Каратель

Глава 9 Эван

Думаю, он чувствовал себя неуверенно из-за шрамов.

Поэтому он настоял на том, чтобы не снимать байку на время полёта, в конце которого мы должны были приземлиться где-то, где оба вспотеем за пару минут.

Однажды я уловила краем глаза некоторые шрамы, но понятия не имела, что они такие обширные, пока сотрудник службы транспортной безопасности не попросил его снять байку, оставляя в одной чёрной футболке, с полностью раскрытыми руками.

И на них были шрамы.

Много шрамов.

Некоторые казались глубокими ссадинами, как если бы люди, которых он убил, поцарапали его. Но другие выглядели странно. Круглые. Совершенно круглые. И у меня было предчувствие, что это были ожоги от сигарет или сигар. Кожа была вспухшей и выпячивала так, как при таких ожогах. У моего отца был подобный на руке, на сгибе между большим и указательным пальцами, от какого-то главаря банды, к которой он однажды попал в руки.

Были и другие шрамы, не такие поверхностные, как царапины; они выглядели так, будто в его плоти сделали выемки, а лечить не стали, так что коже пришлось зарасти поверх недостающих мест, ведь она не была сшита аккуратными швами.

Болезненно.

Что бы ни оставило эти раны, должно было быть чертовски больно.

Я не могла представить.

И что бы ни оставило эти раны, очевидно, он не хотел об этом говорить. Поэтому постоянно их закрывал.

Какую тьму он должен был познать?

— Нет, — вдруг произнёс он, от чего я подскочила. Я так долго была погружена в свои мысли, что на автопилоте прошла за ним в самолёт и по проходу, даже не заметив.

— Что «нет»?

— Нет, я хочу сидеть у прохода, — прояснил он, толкая меня плечом и эффективно практически усаживая меня на место.

— Такой джентльмен, — сказала я, закатывая глаза, пока садилась.

— Точно, обычный чёртов Эшли Уилкс. Ты должна знать эту отсылку после всех своих книг, — добавил он, застёгивая ремень безопасности.

— «Унесённые ветром».

— Именно. Ещё один хороший фильм. Если есть четыре лишних часа.

— Ты точно заставишь меня смотреть фильм во время полёта, да?

— Вы только посмотрите на это, — с усмешкой заявил он. — Мы можем посмотреть «Моану», — сказал он восторженно. — И под «можем» я подразумеваю «будем».

Через пару минут мы начали его смотреть.

И это было мило.

Может быть, я немного больше положенного отвлекалась на тот факт, что мы вроде как делили подлокотник на двоих, что я чувствовала жар его тела через ткань рукава, что он не отстранился, когда я положила руку рядом. Мне будто снова было шестнадцать.

Что, видимо, означало, что я по уши — и я морщилась, используя это слово будучи взрослой — втюрилась в странного, покрытого шрамами, временами смешного, всегда таинственного, очень способного к поцелуям Люка.

Действительно, отрицать было нечего.

Особенно, когда я крайне чувствительно воспринимала крохотные, несущественные мелочи, например, как его рука касалась моей, жар его тела и то, как в его глазах танцевали огоньки, когда он говорил что-то смешное. Всё это добавлялось к влюблённости, не важно, как ты пытался решить уравнение.

Умно?

Нет.

Логично?

Ну конечно нет.

Но тем не менее, чувство было.

Я подумала, может быть, поездка пойдёт на пользу. Может, его присутствие рядом в течение пары дней подряд на удушающей жаре, в эмоционально заряженной ситуации, излечит меня от этого.

Или, знаете, может быть, мы превратимся в спутанную кучу вспотевших конечностей после мощных, сотрясающих мир оргазмов.

В любом случае.

Я готовы была так «рискнуть».

— Итак? — спросил он, когда фильм закончился, потянувшись, чтобы снять с меня наушники.

— Я хочу свинку, — объявила я, и он хохотнул. — «Пуаа» на гавайском значит «свинья». Воображение особо не понадобилось.

— Как с Хеффером в «Новой жизни Рокко». Ах да, — он вздохнул, — я забыл. В детстве ты не учила песню о переработке. Как ты вообще научилась писать слово «консервация» без этого шоу?

— Эм… со словарём? — предположила я.

На это он фыркнул.

— Зануда, — бросил он. — Итак, куда мы направляемся из Хьюстона?

Люк буквально оставил все мелочи планирования путешествия на меня. Я знала, что обычно он практически пугающе придирчивый в деталях своей работы, но, может быть, раз его работа была другой, он был не против остаться на пассажирском сидении и позволить мне разобраться со всеми планами.

— Я взяла на прокат машину у аэропорта. В пяти часах езды от аэропорта в сторону МакАллена есть место, где мы можем переночевать. К тому времени мы будем убиты.

— И где мы будем ночевать?

— Ну, я изо всех сил старалась найти хижину в лесу, на холме, с атмосферой старинности, но увы, Техас плоский и не обладает большими лесами. Но стариков много. Может, один из них оставил свою энергию в стенах твоего номера отеля. Там очень, эм, южный декор. Я практически уверена, что видела на одной из стен фотографию ковбойских сапог в рамке. Милое местечко. И всего в пятнадцати минутах от церкви, о которой ты говорил.

— Отлично.

— Может, там у тебя получится немного поспать, — произнесла я в напряжённой тишине, и его голова повернулась, чтобы с любопытством на меня посмотреть. — Брось, никакой кофеин не сможет спрятать тот факт, что ты не спишь.

— Я прохожу некоторые фазы, — уклончиво ответил он, пожав плечами, будто в этом не было ничего такого.

— Ну, может смена обстановки тебе поможет.

— Да, может быть.

В его голосе не было ни капли оптимизма.

И я не могла не задуматься, что это были за фазы, что стало их причиной, что их прогоняло. Дело было просто во всей тьме, в которую он был вовлечён? Когда он пытался отдохнуть ночью, видел ли он под закрытыми веками людей, которые молили о жизни, делали последние вздохи? Видел, как мёртвые тела растворяются в ванне?

Казалось, все эти вопросы останутся без ответа, потому что остаток полёта он демонстративно меня игнорировал. Внешне это было не особо заметно, за исключением того, что он был сосредоточен на проходе, так что я не могла поймать его взгляд и начать очередной разговор.

У меня складывалось ощущение, что он так обиделся потому, что я задела нерв. Может, из-за того, что я недавно увидела его шрамы и заметила его бессонницу, он чувствовал себя немного раскрытым. Человек вроде него, живущий за своими стенами, за длинными рукавами и капюшоном, прячущийся в лесах вдали от мира, явно не привык, чтобы кто-нибудь хотя бы пытался с ним сблизиться.

Я хочу сказать, что даже его друг-сыщик Барретт не казался его другом. Эти двое общались как два человека, которые тусовались вместе, будучи подростками, и не виделись десять лет. Конечно, они оба были одинаково странными персонажами, и, может быть, дело было скорее в этом, чем в неспособности Люка к общению. Насколько я знала, они могли вместе смотреть что-нибудь спортивное и ездить в город каждую неделю, чтобы цеплять девчонок.

От последней мысли мой желудок слегка пошатнулся. Совершенно нерезонно, я знала, но тем не менее, это произошло.

Мне нужно было взять под контроль эти похожие на влюблённость чувства.

Но это оказалось практически невозможно, как только мы отправились в очень напряжённую дорогу на машине, где я была водителем, а Люк играл капитана радио. Я была не против, потому что всё равно не знала никаких чёртовых песен. Я чувствовала взгляд Люка на своём профиле, когда он находил песню, которую считал популярной, подходящей, хорошей или всё это одновременно. Он наблюдал, узнаю ли я её. Когда ничего не обнаруживал, он тихо вздыхал или цыкал.

Помимо этого и случайных указаний направления от дамы из навигатора на моём телефоне, поездка была болезненно молчаливой.

Мы не разговаривали.

Он не подшучивал надо мной.

А я, ну, я не могла придумать, что сказать.

Фраза: «О, смотри, ещё одна лошадь» казалась немного паршивой.

Снаружи отель был отделан тёпло-песочной штукатуркой, в стиле испанской виллы. Он был большим, и вокруг хватало зелени, что меня впечатлило, учитывая давящую сухую жару.

За время своих путешествий я сама испытала все виды жары.

По моему скромному мнению, не было ничего хуже сухости. Она давит на грудь и превращает дыхание скорее в мысль, чем в действительность.

Мы взяли свои сумки и прошли в холл, где я фыркнула, потому что там была не только фотография ковбойских сапог в рамке, как я предположила, но ещё там были фотографии ковбойской шляпы, шпор и кактуса. Конечно, они были вроде как современными, с яркими цветами, но это всё равно было невероятно и практически оскорбительно по-южному. Местным вообще такое нравилось? Кто знал.

— Простите, мисс Круз, — сказала молодая женщина за стойкой, поднимая взгляд от компьютера. В своей белоснежной рубашке она выглядела компетентным профессионалом. Я понятия не имела, как она не пропотела в ней насквозь по пути на работу.

«Кровь разжижается», — сказали мне однажды в Алабаме, когда я пожаловалась на особо сильную волну жара.

Может, на выросших в определённом климате людях такое не сказывается так, как на туристах.

— У меня сказано, что для вас забронирован один номер с двумя кроватями, а не два номера с кроватью в каждом.

— Что? Нет, — настаивала я, качая головой и чувствуя себя идиоткой. — Нет, это невозможно.

— С онлайн-заявками бывают сложности, мэм, — продолжала она, с извиняющимся видом и явно не заботясь о том, как изогнулись мои губы от слова «мэм». Едва ли я была «мэм», чёрт побери. Я всё ещё твёрдо стояла в категории «мисс». — Эти два варианта располагаются рядом. Возможно, вы просто нажали не на ту кнопку.

Уф.

Полагаю, это было совершенно возможно.

— Ты действительно облажалась, — тихо произнёс Люк, опираясь на стойку, спиной к женщине. Наверное, это был первый раз после самолёта, когда он заговорил со мной напрямую, не считая тех моментов, когда помогал мне читать дорожные знаки. И когда мой взгляд переключился на него, он был явно развеселён так называемой лажей.

— Верно. Простите за недопонимание, — сказала я, улыбаясь женщине. — Есть какой-нибудь способ… что? — спросила я, потому что на половине моей речи она уже начала качать головой.

— Мне жаль, мэм, — ох, она действительно копала себе могилу этим «мэм». Мне было жарко. У меня всё затекло, и я была раздражена после путешествия. У меня урчал желудок. И меня почти до абсурда раздражала дистанция между мной и моим компаньоном. Короче говоря, я была сердита и не в настроении для вежливой чепухи. — На этой неделе в нашем конференц-зале мероприятие. Мы переполнены.

— Ну конечно, — проворчала я, закрывая глаза и делая глубокий вдох, стараясь не сорваться на неё, ведь если не считать грехов с «мэм», это была не её вина. — Наверное, мы поедем куда-нибудь…

— Просто заселите нас в номер, который забронирован, мэм, — сказал Люк, и когда мои глаза распахнулись, я увидела, как дёрнулись его губы. Будто он знал, что меня злит это слово, будто точно знал, что делает, говоря это женщине, которая была минимум на два или три года младше меня.

Мне пришлось сжать губы, когда она немедленно напряглась, её улыбка на мгновение померкла, а затем сменилась другой, холодной и фальшиво вежливой.

— Ты становишься чертовски ворчливой во время путешествий, да? — спросил он, пока женщина щёлкала что-то в своём компьютере.

— Сказал парень, который надулся на пять часов и не разговаривал со мной. Игра в молчанку — это по-детски, Люк. На случай, если ты не знал. Если у тебя со мной какие-то проблемы, говори мне об этом.

Я чувствовала его взгляд на своём профиле, практически удивляясь, как он не прожёг дыры в моей коже такой напряжённостью. Но я оставалась сосредоточенной на женщине за стойкой, в то время как она начала свою тягомотину.

Когда мне протянули карты-ключи, я поблагодарила её, развернулась на пятках и пошла к лифтам, на которые она указала, не дожидаясь Люка и не глядя, идёт он или нет.

Однако, он догнал меня и проскользнул в лифт вместе со мной, и пошёл за мной по коридору на нашем этаже.

Номер был милым, хоть и немного необычным. Стена позади кроватей была ярко-зелёной. Стена, окна в которой выходили на бассейн позади отеля, была отделана фальшивыми белыми кирпичами. Сами окна были закрыты лёгкими терракотовыми занавесками. Коричневый плюшевый ковёр был чистым. Каждая кровать со стёганным изголовьем из искусственной кожи была накрыта белыми простынями и покрывалами с белым, ярко-зелёным, коричневым, терракотовым и бирюзовым цветами. Стиль был практически слишком пляжным, учитывая, насколько далеко мы были от океана.

Но смотрелось симпатично.

И я чувствовала запах отбеливателя, дезинфицирующего средства и какого-то кондиционера для белья, так что было чисто.

Это было самое важное.

Я подошла к ближайшей к окнам кровати, бросая на неё сумку и садясь на край, вздыхая.

У меня было больше надежд на эту поездку.

Может, это было глупо. Надежды были основаны на том общении в его доме однажды днём, когда мы смотрели телевизор, ели сэндвичи и строили планы. Я ведь не могла по одному дню понять, каким был этот человек.

Я просто подумала, не знаю, что он будет больше шутить, рассказывать что-то интересное. Я не ожидала полного игнорирования. Или того, что придётся жить в одном номере с кем, кто в этот момент явно не был моим фанатом.

Я смутно осознавала, как Люк тоже сел на край своей кровати, но лицом ко мне.

— Хорошо, — вздохнул он. — Я не привык, чтобы люди пытались меня узнать, или чтобы их вообще волновало что-то обо мне. Даже что-то такое мелкое, как моя усталость, — я повернула голову на бок и увидела, что он наблюдает за мной, всё ещё со своим чёртовым капюшоном на голове. Будто прочитав мои мысли, он продолжил. — Что касается капюшона и шрамов, Эв, я не собираюсь об этом говорить. Я не из тех, кто кому-то открывается. У меня поганое прошлое, и это гадко, и такому не место в твоей симпатичной головке. Потому что тогда ни один из нас не будет спать. Ладно?

Действительно, чего ещё я могла ожидать?

Мы по-прежнему были практически незнакомцами.

Было бы сумасшествием хотеть на личные вопросы услышать больше, чем расплывчатый ответ.

— Ладно, — согласилась я, слегка кивнув.

— Так вот, — произнёс он, ухмылка приподняла одну сторону его губ, и его серьёзное лицо стало озорным. — У тебя и правда проблемы со словом «мэм», а? Часики тикают или что-то в таком духе?

— У меня есть ещё как минимум три года, прежде чем кто-то может начинать так меня называть.

— Думаю, дело скорее в южной вежливости, чем в твоём возрасте, куколка. Но это интересно. Ты злишься, потому что голодна?

— Не переживай, — улыбнулась я. — Я больше не упаду в обморок рядом с тобой. Но да, я голодна.

— Что ж, по соседству есть «Оливковый сад».

Моё лицо исказилось.

— Оливковый сад? Мы… пойдём собирать оливки? Я хочу сказать, что мне понадобится что-то более питательное. Чего смеёшься? — спросила я, когда он запрокинул голову и по-мальчишески рассмеялся, из-за чего у меня в животе всё поплыло, и между бёдер возникло трепещущее ощущение.

— «Оливковый сад» — это сеть итальянских ресторанов, Эв. И чертовски популярных.

— В Техасе? — спросила я, прищурившись. — Разве традиционная американская еда или, честно говоря, мексиканская не была бы здесь более приемлемой?

— Боже, вот путешественница. Ты будто с другой планеты прилетела, — объявил он, качая головой. — Если ты и должна что-то знать о нас, американцах, так это то, что мы хотим видеть все доступные нам национальные кухни в каждом городе, который посещаем. Ты не заметила, что в Нейвсинк Бэнк есть около пяти итальянских ресторанов, три китайских, суши, мексиканский, вьетнамский, индийский и каджунский?

— Я думала, это просто причуда этого города, — объяснила я. — В смысле, наверное, я просто привыкла есть мексиканскую кухню в Мексике, индийскую в Индии, а суши в Японии.

— А, но мы Великий Плавильный Котёл.

— Уверена, это отсылка к этническому разнообразию.

— Именно, — согласился он. — И каждый из этих народов привносит свою еду, чтобы поделиться с остальными нами.

— Оу, да? И что американцы в буквальном смысле подают на стол?

— Ну, — произнёс он, притворяясь, что действительно задумался. — Есть кукурузный сироп с высоким содержанием фруктозы, фруктовые роллы, бургеры с пончиками вместо булочек…

— Значит, в целом… продукты, похожие на еду, — с улыбкой сказала я.

— Очень-очень затягивающие, наполненные сахаром, похожие на еду продукты, — согласился он. — Я хочу сказать, если ты никогда не заезжала в полночь в кафе и не ела целую стопку пропитанных сиропом блинчиков с большим добрым куском масла и тост с джемом, и не пила бездонную чашку кофе, полную сливок и сахара, честно говоря, ты не попробовала всего, что может предложить эта страна.

— Не могу представить, чтобы это когда-нибудь звучало аппетитно. Если только ты не пьян.

— О, тебе ещё многому нужно научиться. Не переживай, я ещё сделаю из тебя сладкоежку. Хочешь принять душ, чтобы смыть это дерьмовое настроение, прежде чем идти за едой?

— Я, а, да, — ответила я, быстро поднявшись и потянувшись к своей сумке. — Вернусь через десять минут.

— На языке девушек это сорок минут, правильно? Я могу немного вздремнуть.

Я искренне имела в виду десять минут. Я была не особо требовательной. Сегодня утром я принимала душ. Единственное, почему я хотела помыться ещё раз, это чтобы смыть происшествия дня и, ну, может быть разобраться с особо сильной, пульсирующей нуждой между ног. Я знала, что если не разберусь с этим, то остаток вечера буду думать о том, что мы останемся вдвоём в номере отеля, где может произойти что угодно, включая переплетающиеся конечности и дикий секс.

Я включила душ, завязала волосы и разделась. Сделала глубокий вдох, становясь под струи, слегка прислоняясь к боковой стенке душа, опускаясь рукой вниз по своему телу, скользя между бёдер и не теряя времени, пытаясь покончить с пульсирующим желанием.

Поездка будет очень-очень долгой, сексуальное напряжение таилось прямо под поверхностью, ожидая ухмылки, смешка или какого-нибудь остроумного комментария.

Я закусила губу, чтобы сдержать любые звуки.

Но когда я приблизилась к оргазму, когда изображение Люка в моих мыслях окрепло, когда моё лоно болезненно сжалось в затянувшейся пустоте, а затем обрушились волны оргазма, откуда-то из глубины вырвался почти болезненный всхлип, неудержимый. Оставалось надеяться, что его заглушили звуки душа и закрытая дверь.

Чувствуя себя чуть более уравновешенной, я оделась в не такую сковывающую одежду, как раньше, выбрав простой синий сарафан, надеясь, что при курсирующем по всему телу воздухе будет далеко не так жарко.

Я едва успела выйти из ванной, как Люк оказался прямо передо мной. И прямо передо мной значит лицом к лицу. И его глаза были наполнены чем-то, что я не могла точно определить.

Он сделал шаг ближе.

Не зная почему, я сделала шаг назад и наткнулась на стену.

На груди снова стало тяжело.

Сердце дико заколотилось.

Это была приемлемая реакция.

Потому что в следующую секунду, без малейшего предупреждения, его рука скользнула вверх и надавила на мой клитор. От неожиданного контакта я издала сдавленный всхлип, чувствуя, как каким-то образом желание полностью возрождается, будто я не утолила его всего пару минут назад.

Он прижался своим лбом к моему, его глаза на долгое мгновение закрылись, пока пальцы продолжали ласкать меня. Искусно. Беспощадно. Пока мне не пришлось обвить его руками, чтобы держаться, потому что бёдра начали дрожать. Пока мой лоб не соскользнул, и я не уткнулась лицом в его шею, когда всхлипы превратились в стоны.

Пока он не довёл меня до грани, а затем толкнул за эту грань без промедлений, заставляя меня кричать его имя. Меня охватывали волны экстаза, а ему пришлось свободной рукой сжать моё бедро, чтобы прижать к стене и держать в вертикальном положении.

Он убрал руку, и я сделала глубокий вдох, пытаясь прийти в себя, пытаясь понять, какого чёрта только что произошло… и почему.

Я подняла голову, заставляя свои тяжёлые веки подняться.

Я снова обнаружила, что он наблюдает за мной, но на этот раз поняла во взгляде то, что в нём и было — желание.

— За закрытой дверью звуки были хороши, куколка, но слышать их вблизи и лично чертовски лучше, — объявил он, поднимая руки выше, чтобы сжать мои бёдра, а затем отошёл от меня. — Ключи от номера у меня. Не забудь сумочку. И туфли, — добавил он, будто веселясь, в то время как я просто… стояла на месте, слишком ошеломлённая, чтобы двигаться.

Но затем он вышел в коридор, давая мне минуту на сборы, и я вышла из своего ступора. Подойдя к кровати, я на секунду присела, мысли разгонялись так же сильно, как сердце.

Чёрт побери.

Ладно.

Значит… это произошло.

Это произошло, и я, видимо, должна была вести себя так, будто не было совсем ничего. Я должна была просто выйти из номера, пойти поужинать с этим мужчиной и просто каким-то образом забыть, что он подарил мне оргазм.

И, ну, я была взрослой женщиной.

Я не могла сделать этого на самом деле, но могла притвориться.

Я сделала очередной глубокий вдох, взяла свою сумочку и обулась, а затем пошла к двери.

— Итальянская кухня? — спросил он, отталкиваясь от стены, у которой стоял.

— Ага, — ответила я, слегка приподнимая подбородок.

После этого был ужин.

Мы говорили о Нейвсинк Бэнк, о еде, о Техасе, о том, в какое время мы выдвинемся на следующий день.

Ничего личного.

И стало немного легче вернуться обратно в режим друзей.

Мы вернулись в отель, и Люк ускользнул в ванную, чтобы принять душ. Я подождала, пока не услышала воду, а затем быстро разделась и надела пижаму, которую взяла с собой с мыслями о том, что буду спать в уединении, так что, да… это были короткие шорты, из которых практически свисала моя задница, и шёлковый топ, под тканью которого мои соски вставали торчком от воздуха.

Я забралась в кровать, выключила верхний свет, оставляя гореть только лампочку у двери в коридор, натянула одеяло и попыталась заснуть.

Знаете, пока дверь со скрипом не открылась, и мои полуоткрытые глаза не уловили что-то белое. Цвета белых полотенец из ванной.

И, ну, я никак не могла не посмотреть.

Я была обычным человеком.

Он наполовину отвернулся, копаясь в своей сумке, предоставляя мне полностью открытый обзор на его спину, чуть более мускулистую, чем я ожидала, учитывая его общую худобу.

Но у меня не поэтому всё оборвалось внутри, настолько, что я забыла, что притворялась спящей.

Нет.

Это было потому, что если я раньше и считала, что его руки такие из-за его жертв, в тот момент я сразу поняла, что полностью ошибалась.

Потому что Люк был жертвой.

Его спина была картой ужасов.

Каждый шрам рассказывал историю, от которой бы мне наверняка стало плохо.

И, казалось, не было ни одного не отмеченного квадратного дюйма кожи.

Что с ним произошло?

Он поэтому жил в хижине в лесу, оторванный от людей? Что за чудовище поступает так с другим человеком?

— Люк… — произнесла я, садясь, всем нутром желая потянуться к нему.

Всё его тело передёрнуло, будто он действительно думал, что я сплю. И в своём шоке он развернулся ко мне полностью, обнажая ещё одну, другую россыпь шрамов. Но все они были на одном месте поперёк его груди. И это были не просто случайные шрамы. Это было слово, вырезанное на его плоти.

Прежде чем я успела сказать что-то ещё, он развернулся и снова исчез в ванной. Я услышала какой-то грохот, а затем ничего.

И я имею в виду ничего.

Почти час оттуда не было слышно ни звука.

После этого он вышел и выключил свет, но я заметила, что он в футболке, будто принял, что больше не нужно прятаться.

Но он не смотрел на меня, пока залезал под одеяло, а уставился в потолок.

Я чувствовала, что не могу затягивать момент, просто не могу… притворяться, что ничего не было.

Я оттолкнулась от матраса, садясь на край кровати.

— Люк? — позвала я, но он просто покачал головой, всё ещё глядя вверх.

Я сделала глубокий вдох и встала, подходя к его кровати, наблюдая, как он заставляет себя посмотреть на меня, пытаясь скрыть во взгляде уязвимость, но не раньше, чем я её увидела.

— Я не буду спрашивать, — сказала я, опуская руку и касаясь его предплечья, мои пальцы коснулись одного из круглых ожогов, вспухшего, но в то же время странно гладкого. — Ладно? Я никогда не буду спрашивать.

Не знаю, чего я ожидала.

Но определённо не того, что произошло на самом деле.

В одну секунду я просто стояла на месте.

В следующую он наполовину приподнялся, схватил меня за руку и дёрнул вниз, на свою кровать. Я едва успела приземлиться, прежде чем его рука обвила мою спину, и он прижал меня к своей груди.

— Ладно, — сказал он, едва слышно.

А затем мы уснули.

Ну, он уснул.

Что было хорошо.

Он нуждался в этом.

А я, ну, я не спала, понимая, что мы каким-то образом, даже не разговаривая, перепрыгнули это гигантское препятствие между нами.

И это означало, что мы взяли все эти «мы только друзья с периодическими преимуществами» и выбросили в окно.

По крайней мере, я была довольно уверена, что это произошло.

Время покажет.

В конце концов, убаюканная равномерным вздыманием груди Люка подо мной, его сердцебиением и его рукой, крепко сжимающей меня, чего не бывало уж слишком долго, я погрузилась в лишённый сновидений сон.