У меня никогда не было жизни без тревог и забот. Я так много всего видела. И не всё это было красиво. Я видела, как истощённые дети умирают от голода. Я видела на дорогах трупы от гражданских и междоусобных войн. Я видела детей-проституток и взрослых женщин, страдающих от тех же мужчин, которые должны были защищать их от таких ужасов.
Мир мог быть прекрасным местом.
Но мог быть и бесчеловечно гадким.
И, к сожалению, получателем большинства этих гадостей были женщины.
Я никогда не осознавала этот факт.
Но лично меня раньше оберегали от прикосновения этих гадких пальцев. Меня всегда защищала репутация от… Алехандро, его невидимое присутствие.
До меня никогда раньше не доходило, что я могу оказаться в опасности из-за него.
У меня едва ли был шанс по-настоящему что-то обдумать.
Во-первых, меня вырубили в течение минуты, как мужчина прошёл в мою дверь.
Во-вторых, когда я очнулась в незнакомой комнате, с болью, в замешательстве, глядя на возвышающегося надо мной мужчину, который хотел причинить мне ещё больше боли, чем уже успел, я слишком переживала из-за попыток свести ситуацию на нет, чтобы думать о том, что меня настигли грехи Алехандро.
Не думаю, что я что-то понимала, пока он не уложил меня на спину, пока моё лицо не начало пульсировать от боли из-за его кулаков. Тогда до меня наконец дошло, что он делает.
Он собирался изнасиловать меня, потому что мой отец изнасиловал его любимых.
И это был совершенно новый уровень безумия, о котором я никогда раньше не думала.
Кто насиловал, чтобы отомстить за жертву насилия?
Безумцы.
Люди, которых мой от… которых Алехандро довёл до такого безумия своими действиями и их последствиями.
Может быть, присутствовал даже момент слабости, когда я задумалась, что могла заслужить это, что это правильно.
Но затем его руки потянулись снять мои штаны и трусики, и… Я отбросила эти слабости и старалась биться, пинаться, кричать, что угодно.
Затем появился Люк, будто какой-то тёмный ангел мщения, с пистолетом в одной руке и блестящим в свете луны ножом в другой.
Сидя на улице, сжимая пистолет так крепко, что на руках на несколько долгих минут остались следы уже после того, как я его отпустила, я слышала практически всё, что происходит внутри.
Я слышала шипение от боли.
Слышала мольбы, крики, взывания к богу.
И вперемешку с этим, я слышала сквозь всё это спокойный, практически до ужаса контролируемый голос Люка.
Но затем он вышел, отвёл меня в мотель, смыл с меня улики, достал мне лекарство и уложил меня в кровать.
Он представлял собой настоящее раздвоение личности, если я вообще когда-то такое видела.
Он был способен на такой холод, но в то же время на такое тепло.
Когда я проснулась и увидела его скрутившимся рядом, всё ещё с мокрыми после душа волосами, солнце начинало заглядывать в окна, и в моей груди присутствовало сильное, почти переполняющее, тёплое ощущение.
Раньше я чувствовала только прикосновения этого ощущения, только смутные, жалкие отголоски того, что чувствовала сейчас с Люком.
Но я чувствовала такое достаточно, чтобы знать, что именно это такое.
Я влюблялась в него.
Было ли это сумасшествием?
Абсолютно.
Был ли он тем, кого мне следовало выбрать?
Нет, конечно нет.
Но в этом и была суть, разве нет?
Любовь не всегда является выбором.
Иногда это приходит со временем, медленно, пока ты узнаёшь кого-то месяцами и годами, прежде чем это чувство расцветёт в груди, потому что, честно говоря, вы знали человека слишком хорошо, чтобы не полюбить.
Но иногда выбор не в ваших руках.
Иногда это происходит в мгновение ока.
Иногда вселенная выбирает за вас.
Это не говорит, что у вас нет выбора. Выбор есть всегда. Остаться. Уйти. Принять умное решение, а не просто хорошее.
Чувства не выбрать, но можно выбрать, что с ними делать.
Проблема была в том, что я не знала, что делать.
Конечно, умным решением было прекратить всё, пока не вышло из-под контроля. Он был тёмной лошадкой. Он был карателем по профессии. Он не заводил связей ни с кем, кроме, ну, меня. Он не рассказывал мне о своём прошлом. Возможно, никогда не расскажет.
Стоит отметить, этот мужчина не обижался на меня за то, что я его похитила и держала в плену. Он подарил мне правду о моём происхождении, благодаря его навязчивой необходимости всё знать. Он сопровождал меня, практически не раздумывая. В Техас. В Бразилию. Он страдал вместе со мной. Он оживил моё тело своим прикосновением.
Он убил ради меня.
Может, его прошлое не имело значения.
Может, значение имело только то, что рядом с ним я чувствовала себя собой, в безопасности, свободной, чтобы быть кем-то другим, а не той, кем сделал меня Алехандро Круз.
— Видишь это? — спросил Люк, заставляя меня от шока вернуться в реальность. Я думала, он снова уснул.
Его рука держала мою, глаза смотрели внимательно.
— Что вижу?
— Это, — произнёс он, отрывая мой лак для ногтей ещё больше, чем он откалывался сам.
— На что смотреть?
— Твой отросший ноготь чистый, никаких полос Месса. Если в чём-то и был мышьяк, ты вдали от этой вещи.
— Что ж, я рада, что не умираю, — призналась я, слегка хохотнув.
Я практически забыла о мышьяке. Столько всего происходило.
— Я тоже, куколка, но это всё равно загадка, которую нужно решить, когда мы вернёмся домой.
Это была правда.
Но с этой проблемой можно было разобраться позже.
Если линии не вросли, я была в относительной безопасности. Мне нужно было как можно раньше пройти очистку от тяжёлых металлов, но многие люди переживали отравление мышьяком без каких-либо негативных эффектов.
Со мной всё будет в порядке.
— Тебе нужно поспать, — сказала я, чувствуя, как его пальцы переплетаются с моими и сжимают.
— Я буду в норме.
— Ты заболеешь.
— Переживаешь за меня, — сказал он, переворачивая мою руку, чтобы коснуться своими костяшками моей щеки. — Не могу сказать, что мне это не нравится, — добавил он. — Как ты сама?
— Бывало и лучше, — призналась я, потому что это было честно. — Но могло быть намного хуже.
— Нет, не могло, — произнёс он с таким убеждением, что я на самом деле ему поверила, будто он обладал какой-то суперсилой, которая остановила бы попытку изнасилования и убийства, не смотря ни на что.
— Спасибо тебе.
— Не благодари меня, — ответил он слегка приглушённым тоном. — Этого не должно было произойти в принципе.
— Верно, потому что ты определённо должен был знать, что у моего отца есть здесь враги, которые захотят мне навредить. Это определённо была твоя работа.
— Ты получила вот это, — сказал он, отпуская мою руку, чтобы коснуться моего лица, — под моим присмотром. Это неприемлемо.
— Всё закончилось, — сказала я, стараясь разрядить обстановку, замечая, как напряжена его челюсть. — И после того, как мы сегодня встретимся с Габриэлой, можно уезжать, хорошо? Убраться подальше от всего этого. Вернуться к своим жизням.
— Если хочешь остаться и провести немного времени…
Я начала качать головой ещё до того, как он закончил.
— Я не хочу находиться здесь и минуту дольше необходимого. Я могу, не знаю, могу попросить её приехать ко мне в гости, верно? Люди так и делают. Они ездят в гости по очереди.
— Может быть, теперь, когда у неё есть причина, куколка, она подумает о том, чтобы переехать обратно в штаты. Очевидно, её план всегда был таким.
Было ли это возможно?
Может быть.
Я определённо чувствовала связь с этой женщиной, а знала её всего несколько часов. Она искала меня десятилетиями. Если это значило, что она сможет наверстать упущенное время, может, она подумает о том, чтобы вернуться и начать всё заново.
— Я могу достать ей документы, — сказал Люк, будто чувствуя, о чём я задумалась. Сейчас было плохое время для иммигрантов, пытающихся попасть в США. — Если она захочет приехать, и у неё не получится это легальными путями, я знаю одного фальсификатора, который занимается таким дерьмом дольше, чем я живу. Чёрт, дольше, чем живёт твоя мама. Если ты хочешь пойти этим маршрутом, Эв, просто скажи.
Видите?
Хорошо.
Правда, его цвета никогда не будут белыми; у него всё было серым и чёрным, но это не значило, что нет ничего хорошего под его щитами.
На самом деле, даже в его работе, какой бы она ни казалась жестокой и ужасной, в центре была заложена правильная идея — спасать тех, кто не смог спастись сам от хищников, о существовании которых даже не знал.
Если я что-то и поняла из всего этого испытания, это то, что никогда не знаешь, в ком таится зло. Это мог быть ваш сосед. Это мог быть отец одного из детей, с которыми дружит ваша дочь. Это мог быть ваш собственный отец.
Вы никогда не знаете на самом деле.
Чёрт, по крайней мере, Люк носил свою тьму на себе, не пытаясь скрыть или притвориться, что её нет.
— О чём задумалась? — спросил Люк, заставляя меня снова очнуться от мыслей.
— Ни о чём важном, — сказала я, чувствуя немного вины из-за того, что вру, но эта ложь была маленькой. — Сколько нам понадобится времени, чтобы добраться до города?
— Двадцать минут, если не будем торопиться, — ответил он, переворачиваясь на спину, чтобы проверить время на телефоне. — У нас есть ещё полтора часа до выхода.
— Есть время проверить расписание самолётов, — согласилась я, перекатываясь, чтобы наполовину лечь на грудь Люка. — Среди всего прочего.
Ну, может быть, было не совсем «нормально» хотеть секса всего через несколько часов после похищения, избиения и практически изнасилования. Но моя голова всё ещё равномерно, некомфортно пульсировала, губа болела каждый раз, когда я пыталась говорить, и царапины на бёдрах слегка горели, когда что-то к ним прикасалось. Мне просто хотелось почувствовать что-нибудь приятное. Я не хотела, чтобы моё единственное воспоминание о связи с Люком, было слегка омрачено тем, что произошло практически сразу после этого.
И, может быть, с тех пор как осознала, что влюбляюсь, я просто хотела его.
Всё было вот так просто.
— Всего прочего, а? — спросил он, небрежно бросая телефон в сторону другой кровати, всё ещё смятой после того, как мы в ней валялись, и провёл рукой вниз по моей спине, оставляя её в самом низу моей поясницы, его мизинец и безымянный палец касались моей задницы. — У тебя на уме есть что-то конкретное? — спросил он, уже прикрывая глаза.
— О, я могу придумать пару вещей, — предложила я, скользя по нему своим бедром, чувствуя, как его член прижимается к моей плоти. — Что? — спросила я, когда в его глазах появилось немного… грусти?
Его рука поднялась, касаясь кожи прямо у моих губ.
— Не могу тебя поцеловать.
Я слегка поморщилась, тоже разочарованная.
Но я не собиралась позволить этому разрушить момент.
— Оу, но у меня есть так много других мест, которые можно поцеловать, — произнесла я с озорной улыбкой.
— Ммм, — прорычал он, перемещая руки на мои бёдра, притягивая меня ближе, чтобы я оседлала его, заставляя меня упереться руками в кровать рядом с его телом, чтобы я могла подняться и посмотреть на него. — Какие, например?
— Хмм, — протянула я, наклоняя голову на бок и балансируя на одной руке, чтобы провести пальцем вниз по своей шее. — Например, здесь.
— Что ж, это место кажется хорошим, — согласился он, прильнув ближе, чтобы провести губами, языком и зубами по чувствительной коже, поднимаясь вместе со мной, когда я села, чтобы обеспечить ему лучший доступ. — Придумаешь что-то ещё?
Я сделала глубокий, дрожащий вдох, отстраняясь, а затем медленно подняла футболку, бросая её на пол.
— Может, здесь? — спросила я, проводя пальцем между своих грудей.
— Определённо здесь, — согласился он, наклоняя голову, его мягкие волосы коснулись моих болезненно-твёрдых сосков, пока его язык скользил между моих грудей.
Его голова сместилась, влажный язык обводил мой затвердевший сосок нежными, мучительными ласками, и внизу моего живота поселился тяжёлый, практически подавляющий вес желания. Он переместился по моей груди, чтобы помучить другой сосок, а затем прижался лицом между моими грудями, наклоняя голову вверх.
— Придумаешь ещё места?
— Ну, есть ещё одно, — согласилась я, чувствуя, как его рука скользит мне за спину для поддержки, пока я ложусь на спину, приподнимая бёдра. — Мне только нужно снять эти шорты, чтобы показать тебе, где именно.
— Думаю, с этим я могу тебе помочь, — согласился он, выпутываясь из обхвата моих ног, и потянулся к моим бёдрам, чтобы взяться за ткань. — Ноги вверх, куколка.
Я выпрямила ноги, вытягивая их вверх, и он стянул ткань с моих лодыжек, проводя пальцами вниз по задней стороне моих икр, коленей, бёдер. Затем они проскользнули между, практически до самого верха, прижимаясь и широко раздвигая бёдра на матрасе.
— Итак, — произнёс он, со смесью строгости и веселья в голосе, но его глаза будто плавились, — куда тебя там нужно было поцеловать? — спросил он с дьявольской усмешкой.
— Что ж, кажется, ты должен быть здесь, — ответила я, скользя рукой вниз по животу под его наблюдением, и прижала пальцы к треугольнику своего нутра.
— Здесь? — спросил он, отодвигая мою руку, пальцами раздвигая мои губы ещё больше. — У твоей сладкой киски? — он поднял на меня взгляд за подтверждением, хотя чертовски хорошо знал, чего я хочу. — Ну, просто взяла меня за жабры, да? — спросил он, опускаясь вниз. И прежде чем я успела хотя бы вздохнуть, его губы прижались к моим половым.
Он не дразнился.
Он не доводил меня медленно.
Он пировал.
Он посасывал мой клитор.
Он просовывал внутрь меня свой язык.
Он поднялся выше, чтобы поработать с моим клитором языком, при этом проталкивая в меня два пальца, проворачивая их и поглаживая мою точку джи.
Как раз когда я подумала, что оргазм никогда не наступит, он с силой надавил на нужное место, посасывая мой клитор.
И я, чёрт возьми… разбилась.
Он прорабатывал со мной этот оргазм, вытягивал его, затем медленно отпустил, когда мой клитор стал сверхчувствительным, и прикусил мягкую плоть внутренней части моего бедра, поднимаясь вверх к животу, под грудь.
Было не важно, что я только что кончила, не важно, что этого должно было быть достаточно, чтобы притупить желание. Как только Люк поднялся и посмотрел на меня, с пламенем в глазах, с озорной улыбкой, желание почувствовать его внутри стало практически болезненным.
Я поднялась, толкнула его назад, пока он снова не лёг на кровать, и практически отчаянно потянулась к ремню его брюк, снимая их и его боксеры достаточно низко, чтобы высвободить член.
— Подожди, Эв, — произнёс он, одновременно хрипло и весело, когда я собралась его оседлать. Он подвинулся на другую сторону кровати, покопался в сумке и достал презерватив. — Хорошо, — сказал он спустя секунду после того, как обеспечил нас защитой. — Делай со мной что хочешь, — с усмешкой заявил он, держа свой член у основания, чтобы позволить мне опуститься на него.
Невозможно было двигаться медленно, растянуть ситуацию, заняться любовью в прямом смысле.
Я испытывала слишком сильную нужду почувствовать его внутри.
Я опустила бёдра, с громким стоном принимая его всё глубже, запрокинув голову, пытаясь втянуть воздух обратно в лёгкие.
— Чёрт, — прорычал он в ответ, болезненно впиваясь пальцами в мои бёдра. — Скачи на мне, Эв, — потребовал он, пока я делала вторую попытку взять себя в руки.
И, да, к чёрту попытки взять себя в руки.
Я с большим удовольствием предпочла бы развалиться на части.
Вместе с ним.
— Чертовски прекрасный вид, — простонал он, когда я начала скакать на нём, моя грудь подскакивала от диких, отчаянных движений моего тела.
Одна его рука оставалась на моём бедре, удерживая меня на нём, чтобы мои движения не стали слишком суматошными. Другая рука продвинулась вниз, прижимаясь к моему клитору. Она оставалась неподвижной, но когда моё тело раскачивалось, это создавало идеальное давление, моя киска сжималась вокруг его члена, приближая мой оргазм.
— Уже? — спросил он с довольным видом.
И примерно в тот момент в том месте, где соединялись наши теля, начались первые, глубокие и сильные пульсации моего оргазма.
— Да, чёрт побери, уже, — прорычал он, толкаясь в меня, пока его организм сотрясал оргазм, заставляя меня наполовину рухнуть вперёд, на него, выкрикивая его имя. — Нет, я с тобой не закончил, — произнёс он, пока я пыталась лечь ровно и уткнуться в него, наслаждаясь покалывающими последствиями экстаза.
С этими словами он перевернулся, и перевернулась и я, приземляясь на спину, теряясь весь контакт с ним, когда он спрыгнул с края кровати. Потянувшись, он обхватил мои лодыжки и подтащил меня к ногам кровати, врезаясь внутрь меня раньше, чем я успела даже ахнуть.
Тогда Люк и потерял свой осторожно оберегаемый контроль.
Не знаю, было ли это из-за переживаний за меня прошлой ночью, или из-за последовавшей жестокости, или из-за часов (по моим представлениям) разбирательств с последствиями… или что-то ещё, но он стал диким, на грани жестокости. Он трахал меня с каждой толикой своих животных инстинктов.
И мне нравился каждый жёсткий, глубокий, мощный толчок.
Мне нравился громкий, рокочущий звук наслаждения в его груди.
Мне нравилось то, что насколько бы он ни был потерян в собственной нужде облегчения, он всё равно потянулся между нами, нашёл мой клитор и убедился, чтобы я кончила в очередной раз, прежде чем кончил сам, рыча моё имя, высвобождаясь глубоко внутри меня.
Прошла долгая минута, прежде чем он вышел из меня, на секунду исчезая в ванной, затем вернулся и стянул свою футболку, до снятия которой я так и не добралась.
— Слишком грубо? — спросил он, подходя к кровати, на которой я лежала просто кучей бесполезных костей и плоти.
— Не-а, — ответила я, качая головой. — Это было идеально.
— Двигайся, — потребовал он, мягко улыбаясь мне.
— Не могу. Не могу двигаться, — сказала я с лёгкой улыбкой.
От этого он хохотнул, и у меня внутри всё всколыхнулось.
Но прежде чем это ощущение прошло, он потянулся вниз, выдёргивая из-под меня одеяло и заставляя перекатиться, смеясь.
— О, нет, ты этого не сделаешь, — сказал он, хватая меня, когда я чуть не свалилась с кровати, притягивая меня спиной к своей груди, подгибая ноги под моими. — Ты уверена?
— Уверена? — переспросила я, слишком забывшись в приятном ощущении того, что меня обнимает мужчина вроде Люка, чтобы помнить, о чём мы вообще говорили.
— Что это не было слишком. Я обычно не…
— Эй, — я перебила его, обвивая рукой и сжимая его руку, которой он обхватывал мою грудь. — Если мне что-то не нравится, Люк, я скажу тебе об этом. Не нужно как-то сдерживаться со мной из-за того, что боишься меня напугать.
— Тебе в последнее время никто не говорил, что ты чертовски удивительна?
— Нет.
— Это чёртов грех, — сказал он, сжимая меня и наклоняясь, чтобы поцеловать меня в шею. — Куда ты? — спросил он, хватаясь за меня, когда я потянулась за телефоном.
— Мне просто нужно проверить расписание рейсов.
— Спешишь убраться отсюда? — спросил он, странно осторожным голосом.
Не понимая этой реакции, я повернулась с телефоном лицом к нему.
— Я не хочу находиться в этой стране дольше необходимого после прошлой… после всего. Я не хочу натолкнуться на каких-то старых врагов своего от… Алехандро. Самое безопасное место — в США, там, где, насколько я знаю, у него не было особого бизнеса. Полагаю, ты знаешь об этом больше меня.
— В США он был осторожен, — согласился он, всё ещё с осторожностью, по причинам, которые я не могла понять. — Тяжело откупаться от людей, тем временем отравляя мужчин и насилуя женщин, — я почувствовала, как поморщилась, но не знала, что это было настолько заметно, пока лицо Люка не осунулось, пока он не вздохнул. — Чёрт. Прости. Я не хотел вести себя как придурок.
— Тогда почему ты ведёшь себя как придурок? — спросила я, без всякой злости в словах.
— Какой план, Эв? — странно спросил он.
— План? На сегодня?
— На тогда, когда мы сядем на самолёт, приземлимся в Джерси и приедем обратно в Нейвсинк Бэнк? Что потом?
— О боже, — сказала я, не в силах остановить улыбку, которая растянула мои губы. — Мы делаем это? — спросила я, слишком развеселённая тем, что оказалась в этой ситуации, чтобы помнить о деликатности.
— Это?
— Этот… разговор. Разговор об отношениях? Это оно?
Люк перевернулся на спину, проводя руками по лицу.
— Нет. Да. Чёрт возьми, я не знаю, Эван. Мне не нравится ни черта не знать. Это было отлично, но что это? Ты хотела приключений и запретного секса с каким-то парнем, который убивает людей и зарабатывает этим на жизнь, и который вообще не рассказывает тебе о своём прошлом?
— Люк…
— Скажи мне, — произнёс он, поворачивая голову на подушке, чтобы посмотреть на меня, будто замораживая меня этими глубокими глазами, и серьёзность этого взгляда я особо не понимала. — Ты вернёшься в Нейвсинк Бэнк и начнёшь жизнь заново, изо всех сил стараясь меня забыть?
— Я бы никогда не забыла о тебе, — честно ответила я. Это не являлось даже отдалённой возможностью. — Не важно, что происходит или не происходит, я никак не смогу забыть тебя. Или это, — сказал я, махая рукой на наше окружение.
— Я не говорю, что это произойдёт сегодня или завтра, или через неделю, я говорю…
— Что? Что ты хочешь сказать? Потому что прямо сейчас ты не говоришь практически ничего, Люк, — сказала я, садясь, от раздражения забывая о своей наготе.
Он поднял голову, чтобы посмотреть на меня, слегка дёрнувшиеся губы выдавали веселье, которое не касалось его глаз.
— Полагаю, я хочу сказать, что я чертовски плох для тебя, — он сделал паузу, но воздух вокруг нас был тяжёлым, и я поняла, что мне говорить ещё рано. — И что для тебя было бы умнее вернуться в штаты… и забыть всё о том времени, когда ты рванула с каким-то покрытым шрамами убийцей в Бразилию.
О, старое-доброе «это для твоего же блага». Обычно это был придурочный способ сказать «охлади пыл».
Только я не думала, что Люк говорит правду.
Я искренне верила, что он чувствует, что мне лучше без него, но он был такого низкого мнения о себе.
Но у меня ещё было ощущение, что ключом является фраза «покрытый шрамами убийца». Даже не столько часть про убийцу, потому что это всегда было очевидно, с самого начала.
Думаю, дело было в его шрамах.
Думаю, дело было в его прошлом.
Думаю, через что бы он ни прошёл, он стал чувствовать себя недостойным.
И это было нелепо.
Но он никогда бы не поверил, что я говорю это серьёзно, потому что знал, что я не знаю его прошлого.
Проблема в том, что я обещала никогда не спрашивать.
Я сделала глубокий, успокаивающий вдох, удерживая его, а затем выдохнула.
Я бросила телефон и протянула руку, чтобы коснуться центра гадкого слова на его груди.
— Я никогда не буду спрашивать, — повторила я. — И это не важно.
— Ты этого не знаешь.
Но я знала.
И когда он открыл рот, чтобы всё мне рассказать, это не доказало, что я ошибаюсь.
Это было ужасно.
Это было тошнотворно.
Но это было не важно.
Поверит он в это или нет.