Казнь за разглашение

11

Это не было сном и не было похмельным бредом. В этом Берестов мог поклясться. Он всегда имел трезвый рассудок и никогда не сомневался в том, что видел своими глазами, будь то явление сиюминутное или уже наполовину стершееся из памяти. Ему сроду никогда ничего не казалось, не мерещилось, не чудилось даже по пьяни, и он удивлялся тем, кто не верит собственным глазам. В отличие от них, Берестов глазам верил всегда.

В то хмурое февральское утро, пройдя в пермском лесу два километра на восток, Берестов уткнулся в железобетонный забор. «Понятно, почему отсюда можно не вернуться», — усмехнулся он и поплелся вдоль забора. Было ли это тайным местом заключения политических узников или секретным военным объектом, Берестов не знал, однако через несколько минут ощутил необычайную легкость. «Что это со мной?» — удивился он, чувствуя, что рассудок его по-прежнему ясен, хотя состояние близко к обморочному. В обморок Берестов падал дважды. Однажды в детстве, когда у него из вены брали кровь, и в уже достаточно зрелом возрасте, когда он, поскользнувшись на льду, ударился затылком об асфальт. В первом случае он видел сказочное синее море и себя, бегущего по песчаному берегу, необычайно веселого и беззаботного, во второй раз он не видел ничего, и когда пришел в себя при помощи прохожего, отхлеставшего его по щекам, то первой мыслью было, что того света нет! Там сплошная ночная мгла и полное небытие.

На этот раз состояние бредущего вдоль забора Леонида отдаленно напоминало состояние того, первого, обморока. Неожиданно его «я» стало медленно подниматься над ним все выше и выше. Наконец оно оторвалось от плоти и перепрыгнуло через забор, а его тело продолжало автоматически двигаться вдоль забора, как будто ничего не случилось.

«Что за хренота?» — произнес он мысленно и услышал свой собственный голос откуда-то со стороны. В трехстах метрах от забора был ещё один забор, более мощный, обнесенный колючей проволокой и сигнализацией. Над ним каждые двести метров возвышались будки с черными стеклами. «Меня, наверно, видят», — мелькнуло в голове. Тем не менее он легко и быстро перемахнул через второй забор, за которым его взору открылся огромный аэродром с диковинными полупрозрачными вертолетами. За ними купола прозрачных зданий и каких-то нерусских сигарообразных башен. Но самым удивительным было то, что за этим забором было лето. Зеленые лужайки с фруктовыми деревьями, серебристые фонтаны и около них какие-то люди в военной форме пепельно-зеленого цвета.

Но почему какие-то? Обыкновенные люди в обыкновенной военной форме российского образца. Двое даже покуривали, облокотившись на пластиковую скамейку, и непринужденно о чем-то беседовали. Они-то и видели непрошеного гостя.

Берестов инстинктивно рванул обратно, чувствуя, как его тело у забора поспешно меняет направление и ускоренными темпами направляется в лагерь. Он прыгает сначала через один забор, потом через другой, одновременно видя, что те двое поспешно садятся в вертолет и бесшумно стартуют с площадки. Берестов догоняет свое бегущее по лесу тело, вливается в него и оглядывается. Вертолет снижается. Вот он приблизился настолько, что почти задевает верхушки деревьев. Берестов видит смеющиеся лица летчиков. Один из них зачем-то направляет на него маленький серебристый телевизор. Именно телевизор, не фонарик и не подзорную трубу, как показалось беглецу поначалу. Он отчетливо видит серый экран, а затем и себя на нем бегущим по перевернутому лесу вверх ногами.

И в ту же секунду от телевизора до него развернулся широкий светящийся коридор. Леонид на секунду зажмурился, чтобы не ослепнуть, а когда открыл глаза, то с ужасом увидел как на него, наклонившись вперед подбородком, надвигается огромный монстр в сверкающем серебристом костюме. Он был настолько громаден, что не вмещался в светящуюся параллель. Берестов видел только его мощные плечи и торс да ещё этот ужасный квадратный подбородок. Не дойдя каких-то пары метров до Леонида, монстр так же внезапно исчез, как и появился. Следом исчез и свет. А вертолет остался на месте. Только из прозрачного он превратился в обыкновенный. В простой российский вертолет военного образца, грязно-зеленого цвета. В ту же секунду Берестов услышал его громкий рокот, будто ему вытащили из ушей вату. Железная стрекоза, пролетев над его головой, вскоре исчезла за верхушками деревьев, и, когда её рокот стих, Берестов медленно поднялся с земли, стряхнул с себя снег и поплелся в лагерь…

В лагере его ждали ещё более удивительные вещи. Ребята смирно сидели на рюкзаках и подозрительно терпеливо ждали своего патрона. Никаких упреков по поводу долгого отсутствия начальника Берестов от них не услышал. Только Коля Зайцев как-то странно посмотрел сквозь него круглыми глазами и пролепетал еле слышно:

— У тебя аура розового цвета.

Как потом выяснилось, орлы, навернув перловой каши с говядиной и рассовав по рюкзакам спальники с котлами, все-таки решили помедитировать по совету товарища из Иркутска. Как они потом объясняли, исключительно для того, чтобы убить время. Странно, как с такого бодуна эта мысль вообще пришла им в голову. Они легли по знакам зодиака, взялись за руки и начали гонять энергию. Через пять минут выяснилось, что таковой у них почти нет, а то, что в них ещё оставалось, — почему-то гоняется в противоположную сторону. После того как они переориентировались, небо над ними сразу же просветлело, причем Дольский с Кузнецовым увидели только солнце, а Шмелев с Зайцевым ещё и луну, но, главное, все четверо на просветленном небе узрели два громадных человеческих силуэта — мужской и женский.

— Что вы хотите? — спросил мужчина мысленно.

Все растерялись, кроме Зайцева, который мысленно сказал, что мечтает увидеть больше, чем позволяют глаза. Мужчина не ответил. Силуэты растворились. После этого небо медленно заволокло тучами и стало снова как было. Медитаторы медленно поднялись с земли. И вдруг Зайцев начал растерянно озираться.

— Ребя-ата, — прошептал он. — Что я вижу… Вы все марионетки…

Оказывается у Зайцева открылось духовное зрение, так называемый «третий глаз». Им-то он и узрел, что вокруг роятся орды светящихся шаров, а также куча всякой непонятной ерунды. У каждого из присутствующих, по его словам, оказалась аура, у кого-то больше, у кого-то меньше, а у Кузнецова вообще с гулькин нос. Но больше всего беднягу поразило, что у всех из темени тянутся в небо белые гибкие шланги…

Впоследствии, вспоминая эту экспедицию, Берестову иногда не верилось, что все это происходило наяву. Однако светящийся коридор и идущего по нему монстра он запомнил очень ясно.

Что касается статьи, она вышла в срок. Конечно, пришлось сочинить всякую ахинею типа того, что независимые исследователи «Известий» обнаружили в пермском лесу повышенный радиационный фон, а также электромагнитные отклонения, влияющие на центральную нервную систему и вызывающие галлюцинации, и все прочее в том же духе. Словом, написал то, что хотел редактор, серьезным языком, с научными терминами, без какой-либо мистики и всего того, что вызывает недоверие читателя. Кстати, фотографии проявились. На них оказался обыкновенный зимний лес Предуралья. Ничего особенного. Так что заметка пошла без иллюстраций, но редактор остался доволен.

А вот ребята, которые были в этой экспедиции, почти все пропали ни за грош. Володю Кузнецова пришлось сдать в психбольницу ещё в Казани, поскольку он в поезде начал заговариваться и устраивать истерики по поводу того, что братья по разуму не признали его за своего. Теперь он спился, хотя по-прежнему еще, кажется, пилит деревья. Шмелев занялся бизнесом, и через год его труп выловили из Москвы-реки. У пожарного Коли дар ясновидения продержался ровно неделю. После чего пропал. Рассказывали, что с пожарной деятельностью он завязал и теперь сутками медитирует, месяцами постясь и голода я. Единственный Иван проработал четыре года в городской думе Калуги, после чего исчез.

«Оказывается, не так уж все это и забавно, — думал Берестов, глядя мимо экрана компьютера. — Кто серьезно занимается потусторонними мирами, тот рано или поздно заканчивает плохо». Это Берестов заметил давно. Еще пять лет назад.

Топоров подошел к Берестову и тряхнул его за плечо:

— О чем думаем?

— Да все о том же… где бы ни появлялись инопланетяне, для человека это всегда заканчивается плачевно.

— А если это добрый инопланетянин?

— Не имеет значения! Любое вмешательство инопланетных цивилизаций в человеческую эволюцию с благими или иными намерениями сказывается на человечестве пагубно.

— Почему? Может, они принесут такие знания, которые продвинут нас на миллион лет вперед.

Берестов поморщился.

— Ты рассуждаешь, Топоров, как средней дебильности американец. Только они могут думать, что высший разум не нынче завтра спустится к ним в Америку и за красивые глазки воздарит такую технику, что они станут хозяевами не только всей земли, но и Вселенной. На меньшее их национальная мечта не согласна. Но все дело в том, что технику подарить ещё можно, а вот разум, который создал эту технику, подарить нельзя! Его можно только приобрести титаническим трудом в многомиллионолетней эволюции, шаг за шагом, ступень за ступенью…

— Тогда чего они здесь разлетались на своих тарелках?

— А ты уверен, что это инопланетяне?

— Берестов! Не морочь голову. Скажи лучше, чего ты сегодня сдашь в номер?

Берестов возмущенно сверкнул глазами и, сорвав с аппарата трубку, начал остервенело накручивать номер. Топоров, сообразив, что от этого спецкора он сегодня не добьется ничего, тяжело вздохнул и отправился восвояси. А Леониду повезло. На том конце провода оборвались длинные гудки и послышалось тихое старческое покашливание.

— Извините, это опять я, журналист «Вестей»! — воскликнул Берестов, узнав кашель Горкина. — Мы утром не договорили. У меня к вам только один вопрос: вы видели на полу кровь, когда были понятым?

На том конце провода долго собирались с мыслями, Берестов, затаив дыхание, молил только об одном: лишь бы не положил трубку. Пусть наорет или обматерит, но только не короткие гудки.

— Чего вы от меня хотите? — произнес немощный голос. — Прошло много лет. Я уже ничего не помню. Все, что я помнил, я рассказал вам утром.

— Про кровь на полу вы не рассказывали! — напирал Берестов.

— Да крови-то было — кот наплакал, — произнес еле слышно Горкин, затем, прокашлявшись, добавил: — И та не убитого, а его собутыльника. Палец он порезал, собутыльник, когда консервы открывал.

— Так его все-таки убили, Алексея?

— Ну… когда мы вошли в квартиру, следователь сказал, что убили. Но, знать, ошибся. Алешка умер от сердца.

— Но у него на лбу были резаные раны.

— У Алешки, что ли? Какие это раны! Царапины. Две царапины от лезвия у него были на лбу. А ран никаких не было.

— Почему вы решили, что от лезвия?

— А это не я решил. Это следователи так решили. И лезвие на полу нашли. Сам себе он лоб порезал.

— Зачем?

— А это спросите у него. Может, у него такая привычка была: с похмелья лоб резать. Чтобы голова меньше болела. Это такое кровопускание из мозгов. Говорят, в Средневековье очень распространено было.

— Так он что же, часто поддавал?

— Кто его знает? Наверно, поддавал.

— С друзьями?

— Нет. Если пил, то один. Друзья к нему не ходили. Единственный раз пришли к нему два товарища, да сразу же его и порешили.

— Как порешили? Вы же сказали, что он умер от сердца.

— Это не я сказал. Это медэкспертиза сказала. А что она сказала, то и сказала. А я больше ничего не знаю… Вы уж извините! Будьте здоровы! прокашлял голос.

— Подождите, не кладите трубку! — воскликнул Берестов, почувствовав, что большего из него не выудить. — Умоляю, дайте телефон Анны, вашей соседки, которая была понятой… ну… «пьяница и стерва».

На том конце провода долго стояла недоуменная тишина. Наконец раздался кашель, после которого дремучий голос произнес:

— У неё нет телефона. Есть только номер квартиры. Квартира у неё девяносто шестая.

— А дом, какой у вас дом? — напирал Берестов, догадываясь, что если у неё нет телефона, то, значит, допилась до ручки.

— Семьдесят третий, — кашлянул Горкин и опустил трубку.

Это была удача! Да какая! Берестов даже замурлыкал что-то в стиле городского романса. Он тут же до стал записную книжку и записал в ней на букву «А»: «Понятая Анна (стерва и пьяница) Большая Дорогомиловская, дом 73, кв. 96».

Затем набрал номер телефона Зинаиды Петровны. На этот раз она была дома.

— Мне сказали, что вы звонили, — произнес Берестов.

— О да! — воскликнула она взволнованно. — Я подумала, что вам будет интересно узнать вот что: когда велось следствие, меня ни разу не вызывали на допрос. То есть с самого начала не хотели, чтобы это дело проходило как убийство, поэтому ограничились показаниями сожительницы сына, которая объявилась только через неделю после убийства. Все её показания свелись к тому, что Алеша пил и был неуравновешенным человеком. Но это вранье! Ей было выгодно его оклеветать, чтобы самой выкрутиться.

— Выкрутиться?

— Конечно. Она проворачивала какие-то темные делишки со своим кавказцем. Еще неизвестно, что она привозила из Польши, маскируя под товар. За товар такие деньги не обернешь, какие имела она. Может, наркотики. Не знаю! Я думаю так: в тот день этот кавказец, их друг семьи, не дождавшись её в аэропорту, поехал к Алеше. Видимо, в тот день она должна была привезти ему что-то очень важное. Подъехали они к знакомому дому, как положено, поднялись с водителем на двенадцатый этаж, и Алеша наивно открыл им дверь, думая, что они от нее. Что там дальше произошло, можно только догадываться. Но об одном можно сказать с уверенностью: они последние, кто видел Алешу живым.

— Пожалуйста, по порядку! Что это за кавказец и чем он занимался?

— Не знаю, чем он занимался. Знаю только, что Алешина сожительница привозила ему чего-то из Польши, поэтому каждый раз, как она прилетала, он встречал её в аэропорту и на своей машине доставлял с товаром до подъезда.

— Вы его видели?

— Ни разу.

— Откуда же вы про него знаете?

— Алеша рассказывал. Он ревновал страшно.

— А откуда вы знаете, что в тот вечер он приехал к Алеше?

— Соседи с первого этажа видели его белую «Волгу». Они эту «Волгу» знают как облупленную. И шофера его белобрысого знают. Он часто заезжал за ней.

— И что, соседи, может, и номер этой «Волги» помнят?

— Думаю, что да!

— Милиция в курсе?

— Как она может быть в курсе, если её это не интересует. Если бы интересовало, допросили бы соседей.

— Так вы думаете, что вашего сына убил это кавказец?

— Об этом говорят факты.

— Но зачем ему нужно убивать вашего сына?

— Он думал, что эта свиристелка прописана у Алеши. Наверное, рассчитывал жениться на ней и таким образом прописаться в московской квартире. Но он сильно просчитался. Алеша не такой дурак, чтобы прописывать к себе первую встречную.

— Вы это рассказали следователю?

— Как я могла рассказать это следователю, когда меня ни разу не вызвали на допрос?

— А в заявлении прокурору?

— А прокурор заявлений не принимает. Я же вам рассказывала.

— Да-да, я помню. Извините! — пробормотал Берестов. — И ещё такой вопрос: как они убили вашего сына?

— Сделали в руку укол…