Каратель

Глава 6 Люк

Ну что ж.

Это был неожиданный поворот событий.

Я думал, кто-то будет отрезать маленькие кусочки моей плоти и скармливать собакам, а отделался цветочным ядом.

Слава богу, больше никто не знал об этом дерьме; я бы никогда этого не пережил.

Цветочный яд.

Господи.

Если говорить совершенно честно, я никогда не думал, что она поверит в правду. Большинство людей не верят. Не важно, сколько доказательств смотрело им в лицо, они просто закрывались и верили в то, во что хотели.

Это объясняло политику нашей страны.

Но, нет, Эвангелина Круз была не настолько зациклена на своём мнении, чтобы не видеть сквозь него. Сейчас это было настолько редкое качество, что я действительно даже не считал это возможным.

Она спустилась по той лестнице разбитой. Больше не было другого способа это описать. Она выглядела совершенно сломленной. Её лицо было залито слезами; её глаза были красными; она выглядела бледной.

Я был так чертовски измучен всем этим дерьмом, всем этим злом. Поиски насильника, совратителя детей, серийного убийцы — это был просто моя ежедневная норма. Мне приходилось просматривать самые дерьмовые сайты в тёмной сети. Мне приходилось видеть, как издеваются над женщинами, как насилуют детей, как люди бесполезно умоляют сохранить им жизнь. Я был так равнодушен ко всему этому, что забыл, каково чувствовать шок, если вообще когда-либо способен был его чувствовать.

Но было очевидно, что одно изображение, которое она нашла, которое я тоже нашёл какое-то время назад, которое для меня было практически детским по сравнению со всеми другими извращениями, что обычно меня окружали, полностью её разбило.

Я едва ли когда-то обладал роскошью ощущения любви к родителю. Не потому, что у меня не было родителя, которого я должен был любить, а потому, что они никогда не делали ничего, стоящего любви.

Так что я не мог понять её потерю. Я не мог понять, почему она чувствует, что должна разбираться с его грехами, которые лежат у её ног. Я не мог понять её чувство вины за безопасность от насилия, в то время как насильником был её отец. Я не мог представить, почему это кажется предательством.

Но она чувствовала его грехи, чувствовала вину и совершенно точно чувствовала предательство.

Я не обязан был понимать, чтобы быть в силах сочувствовать, чувствовать что-то внутри при виде сломленной женщины. Я не был чёртовым роботом. Моей инстинктивной реакцией было потянуться к ней. Моим желанием было попытаться стереть всё это. Я не знал её. Мне должно было быть всё равно, ведь я редко о ком-то заботился, но тут было иначе. Я переживал. Может, дело было просто в том, что это моя правда разорвала её на части.

Но, по моему мнению, боль правды всегда будет лучше блаженства незнания.

Судя по её реакции, Эван считала так же.

Затем, чёрт меня побери, если она не разгорячилась при воспоминании о моём порно-фанфике. В смысле, не то чтобы я её винил. Это дерьмо было намного сексуальнее, чем я думал. Я наконец понял, почему романы продаются лучше любого другого жанра. Я был твёрд как камень, читая его. И если киски от этого мокли так же, как твердел мой член, женщины могли просто заводиться на тест-драйв для своих мужчин, возвращающихся домой с работы. В этом не было ничего плохого, чёрт побери.

Но когда я увидел выражение её лица, тяжесть в её глазах, румянец на коже, сбившееся дыхание — да, это что-то со мной сделало. Я не часто думал своим членом, и тем более не действовал по его указке. Просто это нельзя было остановить. Может, это был эмоционально заряженный момент, или тот факт, что я считал чертовски сексуальной её способность завалить меня и спланировать моё заключение, или может быть это была простая реакция на её желание.

Что бы там ни было, с этим невозможно было бороться.

Даже если бы я этого хотел.

А так, во мне не было ни единой части, которая хотела бы сдерживаться. У меня складывалось ощущение, что если я дотянусь до неё руками, это будет что-то новое, головокружительное.

Я не ошибался.

Это была всего минута, просто грёбаный поцелуй, но внутри была эта тяга, это странное ощущение, распутывающееся из тугого узла в моей груди и двигающееся вперёд, в попытках связаться с похожей нитью в её груди.

Эта хрень, да, была крайне лажовой.

Именно это в конце концов оттянуло меня назад, когда всё внутри меня умоляло опустить её на тот холодный пол и погрузиться в её сладкую киску, подарить ей об этом дне воспоминание, которое не будет связано с болью, предательством и разбитым сердцем.

Но этого не могло быть.

Я должен был убраться оттуда.

Я взлетел по той лестнице, затем за первую дверь, до которой добрался, которая вывела меня на какой-то боковой двор дома в стиле ранчо шестидесятых, с белой обшивкой и небольшим количеством кирпичной кладки спереди дома, под широким окном. Это был центральный дом в тупике из четырёх домов, и через несколько улиц позади слышался звук поезда.

Если мы всё ещё находились в Нейвсинк Бэнк, я смогу найти дорогу, как только доберусь до железнодорожной станции. Даже если мы не были в Нейвсинк Бэнк, поезд привезёт меня туда, где мне нужно было быть. Я вышел из тупика, готовый поклясться, что увидел её в окне, наблюдающей за мной, пока я быстро натягивал капюшон и исчезал.

Через десять минут я увидел очень знакомую станцию Нейвсинк Бэнк. Сделав глубокий вдох, зная, что моя дорога будет чертовски длинной, и было уже чертовски поздно, я просто пошёл вперёд.

Дома мне нужно было разобраться с некоторым дерьмом.

Во-первых, с больным ублюдком, о котором я говорил раньше.

Во-вторых, мне хотелось доказать, что я прав насчёт неё, насчёт её родословной. Алехандро Круз мог быть её отцом в плане воспитания, но его не было в её венах, в её крови. Ни за что, чёрт возьми. Слишком многое не сходилось.

Когда у меня появится информация, я отправлю её ей.

Отправлю.

Почтой.

Потому что близость с ней явно лишала меня моего охрененного рассудка.

— Выглядишь дерьмово, — произнёс голос рядом со мной, заставляя меня оглядеться и увидеть детектива Ллойда из департамента полиции Нейвсинк Бэнк, который прислонялся к своей машине рядом с «Она тусовалась здесь».

Учитывая, что бар был закрыт, это было странно.

Я повернулся, увидел Джаззи, которая поспешно пыталась привести всё в порядок. В обычно уверенной и беззаботной женщине присутствовала усталость и взволнованность. Будто она спешила. Спешила к…

— Не может быть, чёрт побери. Ты и Джаз? — спросил я, качая головой. И, судя по тому, как окаменело его лицо, я был прав. Как обычно. — Чёрт. Попробуй её заслужить, приятель, — произнёс я, качая головой, в то время как Джаз выключила свет и практически выбежала за дверь, едва ли вспомнив развернуться и запереть её.

— Ох, Люк, — произнесла она, отдёргиваясь назад, её глаза стали огромными, будто её поймали с поличным или что-то ещё.

— Интересный выбор любовников, куколка, — я устало усмехнулся. Она молодец. Она заслуживала хорошего мужчину. А Ллойд, хоть он технически мог засадить меня на пожизненный срок в любое время, был хорошим мужчиной.

— Выглядишь дерьмово, — сказала она, с дразнящей улыбкой.

— Я уже слышал. Тяжёлая ночка.

— Оу, что случилось, Эл? Какая-то женщина выгнала тебя из постели?

— Верно, — улыбнулся я. — Будто какая-нибудь женщина захочет выгнать меня из постели. Веселитесь, вы двое. Помните, единственный хороший секс — это безопасный секс.

— Уходи, — сказала Джаз, глядя на меня большими глазами так, будто говорила, что в следующий раз при нашей встрече мне лучше прикрывать яйца, иначе она станет носить их в качестве серёг.

— Увидимся, — крикнул я, махая им рукой через плечо, уходя к краю городу, а затем вверх по высокому холму, который проклинал всеми ругательствами, а затем ещё и по второму кругу. Мои уставшие от недосыпа конечности кричали к тому времени, как я дошёл до своей двери, всё ещё приоткрытой с тех пор, как я, должно быть, ввалился в неё, когда Эван вырубила меня и усыпила.

Боже, даже при мысли об этом меня охватило желание, и член болезненно затвердел в джинсах.

Затем, потому что как только ворота открываются, их невозможно закрыть снова, я взял и помучил себя мыслью о том, что может быть она всё ещё чувствовала такой же эффект. Может, она отнесёт свою симпатичную задницу обратно в спальню, откроет ноутбук и найдёт что-нибудь из того литературного порно, которое уже возбуждало её. Может, она снимет с себя одежду, которая покажется ей колючей и удушающей, причиняющей боль её твёрдым соскам. Может, она не сможет остановить свою руку, которая спустится вниз по её животу и под трусики, поглаживая её скользкую щёлку и находя набухший, пульсирующий клитор, потирая его, пока пустота внутри не станет слишком невыносимой, а затем она протолкнёт пальцы глубже внутрь, касаясь своей точки-джи, пока не кончит.

— Чёрт, — прорычал я, мне пришлось потянуться и расстегнуть джинсы, давление стало болезненным.

Мой большой палец прошёлся по головке члена, и я зашипел, зная, что назад пути нет.

Я залез рукой в свои боксеры-брифы, высвобождая член, мастурбируя сильно и быстро, представляя эти её тёмные глаза, пока она с нуждой смотрит на меня, стоя на коленях, прежде чем глубоко меня засосать.

— Чёрт, — прорычал я, кончая сильнее, чем было за много месяцев. Да блин, за много лет.

Я потащил свой уставший зад в ванную, принял душ, затем упал на кровать, думая, что провалюсь в истощённый сон.

Но этого не произошло.

И это была не редкость.

Ночное время часто навевало воспоминания. Не важно, как глубоко я их хоронил, они всегда выкарабкивались на поверхность. Они всегда мучили меня своими особыми ужасами. Иногда мне удавалось засовывать их обратно туда, откуда они взялись. Тогда я мог словить несколько блаженных часов сна, если кошмары оставались под контролем.

Не казалось, что эта ночь будет из таких.

Это была одна из тех ночей, когда не важно, сколько я метался и ворочался, сколько других воспоминаний пытался использовать для борьбы, ничего не помогало.

Так что, с глазами консистенции наждачной бумаги, я выбрался из кровати и пошёл обратно вниз, в бункер, доставая новый ноутбук из стопки и собираясь заняться расследованием.

Я хотел проверить этого нового ублюдка, которого нужно было убрать.

Таков был мой план.

Тогда почему мои пальцы вместо этого ввели имя Эвангелины Круз? Да уж, чёрт меня побери, если бы я знал. Но они это сделали. И как только страница поиска загрузилась, я понял, что назад пути нет.

Так я и действовал.

Я сосредоточенно, методично и дотошно относился к деталям, доводя тщательность до точки абсолютной одержимости.

Но в своей конкретной сфере деятельности я не мог позволить себе ошибиться. В отличие от нашей лажовой системы уголовного правосудия, я действительно разбирался, совершил ли на самом деле преступление тот человек, которого я собирался убить. Я проверял, перепроверял и переперепроверял каждый факт. Я повторял каждый шаг. Я пытался найти чеки и доказательства их присутствия рядом с теми местами, где происходили определённые события. Я убеждался, что их следы в онлайне ведут прямо туда, где они должны были быть, никуда не отходя между точками, чтобы сбить со следа, чтобы какой-то другой псих мог использовать человека в качестве марионетки.

Я не мог позволить себе заснуть на работе.

Ни один из людей, которые попадали в мой бункер, не был убит, пока оставалась хотя бы тень сомнения в их вине.

Чёрт, как в случае с Гарольдом Грейнсом, я часто находил доказательства преступлений лично при человеке. В их бумажниках или в их телефонах.

Они ведь не могли позволить себе надолго отрываться от своего разврата. Им постоянно нужно было носить всё с собой, как защитное одеяло для жестокой падали.

По статистике, один из двадцати пяти, приговорённых к смерти в уголовно-исполнительной системе США, был невиновен.

В моей работе такого не было.

Я никогда не лажал.

Я неделями, или даже месяцами проверял этих людей.

Я надеялся, что мне не понадобится так много времени, чтобы найти следы настоящих родителей Эвангелины Круз.

Это просто не могло быть так долго.

Она скоро снова объявится.

Она ни за что не могла подумать, что я морочил ей голову, говоря, что кто-то пытается её убить. Более того, я на самом деле был честен. Кто-то определённо пытался её убить. Единственной причиной, по которой я не настаивал на необходимости разобраться с этим дерьмом сразу же, было то, что я знал, что в скором времени её не убьют.

Я понятия не имел, как она упустила знаки.

Моим лучшим предположением было то, что она была поглощена заданием найти меня и притащить к себе, и не останавливалась подумать о собственном благополучии. Я понимал одержимость, понимал, как она могла упустить то, что во всех намерениях и целях было довольно тонким.

Но она доверяла моему взгляду достаточно, чтобы знать, что я бы не ошибся. И как только она немного отдохнёт, немного поест и наберётся смелости, она вернётся.

Только до тех пор у меня было время найти её мать, по меньшей мере.

Для этого мне пришлось отследить местоположение её так называемого отца приблизительно двадцать два года назад. Если она была ему не родной, если её каким-то образом украли у биологических родителей, это должно было произойти до пяти лет, после этого дети обычно помнят что-то о том, как их отрывали от матери. Чёрт, даже возраст пяти лет не казался подходящим, но у некоторых детей были просто скомканные воспоминания, а у других мозг закрывался и выталкивал эту травму, чтобы она больше никогда не всплыла на поверхность.

Если бы только нам всем так везло.

— Чёрт, — прорычал я, качая головой от своих мыслей.

Я этого не делал; я не жаловался на свою судьбу. Не важно, что у меня была искренняя причина прятаться в углу и мычать до конца жизни. Такие вещи были частью моего детства. Я стал взрослым мужчиной. Я отказывался быть чёртовой жертвой. Я запер это дерьмо в хранилище и никогда не выпускал, за исключением случаев, когда слишком низко опускал свои стены, чтобы с этим бороться — прямо перед сном и в моменты бессознания.

В любых других случаях… Заперто. К чёртовой. Матери.

Так должно было быть, поэтому так и было.

Я достал все остаточные чувства, конкретно ярость, всю оставшуюся, и направил её на свою собственную, маленькую личную миссию в жизни. Пока всё шло хорошо. Это держало меня в здравом уме. Это снимало немного веса, который я всегда ощущал, с раннего возраста зная, какая существует падаль среди нормальных на вид людей. Казалось, я ответственен не за то, чтобы раскрыть это, а за то, чтобы это уничтожить. Клянусь, если бы я мог собрать всех идиотов в одной комнате и поджечь дымовую шашку, какой травят тараканов, я бы сделал это в мгновение ока, мать вашу. Но с большой шумихой больше шансов, что тебя поймают. А мне нужно было как можно дольше продолжать действовать, продолжать уничтожать их, убирая одного за другим.

Если не я, то кто?

В этом и было дело.

Конечно, время от время от времени жертва насилия сходит с ума и отрывает член своему насильнику, и заталкивает в его же задницу.

Но это было редко.

И их ловили.

По всему миру были раскиданы каратели, действуя прямо под носами местных сил закона. Чёрт, я знал одного, кто сам был копом. Десять лет на работе, и он устал о того, что никогда нет правосудия. Так что он взял правосудие в свои руки.

Он тоже был довольно жестоким ублюдком.

Но хоть мы и существовали, мы были редкими. Мы должны были быть осторожны. Не было такого, что когда одного из членов картеля убивают, другой становится на его место, пачкая свою обувь кровью бывшего босса в своём желании власти. Когда одного из нас убивали, это означало, что больше придурков уходят от наказания за то, что делали.

Если меня уберут, никто в Джерси не займёт моё место.

До меня доходили слухи о новичке в городе, но ему было с чем там разбираться. Он не приедет в Джерси, чтобы искать совратителей детей и серийных убийц, когда их множество там, где он находился.

Чем дольше я оставался в живых, тем дольше мог продолжать своё дело, тем более, что это было не ради себя, а ради всех ничего не подозревающих потенциальных жертв.

Я поднялся со стула, пошёл на кухню и, схватив из холодильника энергетик, залил им кофе, пока тот варился. Я не собирался спать, но и не был одним из тех людей, которые хорошо справляются с недостатком сна. Моё тело так и не «привыкло», как утверждали многие. Недостаток сна всегда приносил общую медлительность и туман в мыслях. Так что, чтобы преодолеть это, нужно было огромное количество кофеина, пока не пройдёт очередной день, и не настанет попытка снова попробовать заснуть.

А пока нужно было изучить путешествия Алехандро за пять лет, которые я высчитал.

Африканские и азиатские страны автоматически вычёркивались, по очевидным причинам. Так что оставалось только… чёрт.

Аргентина. Боливия. Бразилия. Чили. Колумбия. Эквадор. Гайана. Парагвай. Перу. Суринам. Уругвай. Венесуэла. Фолклендские острова. Мексика. Куба. Доминиканская Республика. Коста-Рика. Пуэрто-Рико. Гватемала. Гондурас.

И, что ж, давайте не забывать нижнюю часть США, прямо у границы.

У самого Алехандро было двойное гражданство, Колумбии и США. Поэтому сама Эвангелина считалась гражданкой США, несмотря на то, что едва ли проводила время в штатах. У меня были копии паспорта Алехандро, а также — среди массивной коллекции CD и DVD — вся остальная обличающая информация на него, которую я смог достать до того, как привести его сюда. Так я делал со всеми своими «жертвами», которых чаще называл «мишенями», потому что я не делал их своими жертвами; они получали чёртово правосудие. Я мог отследить всё по штампам в паспорте. Было бы легче, если бы у меня ещё был паспорт Эвангелины, но просить об этом было слишком. И не было никакого способа отследить передвижения чьего-то паспорта, за исключением стран с выездными визами или соглашениями, как у США, Канады и Мексики.

Чтобы отследить Алехандро, можно было использовать банковские чеки, хотя по большей части он пользовался наличкой, но это не поможет мне сузить круг тех вариантов, когда он начал возить с собой Эван.

Но не важно.

О человеке можно было узнать всё, буквально всё, если покопаться достаточно долго.

Конечно, с мерзавцами вроде Алехандро было проще, потому что они оставляли следы из жертв. Но скоро я найду корни Эван.

Предпочтительно, до того, как она появится снова.

Я считал, что у меня было от восьми до десяти часов.

Множество времени.

Я мог даже сократить время на треть, если, может быть, позвонить Барретту и некоторым его знакомым, дерзким дамам-хакерам по имени Алекс и Джейшторм. И, конечно, они меня знали. Они знали, чем я занимаюсь. А я знал, что могу доверять им, особенно учитывая, что Алекс и Джейшторм сами были известны правосудием в плане кибернетики, перекачивали деньги у определённых аккаунтов придурков с Биткоинами и вкладывали их в счета благотворительности. Между всеми нами четырьмя, мы не только найдём мать Эван, но и узнаем её историю, историю её бабушек и дедушек, к каким заболеваниям она может быть предрасположена, и целые чёртовы генеалогические отчёты трёхсотлетней давности.

Да, они были настолько хороши.

Но я не хотел звонить им.

Вы можете спросить почему.

На самом деле, это была самая большая лажа.

Я хотел проклятого уважения.

Я не был каким-то придурком, кто присваивает себе чужую работу. Так что если я позову других, мне нужно будет рассказать Эвангелине, какие части я нашёл сам, а с какими частями помогли они.

Я хотел славы за то, что выяснил историю её происхождения.

Это было не похоже на меня, но я думал, что это имеет какое-то отношение к тому факту, что я нёс ответственность за боль, через которую она проходило. В смешении с тем фактом, что меня до нелепости влекло к ней, она впечатляла меня, и, может быть, я слегка жаждал её благодарности, и вы вполне можете понять мой мотив.

Извращённый?

Да, возможно.

Полный самолюбия?

Определённо.

Но тем не менее честный.

Я был бы никем, если бы не был честен.

Солнце раскрасило небо почти через одиннадцать часов, пока принтер продолжал выдавать мне лист за листом, которые я осторожно скреплял степлером, перебирал и складывал в папку. У меня следка тряслись руки от недостатка сна и злоупотребления кофеина. Глаза казались опухшими и сухими. Шея и плечи хрустели. И, ну, мой желудок связался в тугой узел.

Потому что я был так уверен, что она придёт, что будет знать, что я говорил с ней прямо.

Но ничего.

Разбираясь с последней страницей за свою, видимо, полностью бессмысленную бессонную ночь, я наконец услышал это.

Видите ли, я находился внизу, в своём бункере.

Почему?

Скорее всего, самым точным объяснением будет паранойя.

Мой род занятий делал вероятным то, что в конце концов за мной придут комы. Если они вломятся в мой дом, в бункере я был отчасти в безопасности. Если они найдут вход в мой бункер… ну, я работал над этим. Я медленно, но верно копал маленький туннель. Не для побега, потому что, честно говоря, я находился слишком глубоко в глуши. Бежать было некуда. Скорее это было место, где я мог спрятаться, если они зайдут в бункер. И я нашёл чертовски умный способ спрятать дверь. Но это должно было быть просто местом для пряток, последней попыткой остаться свободным человеком, продолжать свою работу.

Так что я просто… естественно тянулся к бункеру, большинство времени.

Из-за чего было чертовски сложно услышать что-то сверху.

Но как только принтер перестал выплёвывать бумагу, с этажа выше донёсся определённый стук.

На само деле, было чертовски позорно, как быстро я откатил своё кресло обратно к ноутбуку, чтобы проверить наружную камеру.

Равно позорной была нелепая, практически дурацкая улыбка, которая угрожала расколоть моё лицо при виде склонённой головы Эвангелины, на тёмных волосах которой играло солнце, из-за чего они выглядели такими же шелковистыми, какими казались на ощупь.

Боже, я не мог вспомнить последний раз, когда улыбался так сильно, чтобы заболели мышцы щёк.

Месяцы?

Годы?

Я вообще когда-нибудь улыбался так широко?

Я закрыл папку, засунул её под мышку и пошёл к двери на верхний этаж.

— Ты не можешь просто сказать женщине, что её пытаются убить, а затем исчезнуть, придурок! — я услышал её крик через дверь, пока она стучала рукой по толстому дереву. На самом деле, я был уверен, что она дверь и ногой пнула.

Это была милейшая вещь, чёрт возьми.

— Не спеши раздеваться, — крикнул я, закрывая дверь в бункер и проходя к входной двери. — Или, если подумать, — произнёс я, открывая замки, — раздевайся, куколка, — добавил я, открывая дверь и обнаруживая девушку на крыльце, с комично приоткрытым ртом.

И, чёрт побери, снова появилась проклятая дурацкая улыбка.

Какого хрена?

— Кто пытается меня убить? — она быстро пришла в себя, качая головой и тяжело сглатывая.

На это я пожал плечами, прислоняясь к дверному косяку.

— Чёрт меня побери, если бы я знал.