Кэти Картер ищет принца

Глава 6

— И это тоже забери!..

Бум. Черный мешок для мусора плюхается наземь — рядом с другими двенадцатью, которые уже лежат на ступеньках дома. Судя по всему, Джеймс весь вечер с садистским удовольствием собирал и выбрасывал мои пожитки.

— Прости! — кричу я, задирая голову к кухонному окну, где мелькает голова Джеймса—жених ищет оставшиеся вещи. — Пожалуйста, впусти меня, давай поговорим.

— О чем? — Джеймс появляется в окне и с бешенством смотрит на меня. — Джулиус повысил Эда. Мне повезет, если я вообще останусь в банке после того, что ты вчера устроила. Так что — нет, Кэти, нам не о чем говорить! Я по уши в дерьме, спасибо тебе большое.

Плюх. Мимо моего уха пролетает еще один мешок и приземляется с ужасающим грохотом. Я поспешно отскакиваю. Судя по всему, Джеймс продолжает злиться.

— Но я не хотела! — жалобно взываю я. — Я бы ни за что не стала огорчать тебя нарочно! То, что было вчера, — чистая случайность!

— Случайность? — Джеймс заливается смехом — ужасным, горьким. — Хороша новость. Собака твоего идиота-приятеля сожрала отчет, ты выпустила омара ползать по квартире, пригласила какого-то педика, приставала к Джулиусу, наблевала на мой коврик…

Я так и знала, что он это скажет.

— …назвала Хелен сукой…

— Неправда! Я всего лишь хотела сказать, что Кусака забрался ей в сумку.

— Не цепляйся к словам! — взвизгивает Джеймс. — Ты учительница в поганой школе, а не адвокат. Я прекрасно слышал, что именно ты сказала. И вот еще…

Он исчезает на секунду, а затем вышвыривает в окно некий предмет. Я успеваю увернуться — и слава Богу, потому что гигантский кактус чуть не вышибает мне глаз. Оправившись от испуга, испытываю облегчение при мысли о том, что Олли и Фрэнки забрали Кусаку. Неприятно думать, что снарядом мог послужить еще и омар размером с Арнольда Шварценеггера.

— Ты чуть в меня не попал!

— Жаль, промахнулся! — орет Джеймс, выкидывая из окна мои сапоги. — Сейчас прицелюсь получше…

Черт возьми, думаю я, прячась за мусорным баком, он и впрямь зол. Как молить о прощении, если жених вздумал избрать меня мишенью? Запасным планом было предложить Джеймсу минет в знак примирения, но, поскольку это физически невозможно, перспектива кажется весьма мрачной. Сидя на обочине под градом вещей, я вдруг осознаю, что, похоже, попала в настоящую беду.

Возможно, Олли был прав. Возможно, это не такая уж удачная идея.

Я засомневалась еще в ту минуту, когда автобус миновал Аксбридж-роуд, разлучив меня с Олли. Достигнув Хануэлла, я начала грызть ногти, в Восточном Илинге принялась мечтать о сигарете. Когда автобус остановился на Эллингтон-Кресент, я дрожала с головы до ног. Вдобавок не нашлось мелочи на билет, так что пришлось выцарапывать несколько завалившихся монеток из-за подкладки. С болью вспоминая слова Олли, я усомнилась в том, что Джеймс примет меня с распростертыми объятиями. Я провела достаточно одиноких ночей в слезах, на кушетке, и морально приготовилась к попрекам, холодному пожатию плеч, унижению… но бомбардировка собственными пожитками?

«В книгах издательства Миллз и Бун» ничего подобного не бывает. Я прекрасно знаю, что должно произойти. Я стучу в дверь и молю о прощении, Джеймс тает и заключает возлюбленную в могучие объятия. Примерно так…

Видимо, я ошиблась.

— Прости меня, Джейк, — всхлипнула Миландра, и по ее нежным щекам покатились блестящие слезы, похожие на бриллианты. — Прости за то, что я открыла твое убежище злому сэру Оливеру. Клянусь, что я не шпионка.

Джейк скрестил мускулистые руки на груди.

— Как я могу тебе доверять? — сердито спросил он. — Сегодня в Тайберне одному хорошему человеку набросили на шею пеньковый воротник. Откуда мне знать, что ты не подослана?

— Я люблю тебя! — зарыдала Миландра, в отчаянии припадая к его сапогам.

Грудь девушки вздымалась от страсти в тугих тисках корсета. Невзирая на гнев, Джейк ощутил сильнейшее вожделение. Он склонился, взял ее за плечи и притянул к себе.

— О Господи, — простонал он, уткнувшись в мягкие волосы Миландры. — Ты меня с ума сводишь.

Вот что должно случиться, после того как романтические герои поссорятся. Уж я-то эксперт — прочитала уйму любовных романов, от сестер Бронте до Джилли Купер. Неудивительно, что теперь я чувствую себя обманутой. Не помню, чтобы мистер Дарси швырял кактусом в Элизабет Беннет, а Ромео выгонял Джульетту из дома Монтекки.

Так просто не бывает. Джеймс — мой романтический герой.

Джеймс немного успокаивается — возможно, заканчиваются метательные снаряды. На тротуаре валяется внушительная коллекция моих вещей, в том числе открытая сумочка — ее содержимое напоминает выпавшие внутренности. Слава Богу, телефон уцелел. Розовый корпус треснул, но экран светится. У меня шесть пропущенных звонков. Я буквально жить не могу без телефона — даже в разгар огромного скандала не удерживаюсь и проверяю входящие. Олли звонил пять раз и оставил столько же сообщений, которые я удаляю не читая. Один раз позвонила Мэдди, моя лучшая подруга. Мне стыдно, я не звонила ей несколько недель. Не то чтобы не хотела — просто была очень занята. Вообще-то я обожаю Мэдс. Она сумасбродная, импульсивная, знать не знает никаких законов. Я поняла, что нашла родственную душу, в тот самый день, когда мы, перепуганные первокурсницы, поселились в соседних комнатах в убогом общежитии.

Я не перезваниваю немедленно лишь потому, что Мэдди способна болтать часами, а разговоры лучше отложить на потом. Скорее всего придется пешком топать в Льюишем и просить приюта на ночь, поскольку Джеймс вряд ли сменит гнев на милость.

Есть лишь одна проблема. Подозреваю, что Ричард, муж Мэдди, не питает ко мне теплых чувств.

Ну ладно, посмотрим правде в глаза. Мы с Ричардом терпеть не можем друг друга и ладим как кошка с собакой. Ричард думает, что я плохо влияю на Мэдс, а я не знаю, с какого бока к нему подойти. В университете Мэдди просто удержу не знала. Она приставала к преподавателям, за одну ночь писала полугодовой объем эссе, а однажды, шутки ради, даже похитила декана. Мэдс пила как сапожник, пекла великолепные пироги и встречалась с совершенно неприемлемыми в приличном обществе, но чертовски привлекательными парнями. В течение трех лет наша жизнь представляла безумную череду вечеринок, флирта, задушевных разговоров и периодического посещения лекций — когда удавалось оторваться от очередного глянцевого журнала. В то время как я просто не отставала от подруги, Мэдс, готовая посмеяться и выкинуть очередную штучку, всегда была душой компании.

Поэтому-то я страшно удивилась, когда она вышла замуж за священника.

Поймите меня правильно, я нормально отношусь к религии и церкви. Мэдс по уши влюблена в Ричарда, так что я ничего не имею против. Но меньше всего ее можно представить в качестве жены викария. Ричард на десять лет старше нас и искренне предан своему делу—а значит, Мэдс тоже обязана быть истово верующей. Жена священника должна готовить ужины, работать в воскресной школе и мило улыбаться чокнутым прихожанам, которые являются в поисках утешения в любое время дня и ночи. Ричард не ходит на вечеринки, не пьет, не курит, не ругается и постоянно интересуется, в каком состоянии моя душа. Непростой вопрос для человека, который не знает даже, в каком состоянии его кредитка. Мэдс не особенно распространяется, но у меня такое ощущение, что преподобный Ричард Ломэкс не особенно меня одобряет. Если я появлюсь на пороге с десятком мешков, ручным омаром и историей о неудавшемся званом ужине, подозреваю, что его симпатии будут на стороне Джеймса. Мэдди, благослови Бог ее душу, совершенно не изменилась (разве что, надеюсь, перестала спать с кем попало) — она все так же очаровательна, весела и легкомысленна. Возможно, и Ричард слегка пообтерся рядом с женой. Так или иначе, у них на удивление прочный брак.

Таким образом, домик в Льюишеме — последний вариант. Не только потому, что он вечно кишит смятенными душами (по сравнению с ним даже автострада покажется безлюдным местом), но и потому, что мне неохота обсуждать свои неудачи в присутствии Ричарда. Он почему-то думает, что я лгу Джеймсу. «Кажется, ты не сторонница искренности в отношениях, Кэти», — однажды заметил преподобный, когда я пыталась срочно починить машину Джеймса (я взяла ее без спросу и поцарапала). Ричард удивленно поднял бровь, когда я намекнула, что вовсе не лгу — просто не открываю жениху всей правды.

Хм. Пожалуй, если я переступлю порог домика в Льюишеме сегодня, то подвергнусь опасности самовозгорания.

Ладно, дам Джеймсу еще один шанс. Ведь он не может взять и перечеркнуть четыре года совместной жизни из-за одного неудавшегося званого ужина. Я знаю, что жених по-настоящему любит меня. Иначе отчего он терпел мои выходки так долго?

Смело подхожу к двери и нажимаю кнопку звонка.

— Чего еще? — кричит Джеймс с третьего этажа.

— Впусти меня, — умоляю я. — Мне очень жаль. Я все объясню…

— Ничего не надо объяснять, — говорит он таким ледяным тоном, что губы у меня буквально примерзают к мембране. — Джулиус все прекрасно сформулировал. Либо ты — либо мое место в банке.

Что?

Что?!

Я не верю своим ушам.

— Ты предпочел какого-то старого потаскуна любимой женщине?

— Прости, Пышка, — говорит мой жених (точнее, бывший жених). — Но ведь другого выхода не было. Я не могу потерять работу.

— Ты предпочел потерять меня?

Повисшее молчание весьма красноречиво, и мои глаза наполняются слезами. Джеймс сделал выбор.

— Прекрасно, — говорю я сдавленным голосом. — Понимаю.

На самом деле я ничего не понимаю. Буквально только что Джеймс любил меня — а потом вышвырнул за дверь.

Даже ветер не меняется столь быстро. Джейк никогда не бросил бы Миландру так поспешно. Он приказал бы Джулиусу заткнуться или вызвал банкира на дуэль.

— Кстати, — добавляет Джеймс, — не могла бы ты сунуть кольцо в щель для писем? Раз уж ты загубила мои шансы на повышение, давай решим еще несколько проблем…

Я рассматриваю свое обручальное кольцо. Разумеется, роскошное — целый пучок сверкающих бриллиантов. Оно буквально вопит: «Укради меня!» — когда я гуляю по Илингу. Не могу сказать, что оно мне нравится, но Джеймс настоял, чтобы мы пошли в «Эспри». С моей стороны было бы неблагодарностью признаться, что мне приглянулось колечко с маленьким изумрудом, которое я видела в антикварном магазине. Джеймс обожал выставлять кольцо напоказ и хвастать, что он потратил на него двухмесячную зарплату. По крайней мере он был счастлив, но, честно говоря, больше всего на свете я боялась потерять проклятую штуковину.

Я стягиваю кольцо и зажимаю его в ладони. Потом меня осеняет.

— А где моя записная книжка?

Джеймс фыркает.

— Твой гениальный роман, в котором ты так деликатно отзывалась о моей матери?

Никогда, никогда не сочиняй, когда злишься.

— Э… да, — отвечаю я. — Прости.

Джеймс где-то роется.

— Сначала кольцо, — требует он.

Оскорбительно сознавать, что Джеймс считает меня способной удрать с кольцом. Очень хочется запустить им в щель для писем и на пару месяцев уехать в Грецию. Но потом я вновь вспоминаю о романе. Пусть он представляет собой всего лишь несколько набросков в ученической тетрадке, но я не могу потерять свое творение. Возможно, это, как и считает Джеймс, жалкая писанина, но, в конце концов, она моя, и мне не терпится вновь погрузиться в фантастический мир прекрасных героев, балов и маскарадов.

Я открываю почтовый ящик и бросаю кольцо. Оно падает на коврик.

— Теперь можно получить тетрадку?

В динамиках слышится щелчок. Я отхожу от двери и смотрю на кухонное окно. Моего жениха — точнее, бывшего жениха — сегодня трудно назвать предсказуемым, но не нужно быть ясновидящей, чтобы понять, что Джейк и Миландра вот-вот полетят вверх тормашками.

Но я даже представить не могла, что получу свой роман в виде конфетти.

На мгновение я слишком ошеломлена, чтобы осознать, что случилось. Вокруг возникает снежный вихрь, маленькие белые хлопья пляшут на ветру и летят по всей Эллингтон-Кресент. Одни приземляются на крышки мусорных баков, другие, словно осенние листья, опускаются на капоты припаркованных машин, третьи падают в канаву. Лиловые чернила расплываются в грязной воде… Я молча стою на месте. Отчего он поступил так жестоко? Не важно, насколько сердит Джеймс, — как он мог уничтожить труд, на который я потратила много недель? Как мог сознательно растоптать мои мечты и надежды, будто они — пустое место?

Я наклоняюсь и подбираю с тротуара пригоршню обрывков. На одном из них едва различимо имя Джейк. Чернила расплылись — виной тому не то дождь, не то слезы, которые катятся по щекам.

Погибли прекрасные романтические грезы — пусть они были наивны, но помогали мне бороться с жизненными трудностями, которых становилось все больше и больше. Джейк и Миландра были для меня живыми людьми — я их практически видела, знала, как они говорят, что любят есть, какие их любимые цвета! Они были моими друзьями.

Такое ощущение, что Джеймс их убил.

— Ну что? — кричит он через щель для писем. — Неприятно, когда кто-нибудь нарочно уничтожает то, над чем ты горбатилась несколько месяцев? Кстати, не хочешь ли присесть на кактус? Это так бодрит!

Я вытираю слезы. Не стоит унижаться. Даже не удостоив бывшего жениха ответом, сгребаю несколько клочков бумаги, скатываю их в мокрый шарик и бросаю в лужу. Нет смысла ползать по тротуару, как дура. «Сердце разбойника» утрачено навсегда. А заодно — дом и жених.

Надо вызвать такси и погрузить вещи. Но я понятия не имею, куда все это везти, поскольку, судя по всему, лишилась не только жениха, но и лучшего друга.

Листаю телефонную книжку и размышляю, кому бы позвонить. Нужен человек, который не прочь будет принять заплаканную, сопливую Кэти, у которой погублена вся жизнь, и дать ей приют на несколько дней. Человек, который охотно назовет Джеймса ублюдком, будет подносить мне чай и источать сочувствие.

Олли? Ни за что. Если он намерен и дальше проявлять сочувствие в том же стиле, то к вечеру я покончу с собой.

Сестра Холли? Я некоторое время раздумываю. Смогу ли я пережить несколько дней в темной квартирке в Кембридже? Сестра обожает математику и длинные психоаналитические разговоры со своими друзьями интеллектуалами. Поскольку философ из меня такой же, как и спортсмен, сомневаюсь, что выдержу.

Мэдди? Сумею ли я изложить случившееся в присутствии преподобного Ричарда? Честно говоря, предпочту повеситься.

Тетушка Джуэл. Вот кто примет меня без расспросов, но честно ли это — в ее-то возрасте? Впрочем, я ведь приеду всего на пару дней. Мы будем пить розовый джин, говорить о войне и весь день смотреть телевизор. Именно то, что нужно.

Я набираю номер, с бьющимся сердцем слушаю гудки и представляю себе прохладный коридор в Хемпстеде, выложенный черно-белой плиткой. Я жду и жду, но ответа нет. Тетушка может быть где угодно: у родителей, в Сен-Тропезе… или же она медитирует, обнаженная, в гостиной (даже не спрашивайте!..).

Блин. Значит, мой удел — ночлег под мостом Ватерлоо.

Солнце обретает зеленоватый оттенок, небо затягивают желтые облака, холодный ветер уносит остатки романа, а по крышкам мусорных баков тихонько стучит дождь. Опыт подсказывает, что вскоре начнется ливень, какой бывает только в Лондоне, когда с небес будто сыплется песок, автомобили расплескивают лужи, а пешеходы бегут, наклонив головы против ветра. Не идеальные условия для того, чтобы сидеть с вещами на тротуаре. Тяжело вздохнув, я решаю, что пора вытащить мешки из канавы и придумать какой-нибудь план, потому что Джеймс, кажется, не передумает — судя по тому, что он опустил шторы и включил музыку.

Кэти, взбодрись.

Спасибо за минувшие четыре года.

И за бесчисленные минеты.

Вот сволочь.

Очень грустно в двадцать девять лет лишиться дома и сидеть в канаве над своими бренными пожитками — итогом четырех лет жизни. Я выстраиваю мешки на тротуаре и чуть не плачу от досады, когда они рвутся и все барахло сыплется на асфальт. Плевать на Ричарда, мрачно думаю я. Надо позвонить Мэдди.

Я роюсь в сумочке в поисках мобильника, когда раздается ужасающий визг тормозов и громкий гудок. Мимо, едва не сбив меня, проносится ветхая желтая «капри» с допотопным клаксоном и резко останавливается. Ветер доносит едкий запах горящей резины, на дороге остаются впечатляющие следы покрышек. Я буквально взвиваюсь в воздух. Слава Богу, я успела убрать с проезжей части вещи и убралась сама, иначе бы на мостовой осталась лепешка, которую когда-то звали Кэти Картер. То-то бы Джеймс порадовался.

Я показываю болвану-водителю, который чуть разом не избавил меня от всех страданий, оттопыренный средний палец. Машина задним ходом подкатывает ко мне. Потрясающе. Я брошена женихом, выгнана из дома — и вдобавок ввязалась в дорожный скандал. Страшно подумать, что я натворила в прошлой жизни, если заработала такую кошмарную карму.

— И это твоя благодарность? — Дверца со скрипом распахивается, и Фрэнки высовывает длинные ноги из салона. Его кожаные штаны отлепляются от сиденья с пукающим звуком. — Может, поедем назад?

Вопрос обращен к Олли, который выскакивает с другой стороны и удивленно смотрит на свою подругу в роли лондонской бродяжки. Слава Богу, вместо полосатого халата на нем вылинявшие джинсы и старый свитер, так что почтенным обитателям Эллингтон-Кресент не придется краснеть. В отличие от меня, как только я вспоминаю нашу недавнюю ссору.

— Кажется, это не твоя машина, — говорю я Фрэнки.

— Я ее одолжил. У Рики из «Воплей». И лучше тебе не знать, что я ему посулил, детка. Достаточно сказать, что Олли мне теперь очень, очень обязан.

— Да? — Я слегка ошарашена. Фрэнки поигрывает боа, а Олли яростно смотрит на окно кухни. Возможно, виной тому шок, но мне кажется, что происходящее — какой-то очень странный сон.

— Что тут творится? — спрашивает Олли, рассматривая мешки, в которых лежит мое земное достояние.

— Переезжаю, — небрежно говорю я. — Джеймс потратил уйму времени, выбрасывая мои вещи.

Олли качает головой:

— Ну и мерзавец, Кэти. Понимаю, ты расстроена, но, честное слово, слава Богу, что ты с ним развязалась.

По правде говоря, я скорее ошеломлена, чем подавлена. Меня больше удручает гибель романа, чем разрыв с женихом. Видимо, муки от разбитого сердца придут потом. Я буду рыдать в подушку во мраке ночи и отчаянно желать примирения с Джеймсом, даже если придется сесть на жесткую диету, изменить прическу и полюбить Энию. Но сейчас я слишком потрясена, чтобы испытывать что-либо еще, помимо все возрастающего облегчения при мысли о том, что не нужно будет втискиваться в платье-футляр от Веры Вонг. Это все равно что засовывать обратно в тюбик зубную пасту.

— Я с ним разберусь. — Олли спешит к двери. — Он не смеет просто так тебя выкинуть. Вспомни о своих правах, Кэти. Это ведь и твоя квартира.

— Не надо. — Я хватаю его за рукав и оттаскиваю. Меньше всего мне хочется скандала. — Оставь.

— Оставить? Да ведь квартира куплена в том числе и на твои деньги. Он не имеет права выбрасывать тебя за дверь. Вот я с ним поговорю… — Олли барабанит в дверь. — Открой! Хочу сказать пару слов…

Иными словами, Олли намерен его вздуть. Держу пари, что Джеймс заперся на все замки, щеколды и цепочки. Он настолько помешан на безопасности, что Форт-Нокс по сравнению с нашей квартирой — просто детская площадка. У Олли больше шансов полететь на Луну, чем попасть в дом.

— Олли, перестань, — умоляю я. — Это квартира Джеймса, а не моя. Так было всегда…

И я не лгу — там все выбрано Джеймсом, несет отпечаток его вкуса и буквально дышит неброской роскошью. Неприятно лишиться дома, но в этой квартире нет ничего, с чем мне было бы грустно расстаться.

— Тогда давай грузить вещи. — Олли подхватывает тяжелые мешки так легко, будто они набиты бумагой. — Вот-вот дождь пойдет…

— Что ты делаешь?

Он смотрит на меня, как на школьника-тупицу.

— Собираю твое барахло. Вернемся в Саутхолл и подумаем, как быть дальше.

— Все в порядке, — возражаю я. — Я сейчас позвоню Мэдди и попрошу разрешения приехать…

— Хорошая идея, — соглашается Олли. — Но сначала тебе нужно куда-нибудь отвезти вещи и собраться с мыслями. И приготовиться к встрече с преподобным Ричардом, насколько я понимаю. Поэтому давай вернемся ко мне.

— Вряд ли это удачная идея. После того, что ты наговорил утром…

— Прекрати. — Олли вздыхает. — Ты меня неправильно поняла. Я страшно разозлился. Конечно, лучше бы мне было держать рот на замке. Впредь так и будет, поэтому давай, детка, клади барахло в машину поживее. Или предпочтешь сидеть под дождем?

— Я поеду к тебе ненадолго, — ворчливо предупреждаю я. — Пока не соберусь с мыслями.

— Договорились. — Ол хватает очередной мешок. — Выбор за тобой.

Я втискиваюсь в машину, мельком взглянув на себя в зеркальце заднего вида и придя в ужас. Потребуется тонна освежающего лосьона, чтобы я вновь обрела человеческий облик. Неудивительно, что, по мнению Олли, Джеймс связался со мной исключительно ради денег. Я почти готова с ним согласиться…

— Это еще что такое? — Фрэнки наклоняется и подбирает пригоршню исписанных клочков. — Твое?

Олли, разумеется, узнает мой почерк. И немедленно понимает, что именно натворил Джеймс.

— Сукин сын, — говорит он.

— Джеймс был прав, это никудышная писанина, — заявляю я.

— Ничего подобного. Отличный роман. Я с огромным интересом читал про грудь Миландры.

Я слабо улыбаюсь.

— Ее больше не существует, так что придется переключиться на что-нибудь другое.

— Ну ладно. — Олли жмет плечами и подмигивает. Хотя день явно не удался — точь-в-точь как много лет назад, когда умер мой любимый хомячок, — у меня слегка поднимается настроение. Если друзья со мной, как-нибудь выкарабкаюсь.

Машина отъезжает, и я вытягиваю шею, чтобы взглянуть на дом, который отступает в прошлое, как и вся прежняя жизнь. Мне мерещится — или занавеска в кухонном окне слегка отодвигается? Не знаю.

Машина сворачивает за угол.

Как странно думать, что от прежней жизни не осталось ничего, кроме пакетов с барахлом. Мне почти тридцать — и вот итог последних четырех лет. Моя жизнь с легкостью поместилась в десяток мешков.

Остались только обрывки бумаги, которые кружатся на ветру — никому не нужные, забытые… Я закрываю глаза.

Я-то знаю, что это такое.

Вечером снова лежу в гостевой спальне у Олли, на сей раз, слава Богу, без Фрэнки, и жую шоколад, которым предусмотрительно запасся мой друг. Свернувшись под одеялом, я потягиваю белое вино, обнаруженное в недрах холодильника. Фрэнки и Олли отправились на концерт «Воплей королевы», а значит, до ночи квартира в моем распоряжении — не считая Саши, которую, похоже, оставили за мной присматривать. Впрочем, Саша пренебрегает своими обязанностями — она свернулась на постели и крепко заснула. Во сне она подергивает лапами и хвостом — возможно, ей снятся разорванные отчеты и опрокинутые ноутбуки.

— Я тебя не простила, — строго говорю я. — Это все ты виновата. И ты! — обращаюсь я к Кусаке, который плавает в ванной и жрет какой-то фантастически дорогой корм для рыб. — Вы оба виноваты!

Вот чем все закончилось. Я разговариваю с омаром и пью вино прямо из бутылки.

— Ни-ни, — говорю я Саше. — Пора привести в порядок свою жизнь. Теперь все пойдет на лад. Так?

Саша сонно приоткрывает глаз и снова погружается в дрему.

— То есть надеюсь, — продолжаю я. — Потому что в противном случае я повешусь.

Олли позволил пожить у него, пока я не «соберусь с мыслями». Но на это может уйти тысяча лет, потому что проблем у меня чертова прорва.

Вещи еще не разобраны и валяются по всей комнате, как будто я собираюсь устроить распродажу. Мешки разбросаны на полу, одежда грудой лежит на постели, и сейчас на мне старые спортивные штаны и теплые носки, потому что в квартире холодно. На дворе начало весны, холодно не по сезону, а отопление дома у Олли — скорее миф, чем реальность. Я натягиваю одеяло до подбородка и вздыхаю.

Джеймс, конечно, страшный зануда, но полы с подогревом — это класс.

На коленях у меня блокнот. Нужно составить список и решить все проблемы по порядку. Списки — отличная вещь, я мастерски умею их составлять. На работе я составляю подобные перечни сотнями, занося в них контрольные, которые нужно проверить, учеников, с которыми нужно побеседовать, и вещи, которые нужно купить в «Сейнсбери».

Я просто спец по составлению списков.

Но к сожалению, редко дохожу до этапа реализации.

Впрочем, сегодня я должна собраться с силами и взяться за дело всерьез. Мне почти тридцать, пора наконец стать самостоятельной. Никакого Джеймса, никакой Корделии. Больше никто не будет диктовать, что делать. Нужно быть активнее.

Что бы предпринять? Задумчиво грызу ручку. Все это очень приятно. Конечно, если не думать об отсутствии обручального кольца и о том, что мои мечты разлетелись вдребезги.

Сегодня начнется совсем иная жизнь. Я получила шанс стать новой Кэти Картер — независимой, свободной и стройной.

Но не раньше, чем доем шоколад.

Я отодвигаю на задний план мысли о Джейке и Миландре и начинаю писать:

1. Найти новую квартиру.

2. Найти нового бойфренда.

3. Похудеть на 15 килограммов.

4. Написать бестселлер.

Вот. У меня есть план. Пункт первый — сущие пустяки. Олли сказал, что пока я могу пожить здесь, а когда события нынешнего утра отойдут в прошлое, все устаканится.

Немного странно жить в доме у мужчины, где, конечно же, имеются колонки и огромный телевизор, но при этом нет ни подушек, ни настольных ламп, ни привычных домашних вещиц. Впрочем, не важно, ведь я тут ненадолго. Скоро позвоню Мэдс и переберусь в Лыоишем. Ричард не прогонит смятенную душу — иначе он нарушит свой пастырский долг.

Пункт два немного сложнее. Возможно, было бы логично сделать его номером третьим. Пятнадцать килограммов? Я подчеркиваю эту строчку. Олли питается почти исключительно готовыми блюдами из индийской закусочной, и было бы невежливым не разделить с ним пищу. Возможно, я ограничусь десятью килограммами — например, перестану есть чипсы на ленч.

Не говори глупостей, Кэти. Я вычеркиваю цифру 10 и пишу 5. Учителям нужны силы. Как можно бороться с одиннадцатиклассниками на пустой желудок? Не салатами же питаться. Лишь огромная тарелка чего-нибудь сытного помогает продержаться до половины четвертого. Чтобы избавиться от калорий, пробегусь лишний раз по лестнице.

Пункт четвертый. Я медлю. Он не так-то прост. Необходимо свободное время и немного вдохновения. Я представляю, как брожу по вересковой пустоши, точно Эмили Бронте, и сочиняю изящную прозу. А может быть, просто нужно изложить в книге всю правду о Корделии. С другой стороны, никто этому не поверит. По сравнению с Корделией леди Макбет — деревенская простушка. Надо попросить у Олли разрешения воспользоваться его ноутбуком и воскресить Джейка с Миландрой. Я знаю, что ноутбук играет роль интерактивной доски, но ни одна живая душа в школе имени сэра Боба не пронюхает о моем романе. Олли иногда показывает на нем видео, а в остальное время играет в «Лару Крофт». Можно сказать, я окажу ей большую честь.

И потом, нельзя же и дальше изводить ученические тетрадки.

Я раздумываю, не вылезти ли из постели и не поискать ли ноутбук, но тут звонит телефон. Не сомневаясь, что это Джеймс, разбрасываю барахло в поисках мобильника. Наверняка жених хочет попросить прощения и вернуть меня домой. Он извинится за то, что разорвал мой блокнот. Прощу ли я его? Ну конечно. Ведь мы любим друг друга — и однажды за завтраком посмеемся, вспоминая об этой истории. Он погрузит вещи в машину, поцелует меня, наденет на палец кольцо, и жизнь пойдет по-прежнему. Я попрошу прощения за то, что испортила званый ужин, извинюсь перед Джулиусом и отныне снова буду спать в своей постели.

Какое облегчение.

После нескольких отчаянных попыток разыскать телефон я наконец нахожу его в коробке из-под шоколада, смотрю на экран и с огорчением убеждаюсь, что это Мэдс. А я-то была совершенно уверена, что звонит Джеймс.

Блин.

— Привет, Мэдс, — уныло говорю я.

— И тебе привет, — бодро щебечет та. — Как приятно, что ты рада меня слышать. Почему так долго не звонила?

Я улыбаюсь, невзирая на досаду. Мэдс наверняка сидит в своей тесной кухоньке, устроившись на краю стола, с карандашом, воткнутым в растрепанные черные кудри, и с большим бокалом вина в руках. Ричард наверняка уединился в кабинете с очередной смятенной душой, а значит, супруга может спокойно поболтать.

— Прости. — Я вновь сворачиваюсь под одеялом. — У меня сейчас кое-какие проблемы…

— С Джеймсом? — Она вздыхает. Мы провели немало приятных часов, обсуждая Джеймса, и я уже успела сама себе наскучить, а потому даже боюсь представить чувства подруги. — Что он натворил на сей раз?

— Бросил меня.

Я все ей рассказываю — в деталях. Такое ощущение, что Мэдс, конечно, рассержена на Джеймса, но отчего-то не удивлена.

— И вот я здесь, — заканчиваю я и толкаю Сашу пяткой, потому что у меня онемела нога. Не так уж легко держать пятнадцатикилограммовую собаку. — Мне почти тридцать, я одинока и бездомна.

— Вот черт, — говорит Мэдс, которая понимает меня, как никто. — Представляю, до чего ты расстроена. Не хотела бы я быть на твоем месте.

Конечно, я обожаю Мэдс, но такт и сострадание не самые сильные ее стороны. Помнится, ее выгнали с университетской «горячей линии» за то, что она посоветовала суицидально настроенному студенту набраться смелости и наконец решиться. Мэдс умеет раз за разом подниматься на ноги, она не станет сидеть и размышлять — вот почему следует перебраться к ней как можно скорее. Близкая подруга — именно тот человек, который поможет изменить мою жизнь.

— Есть одна проблема. — Мэдс, кажется, слегка обеспокоена, когда я говорю, что вскоре прибуду в Льюишем. — Вряд ли это получится, если только ты не собираешься изменить свою жизнь чересчур круто.

Надеюсь, она не собирается завязать со мной душеспасительную беседу, потому что сейчас я не в настроении. Обычно Мэдди не склонна к разговорам о божественном, но четыре года брака со священником, возможно, ее изменили.

— Ричард?.. — намекаю я.

— Нет, конечно. — Мэдди смеется. — Он тебя обожает.

— Взаимно, — лгу я. Мои чувства к Ричарду сродни чувствам к… брюссельской капусте.

— Нет, — продолжает подруга. — Проблема в том, что мы больше не живем в Льюишеме. На прошлой неделе, если помнишь, мы переехали в Корнуолл.

— Черт! — Я хлопаю себя по лбу. Ну конечно. Я ведь знала, что они собираются переехать. Плохая из меня подруга — как можно было позабыть о столь важном событии?

— Прости. Ну и как там на новом месте?

— Кэти, тебе очень понравится. Церковь просто прелестная.

Я пытаюсь представить красивую церковь. Каковы критерии? Нечто противоположное пиццерии и обувному магазину?

— Здесь так красиво, — продолжает Мэдди. — Храм очень древний, двенадцатого века, если верить Ричарду, и потрясающий вид на море. Я целый день только и делаю, что глазею в окно. Ты не представляешь, какое тут море, Кэти. Оно каждую секунду разное. И знаешь что? В доме есть даже старая духовка. Я готовлю ягненка.

— Ягненка? — переспрашиваю я. — Ты спятила? До сих пор ты пользовалась плитой, только чтобы разогреть гамбургер.

— Я все могу, если захочу. — Мэдди буквально источает энтузиазм. — Здесь, в Трегоуэне, просто прекрасно!

— Но это так далеко, — жалобно говорю я. — Я не могу переехать к тебе, раз ты живешь в Корнуолле.

— Да уж, ездить на работу в школу имени сэра Боба будет проблематично, — соглашается Мэдс. — Но в любом случае приезжай погостить. Почему бы тебе вообще сюда не перебраться? Будешь гулять по утесам и писать свой замечательный роман. Ветер и прибой — это так вдохновляет.

— Джеймс уничтожил мой роман, — грустно отвечаю я.

— Вот мразь! Ну так плюнь на него, детка, приезжай и немного отдохни.

Я вздыхаю.

— Хотела бы… Но у меня работа.

— Уволься, — легко предлагает Мэдс. — Ты нуждаешься в переменах. Вот твой шанс удрать из школы.

Удрать из школы? Да проще сбежать из Алькатраса.

— Кстати, — лукаво добавляет Мэдс, — здесь много парней. Просто сногсшибательные. Настоящие мужчины. Люди действия.

На мгновение я рисую себе страшное зрелище — маленькую рыбацкую деревню, населенную манекенами. Сомневаюсь, что у манекенов есть член.

— Серферы! Фермеры! Красавцы рыбаки! — с воодушевлением продолжает Мэдди. — Мускулы, загар, могучие тела. Не то что городские хлюпики. Ох, Кэти. Какое счастье, что ты свободна. Приезжай — и найдешь своего романтического героя.

— Я думала, это Джеймс, — отвечаю я, и от скорби перехватывает горло.

Мэдс фыркает:

— Вряд ли. Детка, он так долго втаптывал тебя в грязь, что ты разучилась верить в себя. Но ты достойна лучшего, честное слово. Клянусь, что подыщу тебе десяток парней, которые в сто раз лучше Джеймса. Приезжай в Корнуолл, не пожалеешь.

— Хорошая идея… — Я смеюсь сквозь слезы. — Но вряд ли я смогу приехать в скором времени.

— Почему нет? Ты сошлась с Олли?

— Нет. — Лучше пресечь этот слух в зародыше. — Ничего подобного.

— Ну и дурочка, — говорит Мэдс. — Олли душка.

— Он просто хороший друг.

— Ну да, конечно. Попомни мои слова: мужчины ничего не делают просто так.

— Только не Олли, — парирую я.

В трубке слышится бульканье — Мэдс допивает вино.

— Если не хочешь затащить его в постель, значит, ты слепа, подружка. Впрочем, дело твое. Тем не менее подумай о том, чтобы выбраться к нам в гости. Жизнь не генеральная репетиция, не забывай.

Я отхлебываю вина и задумываюсь.

— Куда делась наша юность, Мэдс? Что произошло? Почему на МТВ больше нет знакомых лиц? Мне почти тридцать… почему я до сих пор терплю такие муки?

— Мы всю молодость промучились, — напоминает Мэдди. — Часами обсуждали и анализировали каждое слово, каждый жест. Помнишь? «Он позвонит? Я ему нравлюсь? Что он имел в виду? У меня действительно большая задница?» Блин. Пустая трата сил.

Я вздыхаю.

— Надеюсь, когда мне стукнет сорок, обойдется без дежа-вю.

— Ну, ты знаешь, как с этим бороться, — твердо говорит Мэдс. — Бросай школу, скорее приезжай и напиши гениальный роман. Будет весело.

— И я найду своего мистера Рочестера?

— Разумеется. Как нечего делать.

Если бы жизнь и впрямь была так легка… Я задумчиво кручу бокал. Что стоит собрать вещи и сесть в поезд? Нет, не могу. Нужно платить по счетам и выполнять обязанности. Нельзя просто исчезнуть и бросить учеников. Без меня мои одиннадцатиклассники скорее получат судимость, чем аттестат.

Я пытаюсь объяснить это Мэдс, но та, кажется, не понимает.

— Все зависит от твоего настроя, — уверяет она. — О! Привет, милый. Вечерня уже закончилась?

Судя по всему, она обращается к мужу. Я рисую себе похожую на склеп кухню с допотопной плитой и живым ягненком на сковородке. Из трубки доносится приглушенное бормотание.

— Да-да, я только что открыла новую бутылку, — говорит Мэдс. — Это Кэти, она передает тебе большой привет.

Да?..

То есть — да, конечно!

— Мне пора, — продолжает Мэдс. — Ричард привел целую компанию каких-то бродяг… — Она понижает голос: — И не забывай, что я сказала. О сногсшибательных парнях и все такое.

— Только об этом и буду думать, — обещаю я. — А потом приеду и лично проверю.

— Обязательно приезжай, — шепчет Мэдс. — Я много чего порасскажу. Сейчас, к сожалению, некогда. Перезвони, ладно?

— Ладно. Я тебя очень люблю.

— И я! — восклицает Мэдс и вешает трубку.

Я остаюсь одна в спальне. Тишина просто оскорбительна. На мгновение теряю ориентацию во времени и пространстве. Мне кажется, что я в корнуоллской кухне — слушаю болтовню Мэдс и бесконечный шум моря. Но на самом деле шумят машины на Аксбридж-роуд, а не волны, набегающие на скалы. У соседки, миссис Сандха, прямо за стеной, в разгаре ссора.

— Смогу ли я? — спрашиваю я, обращаясь к Саше. — Смогу ли я все бросить и начать сначала? Исполнить свою мечту и некоторое время заниматься только романом? Неужели меня действительно где-то ждет идеальный герой?

Саша не знает. В ответ она одобрительно стучит хвостом.

Я вздыхаю.

— Да, идея хорошая, но жизнь далеко не так проста…

И все-таки разговор с Мэдс меня немного подбодрил. Пусть даже моя жизнь по-прежнему мрачна и одинока, сейчас по крайней мере появился огонек надежды.

Оставив телефон включенным на тот случай, если Джеймс все-таки решит, что не может без меня жить, я выбираюсь из постели и шлепаю вниз.

Куда же Олли засунул ноутбук?

Если уж я не могу поехать в Корнуолл и переспать с одним из тамошних красавцев, остается самой придумать себе романтического героя…