэбали, было, во всяком случае, чрезвычайно важно иметь у себя в руках такой залог, каким являлась личность Каддура.

Следовало вылечить его и держать под строжайшим надзором: от этого, быть может, могла зависеть участь всех. Виржилю отдано было приказание удвоить число стражи вокруг помещения, отведенного пленному, и держать ухо востро, потому что он, без сомнения, будет пытаться бежать отсюда, как только встанет на ноги.

— Не бойтесь, я за ним пригляжу, и мои глаз верный! — сказал Виржиль, выслушав приказание Норбера. — Не этому комару мне нос подточить!…