Казнь за разглашение

31

Они встретились через полчаса в назначенном месте. После крепкого рукопожатия Вячеслав произнес с интеллигентной улыбкой:

— Вашей смелости можно позавидовать.

Журналист «Версии» был одет во все джинсовое. Выглядел не более чем на сорок. Он был интеллигентного вида, высок, худощав, с длинными светлыми волосами и проворными серыми глазами. На носу блестели дорогие очки в серебряной оправе.

— В чем же смелость? — поинтересовался Берестов.

— В том, что вы публикуете. Лично я, расследовав обстоятельства гибели Климентьева, на публикацию не решился.

— Опасно для жизни?

— Думаю, что да.

— И в чем опасность?

— В том, что на трупе стоял знак «убийство не расследовать»!

— Разве есть такой знак? — изумился Берестов.

Колесников подозрительно посмотрел по сторонам и предложил зайти в какую-нибудь тихую кафешку.

Они спустились в переход и вышли на Тверской бульвар. Миновав «Макдоналдс» и немного не дойдя до Бронной, спустились в какой-то подвальчик под названием «Лира». Там они нашли уютный темный уголок с маленьким столиком и заказали по бокалу «Каберне».

— Так вы сказали, есть специальный знак, не рекомендующий расследовать убийство? — переспросил Берестов, предварительно отхлебнув из бокала.

— Не только не рекомендующий, но и категорически запрещающий это делать, — улыбнулся журналист «Версии». — Странно, что вы этого не знали.

— И что это за знак, если не секрет? Впрочем, кажется, я догадываюсь, — усмехнулся Берестов. — Это две косые царапины на лбу, прочерченные бритвой. Не так ли?

Вячеслав кивнул.

— Но вы сказали, что, когда обнаружили тело Мэрилин Монро, её лоб был располосован так же? Значит, это знак международный?

— Выходит, что так, — пожал плечами Вячеслав.

— Честно говоря, я не слышал такое про Мэрилин Монро.

Вячеслав достал из сумки какую-то ксерокопию на немецком языке и показал Берестову.

— Из немецкого журнала «Штерн». Если в общих словах, то о самоубийстве Мэрилин Монро здесь сказано так: официальный протокол осмотра места происшествия был составлен гораздо позже. Он как раз и был предназначен для прессы и национального телевидения. Но был ещё один протокол, составленный сразу же после осмотра дома актрисы. Этот документ не для широкой публики. Об этом, спустя десять лет, рассказал один из полицейских, который был в составе следственной группы. Вот что он пишет: «На самом деле Мэрилин Монро застали не на полу, а в собственной постели со скрещенными на груди руками. Она была одета в дорогой французский пеньюар, светло-голубого цвета, с белыми кружевами и бордовыми розами. Актриса лежала на белоснежной, только что застеленной постели. Лицо её было бледным, вид — умиротворенным. Лоб уродовали две ровные запекшиеся царапины от лезвия бритвы. Во время обследования у неё на сгибе локтя был обнаружен след от укола. По предварительному осмотру врач определил смерть от сердечного приступа».

Леонид внимательно слушал и думал о своем.

— Любопытно, — пробормотал он.

— Более чем любопытно. А вот ещё послушайте, из «Нью-Йорк Таймс»: «В последнее время Мэрилин Монро выглядела усталой и раздражительной. Она часто жаловалась друзьям, что на чердаке её дома Агентство национальной безопасности с целью охраны установило какой-то аппарат. Из-за него у актрисы часто по утрам болела голова, а перед сном бывали галлюцинации. Причем в галлюцинациях она часто видела не только своих умерших родственников, но и инопланетян в сверкающих комбинезонах. Также из-за этой установки на чердаке в её доме несколько раз выходили из строя электроприборы…»

— Так-так, — пробормотал Берестов, грустно улыбаясь.

— А вот что пишет «Юманите», — не унимался Вячеслав, поднимая глаза на Берестова. — «Незадолго до смерти, как рассказывают её соседи, актриса забралась на чердак своего дома и своими руками скинула оттуда какой-то ящик с экраном, похожий на телевизор, а следом — люстру с пятью рожками. Эти предметы валялись перед её домом несколько часов. Затем за ними приехала машина из службы безопасности и увезла…»

Вячеслав перестал читать и вопросительно уставился на Берестова. Берестов уставился на Вячеслава.

— Ну, Леонид? Что вы на этот счет думаете?

— Что думаю? Честно говоря, ничего не думаю. А вы что думаете? Ведь вы тоже расследовали убийство Климентьева.

— Но про инопланетян мне Зинаида Петровна ничего не рассказывала. О них я впервые прочел в вашей статье. И сразу подумал, что вы все это списали из «Нью-Йорк Таймс», — потряс листами Вячеслав.

— А я подумал, что вы меня дурачите, пересказывая мне мою же статью. Однако в ней я не писал про телевизор и люстру с пятью рожками.

— А вы видели и то и другое? — вытаращил глаза Вячеслав.

— Не только видел, но и, кажется, знаю, где все это находится. Я сразу догадался, что на Климентьеву воздействовали аппаратом.

— Каким аппаратом?

— Тем самым, египетским, который преобразует наше электромагнитное бытие в субстанцию тонкого мира. Эти инопланетяне в световом коридоре никакой не символ. Это реальные существа, которых извлекали из тонких миров мировые деспоты.

— Но для чего?

— Титаны каким-то образом воздействуют на массы, пробуждают в них воинственный национализм, сплачивают нацию для войны.

— Только для войны? Может, ещё для каких-то свершений? Сплоченная нация хороша и для мира.

— Может быть.

Колесников сглотнул слюну и, слегка заикаясь, напомнил:

— Н-но вы сказали, ч-что знаете, где спрятан этот аппарат?

— На чердаке одного дома.

— И можете показать?

Берестов поскреб ногтем висок.

— Поехали!

Быстро допив остатки вина, друзья вылетели из-за стола и помчались на Тверскую ловить машину. Остановив какой-то «москвич», журналисты вскочили в него и, показав шефу пятидесятидолларовую бумажку, понеслись в направлении Киевского вокзала. Через пятнадцать минут они уже стояли у подъезда дома Климентьевой. Набрав код и без проблем поднявшись на двенадцатый, журналюги полезли ещё выше — на техэтаж. Вскоре они уперлись в железную решетку с навесным замком.

— Я думаю, аппарат находится за той дверью, — с усмешкой произнес Берестов, указывая на бронированную дверь за решеткой. — Каптерка как раз над квартирой Климентьевой. Из нее, я думаю, и воздействовали на нашу Зинаиду Петровну.

— А зачем?

— Откуда я знаю, зачем? Может, экспериментировали, испытывали аппарат. Вы мне лучше скажите, за что грохнули её сына? Вы ведь расследовали это дело.

— Ну в общем-то да. Только, надеюсь, вы не будете об этом писать?

— Чтоб я сдох!

— В таком случае, судя по знаку, который запрещает расследовать эту смерть, его приговорили к смерти за предательство.

— Приговорили? Без суда и следствия? Ни черта себе! Он что же, был связан с масонской ложей?

— Почему сразу с ложей? Просто с оборонкой.

— С космической?

— Ну, видимо, да, если на двери у него была фотонная сигнализации.

— Это ещё что за хренотень?

— Боже мой! Как вы расследовали? Вы же ничего не поняли, а печатаетесь целыми разворотами! Теперь мне ясно, почему вы так смело опубликовали эту историю. Поясняю: фотонная сигнализация — это специально намагниченная дверь, которая реагирует на малейшие изменения нервной системы в организме человека. Она размагничивается только в том случае, если дверь перевернуть вверх ногами.

— А если совершить убийство с неразмагниченной дверью?

— Чревато. Она обладает функциями черного ящика.

Берестов крепко задумался. Затем произнес шепотом, после некоторого молчания:

— Значит, его грохнули фээсбэшники? А за что?

— Об этом нам никогда не узнать. Возможно, он продал на Запад чертежи каких-то секретных космических технологий.

— Его мамаша тоже продала?

— А что, и она умерла? — удивился Вячеслав. — Слушайте, да это же сенсация! У меня даже руки зачесались! А у вас?

— А в нас уже стреляли. Поэтому от сенсаций я пока воздержусь. Так что пойдемте, Слава, по домам…

— И вам не любопытно узнать, что за этой дверью? — поинтересовался Вячеслав.

Берестов снисходительно покачал головой.

— У вас есть план, как туда войти?

— Есть! Мы завтра туда войдем. Если нас не опередят. Скажите, кто ещё может знать об этом аппарате?

— Наверное, ученики конструктора, — пожал плечами Берестов.

— А вы знаете имя конструктора, который собрал этот аппарат?

— Предполагаю, что это Николай Минаев.

— Ах да, вы же писали! И про ученика его писали, Перова, кажется…

— Не Перова, а Петрова… Виктора Львовича…

После того как они, наконец, расстались, какое-то непонятное чувство беспокойства охватило Берестова. Выйдя из метро, он встал под горящий фонарь, нашел в записной книжке телефон Петрова и позвонил ему с мобильного.

— Это Леонид, извините, что так поздно! Не могли бы вы мне дать телефон вдовы Николая Минаева?

— Сейчас поищу, — ответил голос с рязанским говором, — но если сегодня не найду, поскольку уже поздно, до завтра обязательно.

Однако телефон он нашел, и довольно быстро:

— Записывайте, Леонид! Диктую. Ее зовут Светлана Павловна. Фамилия Минаева…

Записав номер вдовы, Берестов тут же позвонил ей, не отходя от фонаря. Ему ответил сонный женский голос.

— Извините, это звонит Леонид Берестов, коррес пондент «Московских вестей»…

— А-а, я читала вашу статью, вы упомянули моего мужа. Мне было приятно. Сейчас он незаслуженно забыт и не упоминается ни в одной энциклопедии. А ведь его заслуги очень велики.

— Скажите пожалуйста, его бумаги, труды, чертежи сохранились?

— Что вы! Сразу же после смерти пришли товарищи с Лубянки и все выгребли. Мне не оставили даже его писем ко мне. Забрали все: бумаги, проекты, схемы, электромагнитные аппараты. Забрали даже телевизор…

— Что вы говорите? А телевизор-то зачем?

— А затем, что первый свой электромагнитный аппарат по изменению природы пространства он сконструировал из телевизора. Он подвешивал над ним пятиламповый ионный ускоритель, который фокусировал что-то в кинескопе. Ну, там ещё добавлялись какие-то детали, подробностей я не знаю. А в результате эффект достигался фантастический: если встать перед телевизором на расстоянии трех метров, на экране отражалась эфирная субстанция человека, правда, в перевернутом виде. Понимаете?

— О да, конечно, понимаю!

— Это первый аппарат на Земле, который приоткрывал завесу тонкого мира! Помню, все соседи приходили глядеться в наш телевизор. Ведь он видел все болезни на пять лет вперед. Те органы, какие были нездоровы, отражались черными… Но недостатком, конечно, было, что этот аппарат потреблял очень много энергии. Когда мы его включали, то все лампочки в доме горели вполнакала. А когда мы включили первый раз, обесточили весь дом. Сгорели даже провода на столбах. Соседи были в шоке. Вот такие дела. Потом Коля конструировал уже более серьезные аппараты. Своими руками, конечно, уже не делал. На него работал целый завод в Перми.

— Где, вы сказали, в Перми?

— Ну да, в Перми! Там был такой экспериментальный завод, который осваивал подобные технологии. Назывался «Аврора».

Берестов поблагодарил милую женщину и поплелся домой. «Ну вот, оказывается, никто не забыт и ничто не забыто, — думал журналист. — И дело Минаева продолжается на том же предприятии „Аврора“, и труды его давно в надежном месте, и чертежи наверняка в работе. Так что вы поторопились, Виктор Львович, с утверждением, что его исканиям нет места в сегодняшней жизни…»

Но свою мысль по поводу исканий журналист не успел довести до конца. Зазвонил сотовый.

— Ты где ходишь? — услышал он голос Калмыкова. — Я же тебе велел не высовываться. Так вот, слушай, старик: ты хоть приблизительно представляешь, куда ты влез?

— Теперь уже представляю, — вздохнул виновато Берестов.

— Так радуйся! Убивать тебя не хотят. Тебя прощают.

— За что?

— За то, что сунулся туда, куда тебе не следует. Более того, с тобой хотят поговорить. В общем, так: завтра выходи на работу и делай заявку на интервью с председателем ассоциации ветеранов «Альфа». Его фамилия Тургенев. Запомни! Возьмешь у него интервью, потом мне расскажешь. Понял?

— Понял. Но поймет ли Авекян.

— Плевать на Авекяна. Лишь бы ты понял!