Лампочку в подъезде все-таки ввернули. Слишком яркую, потому что свет резал глаза. Ксения, моргнула несколько раз, выйдя из лифта. Пригляделась и вздохнула с облегчением: возле почтовых ящиков никого нет. Никакого ужасного мертвеца с ножом в спине. Она спустилась, выгребла из ящика ворох газет и рекламных проспектов.
«Значит, я его все-таки прозевала», — подумала она.
Зачем Ксения решила выйти на улицу, она сама так и не поняла. В подъезде были две двери: входная, железная, со сломанным теперь кодовым замком и другая, деревянная, перед маленьким «предбанником». Словно две шлюзовые камеры, пропускающие людей из холода в тепло. Эта вторая, деревянная дверь была открыта. Ксения подумала, что за ней очень удобно прятаться, если хочешь, чтобы вышедший на улицу человек тебя не заметил.
Он и не заметил. Анатолий Воробьев, который лежал навзничь перед первой, железной дверью.
Ксения глубоко вздохнула и выронила из рук газеты. Они посыпались прямо на мертвое тело Анатолия. Маленькая бумажка с яркой цветной картинкой упала в темное пятно на ледяном полу. Ксения почему-то хотела поднять именно ее, но с ужасом поняла, что это кровь, и кровь еще теплая. Его убили минут десять назад, не больше.
Она постояла несколько минут, ежась от холода, потом нагнулась и стала собирать газеты. Но вдруг опомнилась: «Что же это я делаю?»
Железная дверь ржаво заскрипела. Какой-то мужчина вошел в подъезд, громко выругавшись:
— Черт, когда же наконец замок починят! Халявщики, так твою разэдак!
Потом он споткнулся о тело Анатолия Воробьева и выругался еще раз:
— Черт!
— Тихо! — почему-то сказала Ксения. — Не кричите!
— Что случилось, девушка, а?
— Вот, — кивнула Ксения на тело. — Убили. Видите, кровь.
— Как это убили? А? — Он растерялся. И еще раз переспросил: — Серьезно, что ли? Черт!
— Надо позвонить, — сказала Ксения.
— Да, конечно. Вы идите, а я тут постою.
— Хорошо, — сказала Ксения, которой в голову пришла дикая мысль: «Надо караулить мертвое тело. Никуда он не сбежит с ножом в спине». Она уже шагнула из «предбанника» в подъезд, когда услышала его шепот:
— Черт! Девушка, да у меня ж труба в кармане!
Она вернулась. Мужик растерянно моргал:
— Надо же так, а? И не сообразил. Чего там надо набирать? Ноль — один, что ли? Или ноль — два?
У самой Ксении от страха все в голове перемешалось. Но домашний телефон следователя она помнила, видимо, все от того же страха.
— Дайте сюда!
— Бориса Витальевича, — с трудом произнесла она имя и отчество следователя, когда услышала в трубке женский голос.
— Боря, тебя!
«Жена, — подумала Ксения. — Будет скандал».
— Борис Витальевич? Это Ксения Вишнякова.
— Что ж так поздно?
— Да. Поздно. Толю зарезали, — растерянно проговорила она.
— Какого Толю? Где? — озадаченно спросил следователь.
— У меня в подъезде. Я не знаю, что надо делать. Звонить по ноль — два или…
— Вы в своем уме?!
— А что, значит, не звонить?
— Да когда вы кончите играть в детектива! Я вас в СИЗО упеку до конца следствия! Сейчас опергруппа приедет.
— А вы?
— Я в вашем подъезде теперь топчан поставлю…
… — Ну что? — спросил мужик, забирая у Ксении мобильник.
— Сейчас приедут.
— Слушай, здесь же недавно еще кого-то зарезали? Мужика какого-то. Это что ж, маньяк в городе? Пушку с собой носить, что ли, да?
— Носите, — пожала плечами Ксения.
— Что ж за дерьмо такое! Хату надо менять…
Она не слушала возмущенного жильца, глядела в пол и думала о том, что в некоторых случаях Господь Бог мог бы в виде исключения разрешить поворачивать назад время. Всего на десять минут. Если нельзя повернуть его на целые сутки.