Каратель

Глава 4 Люк

Значит, это была не какая-то нанятая для миссии девчонка.

Это была личная месть.

Это делало похищение совершенно непредсказуемым.

Я убил её отца?

Кто знал.

Такая возможность определённо была.

Факт заключался в том, что сплетни в интернете обо мне были, ну, немного раздуты. Занимался ли я несколькими делами? Конечно. Утверждали ли так называемые фанаты, что я занимаюсь тем, чего не делал? Да.

Пока я не спрошу, невозможно было узнать, работает ли она с испорченными данными или нет. И даже если так, и я скажу ей о лжи, не было гарантий, что она меня отпустит. В смысле, конечно, она будет ждать от меня лжи. Моя жизнь была в её руках.

— Ну, это от многого зависит, — произнёс я, когда её глаза стали огромными, будто, может быть, она не собиралась задавать мне этот вопрос. По крайней мере пока. Вероятно, у неё был какой-то длинный, растянутый план по вытаскиванию из меня информации. Поэтому она покормила меня так скоро, когда я очевидно мог бы протянуть несколько дней без еды, прежде чем даже закружится голова.

И эта еда была хорошей.

Она умела управляться на кухне.

Я никогда не был в том положении, чтобы восхищаться этими женскими умениями.

— Оу? — спросила она, сжав челюсть, снова подняв подбородок.

— Зависит от того, кто твой отец, — сказал я, пожав плечами, поправляя шнурки на своём капюшоне, чтобы они свисали одинаково.

Последовала долгая пауза, что-то крутилось в её глазах.

— Алехандро Круз.

Полагаю, она решала, говорить мне или нет, потому что знала, что это её выдаст.

Но, в итоге, необходимость правды перевесила необходимость самосохранения.

— Значит, ты Эвангелина, — произнёс я, слегка растягивая губы в улыбке. На самом деле, это имело огромный чёртов смысл.

Алехандро Круз был кем-то вроде, ну, меня, во многих смыслах. Он был тем, о ком шептались люди; большинство верили, что он был городской легендой. И хоть, как и обо мне, многие рассказы были фальшивыми или преувеличенными настолько, что правда была едва уловима, он был настоящим человеком. У него были настоящие навыки. А именно, он был самым смертоносным, самым уважаемым, самым преследуемым мужчиной своего мира. Экспертом по ядам. Наёмным убийцей, который мог одолеть врага и не оставить никаких следов о том, что вообще вызвало смерть. Или, также часто, он использовал свои яды для пыток своих нанимателей, вытаскивая информацию перед финальным, блаженным концом.

Но ещё Алехандро Круз был кем-то иным.

Видите ли, в целом у меня не было проблем с преступниками. Пока они оставались в своих рядах и убивали только тех людей, которые были такими же грязными, я занимался своими делами.

Но с Алехандро всё было не так.

Я определённо расправился с ним не потому, что он накачал наркотиком какой-то колумбийского наркоторговца, чтобы получить информацию для враждующего картеля.

Нет, его преступления были намного хуже этого.

— Ты не ответил на мой вопрос.

Потому что это было немного сложнее, чем она хотела верить.

— Алехандро Круз определённо умер в моём бункере.

Я был не любителем лгать.

Или приукрашивать.

Она хотела факты; я давал ей факты.

— Ты сукин сын! — крикнула она, подходя ближе к решётке, с дикими глазами. Её тело замерло, и всё в ней предполагало, что, если бы не прутья между нами, сейчас она бы разорвала мне лицо на клочки. — Ты злобный, эгоистичный кусок дерьма! — продолжала она, ударяя руками по решётке, прежде чем развернуться и поднять обратно по лестнице.

У меня не было шанса объяснить.

Конечно, Алехандро Круз определённо умер в моём бункере.

Но я не убивал его.

На самом деле, мне едва выдался шанс выдвинуть ему обвинения.

Видите ли, в делах с экспертами по ядам никогда не знаешь, есть у них что-то с собой или нет. Не то чтобы эти придурки носили с собой чемоданы, полные осторожно помеченных пробирок, хотя я был уверен, что где-то у них есть такие запасы. Они изо всех сил старались их прятать, чтобы никто не нашёл.

Алехандро Круз, проведя всю жизнь в торговле, точно знал, как спрятать наркотик на крайний случай, чтобы использовать в критической ситуации. Можно было подумать, что это для использования на других. По крайней мере, так предполагал я.

Для меня стало чёртовым шоком, когда я спустился обратно и обнаружил его всё ещё привязанным к стулу, где я его оставил, и он сжимал в руке чётки, потому что я не был каким-то животным, кто отказал бы кому-то в пустом (для меня) успокоении религией в последние часы, но он был мёртв.

Поначалу я подумал, может быть, у этого сукиного сына случился сердечный приступ. Хоть это не было обычно, но можно было это допустить. Он не был молод. Он столкнулся с собственной неизбежной смертью.

Но когда я подошёл ближе и осмотрел его, будь я проклят, в его наборе белых чёток не хватало чёртовой бусины.

Цианид.

Я не был разочарован его смертью. Во всяком случае, план всегда был таким. Но я хотел сначала услышать, как они сознаются, признают свои ошибки. Не знаю, почему. Мне это было не нужно. Мне всегда было более чем достаточно улик, ещё до того, как я думал привести их в свой бункер. Но мне нравилось это слышать. Это подтверждало, что я поступаю правильно.

Он лишил меня этого.

Я был в раздражённом настроении всё время, пока растворял его тело.

Я хочу сказать, полагаю, его самоубийство было всем необходимым доказательством, что он совершал преступления, в которых я его обвинил. Но всё же, он разрушил весь мой план.

Раздался отчаянный стук каблуков по ступенькам, когда она примчалась обратно, и её волосы разметались по всему лицу.

— Что значит, что «он умер в твоём бункере»?

— Это было то место, где он сделал свой последний вдох, — сказал я, внутренне усмехаясь тому, что она была достаточно умной, чтобы уловить этот маленький нюанс.

— Хочешь сказать, где ты его убил.

— Я этого не говорил.

— А сказал бы? Если бы ты кого-то убил, ты бы взял на себя ответственность за это?

— Ну, когда ты меня похитила, я как раз закончил стирать Гарольда Грейнса с поверхности земли.

Буквально. Он был под землёй, в сливной трубе. Где и место таким кускам дерьма.

— Гарольд Грейнс, — повторила она, стараясь скрыть удивление от того, какой я прямолинейный.

— Да. Гадкий педофил с влечением к маленьким мальчикам. Он должен был исчезнуть. Он только зря тратил идеально пригодный кислород на планете, которая, честно говоря, могла бы обойтись с населением на пять миллионов меньше, чем есть сейчас.

— Значит, ты убил его, потому что он совращал детей.

— Ты не слышала? Этим я и занимаюсь. Я каратель, детка, — объявил я, усмехаясь.

— Ты убил моего отца?

— К несчастью, нет.

Чёрт.

Это было грубо.

Я взаимодействовал с людьми не достаточно, чтобы помнить о необходимости следить за своими выражениями.

На самом деле, то, что я сказал что-то не то, я понял только потому, что она отшатнулась от моих слов так, будто я её ударил.

— Почему я вообще должна тебе верить?

— Я много кем являюсь, Эвангелина, но не лжецом. Я не убивал твоего отца.

— Тогда… что? У него вдруг случился сердечный приступ под твоей опекой? — выплюнула она, с очевидным недоверием не только в голосе, но и на лице.

— Когда я оставил его одного на пару минут, он раскусил капсулу с цианидом, которую держал в своих чётках на крайний случай.

В этот момент в ней всё изменилось.

Её губы приоткрылись, глаза опустели, плечи опустились.

Потому что она знала, что это правда.

Может, она не полностью доверяла моим словам, но, должно быть, узнала в них правду, реальность того, что у него была капсула с цианидом. Реальность того, что он захотел бы её использовать.

— Зачем ему это делать? — прошипела она, её голос был едва слышен, несмотря на то, что она стояла в нескольких метрах от меня.

— Наверное, он не хотел столкнуться с наказанием за свои преступления.

Видимо, для неё это было достаточно реально.

Её подбородок поднялся выше, она развернулась на каблуках и снова помчалась вверх по лестнице.

Хотел бы я сказать, что в тот момент испытал сочувствие, но это была бы ложь.

Во-первых, потому что я не чувствовал вину за то, что делал. Ублюдки вроде Алехандро Круза заслуживали такого конца, который я планировал для него. Во-вторых, потому что, если она знала о его преступлениях и всё ещё поддерживала его, это делало её таким же дерьмовым человеком. В-третьих, ну, у меня просто были трудности со всеми этими мягкими эмоциями.

Я с колыбели научился запирать это дерьмо в себе.

Я вырос не в том окружении, которое позволило бы мне проявить слабость. А сочувствие, каким бы оно ни было благородным, было слабостью. Оно обнажало ахиллесову пяту. Оно показывало, куда тебя можно ударить.

Конечно, мои действия задевали и невинных. Большинство ублюдков не были одинокими волками, не были уродами, которые занимаются своими грязными делами в одиночку, в своём подвале. Нет. Большинство из них были вашими соседями. У большинства из них были жёны, матери, сёстры, братья, друзья, коллеги. Большинство из них были окружены людьми, которые любили их и совершенно не знали о их зачастую мерзких преступлениях.

Например, Гарольд Грейнс.

Он не был каким-то фриком, который троллил тёмную сеть в своём подвале.

Гарольд Грейнс был успешным бизнесменом, в офисе которого сидели ещё десять людей и считали его отличным коллегой. Дома у него была жена, с которой он прожил двадцать лет. У него была практически взрослая дочь, которая не была его величайшей фанаткой, но судя по её полноценному образу гота, это был скорее подростковый бунт, а не настоящая неприязнь к мужчине, который её воспитал. У него был брат и родители, с которыми он виделся каждый праздник. У него были друзья, с которыми он виделся в церкви каждое третье воскресенье.

Если посмотреть на этого человека со стороны, он мог показаться обычным.

Печально было то, что большинство педофилов и насильников кажутся такими.

Все всегда испытывали шок.

«Что? Нет! Только не мой сын! Только не мой малыш Чарли! Он никогда не запирал женщин в своём подвале на десяток лет, и не насиловал их. Это невозможно».

Тем временем, всё это было чертовски возможно.

И люди приходили к нему в дом, где на этаж ниже страдали женщины.

Понадобится всего несколько дней, прежде чем друзья и семья Гарольда поймут, что он действительно пропал. Несколько месяцев, прежде чем они, вероятнее всего, решат, что он мёртв. И они будут скорбеть. И у них даже было на это право. Потому что они не знали глубину его мерзости.

Я часто задавался вопросом, стоит ли собрать все улики, чтобы выслать им. Я решал, доброта это или крайняя жестокость. Отчасти мне хотелось, чтобы они знали, что человек, за которого у них болит сердце, совершенно не тот, кем они его считали, что он сделал несчастными бессчётное количество других людей, что он не стоит этого.

Но затем я вспомнил, что однажды днём видел в «Она тусовалась здесь» парочку девушек. Одна, симпатичная девушка с волосами цвета клубничного блонда, очевидно более застенчивая и робкая, старалась чётко, спокойно и безэмоционально объяснить своей лучшей подруге-брюнетке, что парень этой подруги уже несколько месяцев к ней клеится. Не важно, что у блондинки были откровенные сообщения от названного бойфренда, доказательство того, что она только говорила ему прекратить писать ей. Брюнетка встала, визжа о том, чтобы блондинка не лезла не в своё дело, и всё в таком духе.

Люди ведут себя по разному в разных ситуациях.

Но большой процент людей большинство времени ведут себя иррационально и реакционно.

Вероятнее всего, семья Гарольда будет пытаться дискредитировать улики, утверждая, что это какая-то жестокая шутка, защищая человека, которого знали. Потому что иначе им пришлось бы признать, что они были совершенно глухи, глупы и слепы к правде.

Так что я просто придержал это дерьмо в себе.

Всё было в порядке.

Я привык нести на себе знания о людской злости.

Я делал это с детства.

Ничего, если это продлится ещё несколько лет.

Если я проживу так долго.

Чем дольше она оставляла меня в живых, тем больше был мой шанс отвертеться. Не обязательно потому, что она утихнет. Вероятнее то, что она потеряет терпение и убьёт меня. Теперь, когда я знал, что она не профессионал, что это личная миссия, я понял об Эвангелине Круз больше, чем она бы подумала.

Как только у неё пройдёт шок от моей честности, вероятнее всего, она потеряет то терпение, ту правомерную злость, которая подогревала её достаточно, чтобы завершить план похищения.

Что потом?

Ну, это был главный вопрос, верно?

Она знала, что я беспощадный убийца. Она знала, что я делал это раньше и буду делать снова, если окажусь на свободе. Рискнёт ли она открыть дверь и отпустить меня? Ошибочно думая, что я могу убить её. Может, она накачает меня наркотиком, откроет дверь и убежит. Или, возможно, накачает меня, снова загрузит в свою машину и отвезёт обратно к дому, чтобы я так и не узнал, где она обитает. На случай, если мне придёт в голову её выследить.

Конечно, я не стал бы этого делать.

Но я с уважением отнёсся бы к этому уровню осмотрительности.

Услышав отдалённый стук каблуков на этаж выше, я поднял голову, чтобы посмотреть на потолок, слушая длинную проходку, а после паузы ещё одну.

Она ходила из стороны в сторону.

Я не был уверен, что когда-либо по-настоящему встречал в реальной жизни человека, который ходит из стороны в сторону во время стресса. По большей части я был убеждён, что это драматический инструмент, который используют в кино и на телевидении.

Ещё это продолжалось почти полчаса, время от времени только заглушаясь, по моим предположениям, ковром и криками ара, что было всем необходимым мне доказательством того, что я не терял навык.

Не имея множества друзей, или в принципе друзей, я обладал большим количеством свободного времени. Так что я изучал разное дерьмо. Поначалу вещи, полезные для моего образа жизни — как ориентироваться в тёмной сети, базовое кодирование, продвинутое хакерство, избавление от останков, лучшие методы убийств, допросы. Что бы вы ни назвали, я это изучал. Я был чёртовой преступной энциклопедией.

Но когда это приедалось, я просто читал случайную хрень.

Печатая и листая на своём ноутбуке, я выучил больше, чем за все годы школы вместе взятые.

Для меня всё могло стать рекламой-приманкой.

Как написать фильм ужасов? Конечно, почему бы и нет.

Схемы миграций североамериканских птиц? Да, может быть полезно.

Как полностью разобрать машину и собрать обратно? Я редко садился за руль, но почему бы всё равно не научиться этому жизненно важному навыку, верно?

И так как эти темы в целом не входили в нормальные обсуждения в тех редких случаях, когда я заводил разговоры, было приятно знать, что мой мозг не превратился в Волшебный экран (прим. Игрушка представляет собой экран с двумя ручками для создания эскизов. Внутри экрана засыпан алюминиевый порошок. Если потрясти экран — изображение исчезнет, и рисовать можно заново) и не удалил всю старую, менее чем полезную информацию.

Я распознал этого ара, чёрт возьми.

Это было хорошо, по моему мнению.

Учитывая, что мне совершенно нечем было заняться в голых стенах своей клетки, пришлось переключить внимания на единственную и неповторимую Эвангелину Круз, чтобы не сойти с ума.

Конечно, я слышал о ней, когда изучал её отца. Хотя не думал, что она по-настоящему знала всю историю своей жизни. Если бы знала, не думаю, что она была бы так разбита из-за своего старика.

Возможно, она знала, но была слишком запрограммирована, чтобы увидеть, какой он ублюдочный. Это случалось намного чаще, чем понимали люди. В современном мире родителям становилось всё сложнее и сложнее безнаказанно привить детям старомодные или крайне ужасные привычки, принимая во внимание публичные школы, интернет и тот факт, что большинство людей не были невежественными придурками.

Но у Алехандро Круза с Эвангелиной была уникальная возможность, которой больше не было у большинства родителей. Он воспитывал её вдали от большинства внешних влияний. Судя по тому, какой маленький онлайн-след я смог найти о нём, и абсолютно никакого об Эвангелине, можно было сказать, что он просто… держал эту часть мира вдали от неё. Что было бы не слишком тяжело, учитывая удалённые части мира, по которым он обычно путешествовал, с ней на хвосте. Там не было вай-фая или телефонных вышек.

Она знала только то, что он хотел ей рассказать.

Потому что потребовалось бы всего десять минут с базовым поиском гугла, чтобы узнать то, что узнал я. Не нужна была даже тёмная сеть.

Так что, очевидно, у неё не было шанса это сделать.

И когда умирает любимый родитель, в голову обычно не приходит мысль зайти в интернет и покопаться в грязи.

Если бы она не выследила меня, то, вероятно, смогла бы жить долгой жизнью и слечь в могилу, никогда не узнав настоящей натуры человека, который явно показывал ей только хорошую свою сторону.

Даже у самых поганых мерзавцев человечества зачастую бывает хорошая сторона.

Иначе им бы никогда не сходило с рук то, что сходит.

Я начинал задумываться, позволит ли она всему осесть, когда её шаги надо мной замедлились. Но после возникшей паузы шаги направились в определённом направлении по дому над моей головой. Дверь. Затем ещё одна. Затем шаг прямо над лестницей. Очередная пауза. Было так тихо, что я мог поклясться, что слышу, как она делает глубокий вздох, прежде чем начать спускаться вниз, медленной и осторожной походкой.

— Это иронично, — сказала она, подходя ко мне, с горящими от ненависти глазами, — что ты похитил его из-за преступлений, в которых виновен сам.

В ответ на это я покачал головой.

— Нет, куколка, его преступления уж точно не мои.

— Он убивал людей. Ты убиваешь людей.

— Мне плевать на то, что преступники убивают других преступников.

— Тогда я не знаю, какие у него были преступления, — сказала она, прищурившись, качая головой.

В тот момент я почувствовал это.

Это было так незнакомо, что я еле узнал это чувство.

Страх.

Я боялся говорить ей правду.

Из всех идиотских чувств, которые можно было испытать.

И, в конце концов, я верил в честность, когда о ней просят.

Так что, даже если мой желудок странно сжался от этой мысли, я выдал ей правду.

— На трёх континентах и на протяжении трёх десятилетий, Алехандро Круз был известен как отъявленный, жестокий серийный насильник.