Каратель

Глава 16 Люк

— Что я могу сказать, Ларри? — произнёс я, вертя в руках разделочную доску. Эта вещь действительно была произведением искусства, смесью разных зёрен, профессионально совмещённых в милый узор.

Видите ли, единственной проблемой в этом было такое количество мышьяка, что тесты стали ярче, чем максимальный уровень на схеме расшифровки.

— Мне не нравятся мужчины, которые пытаются отравить женщин, — он был связан в своём амбаре. Обычно мне не нравилось ездить в командировки. Это было проблематично. Было тяжелее подчищать улики. Но ещё мне не очень нравилось тащить людей по штатам и нарушать федеральные законы. — Я хочу сказать, что считаю это общим правилом. Никому не нравятся мужчины, которые причиняют боль женщинам. Это жалко. Это трусливо. Это создаёт впечатление, что твой член напоминает карандаш. Но в любом случае, я отошёл от темы. Мне очень-очень не нравятся мужчины, которые пытаются отравить мою женщину, — сказал я, разворачиваясь, махая огромной разделочной доской, ударяя ею по голове мужчины.

Я не был любителем пыток.

Но что я мог сказать?

Он не признавался.

Мне нужно было, чтобы он признался в содеянном.

И мне нужно было знать, почему он это сделал.

Потому что не важно, сколько поисков я провёл прошлой ночью, после того как Эван уснула, и у меня появилось часа два, я не мог понять почему. Ну, дружил он с Алехандро. Ну, была она его приёмной дочерью. Ну и что?

Эван была не во вкусе Ларри.

Ему нравились только низкие, пухлые блондинки.

Он никогда не отступал от этого.

Так что он не мог злиться, что Алехандро не подпускал его к своей дочери.

Тогда каким был мотив, чёрт побери?

— Мужчины бросаются друг на друга из-за чёртовых девок, — он сплюнул кровь на солому на полу.

Девка.

Какого чёрта?

Кто ещё использует такие фразы?

Что за старомодный хрен.

— Боже, — прорычал я, качая головой. — Зачем травить чёртовую разделочную доску? Что Эван тебе сделала?

— Превратила этого мужика в сучку, — ответил он, качая головой.

— Алехандро? — спросил я, щурясь. — Он насиловал женщин в каждой стране, которую посещал, даже после того, как изнасиловал мать Эван и похитил её дочь.

— Что этот человек делал до неё…

Уф.

Чёрт.

Мне хотелось вырвать сердце из его груди и выжать из него всю жизнь.

Он не так уж ошибался.

Хоть я не мог найти никаких настоящих доказательств в интернете, так как события предшествовали большей части даркнета, там были истории про мужчину, похожего по описанию на Алехандро. Ритуальное, садистское насилие. Долгие, растянутые пытки, которые оставляли женщин полумёртвыми и обычно полностью выжившими из ума.

— Знаешь, он заставил меня согласиться заботиться о ней, если с ним что-то произойдёт.

— Заботиться о ней не значит убить её к чёртовой матери, недоумок.

— Эту фразу можно интерпретировать по-разному, придурок.

— Почему мышьяк? Почему было просто не убить её, когда она приезжала за вещами? Оу, — произнёс я, кривя губы.

Да уж.

Для большинства чокнутых, как Ларри, акт убийства был сексуальным. Самое насилие было властью. От убийства у них твердели члены. Одна женщина, за которую его посадили, была изнасилована неизвестным предметом. Готов поклясться жизнью, что он дрочил на трупы, прежде чем их закопать. Он не хотел убивать Эван своими руками, потому что она была не в его вкусе.

Полагаю, это чёртово благословение.

— Какая к чёрту разница? Он мёртв. Она переехала. Зачем убивать её сейчас? Почему не десять лет назад?

Он отвёл взгляд, отказываясь отвечать.

Я ненавидел таких ублюдков, которые заставляли меня играть в догадки, читать язык их тела, выяснять всё самому.

— Что? Потому что Алехандро увидел бы у неё симптомы? В конце концов вышел бы на тебя? — я выдохнул. — Немного жаль, что он не удостоился этой чести. Я ненавидел этого ублюдка, но он по-настоящему тебя помучил бы.

— Что? А ты нет?

— Обычно я убиваю довольно быстро и сухо. Мешок на голову. Нож по горлу. Просто, правда. Видишь ли, я не больной ублюдок, который кайфует от того, что причиняет кому-то боль. Я просто хочу избавить мир от больных психов, таких как ты. Обычно я даже даю выбор. Можно пойти к копам или умереть.

— Но у меня нет такого выбора.

— Нет. В смысле, зачем, чтобы ты мог в защищённой тюрьме сидеть до смерти? Это не так уж далеко. Ты сколько весишь? Далеко за сто пятьдесят. У тебя, должно быть, повышенное давление, холестерин, и мне не хочется думать, как выглядят твои артерии. Твои щиколотки и икры размером с чёртовы арбузы из-за задержки воды. Почечная недостаточность. Тебе всё равно не так долго осталось. И хоть может быть достаточно поэтично, если ты застрянешь в клетке и будешь дышать воздухом, который постоянно воняет дерьмом, будешь есть еду государства, которую так ненавидишь, боюсь, ты не сможешь это выбрать.

— Потому что эта сучка принадлежит тебе.

Я выдохнул.

— Не хочется тебя расстраивать, но мы в Америке. В двадцать первом веке. Больше никто никому не принадлежит. Но пока она не устанет от меня, да, я с ней. И даже если она устанет от меня, мне всё равно не плевать на неё. Видишь ли, так работают нормальные, здоровые отношения. Я знаю, что это понятие для тебя незнакомо.

— Верно, я должен слушать советы какой-то тощего маленького хакера.

Боже.

Он был мудаком.

Не беря во внимание его прошлое насилие и желание убить Эван, мне хотелось его убрать. Просто за то, что он несчастное существо. Слава богу, он жил на своей огромной ферме и не часто беспокоил людей своим ужасным характером.

— Ну и что теперь, маленький засранец? — спросил он, совершенно не беспокоясь из-за того факта, что он связан, и вся власть очевидно у меня.

Но у меня было ощущение, что это всё напускное.

Он привык иметь власть.

Отсутствие этой власти, должно быть, съедало его изнутри.

— Я должен взять это дерьмо, — произнёс я, потянувшись за гербицидом, настолько накаченным мышьяком, что я переживал даже прикасаясь к контейнеру. Он использовал это вместе со снятым с производства (из-за уровня мышьяка) деревом, чтобы сделать Эван разделочную доску. — И влить тебе в горло. До последней капли. Затем ты можешь медленно и болезненно смотреть, что в итоге сделал бы с Эван. Но я не хочу, чтобы твой зад и дальше глотал этот воздух. Так что… мы сделаем всё быстро.

Ну, не совсем быстро.

Перерезать ему горло было бы самым быстрым маршрутом.

Но ещё и самым грязным.

Я полностью осознавал, что мы находимся в амбаре, полном соломы и оборудования. Убираться было бы тяжело и раздражающе, мягко говоря, если повсюду будет кровь.

Значит, оставался мешок.

И это было не быстро.

Отсутствие возможности дышать довольно ужасает.

Но у меня было ощущение, что этот ублюдок душил своих жертв, так что эй, конец был подходящим. Для него было хорошо увидеть пытки невозможности дышать, через которые проходили его жертва в последние мгновения перед смертью.

Три мгновения.

Вот, сколько нужно было, чтобы кто-то умер.

Они гарантированно теряли сознание в течение двадцати секунд. Но двадцать секунд невозможности восстановить дыхание это чертовски ужасающе.

Мне казалось, что это подходящий конец.

Мне не нравилось закапывать трупы.

В Бразилии я сделал это из необходимости, но это создавалось большую вероятность оказаться пойманным, чем, скажем, если полностью растворить тело и не оставить никаких следов того, что оно когда-либо существовало.

К слову, этот мужчина владел тридцатью акрами земли.

Десять из них были заняты огородом.

Мистер Мэнсон станет, в самом настоящем смысле этого слова, удобрением.

Через несколько часов, тщательно обмыв тело, я вытащил его в сад, выкопал достаточно глубокую яму, чтобы закопать три дела, бросил его туда, забросал обратно землю, а затем посадил поверх него зелёную фасоль. Она вырастет за несколько недель. Земля не будет казаться перекопанной.

Я вернулся обратно в амбар, собрал солому в общей зоне, где был с Ларри, и взял её с собой в дом. Постирал его и свою одежду с отбеливателем, высушил, а затем медленно сжёг в камине, вместе с соломой, пока не остался только пепел.

Я переоделся.

Вернулся на старую грязевую дорогу рядом с его территорией, где оставил какую-то машину-развалюху, которую купил в Джерси. Я торговал настоящими машинами с фальшивыми номерами, чтобы меня не отследили нигде и никак.

Я забрался в машину и поехал прямиком в Нейвсинк Бэнк, останавливаясь всего два раза на заправке. В один из этих раз я позвонил в местный департамент полиции района Ларри, чтобы анонимно сообщить о своих переживаниях, потому что не видел его уже некоторое время. Обычно я бы держал копов как можно дальше от места преступления, но у него были животные. Те, что пасутся на поле с собственным ручьём, будут в норме. А куры и лошади… не очень.

Я мог сделать много мрачных вещей в своей жизни, но нужно быть настоящим чудовищем, чтобы убивать животных по каким-то другим причинам, кроме как ради еды или из милосердия.

Я остановился на мойке самообслуживания, потратив час, чтобы стереть каждую частичку Миссисипи, а затем вернул машину в тайное место и пешком вернулся к Эван.

Прошло всего четыре дня.

Но прошла будто вечность.

И каждый раз, когда я думал о ней в этот промежуток времени, оно появлялось снова — это тёплое, наполняющее чувство в груди.

Оно будто только усиливалось, пока я шёл по дорожке к её входной двери, поднимая руку, чтобы постучаться, и думая, разозлится она или всё поймёт.

Какого чёрта я вообще должен был сказать, когда она…

— Барретт? — спросил я, резко выпрямляясь, увидев его в её доме. — Какого хрена ты здесь делаешь?

— Диего, — ответил он таким тоном, который говорил «ну ты и идиот», и отошёл в сторону, чтобы дать мне пройти.

— Ты не звонишь, не пишешь, ты мог лежать трупом где-то в канаве… — небрежно произнесла Эван, замечая, как я вошёл, улыбаясь мне, пока несла тарелки к обеденному столу. — Я ничего не пропустила?

— Может что-нибудь о конфетах от незнакомцев, о похищении и, оу, о состоянии моего нижнего белья.

— О… чём? — она подавилась смешком.

— Полагаю, это американские шутки? — спросил я, глядя на Барретта.

Когда взгляд Эван тоже устремился к нему, Барретт пожал плечами.

— Нас всех воспитали с пониманием, что нужно носить чистое бельё, на случай автомобильной аварии.

— А… какая разница? — спросила она, щурясь.

— Его могут увидеть доктор и медсёстры, — ответил Барретт, а Диего эпично вскрикнул, отчего мы с Эван поморщились, но Барретт был неподвижен и только поднял руку, чтобы на неё приземлилась птица.

— Это идиотизм, — заключила Эв, качая головой. — Хорошо, что ж, ты поздороваешься или как?

Мои губы растянулись в улыбке, пока я шёл к ней через комнату, чувства внутри были такими тёплыми и сильными, что было практически тяжело дышать.

Её лицо выглядело лучше. Рана на голове по большей части затянулась, красная и окружённая синими и фиолетовыми синяками, но она заживала. Губа уже восстановилась, возможно, Эван уже нетерпеливо отодрала корочку из-за застенчивости. Она уже не выглядела такой разбитой.

— Привет, — сказал я, обхватывая руками её поясницу, крепко прижимая её к себе. И даже при зрителях я чувствовал, как по мне начинает растекаться желание. — Как прошла твоя охота?

— Успешно.

— Не обязательно говорить шифрами, — небрежно сказал нам Барретт, поднося Диего к стойке-дереву и усаживая его туда. — Я прошерстил дом.

— Ах, что ты сделал? — спросила Эв, отстраняясь, чтобы оглядеться вокруг.

Я прошерстил дом.

— Что искал? — спросила Эв, явно не в курсе событий.

— Жучки. Что же ещё?

— В смысле термитов или… оу, — слегка застенчиво пробормотала она, когда я хохотнул, притягивая её к себе и целуя в висок. — В смысле записывающие устройства. Зачем ты обыскивал мой дом?

— Потому что он здесь, — я пожал плечами. — Барретту нравится проверять, чтобы никто ничего не подслушивал.

Это одна из самых привлекательных его черт, его осторожность. Потому что, давайте начистоту, частные детективы не всегда работают идеально в рамках закона. Барретт особенно, благодаря каким-то довольно впечатляющим навыкам хакерства, которые витали на очень незаконной стороне, размещаясь буквально через улицу от отделения полиции Нейвсинк Бэнк, хотел убедиться, что никакие его навыки не обернутся против него самого.

— Просто чувствуй себя как дома, приятель, — сказал я, приподняв губы в улыбке, но нахмурил брови, когда Барретт прошёл по кухне, собирая столовые приборы и салфетки, а затем пошёл к холодильнику за напитками.

Эван пыталась сдержать улыбку, но ей это не удалось.

— Прости, мы на минутку, Барретт, — сказала она, взяла меня за руку и потянула по коридору в спальню.

— Один хакер уходит, другой сразу приходит, — поддразнил я, наблюдая, как она проводит рукой по волосам, укладывая свои локоны по-другому. Это была странная мелочь, но я почему-то скучал по этому, находясь вдали.

— Ты был прав, — объявила она, со смесью веселья и ошеломления на лице.

— Что ж, мне всегда нравится это слышать, — хохотнул я, потянувшись, чтобы снять свою байку. — Но в чём я был прав на этот раз?

— Он и Диего будто… связаны. И он заходит два раза в день, чтобы его повидать.

Я рассмеялся над этим, вспоминая, как говорил, что им придётся делить опеку. Барретт никогда не казался мне особым любителем животных, но для такого умника, как попугай, видимо, возможны исключения.

— Диего теперь называет меня właściciel.

Польский.

Я так и знал, чёрт возьми.

— Какого чёрта значит właściciel?

— Хозяин, — ответила она, качая головой.

— Тогда как он называет Барретта? — с любопытством спросил я.

— Przyjaciel. Друг, — объяснила она, всё ещё стоя на расстоянии в полкомнаты от меня, пока я сидел на краю кровати.

— Ты на меня злишься?

— Что? Нет, — сказала она, качая головой. — В смысле, небольшое предупреждение не помешало бы, но нет.

— Тогда я не могу понять, почему ты всё ещё на расстоянии в полкомнаты от меня, — осторожно произнёс я, не желая говорит так, будто требую, чтобы она подошла. Я хотел знать её искреннюю реакцию.

— Я просто… Я не знаю, может тебе нужно было немного… пространства. Знаешь, ну, после…

— Куколка, а тебе нужно пространство, знаешь, ну, после…? — спросил я, стараясь сохранять позитивный настрой, хоть тема и была тяжёлой.

Потому что, хоть мы особо и не говорили об этом, моя так называемая карьера была особым фактором. Её реакция на то, что я делал, была самым большим фактором.

— Эм… нет. Я так не думаю.

— Хорошо. Что ж, мне уж точно не нужно пространство. На самом деле, мне нужно как можно меньше пространства между нами.

Она наклонила голову на бок, хитро улыбаясь.

— И под этим ты подразумеваешь…

— Сними всё, или я сорву, — согласился я, уже срывая с тела свою футболку.

Тогда она улыбнулась, будто с облегчением, будто испытывала такой же стресс, как и я, из-за того, как мы справимся со всем этим, когда я вернусь с работы, оба зная обо всём дерьме, которое я только что сделал.

Но факт в том, что Эван не была типичной женщиной. Хоть она и не знала обо всех гадостях, что Алехандро делал с женщинами, она полностью осознавала, что он использовал свои знания ядов, чтобы пытать и убивать мужчин. Она всегда знала это о нём. Но она была способна классифицировать это.

Так что, может быть, я должен благодарить эту тошнотворную гадость за тот факт, что она могла терпеть и мою работу.

Она потянулась к своей майке, стягивая её со своего тела.

Мой член уже стал твёрдым и пульсировал в штанах, пока я вставал, чтобы снять их, наблюдая, как она скользит руками вниз, чтобы снять свои джинсы, оставаясь в простом чёрном бюстгальтере и трусиках. В этом не было ничего излишне сексуального, но это было самое чертовски горячее, что я когда-либо видел.

— Всё снимай, Эв, — потребовал я, снимая свои боксеры и доставая из бумажника презерватив. Она завела руки за спину, чтобы расстегнуть лифчик, и когда ткань слетела с её тела, обнажая идеальные округлости её груди, её соски уже торчали.

Я опустил руку, чтобы сомкнуть её вокруг своего члена, рассеянно поглаживая его, пока Эван откидывала лифчик и опускала руки вниз по своему животу, к поясу трусиков.

— Ты меня просто убиваешь, чёрт возьми, — прорычал я, пока она дразнилась, касаясь кончиками пальцев мягкой ткани, ныряя одним пальцем под неё, а затем обратно. — Ох, проклятье, — произнёс я, бросаясь прочь от кровати, прижимая Эван спиной к стене и опуская руки между нами, чтобы резко сорвать ткань.

Её глаза расширились, а губы с шипением приоткрылись, когда звук разорванной ткани дал ей знать, что я сдержу своё обещание.

У меня всё было запущено. Яйца казались напряжёнными, а член практически болел от того, как я был возбуждён.

Я не собирался медлить.

Моя рука скользнула между её бёдер, поглаживая её влажную киску и находя её набухший клитор.

— Ты вся мокрая.

Она судорожно выдохнула, прижимаясь ближе ко мне, кладя лоб на моё плечо.

— Я скучала по тебе, — призналась она, от чего из моего члена вышло ещё больше предсемени.

Я сместил руку и бёдра, позволяя члену скользнуть по её влажным губам, чувствуя её дрожь, когда похожая охватывала и меня изнутри.

— Я тоже чертовски скучал по тебе, Эв.

Я вкладывал это далеко не один смысл.

Я скучал по сексу с ней, по ощущению, что нахожусь внутри неё, по звукам её стонов и скуления, по чувству того, как её ногти впиваются мне в спину, а её дыхание согревает мою кожу. Конечно же, я чертовски скучал по этому.

Но я скучал по ней и в простом смысле.

Казалось практически неправильным находиться вдали, после того, как много времени я провёл с ней.

Может, это было неразумно. В смысле, я знал её всего пару недель. Но к слову, мы проводили вместе дни и ночи. Мы стояли в долгих очередях в аэропортах, смотрели фильмы в самолётах, ездили в трясущихся автобусах, потели как чёртовы животные в походах, ели, спали рядом с друг другом, спали с друг другом. Мы делились всеми мельчайшими деталями своих жизней.

Я никогда не был так близок с кем-то, как с ней.

Так что я скучал по этому.

И скучал по тому, как она спала как убитая, как она пахла, как она дразнилась и искренне улыбалась, как она смеялась, как цеплялась за меня перед сном. Я скучал по историям, которые она рассказывала о местах, которые видела, с такими замысловатыми подробностями, хоть это всё и должно было забыться со временем. Клянусь, можно было увидеть красные, фиолетовые и золотые цвета сари в Индии, учуять запах хны, которой они замысловато татуировали её руки и ноги. Можно было почувствовать на спине настойчивое солнце в пустынях Африки. Можно было почувствовать крайне острую еду, которую она пробовала в Мексике. Можно было услышать крики диких ара в Южной Америке.

Я чертовски скучал по ней.

И хоть я понятия не имел, как относиться к этому факту, изменить это было нельзя. Это было просто фактором ежедневной жизни.

Я рассеянно думал, может быть, это изменит мою жизнь, может мне не захочется находиться вдали от неё долгое время, как иногда нужно было для работы.

Но затем она заскулила мне в шею, и я вернулся обратно в настоящее, чувствуя, как очередной поток её влаги покрывает мой член.

Я больше не мог терпеть.

Мне нужно было оказаться внутри неё, равно как нужно было дышать.

— Подожди… — сказала она, когда я попятился назад, утягивая её с собой к кровати.

— Что? — спросил я, разворачиваясь, чтобы она оказалась к кровати спиной.

— Барретт…

— Взрослый человек, который знает, что после полунедельного отсутствия я буду трахать свою женщину, как только вернусь. Но если ты переживаешь, полагаю, тебе придётся постараться быть потише, — с кривой ухмылкой ответил я. — Ключевое слово — постараться, — добавил я, хватая её, переворачивая и толкая передом на кровать, широко раздвигая её ноги, чтобы встать позади неё, схватиться за одну сторону её задницы рукой и жёстко шлёпнуть по другой. Она издала громкий горловой стон. — Да, полагаю, для тебя это будет вызовом, а? — спросил я, надевая презерватив.

Прежде чем она успела сказать что-то ещё, я ввёл член глубоко внутрь неё, борясь с желанием кончить, когда она громко вскрикнула и попыталась заглушить звук, уткнувшись лицом в простыни, но по большей части ей это не удалось.

Нельзя было медлить, нельзя было тянуть, никакой мягкости и нежности.

Для нас обоих прошло слишком много времени.

Нам обоим нужно было освобождение, равно как нужно было дышать.

Так что мы трахались.

Жёстко.

Быстро.

Громко.

Думаю, она совсем забыла о существовании человека по имени Барретт Андерсон, не говоря уже о том, что он был в доме.

Потому что к тому времени, как её киска крепко сжала мой член, говоря мне, что ещё один толчок приведёт её к оргазму, она была на грани крика.

Я опустил руку между её бёдер, прижимаясь к её клитору, входя всё глубже, зная, что этот толчок отправит нас обоих в забвение.

Пока я думал об этом, у неё перехватило дыхание, и её киска начала сильно пульсировать.

Я давил всё глубже, кончая с её именем на губах.

И как только к ней вернулся голос, она тоже выкрикнула моё имя.

Мы оба упали на кровать, пытаясь отдышаться. Я вытянул руку, чтобы прижать Эван к своему телу, пока она слегка тряслась от последствий оргазма.

— Да, пространство определённо не было нужно, — сказала она, прижимаясь ближе, говоря одновременно весело и мечтательно.

Спасибо богу за это.

Я не понимал, как сильно мне нужно было это услышать, пока она это не сказала. С уверенностью. И, может быть, с небольшой примесью секса в голосе.

— Рад это слышать, — сказал я, сжимая её, а затем перекладывая с себя на кровать, чтобы встать.

— Как ты сейчас ходишь? — спросила она, заставляя меня обернуться с огромной улыбкой, моя гордость наслаждалась этим маленьким поднятием самооценки.

— Куколка, я был в дороге весь чёртов день. Кажется, ты накрывала на стол, когда я приехал.

— Понятно, — произнесла она, садясь и собирая свою одежду, с озорной улыбкой. — Потрахаться с тобой и покормить тебя. Это всё, чего ты от меня хочешь, да?

— И близко нет, — сказал я, глядя на неё твёрдым взглядом, отчего её взгляд стал чуть более мечтательным, прежде чем я схватил свою одежду и пошёл в ванную.

— Где Барретт? — спросила Эв через минуту, встречая меня в коридоре, полностью одетая, разве что лифчик забыла. И, эй, я был рад всему, что облегчало мне доступ к её телу. — И Диего?

Мы вышли в столовую, где увидели пустую тарелку Барретта, но рядом лежала записка.

Впервые, она была написана не на польском и не шифром.

«Диего определённо травмирован вашим «воссоединением».

Мы в офисе.

— Б и Д»

— Он всё продолжает похищать мою птицу, — сказала она, качая головой, и пошла накладывать еду нам обоим.

— Думаю, пора принять, что Диего больше не твой. Теперь ты делишь опеку с Барреттом.

— Я была бы раздражена, но он каким-то образом научил его делать дела только на стойке. А это чёртово чудо. Так что пусть крадёт его сколько хочет.

Эван села рядом со мной и потянулась за вилкой.

Я поймал её руки, замечая, что она наконец стёрла обдёрнутый лак. Я провёл большим пальцем по её ногтю, от середины и до низа всё ещё тянулись линии, но свеже-отросший ноготь был чист.

— Сыпь тоже прошла, — добавил я, подразумевая сыпь на её груди.

— И я чувствую себя лучше, — призналась она, сжимая мою руку. — Не думаю, что я понимала, как мне плохо, пока это не прекратилось. За это нужно благодарить тебя, — сказала она, её взгляд смягчился. Затем она сделала что-то чертовски проклятое. Она наклонилась и прижалась к моей руке, положив голову мне на плечо. — Мне нужно благодарить тебя за многое, — добавила она.

— Эв… — произнёс я, пытаясь стряхнуть странный дискомфорт, который чувствовал внутри, принимая её благодарности.

— Если бы не ты, я всё ещё ездила бы по свету с серийным насильником. Я не знала бы, что он не мой отец. Я бы не нашла свою мать. Я не знала бы, что меня травили.

— В конце концов ты бы это выяснила, Эван.

— Что? Когда у меня отказали бы почки или развился рак? Боже, прими комплимент.

На это я улыбнулся, кладя голову ей на макушку.

— Хорошо, я его приму, — согласился я, чувствуя себя неловко.

— Знаешь, что? — спросила она после долгой тишины.

— Нет, что?

— Думаю, я тебя приму.