Кен

30: 15

Ксения выскочила из подъезда и прислонилась спиной к холодной железной двери. Мужик, держащий в одной руке сигарету, а в другой мобильник, участливо сказал:

— Плохо, да? Может, «скорую»? Черт, опять ерунду говорю. Сейчас все приедут. С мигалками. — Он выругался, в перерывах между непечатными словами вставляя: — Во попал, а? Во попал?

А Ксения бормотала про себя: «Это же моя подача, моя подача…» Но она опаздывала. Не угадывала, куда бьет противник. Он ошибся только в одном: взял ключи. Зачем взял? Непонятно. Ведь если их найдут…

Она не успела представить себе, что может случиться, если ключи вдруг найдутся. Приехали те машины с мигалками, которые обещал мужик.

— Вы свидетель? — тут же кинулся к нему оперативник.

— Свидетель, ё… — обреченно сказал жилец. — Ну? Попал. Нате, берите.

— Кто нашел труп?

— Я, — сказала Ксения, которая уже отошла от двери, пропустив в подъезд, к телу Анатолия, эксперта и двух человек в штатском.

— Так, — сказал, подойдя к ней, следователь, — на этот раз вы и труп сами нашли. И как оно все было?

— Я спустилась вниз за газетами и…

— Что, читать любите? — поинтересовался следователь. — И разве он не от вас вышел? А?

— От меня, — прошептала Ксения.

— Послушайте, мне что, жить теперь в вашей квартире, что ли? Маньяков караулить?

— Борис Витальевич, на минутку! — позвали его из подъезда.

— Иду. Стойте здесь, Ксения Максимовна. И дышите. Дышите.

Она дышала. Прерывисто, от страха. В кармане лежал комок из газетной бумаги и табака. Ксения мяла его пальцами, словно стараясь стереть с лица земли. Жители дома, начавшие понемногу стекаться к подъезду, у которого вновь стояли милицейские машины, уже открыто паниковали: «Дожили… Вот вам и демократия… В Москве, в столице нашей родины, маньяков не могут переловить!.. Президенту надо писать!»

Судя по отдельным репликам, сборище в любой момент могло превратиться в политический митинг. Какой-то крепкий мужик уже тащил деревянный ящик, пытаясь встать на него, чтобы привлечь к себе внимание:

— Граждане! Предлагаю провести сейчас собрание жильцов, нашего дома!

— Вот народ, а? — повернулся к Ксении мужик с мобильником. — Поорут и разойдутся. А хату все равно надо менять.

Вышедший из подъезда следователь стал лицом к толпе:

— Граждане! Кто что слышал и видел, попрошу подойти и дать показания. Остальные могут высказать свои чувства в интервью. Вон и телевидение приехало.

Молодой журналист с микрофоном в руке выскочил из микроавтобуса, на котором было написано название известной телепередачи. И толпа хлынула уже к нему, выталкивая вперед женщину в старом драповом пальто поверх домашнего халата:

— Верка, давай! Давай, Вера Алексевна!

— Что вы можете сказать по поводу инцидента? — смазливый журналист встал так, чтобы за его спиной были милицейская машина и орущая толпа. На фоне волнения толпы его лицо должно было смотреться особенно эффектно. Говорил журналист быстро, захлебываясь словами и глотая концы фраз: — Итак, мы с вами находимся у подъезда од ного из жилых домов в… Судя по всему, в Москве произошло очередное заказное убийство, которые свидетельствуют о переделе сфер влияния бандитских… Убитый был крупным бизнесменом, да?

— Да кто его знает, кем он был. Ходют тут всякие…

Дальше Ксения уже не слышала, потому что следователь уволок ее в подъезд.

— Ну все, пошла работа! — с чувством сказал он. — Теперь начальство будет так наседать, будто это единственное дело у меня в производстве! Хотя, конечно, признаюсь: в моей практике такого еще не было. Все интереснее и интереснее. Заходите, Ксения Максимовна, не стесняйтесь. Вы это уже видели.

Ксения бочком протиснулась в подъезд. Теперь зрелище казалось ей жутким. Она даже представить себе не могла, что совсем недавно осмелилась залезть мертвецу в карман. А следователь смотрел на нее очень внимательно:

— А не вы его, часом, Ксения Максимовна? А?

Ножичком-то?

— Я? — Ксения чуть не закашлялась.

— Ну да. Если на табуретку встать… Впрочем, что я говорю? Мужицкая работа. Нападавший был с Анатолием Воробьевым примерно одного роста.

— Я не могу здесь… — невнятно прохрипела Ксения.

— Наверх поднимемся? Ну, хорошо, хорошо. Нашатыря ни у кого нет? Девушке плохо.

— Мне не… Господи, да что ж это такое?!