Кэти Картер ищет принца

Глава 12

— Следующая станция — Лискерд!

Не успеваю я опомниться, пассажиры набиваются в вагон, точь-в-точь как сардины в бочку. Моя ручка зависает над страницей новенького блокнота, и на мгновение я задумываюсь, куда делась Миландра и ее замок.

Никогда еще время не текло так медленно, как во время путешествия в Корнуолл. В школе мне казались нестерпимо скучными уроки математики, но они не идут ни в какое сравнение с поездкой в переполненном вагоне. От моего соседа несет потом, и я, начиная с Рединга, вынуждена дышать ртом и сопеть, как Дарт Вейдер. Ума не приложу, отчего я так устала, сидя на одном месте. Вроде бы уже пора привыкнуть. Будь сидение на месте олимпийским видом спорта, я бы наверняка получила золотую медаль.

Я отправляюсь в вагон-ресторан, качаясь от толчков поезда и налетая на пассажиров. Разжившись кофе и шоколадкой, возвращаюсь на место, причем вновь приходится протискиваться мимо соседа-вонючки и изгибаться, чтобы не разбросать чужой багаж. Я жую и надеюсь, что приняла правильное решение. Обычно когда я чувствую себя несчастной, то иду в магазин и трачу уйму денег, так что моя кредитка буквально просит пощады, но на сей раз отчего-то этот вариант не привлекает — возможно, потому, что отныне придется экономить. Еще я получила несколько оригинальных писем от Джеймса, в которых он просил меня оплатить некоторые счета и даже закладную.

Пусть засунет их себе в задницу. С какой стати я должна платить? Мы больше не живем вместе, и потом, Джеймс зарабатывает вчетверо больше, чем я. Пусть с его проблемами разбирается Элис Сэвилл.

Я смотрю в окно. Поля и равнины проносятся мимо, сливаясь в зеленую ленту. Вокруг и впрямь очень красиво. Как бы странно это ни звучало, но я никогда еще не путешествовала на запад дальше Девона, поэтому нынешняя поездка — настоящее приключение. Я смело еду туда, где никогда не бывала, и перед глазами разворачивается удивительная картина, совсем как в кино. Свежевспаханная земля — потрясающего красно-кирпичного оттенка — кажется удивительно яркой по сравнению с темными лесами и синим небом. Маленькие домики на опушках рощ напоминают островки в огромном океане злаков и трав. Для жительницы Илинга, где люди чувствуют себя неуютно, если живут дальше чем в пяти минутах езды от магазина, все это незнакомо и приятно. Может быть, я обрету утешение на лоне природы, точно какая-нибудь романтическая литературная героиня? Жаль, что Вордсворт монополизировал рынок романтической поэзии лет триста назад, иначе, несомненно, моя смятенная душа породила бы какую-нибудь трогательную балладу.

Самый приятный момент путешествия — когда поезд пробирается по извилистому участку так близко к морю, что можно буквально достать до воды рукой. Я словно попала в иной мир — сверкающее море ничуть не похоже на грязно-коричневые воды Темзы, а медленная и певучая речь пассажиров — на резкие интонации подростков в школе. Рыбачьи лодки и серфингисты под яркими парусами заставляют вспомнить об Олли. Будь он здесь, наверняка бы стоял, прижавшись носом к стеклу, и объяснял, каким образом они держатся на воде и какие маневры проделывают. Олли весь день может говорить о серфинге, если получит такую возможность.

Впрочем, мы почти не разговариваем. Олли едва нашел время проводить меня и ворчливо пожелать удачи. Судя по всему, отрицательное обаяние Нины передалось ему.

Как я и обещала Джуэл, взяла в школе творческий отпуск и намерена некоторое время пожить у Мэдди в надежде начать писательскую карьеру. Мэдди страстно желает познакомить меня с местными талантами, и, разумеется, я восстановлю свой роман — именно с этой целью Фрэнки купил мне на вокзале новый блокнот.

— Ну что, детка, — спросил он, когда мы дошли до платформы, — ты уверена?

Фрэнки с опаской отнесся к моему решению пожить у Мэдс. Хотя, с его точки зрения, мужчина в платье — это прекрасно, он не питает особых иллюзий насчет Ричарда, а я не смею признаться, что Мэдс не предупредила мужа о моем приезде. Мы решили, что лучше поставить его перед фактом. В конце концов, что он сможет сделать, когда увидит меня? Ричард ведь священник.

— Абсолютно уверена, — ответила я. — Я больше не могу тут торчать. Джеймс сводит меня с ума. И потом, лучше оставить Олли и Нину в покое.

Гладкий лоб Фрэнки морщится.

— В голове не укладывается… Нина совершенно ему не подходит. Может, лучше остаться здесь и убедить Олли бросить Нину? А тебя наверняка возьмут обратно в школу, если ты хорошенько попросишь…

— Я не хочу возвращаться в школу. Кошмар с опухолью заставил меня очнуться. Не важно, насколько это трудно, — но я буду жить дальше, даже если в конце концов надорвусь.

— По-моему, ты поступаешь правильно, — наконец сказал Фрэнки, подсаживая меня в вагон. — Джуэл права: ты почувствуешь себя намного лучше, если займешься делом и попытаешься забыть Джеймса, вместо того чтобы рыдать. Чего достиг бы Гамлет, если бы сидел сиднем?

— Гамлет сошел с ума и умер, — напомнила я.

— Правда? — удивился Фрэнки. — Никогда не мог досмотреть пьесу до конца — чересчур мучительно четыре часа смотреть на хорошеньких мальчиков в трико и сознавать, что тебя близко к ним не подпустят. Обычно приходилось бежать из театра и идти в бар, чтобы успокоиться.

Он с усилием выныривает из моря воспоминаний и без особой охоты вновь переключается на Кэти Картер.

— Помнишь, что я говорил о Гэбриеле Уинтерсе?

— Если увижу его, то немедленно позвоню, — отбарабанила я.

— Да! — Фрэнки захлопал в ладоши. — У меня есть твой номер, и скоро я тебя навещу.

Потом он пошел в багажный вагон посмотреть, как дела у Кусаки, а я осталась с глазами, полными слез. Несмотря на все его чудачества, я очень привязана к Фрэнки. Керри из «Секса в большом городе» права: гей — лучший друг для девушки.

Гетеросексуалы — совсем иное дело…

— Лискерд? — переспрашивает дама, которая сидит напротив. — Тогда лучше поторопитесь, деточка, у вас полно багажа.

Она права. Багажа у меня больше, чем у иной суперзвезды. Не говоря уже о Кусаке, который путешествует в багажном вагоне, упакованный в специальную ванночку. Я собираю пожитки и пускаюсь к дверям вагона.

Когда поезд подъезжает к станции, хватаю вещи, но в неуклюжей попытке открыть дверь падаю с подножки, и все барахло разлетается.

Потрясающе.

И вот я сижу на платформе, с грудой вещей, остальные пассажиры торопятся мимо. Все здесь по-другому. Солнце кажется ярче, воздух — свежее. Я жадно дышу полной грудью, очищая загрязненные городским смогом легкие.

— Это твое, птичка? — интересуется дородный начальник станции, подкатывая ко мне синий пластмассовый контейнер с Кусакой.

Я киваю. Кусака многозначительно смотрит на меня своими глазами-пуговками.

— Однажды здесь у нас побывал Рик Штейн,[9] — замечает начальник станции, — но и то омара с ним не было. Это ужин?..

Кусака, кажется, оскорблен.

— Долгая история… Скорее домашний питомец. Везу его к морю, чтобы выпустить.

Мужчина таращится на меня.

— Черт возьми! Ручной омар? Докатились… Я бы предпочел эту тварь под соусом «Мэри Роуз». Впрочем, дело твое. Помочь дотащить вещи?

— Пожалуйста. — Руки у меня так оттянуты сумками, что даже удивительно, отчего они еще не волочатся по полу словно у гориллы.

Я иду вслед за начальником станции по платформе, через толпу усталых пассажиров и бойких туристов, по крутым ступенькам, через мостик, потом вновь по лестнице — к шоссе. К этому моменту я успеваю совершенно запыхаться. Нужно наконец подумать о своей физической форме — еще один пунктик к стремительно увеличивающемуся списку дел.

— Вызвать такси, красавица? — спрашивает начальник станции. — Правда, телефон на станции не работает.

— Все в порядке, спасибо. Меня подвезут. — Я оглядываю дорогу в поисках Мэдди, но ее нигде не видно. Меня это, впрочем, не беспокоит — Мэдс всегда опаздывает. Она умудрилась на час опоздать на собственную свадьбу. — Я приехала к друзьям, в Трегоуэн.

— Отличное место, — отвечает начальник станции, ставя Кусаку наземь. — Впрочем, я бы там жить не согласился. Надо же где-то и машину поставить.

Он возвращается на станцию, а я теряюсь в догадках. Что за место Трегоуэн, если там нельзя припарковаться? Воображение рисует узкие булыжные мостовые и контрабандистов, которые катят в пещеры бочонки с бренди.

— Разве не прелесть? — спрашиваю я у Кусаки, но тот поворачивается спиной и принимается чистить усики. Неблагодарная тварь. В следующий раз позволю Олли его сварить.

Если только следующий раз наступит. Глаза щиплет, и я энергично моргаю. Это чистая страница, начало увлекательной новой жизни. Я не стану плакать. Надо жить дальше.

— Вперед и вверх, — строго напоминаю я себе.

Впрочем, вперед двигаться проблематично, потому что Мэдс еще не приехала. Поначалу меня это даже радует. Лучи заходящего солнца греют лицо, а теплый ветер доносит острый запах дикого чеснока. Не считая отдаленного шума трактора и дрожащего блеяния овец, царит тишина. Мимо проехали лишь две-три машины — видимо, таков час пик по-корнуоллски. Я сажусь на вещи и жду.

Через сорок минут я все еще жду, начиная паниковать. Солнце заходит за холм, и, хотя вокруг разливается прекраснейшее розовое сияние, становится прохладно. Сейчас всего лишь апрель, и я, в футболке и юбке, мерзну.

Выуживаю из сумочки мобильник и обнаруживаю, что связи нет. Потрясающе, блин. Запихиваю телефон обратно и снова жду. Когда солнце превращается в золотистое пятнышко на фоне пурпурного неба, я подумываю о том, чтобы покинуть пост и пешком пойти в Трегоуэн. Где бы он ни находился. Я рассматриваю ноги и понимаю, что скорее всего окончательно загублю красивые замшевые сапоги. В Корнуолле, конечно, весна, но грязь на дорогах непролазная.

Убью Мэдди Ломэкс, когда увижу ее!

Я уже готова отчаяться, когда мимо проезжает огромная черная «БМВ». Свет фар скользит по мне. Я слышу скрип тормозов, машина дает задний ход и останавливается рядом. Водитель выключает мотор, и одно из тонированных стекол опускается.

Мэдди? Откуда у нее «БМВ»? Разве что англиканская церковь повысила жалованье своим слугам.

Я вытягиваю шею в попытке разглядеть водителя, но заходящее солнце отражается от блестящей обивки салона и бьет в глаза, так что удается разглядеть лишь загорелую руку. Несомненно, мужскую.

Это уж точно не Мэдди.

Ничего не скажешь, везение. Не иначе как проезжий принял меня задорожную проститутку. Я готовлюсь увидеть какого-нибудь скользкого типа и лихорадочно пытаюсь придумать в ответ уничтожающую реплику.

Тогда водитель высовывает голову в окно, улыбается, и я от изумления едва не падаю в обморок.

О Господи! Должно быть, стресс последних нескольких недель сказывается сильнее, чем я думала.

— Ущипни меня, Кусака, — вырывается у меня. — Я брежу.

И не иначе — потому что вижу Гэбриела Уинтерса собственной персоной. Звезда улыбается так ослепительно, что впору надевать темные очки. Я отвожу взгляд, считаю до пяти и снова поворачиваюсь к машине.

Господи, это он. Действительно он.

— Эй, — говорит актер низким сексуальным голосом, которым совсем недавно завлекал в постель Джейн Эйр. — Вы заблудились?

— Жду, когда подвезут. — Я пытаюсь говорить со страстным придыханием, но получается какое-то кряканье. — За мной не приехали… Я еду в Трегоуэн.

Он снимает темные очки и устремляет на меня свои мерцающие сапфировые глаза.

— Счастливое совпадение. Мне туда же. Может, закинем ваши вещи в багажник и я вас подброшу? Нельзя же оставить красивую женщину на обочине дороги.

Я оглядываюсь — на тот случай, если где-нибудь поблизости притаилась Анджелина Джоли.

Нет, тут всего лишь рыжая коротышка Кэти Картер.

О Господи. Мистер Рочестер назвал меня красивой!

Впрочем, Кэти, не забывай, что в конце фильма он ослеп.

Следовало бы отказаться. В конце концов, я знаю, как опасно садиться в машину к незнакомцам, но это ведь сам Гэбриел Уинтерс, самый сексуальный актер в Британии, а не какой-нибудь старый извращенец в макинтоше. Вряд ли он сотворит со мной нечто неудобоназываемое.

Хотя, учитывая мое везение…

— Вы уверены? — спрашиваю я, как зачарованная уставившись на длинные, обтянутые джинсами ноги, которые появляются из салона. Мускулы буквально перекатываются под тканью. Я замечаю полоску мускулистого загорелого живота, когда на Гэбриеле слегка задирается футболка. О Господи. Идеальный мужчина из любовного романа!

— Разумеется. — Гэбриел забрасывает чемоданы в багажник с такой легкостью, будто они пустые. — И мне все равно по пути. Вы разве не читали в газетах, что я купил дом в Трегоуэне?

— Нет, — отвечаю я.

Он, кажется, слегка разочарован — такое ощущение, что солнце закатилось.

— Но я не сомневаюсь, что все газеты только об этом и пишут, — быстро добавляю я. — Просто я их уже давно не покупаю.

Гэбриел слегка светлеет.

— У меня съемки в Трегоуэне, вот и решил что-нибудь там купить, — продолжает он, помогая мне сесть вперед. Я держусь за его руку, чтобы забраться в салон. Надеюсь, что моя задница в этой юбке не кажется слишком огромной. — Собственность в Корнуолле — прекрасное вложение денег. Как думаете?

— Совершенно согласна, — с энтузиазмом киваю я, хотя вряд ли могу позволить себе хотя бы кукольный домик.

Гэбриел нажимает на газ, а я не свожу глаз с загорелой руки, которая переключает передачи. Эта рука довела Джейн Эйр до экстаза.

— Мой дом называется «Приют контрабандиста». Потрясающее место, такой вид! Правда, там еще уйма дел, так что, возможно, придется пригласить Сару Бини.[10] Пусть посмотрит…

— Правда? — Я изо всех сил стараюсь скрыть изумление. Сара Бини? Ничего себе.

Машина несется вверх по крутому склону. Вдоль дороги растет настоящий лес, на асфальте лиловые и фиолетовые тени. Небо обрело бирюзовый оттенок, ущербная луна улыбается с небес… Я чувствую себя как во сне.

— Трегоуэн — потрясающее место, — мягко говорит Гэбриел. — Как на картинке. Вам понравится… э… как вас зовут?

— Кэти, — отвечаю я. — Кэти Картер. Я еду к Мэдди Ломэкс, жене священника. Они недавно сюда переехали.

Но Гэбриел не хочет говорить о Мэдди.

— Вам понравилась «Джейн»? — спрашивает он, вписываясь в крутой поворот и преодолевая очередной холм.

Хочется сказать, что не стоило изображать Джейн феминисткой и что Рочестер в его исполнении получился откровенным женоненавистником, но Гэбриел столь явно ждет похвалы, что я не решаюсь его разочаровать.

— Прекрасный фильм, — лгу я. — Особенно хороша сцена с мокрыми брюками.

Он кивает так, что золотые кудри подпрыгивают.

— Колин Ферт просто на стенку полез, — ухмыляется Гэбриел. — А Хелен сказала, что включит это в свою следующую книгу.

— Хелен? — Единственная известная мне знаменитость по имени Хелен — это участница «Большого брата». Сомневаюсь, что она способна написать собственное имя, не говоря уж о целой книге.

— Филдинг. — Гэбриел переключает скорость, и мы медленно спускаемся с холма. — Автор «Бриджит Джонс». Мой агент предлагает мне сыграть Рочестера, нового любовника Бриджит. Рене обеими руками за. И Хью.

Голова идет кругом. Я как будто попала в глянцевый журнал. Вот-вот прямо из ниоткуда в машине возникнут Бэкхем и Виктория.

— Но довольно обо мне. — Гэбриел смеется — низко и хрипло. — Расскажите о себе.

Разве я могу с ним сравниться?

— Я пишу роман, — говорю я. А что еще можно сказать? Что я осталась без жениха и без работы? — Мэдс пригласила меня пожить у нее, чтобы я могла поработать над книгой. Она говорит, Корнуолл вдохновляет.

Лучше умолчать о красивых мужчинах и поисках романтического героя. Поскольку я сижу рядом с признанным красавцем, такие слова прозвучали бы крайне нелепо.

Гэбриел поворачивается и лучезарно улыбается. Один уголок губ у него поднимается выше другого, и это очень мило. Жаль, что я не могу достать записную книжку и набросать абзац-другой. У Миландры может появиться новый ухажер, чтобы Джейк Делавэр поволновался.

— Да, Корнуолл вдохновляет, — нараспев говорит Гэбриел. — В Трегоуэне восемь пабов. А иногда, оказывается, красивые девушки стоят прямо на обочине дороги!

«Девушки»? Мои ученики полагают, что я ископаемое. Уэйн Лобб, маленький мерзавец, однажды поинтересовался, как жилось во время войны.

Гэбриел невероятно звездит, но я до странности польщена тем, что он пытается поддерживать беседу. На протяжении двадцати минут мы болтаем — в основном о нем, разумеется, — и слегка флиртуем. К тому моменту, когда автомобиль спускается с очередного холма — почти вертикально, — я знаю все о его карьере, начиная с рекламы зубной пасты и заканчивая недавним фильмом о пиратах. Что касается меня, то Гэбриел знает разве что мое имя; впрочем, неудивительно — ведь он телезвезда, а я безработная учительница английского.

— Добро пожаловать в Трегоуэн, — говорит он.

Я задерживаю дыхание, потому что вид, который разворачивается перед нами, поистине великолепен. Наступают сумерки, небо темнеет, но я различаю поросшие мхом крыши маленьких домиков. Чайки сидят на печных трубах или носятся на бреющем полете над траулерами в море. Корабли с зелеными и алыми огнями возвращаются к причалу. Лодки, привязанные у волнолома, качаются на волнах, и в воде отражается теплый свет, который падает из окон паба.

С Льюишемом не сравнить.

— Невероятно… — шепчу я.

— Вон мой дом. — Гэбриел указывает на огромный белый особняк на склоне холма. — А Ломэксы живут в розовом домике рядом с рыбным рынком.

Я подаюсь вперед и пытаюсь разглядеть жилище священника. То ли глаза у меня сдали после долгих лет, проведенных за проверкой тетрадей, то ли… там действительно нет дороги?!

— Так и есть, — подтверждает Гэбриел. — За рыбным рынком начинается тропа. Святой отец поможет вам дотащить вещи.

Да уж, Ричард обрадуется.

— Придется высаживаться здесь. — Гэбриел подъезжает к удобному пятачку. — Ближе подъехать не удастся.

— Все в порядке, — отвечаю я, отстегивая ремень безопасности. — Спасибо. Не знаю, как вас отблагодарить…

— Можете угостить меня пивом, если хотите. — Гэбриел вытаскивает мой багаж.

Не верю своим ушам. Гэбриел Уинтерс предлагает выпить с ним! Мэдс была права: приехать в Корнуолл — отличная идея.

— Это самое малое, что я могу сделать, — невозмутимо отвечаю я, как будто каждый день хожу в паб со знаменитыми актерами.

Мы идем по узенькой улице мимо беспорядочно разбросанных домиков и магазинчиков, где торгуют как будто исключительно леденцами и помадкой. Минуем рыбный рынок, где толпа туристов наблюдает, как рыбаки в клеенчатых куртках выгружают улов. Пахнет отвратительно, но Кусака энергично шевелит усиками, словно догадавшись, что он почти дома.

— Пойдем в «Русалку», — предлагает Гэбриел. — Отличный паб, вам понравится.

Мы поднимаемся по крутым ступенькам, выбитым прямо в скале, и оказываемся в том самом симпатичном пабе, который я заметила еще из машины. Гэбриел огибает толпу курильщиков, которые сидят снаружи, и толкает массивную деревянную дверь, не забыв пригнуться. Я следую за ним, краем уха слыша шепот: «Это правда он?..» Шепот плывет за Гэбриелом по пятам, словно пенистый след за кораблем. Я жалею, что не успела причесаться. Первое и единственное свидание со знаменитостью — а выгляжу, как утенок Дональд.

Проклятие!

В пабе темно и очень жарко. Люди плечом к плечу толпятся у стойки, наперебой стараясь привлечь внимание барменши. У окна туристы в тяжелых ботинках листают путеводители и играют в домино. Местные жители, набившиеся в дальний угол, о чем-то оживленно болтают. У камина мужчина в широкополой шляпе играет на гитаре и воодушевленно поет, а его спутница пытается развеселить окружающих. Она нацепляет на меня бумажное сомбреро, и я пою вместе с Гэбриелом, который потрясающе красив в маскарадной треуголке. Он охотно раздает автографы. Несколько человек восхищаются Кусакой, который сидит в ведерке, но, кажется, никто не удивлен, что я притащила в паб омара.

— Держи. — Гэбриел сует пятидесятифунтовую банкноту. Раньше я никогда не видела такой крупной суммы одной бумажкой. — Возьми пива, а я найду место.

Чувствуя себя гномом в стране великанов, пробираюсь к бару, увертываясь от чужих локтей и кружек. Чья-то сигарета чуть не выжигает мне глаз, прежде чем удается достичь стойки. Поднимаюсь на приступочку и разом вырастаю на четыре дюйма. Очень приятно смотреть на мир с такой выгодной позиции. Но к сожалению, я лишь одна из многих в плотной толпе.

Барменша замечает мой взгляд и с извинением улыбается, подавая пиво громогласному рыбаку, который твердит всем и каждому, что «единая рыболовная политика — это зло». Наконец он расплачивается, и наступает моя очередь. Наливая две пинты весьма многообещающего сидра, барменша поочередно смотрит то на меня, то на Гэбриела. В носу у нее поблескивает сережка. Возможно, я последую ее примеру. Можно сделать что угодно, ведь Джеймс уже не будет мной командовать!

Какая приятная мысль. Может быть, заодно сделаю тату — он твердил, что это вульгарно. Попрошу сделать надпись «Пошел ты, Джеймс» на санскрите. Какая прелесть.

— Кэти, иди сюда, детка! — зовет Гэбриел. Впрочем, я и так его не потеряю—вокруг собралась толпа туристов, жаждущих автографа. Отхлебываю сидра из каждой кружки, чтобы не пролить, пробираясь через толпу. Проще сказать, чем сделать. Крошечный корнуоллский паб так набит, что вагон лондонского метро в час пик ему в подметки не годится.

— Спасибо, детка. — Гэбриел забирает кружку и ведет меня через толпу. Какой странный оборот может принять жизнь. В это время вчера вечером я была в Лондоне и боялась, что вот-вот на пороге может вновь появиться Джеймс, а сегодня сижу в корнуоллском пабе и пью сидр с Гэбриелом Уинтерсом. Никто не поверит.

Я и сама не верю своим глазам.

Мы сидим у окна и наслаждаемся видом. То есть он смотрит на море и на лодки у причала, а я украдкой любуюсь им. Как можно быть таким красивым? Даже золотистая щетина у него на подбородке прекрасна. Странно лишь то, что я восхищаюсь Гэбриелом исключительно с эстетической точки зрения — меня никоим образом к нему не влечет.

Наверное, я все еще в шоке после разрыва с Джеймсом.

— Простите. — К нашему столику приближается типичная туристка — женщина в теплой куртке и джинсах. — Вы ведь Гэбриел Уинтерс?

Актер лучезарно улыбается.

— Точно.

— Можно вас сфотографировать? — Она помахивает фотоаппаратом. — Я ваша большая поклонница. Записала все серии «Джейн».

— Ради Бога. Я не прочь порадовать своих зрителей.

Вспышка. Я невольно испытываю тошноту. Гэбриел, безусловно, красавец мужчина, но по части сентиментальности мог бы поспорить с любой дамой.

— Прости, — говорит он с невинным взглядом. — Такое частенько случается…

— Боюсь, она будет разочарована. — В моих глазах все еще искры от вспышки. — Кажется, я попала в кадр.

— Если что, она тебя вырежет, — отвечает он без всякой иронии.

Очаровательно. Впрочем, Гэбриел прав: в последнее время люди только и делают, что вычеркивают меня из жизни.

Мы пьем сидр, и Гэбриел рассказывает о новом фильме, о своем недавнем романе со звездой сериала и о ремонте в «Приюте контрабандиста». Мы с Кусакой внимательно слушаем целых полчаса — все это время звезда не умолкает. Я пытаюсь рассказать про «Сердце разбойника», но он неизменно отводит взгляд, и вскоре я понимаю, что красавец мужчина рассматривает собственную прическу в оконном стекле.

Бог ты мой, даже Джеймс не был настолько тщеславен.

Впрочем, будь я красавицей, скорее всего тоже не отходила бы от зеркала. Смотрю на свое отражение и морщусь. Растрепанные волосы, раскрасневшиеся от духоты щеки… Похожа на гадкого утенка. Ничего хорошего.

— Я приехала сюда, потому что… — начинаю я и тут же замолкаю, потому что Гэбриел не слушает. Он смотрит на часы. Кажется, «Ролекс». Скромные школьные учительницы ничего подобного не носят.

— О Господи! — восклицает Гэбриел, привлекая восхищенные взгляды всех посетительниц паба. — Мне нужно быть у Рика в восемь, чтобы встретиться с продюсером. Допивай, детка, а я побегу…

Я послушно приканчиваю сидр. Тем временем дверь распахивается, и на пороге возникает высокая фигура.

— Кто-нибудь видел мою жену? — Мужчина обозревает паб взглядом Терминатора.

— Сегодня — нет, — быстро отвечает барменша. Она стоит спиной ко мне, и я замечаю ее скрещенные пальцы.

— Если увидите, то, пожалуйста, напомните, что сегодня вечером она должна была председательствовать на собрании молодых матерей, — сердито говорит он. — И кстати, у вас слишком громко играет музыка — ее прекрасно слышно у меня дома. Пожалуйста, выключите, иначе я пожалуюсь в местный совет!

Грубиян поворачивается на каблуках и стремительно выходит.

— Может, у его хозяйки ухажер? — предполагает мужчина с гитарой и делает многозначительную гримасу. — Он уже в третий раз за месяц приходит сюда…

— Трудно ее винить, даже если и так, — отзывается рослый рыбак. — Сукин сын.

Я забиваюсь в угол и надвигаю на глаза шляпу, пока разгневанный муж топает по ступенькам. У меня сильнейшее желание немедленно, со всех ног, отправиться обратно в Лондон. Похоже, вряд ли мне светит что-то хорошее, потому что этот недовольный тип и есть преподобный Ричард Ломэкс.