Казнь за разглашение

12

Остатки дня Берестов провел в раздумье. Здесь было над чем поразмыслить. Снова кавказец на белой «Волге», которого видели в день убийства не только инвалидка, но и соседи с первого этажа. Это, пожалуй, самый весомый козырь. Правда, маловероятно, что кавказец, имеющий личного шофера, будет убивать из-за прописки. Хотя в наше гнусное время человеческая жизнь не стоит ничего. Странность в другом: почему столь простое дело не захотела раскручивать милиция? Именно не захотела! Все-таки нужно узнать, включено ли это убийство в сводку происшествий за 7 марта 1994 года.

Берестов задумчиво поскреб ногтем висок и набрал номер телефона Толика Калмыкова. По счастью, тот оказался на месте.

— Привет, это я, — подал голос Берестов. — Ты, как всегда, занят? Тогд а буду краток: мне позарез нужно знать, включено ли в сводку происшествий за седьмое марта девяносто четвертого года убийство некоего Алексея Климентьева.

— На кой черт он тебе сдался?

— Долго рассказывать.

— Тогда будь на месте. Позвоню через пятнадцать минут.

Но Калмыков позвонил уже через семь.

— Такого в сводке происшествий за седьмое марта девяносто четвертого нет ни в Москве, ни по Федерации. Так что не падай духом, старик! Жив твой Климентьев!

Берестов вздрогнул.

— Скажи: сводки по убийствам поступают в тот же день?

— Сразу же, после обнаружения трупа.

— А после вскрытия узнанного могут вычеркнуть из списка?

— Это ещё за каким чертом? Нет, старик, что попало в список, то умерло навсегда, даже если оное воскреснет, смертью смерть поправ. Хотя нет, есть еще, кажется, сводка по оперативным данным. Но в них тоже нет твоего друга. Однако странный у тебя покойник. Просто неуловимый Джо.

«Что же получается, — размышлял Берестов, — оперативная группа установила факт убийства, но уголовного дела по факту не завела и в сводку происшествий не занесла».

В голове Берестова тут же сформировался будущий остов материала, разоблачающий преступную бездеятельность правоохранительных органов. Если хорошо подать, да с конкретными фамилиями соседей, понятых и свидетелей, а гвоздем, конечно, сделать кавказца и при этом привести статистику преступлений, которые совершаются лицами кавказской национальности, то будет очень даже впечатляюще. В конце можно растечься по полосе желчью или разразиться бранью по поводу того, что московская милиция, вместо того чтобы искать убийц, ловит бедных приезжих, не успевших в силу обстоятельств пройти регистрацию. Теоретически получается неплохо! На бомбу, конечно, не тянет в связи с банальностью темы, но аромат скандала присутствует.

Однако без объяснений правоохранительных органов — это будет игра в одни ворота. Хоть с кем-то из них, но поговорить придется. Хорошо бы разыскать того оперативника, который вернулся сказать Кли ментьевой, чтобы она добивалась возбуждения уголовного дела. Но Зинаида Петровна не помнит ни одной фамилии. Даже странно. А она должна их помнить.

Берестов позвонил в ОВД «Полежаевское» и, напоровшись на секретаршу, вежливо попросил записать на прием.

— Я передам начальнику. И позвоню вам завтра в десять, — ответила секретарша.

Однако на следующий день в десять Лилечка выкинула такой фокус, что Берестов начисто забыл о полковнике Григорьеве. Она впорхнула в редакцию в короткой клетчатой юбочке-разлетайке и прозрачных черных чулочках. Черная блузка без единой складочки обтягивала её тонкую талию и описывала соблазнительный изгиб её пухлой груди. Волосы были убраны в греческом стиле под высокую шишку, но один локон у виска как бы невзначай ниспадал на розовую щечку, подчеркивая изящную линию шейки.

Берестов подошел ближе и увидел, что сегодня Лилечка во всеоружии: ресницы наведены чем-то синим, губы обрамлены чем-то сиреневым, на скулах блеск, в глазах огонь. А запах совершенно божественный. Черт! Вчера она была как нимфа, а сегодня как пантера. Да, она хочет помутить рассудок всей редакции!

— Ты не забыла, что мы сегодня пьем? — произнес Берестов.

— Я принесла шампанское! — улыбнулась она.

Ну какая после этого может быть работа.

На летучке Топоров пытался на манер Авекяна учинить журналистам разнос за то, что они задерживают материалы, а сам косился на Лилечку. И чем больше он на неё косился, тем менее убедительно звучала его речь. В конце концов он дошел до того, что стал взывать к совести, чем вызвал саркастические ухмылки.

— Сегодня уже нужно верстать шестую полосу! А из чего верстать? Где материал? Где ваша совесть, господа? Вот скажи, Берестов, что ты сегодня сдашь?

— Почему сегодня? — пожал плечами Берестов. — Мы договорились на пятницу! Разве уже пятница? Вот завтра для тринадцатой полосы я что-нибудь раскопаю. А сегодня меня лучше не трогать. Как-никак я раскручиваю убийство.

— Сколько ты ещё будешь раскручивать?! — вскричал Топоров.

— Такие дела распутывают годами, а ты хочешь, чтобы я за три дня раскрутил, да ещё написал булгаковским языком.

Сегодня берестовскому красноречию мог позавидовать Демосфен. Однако Топорова это почему-то раздражало.

— А что помещать на твои полосы? — не унимался он. — Пустые места с надписью: «Извините, дорогие читатели, журналист Берестов раскручивает материал». Так, что ли? Совесть у тебя есть, Берестов? Скажи, есть?

— Есть! Но она у меня не обладает решающим голосом.

На этом разошлись. До обеда было уныло и скучно. Берестов снова звонил в Управление внутренних дел, пытаясь выяснить, кто все же такой растетеха. Но там либо сами не знали, либо прикидывались шлангами, посоветовав просто-напросто меньше волноваться. Позвонил Берестов и в Институт судебной медицины, снова попросив позвать патологоанатома Евгения Мелихова, представился корреспондентом «Коммерсанта» и назвался Анатолием Калмыковым.

После минутной паузы девушка попросила оставить номер телефона и сказала, что перезвонит в течение часа. Берестов продиктовал номер своего сотового, но она потребовала рабочий. Ничего не оставалась, как дать телефон «Московских вестей». Однако в течение часа так никто и не перезвонил. Когда Берестов перезвонил сам, также представившись Калмыковым, девушка с раздражением ответила:

— Но ведь мы ещё вчера вам сказали, что таких у нас нет и никогда не было.

«Четко разоблачили», — подумал Берестов и позвонил Климентьевой.

Зинаида Петровна долго удивлялась наглости работников морга, дважды сверяла телефон и буквально по буквам выверила фамилию с именем и отчеством патологоанатома, который делал вскрытие. Телефон оказался тот же, и фамилия совпала.

— Пусть не обманывают! — воскликнула она. — Мелехов всю жизнь работал там и, я уверена, работает до сих пор. Я выясню по своим каналам и позвоню.

«Если у неё есть свои каналы, какого черта она обратилась к дилетанту», — удивился Берестов и тяжело вздохнул. Если сегодня после работы не удастся напиться с Лилечкой, то этот день тоже можно будет вычеркнуть из жизни.

Берестов посмотрел на часы и начал обход коллег. В результате выяснилось, что вечерняя пьянка под угрозой. Все, как один, задерживают статьи. «Сегодня последний срок сдачи материалов и вряд ли что получится», — с тоской отвечали коллеги. И это отнюдь не радовало организатора. «Какие все-таки разболтанные люди — эти журналисты! — возмущался Берестов. Ничего не осталось человеческого. Когда материалы задерживают — это понять можно, но когда забывают о банкетах — это уже ни в какие ворота не лезет. Пренебрегать попойкой ради каких-то супервшивых заметок — черствость высшей меры. Одна Лилечка не забыла. Подошла к этому делу добросовестно! Даже шампанское принесла!»

На этих мыслях Берестова охватил стыд. Сам-то он тоже запамятовал о банкете. Эх, чья бы корова мычала… Где обещанный коньяк, идиот? Но лучше вспомнить поздно, чем вообще не вспомнить.

Берестов вскочил с места и помчался на выход.

— Ты куда?! — крикнул Топоров.

— За коньяком!