Кен

40: 15

— Признаю.

И Ксении показалось, что все вздохнули с облегчением. И она, и следователь, и сам Александр Звягин. Все-таки это он. Другого и быть не могло. То ли огромная любовь, то ли не менее огромная ненависть.

— А зачем вы, Звягин, украли у Попова телефон?

— Не украл, а взял. А что, сразу в петлю лезть? Я думал, что убью ее — и мне станет легче. Не проще ли вообщеостаться вовсе без тени, чем гоняться за ней всю жизнь? Понимаете вы: я все время чувствовал себя каким-то ущербным. Да, я хотел семью, хотел жену, хотел детей. Но прежде мне надо было избавиться от этой проклятой тени. Я просто не мог жить с мыслью, что эта женщина где-то ходит и кому-то принадлежит. Ну не мог, и все тут. И не ожидал, что все так обернется.

— Как именно?

— Ну, этот матч, неожиданная толпа журналистов и поклонников. Не знаю, зачем я туда поехал и зачем взял с собой нож. Я не думал, что убью ее. Я позвонил ей по мобильнику Попова уже со стадиона. Спросил, не передумала ли она. Не начать ли нам снова жить вместе. В последний раз спросил. Она категорически сказала — нет. А потом я смотрел этот матч. Он же у нее был, талант! Я, заурядность, бездарь, захотел, чтобы она и умерла такой. Победительницей. И тут эта толпа, которая ее окружила. Репортеры, желающие взять автограф. А руку носовым платком я обернул совершенно машинально. И ударил. Я почему-то знал, что там должно быть сердце. Анатомию, что ли, школьную, вспомнил? Но задержался на стадионе до тех пор, пока не прошел слух, что ее зарезали насмерть. И все. Что вы еще хотите?

— Подпишите, — следователь пододвинул к нему протокол, — ваши показания.

— Думаете, откажусь? — усмехнулся Звягин.

— Кто вас знает.

— В том-то и дело, что вы меня не знаете.

Он размашисто написал: «С моих слов записано верно. Александр Звягин».

— Что еще?

— А всех остальных вы зачем убили? Из ревности?

— Остальных?..

— Да. Согласно порядковым номерам. Один, два, три, четыре. Это что, акт возмездия?

— Это загадка. Мне и в этом расписаться? Но я не хочу. И, вообще, устал.

— Если вдруг вздумаете покончить с собой… — внимательно посмотрел на него следователь.

— Нет, этого не будет. У меня в жизни еще много незаконченных дел. Я отсижу свое и выйду совсем свободным.

— А как насчет вышки?

Он усмехнулся:

— А за что? За любовь? Женщины, которые, возможно, будут меня судить, отнесутся ко мне снисходительно. К тому же не забывайте, что я богатый человек. Я найму хорошего адвоката. Самого лучшего.

— Вы еще четверых убили. Причем, в определенной последовательности. На законченного маньяка тянет. А общество сурово к маньякам.

— Вот и ловите их.

— Я не понимаю вас, Звягин.

— Поймете.

— Ладно, в другой раз продолжим. Можете пока отправляться обратно в камеру. Кстати, как к вам там относятся? Жалобы есть?

— Жалоб нет. От маньяков все стараются держаться подальше.

— Я попрошу направить вас на обследование к психиатрам.

— Сомневаетесь по поводу моей нормальности? Тогда давайте все психбольноечеловечество разделим на категории: кто от какой мании страдает. Одни помешаны оттого, что влюблены, другие оттого, что любить не могут, не говоря уже о самой большой категории больных деньгами. Из всех современник ков я самый нормальный.

— Идите, Звягин.

Он обернулся в дверях:

— А тебе всего хорошего, Черри. Тебе повезло больше: чужими руками.

Она чуть не расплакалась. Обернулась к следователю:

— Что он хотел этим сказать?