Картины эксгибициониста

5. Сомнительно, но… это Nice

Открытка из Жуан–ле–Пен, Лазурный берег:

Я откладывал деньги. В то время как группа ночевала в отеле, я спал в фургоне, отмораживая себе задницу. Нас обокрал владелец клуба, улизнувший после нашего последнего выступления. Я был зол как чёрт и предложил остальным вернуться в клуб и стойками от микрофона разбить мраморный дворец лягушатника. Парни были не против, пока мы не увидели армию вышибал, выглядевших как стенка кирпичного сортира. Я не мог в это поверить. Меня ещё раз надули перед поездкой в Уэртинг, когда я играл всю ночь бесплатно под предлогом прослушивания. Хозяин клуба никогда никому не платил, но я хотя бы имел крышу над головой, благодаря родителям. И я никогда не считал это самим собой разумеющимся — часть моих заработков, пока я жил в родительском доме, шла маме на хозяйские расходы. Но теперь, в Жуан–ле–Пен, играя всю неделю и ночуя в машине, чтобы сэкономить, я расценил это как пощечину от мерзкого лягушатника. Тот инцидент оставил неприятный осадок от Франции. Перед самым возвращением в Англию, у нас был ещё один концерт в Париже. Именно там появился Микки О.

Во время проживания на Кембридж Гарденс мы толком не общались. Он поселился в кабинете, а я занял комнату Гэри. Теперь он намеревался поговорить со мной после выступления. Микки опекал певицу нового английского рекорд–лебла. Её звали Пэт Арнолд, раньше она была на подпевках у Айка и Тины Тернер. Тина вскоре сама покинет Айка. Как мы все знаем, честь ей и хвала, у неё хватило мужества и решительности достичь славы на сольном поприще.

Пэт Арнолд — или луче ПиПи Арнолд — оказалась в Англии, с рабочей визой и контрактом с Immediate Records, фирмой, основанной менеджером Rolling Stones Эндрю Луг Олдэмом. Её первый сингл “The First Cut Is the Deepest” Кэта Стивенса взбирался на вершины английских чартов, и теперь она искала музыкантов для аккомпанирующего состава, чтобы отправиться на гастроли в поддержку своего хита. Я колебался: несомненно, ей были нужны черные музыканты.

«Нет, — ответил Микки О. — Она видела сотрудничество Тины с Филом Спектором. Черные и белые — все нормально». Но больше всего меня беспокоил сам факт работы с женщиной. Я поблагодарил Микки и пообещал позвонить ему по возвращении домой.

Неделю спустя я стоял у двери небольшого домика в глухом переулке. Меня встретила пара ясных глаз.

— Привет! — сказала она — Заходи.

Хотя она была значительно ниже ростом, чем я, я никак не мог справиться со смущением, которое до сих пор испытывал в присутствии женщины. В комнате стояло электропиано Fender Rhodes. Я слышал его на записях, но играть на таком не приходилось. Усевшись за него, я взял пару аккордов.

— Боже, как я люблю Арету Фрэнклин. У неё столько страсти! — произнесла ПиПи.

И чтобы продемонстрировать это, она поставила пластинку Ареты и стала подпевать. Я молчал, не зная что делать. У неё было много других записей и куча идей. Наконец, ПиПи сказала:

— На, возьми их с собой, — и протянула мне сорокопятки, которые только что ставила. — Собери группу и разучите материал.

Я не мог поверить, что так — увидев всего один раз — эта женщина мне поверила. Я решил рискнуть.

— Если я соберу команду, можем мы выступить с сольными номерами?

— Без проблем, — ответила она. — У вас будет 20–30 минут, чтобы разогреть публику перед моим выходом. Можете играть всё, что вам в голову взбредёт.

С такими новостями я ворвался в свою крохотную комнатку и заорал: «Ну, Ли, вот оно! Давай, собираем группу!»

Конечно же, она захотела медь. Соул требовал солидной духовой секции, а у меня не было опыта написания аранжировок для других инструментов, кроме как своего. Но я взял саксофониста, тромбониста и трубача. В группу вошли также барабанщик Иэн Хейг и гитарист Дейви О'Лист из группы The Attack, имевшей сингл под названием “Hi Ho Silver Lining” — первый хит Джеффа Бека. Мы разучили все записи, что мне дала ПиПи, репетируя в одном из пабов Ист–Энда.

Это было в мае 1967 года.

«Дудки» не пошли, а ПиПи неохотно приезжала на репетиции с Ли, Иэном, Дейви и мной. Она могла позвонить и сказать: «Мы можем выучить “Sweet Soul Music” на два тона выше оригинала?»

Хотя наш собственный сет представлял из себя полную мешанину всего, чего угодно, моя группа потихоньку вырабатывала собственный стиль. “Billy's Bag” (пьеса Билли Престона), тема из фильма с Клинтом Иствудом «За пригоршню долларов», а также битловская “A Day in the Life” — вот те несколько вещей, что мы играли перед выходом на сцену ПиПи. Её сет состоял из “Sweet Soul Music”, “Lay This Burden Down”, “Nowhere to Run”, “Respect”, “You Keep Me Hangin' On”, “One Step at a Time” и конечно же, “The First Cut Is the Deepest”.

Когда мы все вместе ехали на наш первый концерт в Бристоле, а мы должны были выступить на хлебной бирже, ПиПи нас спросила: «Пацаны, а вы думали, как будете называться?»

Нет, мы не думали.

— Кто–нибудь из вас слышал о Лорде Бакли?

Никто из нас и понятия не имел, кто это.

— Чуваки, он крут. Он говорит на чудном диалекте, например, у него есть скетч о Господе и Моисее, где он называет Господа Наз. — Подражая Лорду Бакли, она продолжала: — «И вот Наз глянул на Моисея и сказал…».

— Что такое Наз? — спросил Ли.

— Блин, ну ты и деревенщина. Наз — это Наз, но если Вы предпочитаете на вашем благородном английском — Найс — Славный. Вам следует взять это название, — заявила ПиПи, прыснув со смеху. — “The Nice — Славные”. Да, круто. Она стала нас дразнить.

— Мы не можем называться прилагательным, все будут нас спрашивать, «Славные» что?» — я пытался возразить.

Ли трезво рассудил, что есть «Who» — «Те, кто» и «Them» — «Они», и никто их не спрашивает «Они что?». Но меня это не убедило. Мне будет очень стыдно всем говорить, что моя группа называется «Славные», а нас окружали бы голубоватые ребятки, с умилением произнося: «Ооо, “Славные”, как это мило».

ПиПи понравилось название, и всю дорогу в Бристоль она прикалывалась над нами: «ПиПи Арнолд и её “Славные”». Она никак не могла сдержаться и все время смеялась. Я уверен, что всё это очень славно, но не хотел смешивать бизнес с развлечением, но и расстраивать её тоже не хотелось. С неохотой, не я принял название. Так мы стали The Nice.

27 мая 1967 года БиБиСи транслировало заранее записанное выступление ПиПи Арнолд и The Nice. Моя мама была взволнована, но оповестила местные СМИ перед выходом передачи. 24 мая 1967 года The Worthing Gazette написала:

Спасибо, мама.

Шанс достичь успеха маячил перед нами, как морковка перед ослом. Только отсутствие ПиПи на репетициях сильно препятствовало осуществлению наших планов. Я обучил The Nice вещам, которые она хотела играть на сцене, а затем мы сидели без дела и ждали её появления. Парням это надоедало, и они заставляли меня позвонить ей. Мутный голос на другом конце беспокоил меня, но я не хотел тревожить ребят. Поэтому я говорил им, что она сейчас находится в офисе звукозаписывающей компании и не может приехать, о чем очень сожалеет. Она также просила передать, что вчера мы звучали великолепно. Я лгал.

The Nice получали двадцать фунтов в неделю. Обычно мы с Ли приезжали в офис Immediate Records каждую неделю, где бухгалтер компании Тони Колдер выдавал нам зарплату. Офис располагался близко к концу Оксфорд стрит, там, где начиналась Тоттенхэм Корт Роуд. Здание представляло собой модное строение тех лет — немного поп–арта здесь, немного хрома и стекла там. Президент звукозаписывающей компании — одетый с иголочки Эндрю Луг Олдэм, — для меня он был подобием «Вечной загадки», концептуальной пьесы, которую я напишу позднее. Он был полон тайн, и я почти не видел его во время своих редких посещений офиса компании. Но его репутация не подвергалась сомнению. В конце концов, он был менеджером The Rolling Stones, и, кажется, до сих пор имел к ним отношение, насколько я знал.

Неявка ПиПи на репетиции дошла до того, что иногда она не появлялась на концертах. До концерта оставалось пять минут, её нигде нет. Это означает, что ко всему прочему, у меня на руках ещё и расстроенный промоутер, причитающий: «Да где же она?»

«Без понятия. Я с ней ещё не разговаривал, но она обо всём в курсе… кажется, нам следует сворачивать наше оборудование».

«О, нет! Нельзя! Там полно народу, и они хотят музыку!»

«Но мы всего лишь её аккомпанирующий состав. Мы не готовы играть весь концерт, хотя…» Я глядел на него в надежде, что он поймет мой намёк.

Он понял. У него не было другого выхода, как поощрить наше начинание, причем в наличной форме. Деньги в карман, и то, что мы ещё не успели разучить, пришлось осваивать на ходу. Чёрт, мы сыграли все подряд: “Tico–Tico” и “Gay Gordons” плюс десятиминутный блюзовый джем. Получилось так, что отсутствие ПиПи оказало позитивный эффект на команду. Мы стали более уверенными, более сыгранными, особенно после того, как понравились аудитории ПиПи. Мы могли теперь сами двигаться, и блестящая возможность сделать карьеру маячила перед носом. Люди, пришедшие посмотреть на нас во время турне по английским клубам, были вдвойне довольны, когда ПиПи появлялась на сцене. Их любовь к музыке соул и неизведанному была удовлетворена за один раз. Неизведанное — это The Nice. Мы бросили вызов классификации. Мы искали вдохновение в таких артистах, как Frank Zappa and the Mothers of Invention и Чарльз Ллойд, сильно контрастируя с черной музыкой ПиПи Арнолд. Для нас никогда не было проблемой смешивать различные музыкальные традиции. Британские политики, однако, сомневались, стоит ли впускать в страну, как они нежно их называли, «цветных». Только благодаря движению, организованному консерватором по имени Энок Пауэлл, ситуация изменилась. Он обвинил политиков в том, что рабочие места распределяются не справедливо. И тут начали придираться к самому главному элементу любого музыканта, которые хорошо знают, что ахиллесова пята англичан — это бюрократия. Что–то вроде: «Извини, друг, не могу ничего поделать, это не в моих полномочиях».

Профсоюз британских музыкантов работал на основе обмена. Виза ПиПи заканчивалась, но пока не к моменту выхода данной заметки в Melody Maker:

Хотя гитарист Дэйви О'Лист был ещё более стеснительным и скромным, чем я, к нашему счастью, среди его друзей были самые важные музыкальные журналисты тех дней.

Он жил в доме в Эрлс Корте с мамой, отцом и двумя сестрами, которые души в нём не чаяли. Очень симпатичная семья не только потому, что и мама и дочки были щедро одарены природой эффектной внешностью — что не прошло не замеченным, — а ещё и потому, что они всегда друг друга поддерживали. Некоторые члены группы страстно желали участвовать в развитии четырнадцатилетней сестры Дэйви — Сюзи. Иногда мы репетировали в их доме. Сидя за пианино, я с трудом сдерживал себя, чтобы не пялиться на развивающуюся грудь Сюзи. Не стоило заигрывать с несовершеннолетней сестрой моего гитариста. Свободная любовь — это одно, но здесь всё было как–то по–домашнему. На дворе стояли шестидесятые: время революции, перемен, более глубокого понимания, отсутствия чёткого осознания — откуда ты пришел и куда направляешься, — в конечном итоге это представляло собой дух свободы. Родители, в частности институт брака, были объявлены вне закона и представляли собой Истеблишмент. В конце концов, Истеблишмент создал наши проблемы, а мы считали себя новым порядком, украшенным увядшими цветами, с колокольчиками из зоомагазина, символами мира. Мы пытались выкорчевать из наших умов власть авторитетов.

Законодателем этой культуры был Тимоти Лири. Принял чуть больше ЛСД, и ты уже перед лицом вечной слепоты. Как мало мы знали о том вреде, который наносили своей иммунной системе. Мы презирали последствия и твёрдо были убеждены, что только мы правы и больше никто — любви хватит на все последствия.

«Почувствуй моё недомогание», — пел Джон Леннон. «Это назывется Меллой Йеллоу («травка» из банановой кожуры, или ЛСД)», — пел Донован.

Испытывал ли наш барабанщик Иэн Хейг невообразимую страсть к коллекционированию моделей самолётов, или же всё дело было в субстанции, их скреплявшей? Если так, его модели должны были развалиться, судя по его виду. Однако текущая ситуация не позволяла нам устраивать конфликты, так как The Nice стали получать признание как самостоятельный коллектив, без ПиПи Арнолд. Я надеялся, что у него появится другое хобби, без горючих материалов, что позволит ему сыграть на Виндзорском фестивале. ПиПи Арнолд и The Nice должны были выступить на центральной сцене, но в последний момент, мы сумели договориться с организаторами о 45–минутном сете на одной из боковых площадок.

Мы много работали, сознавая, какую славу можем получить, сыграв на столь престижном мероприятии. Используя все возможности нашего очень ограниченного бюджета, мы наняли для выступления Сэнди Сарджент. Сэнди была танцовщицей в популярном шоу Top of the Pops, телевизионной программе с песнями, находящимися в хит–параде. Сотрудничество с Сэнди было делом деликатным, потому что она дружила с ПиПи. Она была горячей штучкой, и все мужчины страстно хотели её. И вот, после того, как кто–то запустил дымовую бомбу, она забралась на крышку моего органа и начала танцевать. А мы предложили имитировать секс с элементами мазохизма, используя для этого хлыст. Раздался жуткий треск, и мой инструмент присоединился к группе перкуссии. Приношу за это извинения, но Ли, кажется, это очень понравилось.

После Виндзорского фестиваля джаза и блюза события развивались быстрее, чем мы могли предположить. Эндрю Луг Олдэм решил слезть с лежака и облагодетельствовать нас своим присутствием, так как клуб «Марки» предоставлял нам свою сцену каждую неделю. И как было написано в Melody Maker:

Immediate Records начала составлять контракт на запись и издание песен The Nice. Срок действия визы ПиПи Арнолд практически истек, но перед тем, как она вернулась в Америку, меня пригласили сыграть на её альбоме, продюсером которого выступил Мик Джаггер. Я помню одну сессию: она началась около двух часов пополудни — присутствовал полный набор будущих рок–звёзд из справочника «Кто есть кто». Меня слегка беспокоила перспектива альбома Пэт, спродюсированного Джеггером с его псевдо–кокни акцентом, который не произвёл на меня должного впечатления. Но он приступил к выполнению своих обязанностей с ободряющим чувством оптимизма. Группа музыкантов отлично работала всю ночь без всяких перерывов, но через некоторое время большинство начали возмущаться.

«Eщё один дубль, пацаны, потом будет хавчик. РАБОТАЕМ ЗА ЕДУ!» — распекал нас Джаггер по громкой связи.

Около двух часов ночи стало понятно, что всё не так уж и гладко. Слишком много пауз между дублями, пока Мик слушал мнения «богов» из аппаратной. Распространился слух, что Джеггер звонил Джимми Миллеру за помощью, и теперь тот едет в студию навести порядок в этом бардаке. Я вышел оттуда около четырёх утра, встретив по дороге Ронни Вуда, который тогда присоединился к The Small Faces. Он пришел с гитарой и подружкой Крисси, я пожелал ему удачи. Мне заплатили пятьдесят фунтов за сессию — этого хватит оплатить аренду жилья на месяцы вперёд.

Проблемы с Иэном Хейгом становились все явнее и серьёзнее. Он плохо выглядел, и его время в группе было сочтено. Ли, Дэйви и я были обеспокоены и между собой обсуждали альтернативы. Иэн должен уйти, но кто же его заменит?

Решение предложил Дэйви. «Есть барабанщик из Mark Leeman 5, которого очень уважает Криc Уэлч из Melody Maker. Он здорово лабает джаз — отличный джазовый барабанщик».

— Когда мы можем с ним встретиться?

— Я позвоню Крису и попрошу его привести Брайана на наш концерт, — ответил Дэйви.

Следующий шоу проходило в клубе «Speakeasy». После выступления меня представили Брайану Дэйвисону. Первое, что меня поразило — искромётный блеск его глаз. Каждое высказывание сопровождалось лёгким посмеиванием. Будучи несколько взрослее большинства «детей цветов», он, тем не менее, носил все атрибуты эпохи. Брайан Дэйвисон — Блинки (Мигала) — получил прозвище в своей группе Mark Leeman 5 после того, как остальные обнаружили, что барабанщик Арт Блэйки сильно повлиял на его технику. Так, Блэйки стал Блинки. Мы договорились встретиться ещё раз.

— Мне не очень нравится его имидж… его одежда, волосы, — сказал я Дэйви и Ли после встречи.

— О чем ты говоришь? Барабанщик Spirit вдвое старше, да ещё и лысый, — хором ответили они.

— Хорошее замечание!

Брайана мы не прослушивали — его репутация не вызывала ни у кого сомнения. Осталась лишь одна проблема — уволить Иэна, и это повисло тяжким бременем на мне. Он не сделал ничего плохого, был приятным малым, и самое главное — он был другом. Он причинял боль в первую очередь себе и, конечно, группе.

Всю ночь перед беседой я размышлял над сложившейся ситуацией вместе с Ли. Я очень наделся, что он пойдет со мной в качестве поддержки. Возможно, это было частью плана Ли, дабы поднять мою уверенность в себе, когда он категорически заявил: «Ты лидер группы, ты сам должен сказать ему».

Полагаю, я всегда хотел услышать эти слова, но, честно говоря, быть лидером группы было трудно и страшно. Но кто–то должен был делать грязную работу, и выбор пал на меня.

Всю ночь я плохо спал, а на утро поехал к Иэну. Его трясло и бросало в пот. Перед тем, как я смог произнести хоть одно слово, он сам сказал, зачем я пришел. Я лишь кивнул. Он ответил, что всё в порядке. С его стороны не было ни злости, ни чего–либо еще, только покорность обстоятельствам — буквально. Меня это поразило.

— Всё… нормально.

Какое–то время мы смотрели друг другу в глаза.

— Удачи тебе! — произнёс я.

— И тебе тоже!

Больше его я никогда не видел.

Хотя группа, подарившая вам “Flower King of Flies”, была ещё совсем зелёной, вы могли бы бросить её семена на любую почву, и они немедленно бы расцвели. Эндрю Олдэм и его рекорд–компания это знали, а поскольку история имеет свойство повторяться время от времени, так что мы поставили свои подписи под контрактом только благодаря тому, что наши семена не были брошены на бесплодную равнину, но о них позаботились на столах с блестящей поверхностью, армированные хромированными ножками. Более того, наши семена обогатили пчелки из улья рок–н–ролльного медиа–цирка.

«Мы хотим начать запись как можно скорее», — заявил Олдэм. Его слова поддержал закадычный друг Эндрю, бухгалтер Тони Колдер: «Мы хотим, чтобы вы записали собственный материал», что настроило нас на рабочий лад.

Дэйви всё чаще приглашал меня к себе домой, удостоверившись, что сэндвичи, которые я приносил собой, были вне поля зрения его бассета, а я играл на пианино. Именно там я сочинил “Azrael”, массивную тему на 5/4, которая незаметно переходила в вариацию рахманиновской прелюдии в до–минор. Ли написал текст, основанный на персонификации скелета с косой, ещё известного как Ангел Смерти. Прелюдия Рахманинова рисовала картину пробуждающегося человека, пытающегося вылезти из гроба, в котором он был заживо поргребён, ошибочно признанный мёртвым. Я чувствовал, что две идеи соответствовали друг другу. Eщё много композиций родилось в той маленькой комнатке.

Голос Дэйви больше подходил для мелодических линий в противовес хриплому пению Ли, но вместе они могли охватить все жанры. Мы были очень гибкими. Дэйви писал тексты во время поездок на метро, Ли цитировал Оскара Уайльда, используя такой же противоречивый юмор и пафос для своих лирических полотен, а Брайан весело посмеивался, отстукивая ритм на телефонной книге.

Мы были очень счастливой группой — мечтой музыканта, но без глюков тоже не обходилось. На концертах Дэйви частенько заглушал мой Хаммонд своим стоваттным усилителем. Брайан (Блинки) — очень внимательный барабанщик, живо реагирующий на происходящее на сцене, поэтому частенько Ли, Брайан и я орали Дэйву сделать потише.

Наконец, набрав достаточно материала, мы начали записывать альбом, загрузившись со своими инструментами в студию Олимпик в районе Барнс, как раз под мостом Хаммерсмит. Глин Джонс, продюсировавший ранние записи Rolling Stones, выступил нашим продюсером на новом восьми–канальном оборудовании студии.

После того, как Глин остался доволен расположением микрофонов, я начал играть “Rondo”. Мы обкатали эту вещь на концертах и, войдя в правильный темп, Дэйви выдал первое соло подобно Стрельцу, выпускающему стрелы во всех направлениях. Брайан с Ли держали ритм. Когда Дэйв закончил соло, я был ошеломлён, и судя по выражению лица Дэйви, он тоже. Или так смотрят все, кто пройдется по минному полю?

До сих пор то соло остаётся для меня одним из лучших соло всех времён. Своё соло я начал незамысловато, простыми линиями и интервалами, а ритм–секция делала своё дело. Появился Эндрю Олдэм, его было видно в аппаратной; я в это время неистовствовал в финале. Затем мы собрались прослушать полученный результат. Общий вердикт был таков: «Вау!» С довольной улыбкой на лице, Эндрю Олдэм прихватил копию композиции и быстро смылся. Не даром его лейбл назывался Immediate (Немедленный).

Я до сих пор помню в мельчайших подробностях момент, когда я покидал студию и возвращался к себе в каморку с чувством благоговения от того, что нам удалось сделать — непонятно как. Мы импровизировали без всякой подготовки, выдавали брильянты по ходу игры — всё, что мы играли, казалось, было единственно возможным в тот момент. Я был настолько вдохновлён тем, что произошло, и мне захотелось создать ещё кучу новых идей из своего соло. Боже! Музыка была великолепной! Мы двигались без карт, на ощупь прокладывая дорогу, вполне возможно мы пришли бы и к другим местам.

По причинам, которые мы тогда не понимали, Тони Колдер посоветовал зарегистрировать авторские права на песни под одним именем — для нашего же блага. Мы долго не хотели принять совет, но всё–таки создали анаграмму из собственных фамилий — Эмерлист Дэвджек.

Политические убеждения Ли в те времена склонялись к определённой анархии. Конкретно, он ненавидел профсоюз музыкантов, обзывая их «музыкальными работягами»: «Профсоюз вообще не должен существовать. Музыка — творческий акт, ей не нужен профсоюз». Он развил свою мысль дальше: «Они нужны для водителей автобусов и таксистов, которые иногда выходят на забастовки. Поп–музыканты находятся на самом дне табели о рангах. Они ведь грязные и немытые засранцы, а не чистенькие стриженные паршивцы из танцевальных оркестров, посещающих собрания профсоюза. Был я там пару раз. Зачем сидеть несколько часов и слушать о том, как тысячи фунтов утекают из наших карманов? Плохие музыканты пытаются добиться власти путём создания комитетов и организации мероприятий для настоящих музыкантов. Если бы у нас было время, мы бы посещали собрания и ни за что не выбрали их в руководство, но мы слишком заняты. Ты просто платишь целевые и пытаешься игнорировать их. Профсоюз только создаёт проблемы. Никто не может играть в Швеции только потому, что промоутеры не принимают взамен шведские группы. Если профсоюз и должен существовать, то в качестве советчика, а не диктатора. Если я хочу играть в ЮАР, я буду там играть. Они же только мешают — пусть катятся в Кремль».

Привычка Ли таскать с собой «Цитаты Председателя Мао Цзэдуна» помогла придумать название для нашего альбома, «The Thoughts of Emerlist Davjack».

Необходимо было создать обложку альбома, и мы оказались в фотостудии в Сохо, практически в костюмах Адама — завёрнутые в большую полиэтиленовую плёнку, в позе зародыша. Идея Ли для задней части обложки приятно возбуждала его сексуальный аппетит. Он нашел где–то женщину с огромным бюстом и предложил фотографу спроецировать слайды группы на её обнаженное тело. Полученным результатом я не был доволен. Моё лицо наложилось как раз на гигантскую грудь, и стало напоминать искаженного Багза Банни. Моё самолюбие лишь вызывало раздражение и насмешки остальных до тех пор, пока мы не нашли компромисс. Фотограф расположил наше фото, где мы стоим на травянистом кургане, чуть ниже, слегка растянув по вертикали.

Реакцию на «The Thoughts of Emerlist Davjack» лучше всего охарактеризовала рецензия из Daily Mail от 28 октября 1967 года: