Кен

40: 30

— Что ты ей сказал?

— П-правду. О с-себе, о т-тебе.

— А право у тебя есть правду говорить? И что ты вообще про меня знаешь?!

— О ваших от-т-т…

— Замолчи! — И потом очень устало: — Сволочь ты. Убогих вообще-то жалеть надо. Но ты сволочь.

Ксения подумала, что он ударит. Но Анатолий Воробьев был только рад, что его представления о женщинах оказались верными. Все они жестокие. Прикидываются добрыми только тогда, когда чувствуют свою выгоду.

— В-все в-вы… — так и сказал он.

И Ксения поняла, что рукам он волю не даст, но отомстит по-своему. И за то случайное заикание, и за сегодняшнее презрение. Просто воспользуется ее слабостью, добротой и неумением урвать от жизни свой кусок, если есть хоть малейшая зацепка.

— Ладно, я уйду, — сказала Ксения. — Не надо никакого суда.

— Б-боишься п-проиграть? — усмехнулся он.

— Боюсь, что ты не получишь того, что заслужил. Подожди минутку.

Ксения услышала, как зазвонил телефон. Она побежала в спальню, чтобы не говорить при нем. Зажгла ночник, присела на кровать. Почувствовала, что только он может захотеть с ней поговорить в это позднее время.

— Ксюша? Успел соскучиться. Зря я тогда ушел, да?

— Наверное.

— Вот и решил сегодня повторить тот вечер. Раз тебе понравилось. Можем пойти в тот же ресторан. Я возле твоего дома. Сижу в машине, звоню, смотрю на твои окна. Ты тоже можешь выглянуть в окно. Из спальни, я на этой стороне.

— Ой, не сейчас!.. У меня гости.

— Интересно. Значит, я могу подняться и повеселиться вместе со всеми?

— Ты не понял. Это не вечеринка. Деловой разговор.

— Еще лучше. Тебе помочь?

— Если только чемоданы вынести. Но не сейчас. Завтра.

— Какие чемоданы? — насторожился он. — Ты куда-то переезжаешь?

И Ксения неуверенно сказала:

— Может, к тебе?

— Ко мне?!

— Раз у нас с тобой все так хорошо…

— Подожди, я не понял. Женькина квартира гораздо больше, и район лучше. Зачем нам с тобой жить у меня?

— Потому что… Словом, на ее наследство можешь больше не рассчитывать.

— Да что случилось?!

— У нее есть двоюродный брат. Я не хочу, чтобы дело дошло до суда. Не предъявлять же судьям глупое завещание, которое было написано в шутку?

— Но зато деньги серьезные! Ты соображаешь, что делаешь? Взять и подарить кому-то целое состояние!

Ксения насторожилась:

— Значит, тебе деньги нужны, не я?

— Да, я люблю тебя, как ты не можешь этого понять! Но мы уже не дети!

— И?..

— Нам надо где-то жить. Надо на что-то жить. Я же знаю, что ты не умеешь работать. Твое призвание быть домохозяйкой.

— Это плохо? — Ксения почувствовала, что сейчас расплачется. Только бы он не заговорил сейчас о детях! Тоже ее призвание, но что с ним стало?

— Хорошо, — сказал бывший муж. — С тобой все хорошо. И у нас сейчас все могло бы быть хорошо, если бы не объявился этот братец. Где он, кстати?

— Здесь, у меня.

— Как — у тебя?! Ты там с мужчиной? А почему в спальне горит ночник? Он что там, в твоей спальне?!

— Нет, в комнате.

— Это правда? Я сейчас поднимусь.

— Не надо, — испугалась Ксения. Она знала, что ее бывший муж с детства боится драк. Боится бить и особенно, что могут побить его. И она со всей нежность его оберегала от этого. Анатолий же после убийства тетки мог войти во вкус.

— Значит, он нас подслушивает? Через параллельный аппарат?

— Но я не думаю, что…

— Ты вообще не умеешь думать, — жестко сказал он. — Немедленно выстави его вон.

— Но…

— Но сначала скажи, что никуда не собираешься переезжать.

— Нет.

— Что значит — нет?

— Если ты не хочешь, чтобы мы жили вместе… Если ты… — Она расплакалась наконец.

— Ксюша… Ксюша, ну хватит. Ксюша!

— Не заставляй меня это делать!

— Но это же так просто — один раз перетерпеть. А потом всю жизнь…

— Я не могу.

— Хорошо, — сдался он. — Завтра поговорим.

— Как это завтра? Мне уезжать надо!

— Не ночью же.

— Но…

— Завтра. Мне надо уладить кое-какие дела. Я не могу так сразу.

— Значит, ты мне все врешь, да? Ничего там не кончено. И все эти букеты, рестораны, эти вздохи у подъезда…

— Я люблю тебя.

— Хватит.

— Ксения!

Она положила трубку и выключила в спальне свет.