Кетура и лорд Смерть

Глава тринадцатая, рассказывающая о короле и ярмарке с ее блеском и весельем; о состязании стряпух и о том, чтó я попросила у короля

Ярмарочный день начался с барабанного боя.

Барабаны грохотали, пока приехавшие со всего юга Англанда торговцы ставили палатки и раскладывали товары. Издали отвечали другие барабаны, встречавшие королевский кортеж. К нам ехал король!

Рано поутру ко мне пришли подруги, чтобы вымыть головы, вплести в кудри цветы и нарядиться в чистые платья. Бабушка от всей души радовалась и напевала, пока они прихорашивались.

Я делала домашние дела медленно и тщательно. Чистила и полировала горшки, как будто это была самая важная работа на свете. Заправляя постели, я остановилась и вдохнула аромат Бабушкиного одеяла. Вытерла пыль с любимого кресла-качалки, подмела знакомый пол. Я прикасалась к жизни, которую знала и, как поняла только сейчас, любила. В сердце жило чувство, что завтра я не буду та, что сегодня.

Все сельчане выстроились вдоль улиц, ожидая прибытия короля и его свиты. И наконец, когда утро уже переходило в полдень, королевский кортеж прибыл в деревню, сопровождаемый трубами герольдов, коим вторили флейты.

Первым ехал верхом сам король, по его правую руку — герцог Морланд, тот, что передал нам весть о намерениях его величества. По другую сторону от монарха ехал лорд Темсланд. Изумление на его лице равнялось бешенству на физиономии герцога. К герцогскому гневу примешивалась зависть: убедив короля изгнать лорда Темсланда в это захолустье, герцог и его присные, как теперь выяснилось, сами того не желая, наградили нашего лорда. Солнечные блики играли на волнах залива, домики усеивали склон холма, словно цветы, и даже лес выглядел приветливо в золотом сиянии дня.

Зазвонил колокол, и наши сердца воспарили, увидев, как обрадованный лорд Темсланд вытер глаза рукой. Молодой лорд Джон и его мать выехали навстречу кортежу, чтобы приветствовать высоких гостей и присоединиться к ним. Проезжая мимо нас, Джон наклонился и подал мне красную розу. Девушки, стоявшие вокруг, захихикали, а когда я взглянула на них, присели в книксене. Я действительно была спасена, как верно заметила Беатрис. Я улыбнулась девушкам и понюхала розу.

Все восторженно приветствовали королевский кортеж и осыпали его лепестками цветов. Лошадиные подковы весело цокали по новой мощеной дороге.

Придворные, явившиеся в нашу деревню, чтобы позлорадствовать, озирались с недовольным видом. При виде аккуратно побеленных домов и цветов, украшавших каждый порог, каждую тропинку и каждый свежепокрашенный подоконник, их лица становились все более кислыми. Высокородные лорды хмурили брови при виде нашей булыжной мостовой и опрятной площади и угрюмо пялились на наш новый причал и сияющий церковный колокол. Они не смотрели на деревенских жителей, которые походили на цветы в своих красочных нарядах. И самыми самыми яркими и красивыми из всех были дети Портного.

Король и королева, с другой стороны, сияли от восторга при таком великолепном приеме. Деревенские девочки шли перед ними, размахивая длинными лентами, мальчики стучали в тамбурины. Шествие замедлилось, когда кортеж достиг ряда ярмарочных палаток. Торговцы низко кланялись проезжающим мимо королю и королеве.

Проехав по центру деревни, царственная чета и придворные взошли на паперть, где пастор Том поприветствовал гостей и всех нас, собравшихся вокруг лестницы. Лорд Темсланд произнес речь.

— Как хорошо вернуться домой! — провозгласил он с искренней радостью. — Ах если бы я был в силах передать вам, как это здорово! — добавил он, подмигнув нам.

И тут же посерьезнел.

— Это действительно мой дом, как я теперь понял. Я понял и кое-что еще: мой сын созрел, чтобы принять на себя многочисленные обязанности хозяина поместья и, скорее всего, сможет исполнять их намного лучше меня.

Услышав это, народ засмеялся и захлопал, а Джон покраснел до ушей. Лорд Темсланд тоже раскраснелся при виде всеобщего энтузиазма и согласия.

— Я также узнал, — продолжал он, — что, открыв сундуки с казной, человек приобретает иные сокровища, и это… — Он замолчал и оглянулся вокруг. — Ладно, хватит речей. Время открыть ярмарку!

На этот раз крики восторга стали оглушительными.

Пастор Том воздел руку.

— Да благословит Господь эту ярмарку, — возгласил он. — Пусть же она начнется!

Кто-то заиграл на флейте, несколько человек затянули песню.

Я услышала разговор короля с лордом Темсландом — они беседовали, как добрые друзья.

— Завтра мы устроим охоту на великого оленя, — говорил лорд Темсланд королю. — Он уже много лет никак мне не дается. Это благородное животное. Он так же умен, как и статен, и помогает другим оленям избегать ловушек, а когда прошлой зимой свирепствовал мороз, он привел свое стадо к нашим стогам сена. Мои стрелы его не берут, но вам, ваше величество, я не сомневаюсь, будет сопутствовать успех.

Король улыбнулся и с вожделением взглянул на лес.

— Для меня ничего нет лучше трудной, но захватывающей охоты, — промолвил он.

Мы с Джоном переглянулись.

— Великого оленя нельзя добыть, отец, — сказал Джон. — Он, скорее всего, заколодован. Мне кажется, для охоты лучше избрать более легкую цель.

Король нахмурился.

— Ни один зверь не уйдет от моей стрелы, если я вложу в выстрел душу, — изрек он.

— Конечно нет! — согласился лорд Темсланд, и оба рассмеялись. Король дружески положил руку на плечо нашего лорда.

Тем временем пастор Том обмяк в своем кресле и крепко уснул. Его зоб был больше обычного. Придет день, и пастор заснет и не проснется — зоб высосет из него всю жизнь.

Но сегодня я не хотела видеть ничего такого. Я жаждала шума, и музыки, и смеха. А посему взяла Бабушку за руку, и мы нырнули в гущу ярмарки.

Утро началось с игры «протащи валун». Все предсказывали, что дальше всех протащит валун Саймон Лэнгли или Барнаби Баттеркросс, ведь уже семь лет подряд эти состязания неизменно выигрывал один из них. Но, к нашему удивлению, выиграл Стивен Литтл. Он жил в самой каменистой части прихода и очень поднаторел в искусстве освобождать свою бедную почву от камней. Лорду Темсланду этот оборот событий доставил такое удовольствие, что он разрешил Стивену расчистить еще пол-акра леса, соседствующего с его наделом.

Когда закончилось это соревнование, все направились к палаткам с овощами и прочей едой. Чего тут только не было: капуста, ревень, зерно, порей и огурцы, бобы и чеснок, мясо, молоко и сыры, крыжовник, ржаной и пшеничный хлеб — свежий, еще теплый, золотистое масло в красивых горшочках, букеты цветов, перевязанные лентами… Марта Хорнсби торговала своими знаменитыми вареньями и сиропами, и лорд Темсланд заплатил ей золотой за одну бутылку. Марта расплакалась, ибо всю жизнь мечтала разжиться настоящей золотой монетой, чтобы было чем полюбоваться и что попробовать на зуб уютным вечером.

Молодежь принялась соперничать, кто больше съест. Вокруг участников собралась огромная толпа — люди заключали пари, кто больше других умнет булочек с коринкой. Джереми Смит лопал, пока ему не сделалось дурно. Ричард Уолтерс был вынужден остановиться на двадцатой, после чего добрый час провалялся на лужайке, стеная и держась за живот. Майкл Ред одолел тридцать три штуки и на том остановился, заявив, что это его счастливое число и что впервые в жизни он наелся до отвала. Жена Майкла очень им гордилась и вплела в косу голубую ленту победителя.

В соревновании лучников победил Барти Ламберджон. Молодые парни стоически приняли свое поражение, зная, что он станет похваляться своей победой до ярмарки следующего года. Впрочем, они воспряли духом, когда Адам Уилтвезер побил Барти в арм-рестлинге. Адам был парень скромный и тихий, частенько давал выиграть другим и при этом неизменно клялся, что, мол, сделал все от него зависящее, чтобы победить.

Я повела Бабушку к торговым рядам. Мы щупали сукно и шелка, пробовали необычную еду, вдыхали аромат экзотических приправ. Наблюдали за представлением жонглера, подбрасывавшего сначала горящие факелы, а потом сырые яйца. Бабушка захлопала в ладоши от восторга, увидев, как какой-то человек завязался в узел. Односельчане с гордостью показывали своих телят и бычков, овец и ягнят, индеек, петухов и боровов. Дети демонстрировали своих призовых кроликов и осликов. Мы с Бабушкой смеялись и хлопали, а я дивилась: неужто я стану госпожой всех этих чудесных людей?

Пришло время назвать лучшие овощи и фрукты. Выиграли, разумеется, дыни, тыквы, капуста, брюква и порей Бена Маршалла. Другие фрукты и овощи тоже получили ленты победителей — вернее, конечно, их получили люди, их вырастившие, причем все горячо обсуждали, а была ли продукция победителей лучше, чем у Бена. Малина у Бидди Содвелла крупнее, но вот слаще ли — это еще вопрос. Латук у Сэма Бакстера больше размером, но у Бена он был зеленее и хрустел громче. Как бы там ни было, Бен светился от счастья и, подняв кружку с пивом, объявил, что сегодня же вечером в славном сиянии своего триумфа женится на Лучшей Стряпухе ярмарки.

Крошка-великан Сестрицы Лили выиграл соревнование по борьбе и отдал ленту матери. Сама Лили не вступала ни в какие состязания, зато продала немало бутылочек своего бальзама, исцеляющего всё — от прыщей до меланхолии. Мужичок с усеянным бородавками носом выдул разом всю бутылку, и через несколько минут бородавки отвалились. Мужичок был так счастлив, что тут же позвал Сестрицу Лили замуж и был немедленно прогнан взашей тремя ее сыночками.

Гуди Томпсон тоже выиграла, назвав верное количество бобов в горшке, за что получила красивый новый чайник. Бродя по ярмарке, она всюду носила с собой своего младенца — обладателя пухлых розовых щечек.

Гретта получила голубую ленту за изысканную вышивку, но все отлично знали, что самой красивой ее вышивкой щеголяла леди Темсланд, нарядом не уступавшая королеве.

В категории текстиля всех ожидал сюрприз. Мастер Портной выставил на всеобщее обозрение изумительное платье из шелка лавандового цвета и, само собой, был единодушно признан победителем. Получив заветную ленту, он немедленно подарил платье Гретте.

— Это свадебный наряд, — сказал он. — И, если мой глаз меня не обманывает, он будет тебе в самый раз.

Она с восторгом схватила платье — и тут же строго глянула на Портного:

— Обещай, что никогда не будешь мной командовать!

Тот заулыбался:

— А если попытаюсь?

— А, да ладно, все равно буду тебя любить, — ответила она и тоже улыбнулась.

Они обнялись, и все захлопали, а громче всех детишки Портного.

Хор нашего Регента пел для короля и королевы во время обеда, который состоял из лучших блюд ярмарки, включая хлеб замковой Кухарки, тоже получившей голубую ленту. Высокородные лорды из свиты теперь стали все очень приветливы с лордом Темсландом и холодны с герцогом Морландом, который сидел, мрачный и одинокий, в стороне от прочих. Должно быть, придворные решили, что приврал в своих рассказах о нас герцог, а не лорд Темсланд.

И вот подошло время последнего конкурса — на Лучшую Стряпуху. Я представила свой пирог из желания почтить усилия Тобиаса, похвалявшегося, что блюдо из его лимонов будет кушать сама королева. Для меня исход этого конкурса уже не играл роли, но подруги подхватили меня под руки и потащили в шатер, где выставлялись конкурсные блюда. Мы шли, приплясывая и напевая, обмениваясь любезностями с торговцами и сюсюкая с младенцами.

В шатре достопочтенные судьи все еще пробовали и обсуждали блюда. Они положили голубую ленту на чайное пирожное Падмы и красную — на ее же фасолевый суп. И так было в каждой категории, кроме пирогов — до них еще дело не дошло. Мое сердце подпрыгнуло при виде лент Падмы. Конечно же, она выиграет. Бен Маршалл во все глаза следил за судьями.

Наконец, один из судей попробовал мой лимонный пирог. И застонал от удовольствия.

Тогда к пирогу подступили другие судьи и пробовали, и пробовали, пока от пирога осталась только половина.

А затем они положили на блюдо голубую ленту.

Главный судья объявил:

— Этот пирог настолько изыскан, насколько необычен, что мы ничего не можем поделать, кроме как объявить Лучшей Стряпухой ярмарки мисс Кетуру Рив!

Мои подруги завопили от восторга и засмеялись, вокруг нас собралась толпа с поздравлениями.

— Но это же несправедливо, что звание Лучшей Стряпухи дали за один-единственный пирог, тогда как Падма выиграла так много лент! — запротестовала я. Однако мои возражения были отнесены на счет ложной скромности. Судьи умоляли дать им рецепт.

Хотя Бен Маршалл не мог пробиться ко мне, он улыбался и пытался перехватить мой взгляд.

— Вот моя невеста! — сообщил он тем из толпы, кто стоял ближе к нему, и они подняли кружки за его удачу. Мне стало не по себе, ведь я дала Бену ложную надежду, да и несчастное лицо Падмы тоже не доставило мне удовольствия.

В тот самый момент, когда Бен уже почти прорвался ко мне сквозь толпу, затрубил рог. Долгий и звучный сигнал призывал нас на площадь. Толпа двинулась в ту сторону, увлекая меня за собой. Оглянувшись, я увидела, что Бен безнадежно отстал.

Снова протрубил рог. Площадь постепенно заполнялась народом, заиграла музыка, и даже торговцы и комедианты побросали свои палатки и подмостки и отправились послушать.

Джон Темсланд вытащил меня из толпы.

— Мы оба выиграли, — сказал он.

— Как и ожидалось. Вы отлично справились! Я так обрадовалась, увидев, как сник герцог Морланд, когда не удалось унизить вашего отца.

— Король сказал, что выполнит мое желание, — проговорил Джон. — Все идет по плану.

— И чего же вы попросите?

— Попрошу его выполнить то, о чем ты его попросишь, — ответил Джон. — Решение за тобой, Кетура. Отец знает о моих намерениях. Попроси сделать тебя леди Кетурой Рив, и не пройдет и часа, как мы поженимся.

С этими словами он скользнул прочь, и, хотя меня со всех сторон окружали люди, я осталась наедине со своей дивной тайной.

Король надел все регалии и золотую корону, украшенную рубинами. Королева тоже нарядилась в пурпурный бархат с мехом горностая, на ее голове красовался серебряный венец с алмазами. Она единственная из высокородных не смотрела на собравшихся, потому что была занята — что-то с увлечением ела. Только через несколько мгновений я поняла, что королева угощается моим лимонным пирогом.

— Пойдем-ка поближе к королю, — сказала Беатрис, беря меня за руку. На ней по-прежнему была мужская одежда, в которой она пела в хоре. Мы протолкались сквозь толпу вперед.

Зазвучали фанфары. Уличные музыканты перестали играть, люди затихли.

— Я благодарю народ Крестобрежья и Маршалла за теплый прием на вашей прекрасной земле, — произнес король.

Слушатели закричали, и засвистали, и подбросили шапки в воздух.

— Я пообещал полную туфлю золота тому, кто больше всех порадует меня на ярмарке. Лорд Темсланд выбрал своего претендента, леди Темсланд — своего. Я также выбрал, и королева тоже. Поэтому мы разделим приз на четверых.

— Первым пойдет выбор лорда Темсланда. Четверть туфли золота достается ведущему дисканту вашего хора. Выйди вперед, дискант!

Беатрис в обличье Билла нервно оглянулась на нас и выступила вперед.

Я не расслышала, что она сказала, но Гретта с Регентом ахнули, когда она вместо поклона сделала реверанс. Король, однако, только рассмеялся и попросил «Билла» снять шапку. Длинные волосы рассыпались по плечам Беатрис. Толпа загомонила, послышались приглушенные смешки. В первое мгновение лорд Темсланд смешался, но увидев, что его жену веселит происходящее, несколько расслабился, а поняв, что и короля этот маскарад только позабавил, успокоился окончательно.

— Что ж, — пожал плечами король, — в хоре столичного епископа поют женщины.

Повернувшись к лорду Темсланду, он добавил:

— Если желаете следовать моде, не прячьте ваших женщин.

— Ваше величество, — проговорила Беатрис, — если позволите, в обмане виновата только я одна. Прошу прощения у вашего величества!

Король милостиво отвечал:

— Как я могу дать тебе его? Это же все равно что дать прощение ангелу. Но я могу дать тебе вот это. — Он протянул Беатрис маленький бархатный мешочек, в котором звякало золото. — А теперь назови свое желание.

— Ваше величество, я хотела бы только одного — разделить ваш подарок кое с кем другим.

— И кто же это?

Беатрис взяла Регента за руку и вывела перед королем.

— Ваше величество, вот человек, в присутствии которого я не могу не петь, ибо его музыка — дар небес. И… и мы скоро поженимся.

Толпа зашумела, заохала, разразилась удивленным смехом.

Регент вытащил сверкающий белизной платок и промокнул вспотевший нос.

— Полагаю, это согласуется и с вашими желаниями, Регент? — спросил король.

— Да, ваше величество, — ответил тот, склоняясь перед королем в глубоком поклоне и при этом не отпуская руку Беатрис.

— Напишите для меня пасхальную мессу, — сказал король, — и я заплачу вам за нее золотом.

— Это всегда было моим самым заветным желанием, — признался Регент с улыбкой — самой широкой из всех, которые я когда-либо видела на его лице.

Чета смешалась с толпой, и король вновь провозгласил:

— А теперь Портной.

Тот вышел вперед, и я заметила, что на нем не было ни единой оранжевой нитки.

— Ваше мастерство так же высоко, как у любого из королевских портных. Леди Темсланд выбрала вас. Вот ваше золото, и какую еще награду вы бы хотели?

— Я хотел бы жениться на девушке, которая сшила большинство из тех прекрасных вещей, которые вы имеете в виду, ваше величество, — ответил Портной.

— О? И кто же это?

Портной сделал приглашающий жест, и Гретта дерзко выступила вперед и присела в реверансе.

— А каково ваше желание, юная дева? — спросил король.

— Ваше величество, здесь, перед вами, стоит несовершенный человек, который единственный во всем мире вполне совершенен для меня.

— Быть посему. И каждый год на Пасху вы будете приезжать в мой дворец и шить принцессе новое платье. За это я буду платить вам золотом.

— Это мое самое заветное желание, — сказал Портной, кланяясь с превеликим достоинством.

Жители разразились криками восторга, ибо больше всего на свете любили свадьбы. Король поднял руку, призывая к молчанию.

— Кетура Рив, — сказал он. — Выйди вперед.

Я вышла и сделала реверанс.

— Королева выбрала твой пирог как самую изумительную вещь на этой ярмарке, — промолвил король. — Ты тоже получишь четверть золота.

Он протянул мне мешочек, но вместо того чтобы взять его, я опять присела в реверансе.

— Прошу вас, ваше величество, разделите мою долю между всеми бедняками в деревне, — сказала я, зная, что завтра мне деньги не понадобятся, что завтра я буду не та, что сегодня.

Король наклонился к лорду Темсланду и Джону и сказал им несколько слов, а я повернулась, чтобы присоединиться к толпе.

— Подожди, Кетура Рив, — остановил меня король. — Золото будет разделено, как ты просишь. Но у тебя есть еще желание, которое я обязуюсь выполнить.

Я снова встала перед королем.

Джон улыбнулся и кивнул, подбадривая меня. Он стоял рядом с монархом, такой молодой, такой красивый и сильный. И он любил меня. Его мать и отец тоже смотрели на меня с ласковой, даже любящей улыбкой.

Я попрошу сделать меня благородной леди, и Джон женится на мне. Сколько добра я могла бы принести нашим людям, став леди Темсланд!

Я вдруг осознала, что толпа ждет моего ответа. Я тоже ждала, — ждала слов, которые должны были прийти ко мне, как приходили около общего костра, слов, с которых началась бы моя новая история… Односельчане, казалось, недоумевали, озадаченные моим молчанием, как будто знали в точности, о чем бы они попросили на моем месте. И более всех недоумевал Джон.

Я понимала, что нужно что-то сказать, причем немедленно.

— Ваше величество… — произнесла я. Джон Темсланд был чудесным парнем, красавцем с волосами цвета спелой пшеницы и глазами ясными, как у младенца, и он любил меня…

— Говори же, Кетура! — подбодрил меня Джон.

Я ощущала на себе свет вечернего солнца… но какая была бы от него радость, если бы не существовало ночи? Разве закат не самое прекрасное время суток? Разве можно жаждать только света дня и никогда — тьмы ночи?

А как же мои подруги? Могу ли я требовать, чтобы они всегда были рядом со мной? Я уже чувствовала, что они уходят от меня все дальше, все быстрее, тогда как я остаюсь на месте, недвижимая. И — о, какой покой в этой неподвижности!

А как же богатства и золото? Земли и почести? Но, когда я думала об этих вещах, то слышала в себе лишь тишину. Нет, даже не тишину — пустоту. Это было неправильное ощущение, как плохое окончание для хорошей истории.

Все были счастливы — стар и млад, богатые и бедные, мужчины и женщины. Но я не могла прикоснуться к их радости, не могла взять ее в руки и удержать. Она лишь сон, не реальность. Реальным для меня было то, что в этой жизни ничто не приносило мне удовлетворения, ничто не давало покоя, я никого не любила и не была любима так, как мне хотелось, — полностью, навсегда. Я не могла понять, что со мной, знала лишь, что не найду исцеления ни в улыбающихся лицах Бабушки и подруг, ни где-либо в нашей чудесной деревеньке, ни тем более в красочных палатках ярмарки.

Нет, единственное, о чем стоило просить — это о настоящей любви, а ее мне не мог дать даже король. В этот момент для меня все окончательно прояснилось.

— Ваше величество, я прошу… — Я услышала вдох всей толпы — такой он был громкий и такая вокруг стояла тишина. — Я прошу, чтобы навсегда прекратилась охота на великого оленя и его подругу.

Король в изумлении уставился на меня, потом перевел взгляд на Джона. Я не смотрела на молодого лорда. Не могла. Люди за моей спиной зашептались.

— Очень хорошо, — наконец проговорил король. — Ты высказала странное желание, но я удовлетворю его. Лорд Темсланд, Джон — вы поклянетесь в этом?

— Поклянемся, — сказал Джон после непродолжительного молчания, и в его голосе прозвучали обвинение и бесконечная боль.

— Быть посему, — сказал лорд Темсланд. В его голосе явственно слышалась нотка облегчения.

Король жестом подозвал меня поближе, и когда я подошла, сказал тихо, так, чтобы слышали только ближайшие окружающие:

— Я хочу задать тебе необычный вопрос, Кетура, и он касается необычного предмета. Скажи мне, что ты думаешь о следующем. Когда мы проезжали Большой Город, я видел пустые деревни, неубранные поля, полегшие и гниющие колосья. Я видел людей, прячущихся в норах, как животные, и мертвый скот на обочинах дороги. Везде стоял запах чумы. Но здесь, в Крестобрежье и Маршалле все пышет здоровьем, жизненной силой и благоденствием. Как я понял, причина этого — в тебе.

— Нет, ваше величество, не во мне, а кое в ком намного более могущественном, чем я, и, да простит меня ваше величество, даже более могущественном, чем вы.

Он долго вглядывался в меня, а потом торжественно кивнул.

— Скажи ему… скажи ему, что я кое-чему научился. И поблагодари его… или, как я подозреваю, я сам однажды поблагодарю его.

Король кивнул музыкантам, и те снова заиграли. Толпа начала понемногу расходиться — люди шли, чтобы праздновать. А я… я, подумав, что тень леса должна скоро коснуться стен нашего домика, направилась домой.

Гретта с Беатрис заметили, что я ухожу, и, вырвавшись от своих мужчин, их друзей и родных, припустили за мной. Гретта обхватила меня за плечи.

— Кетура! — воскликнула она. — Ты куда?

— Домой. Я устала.

Беатрис склонила голову мне на плечо.

— Пожалуйста, Кетура, не уходи! Ты так бледна, ты меня пугаешь!

— Не печальтесь, — прошептала я, поглаживая ее по голове. — Не сегодня.

— Кетура, — попросила Гретта, — обещай, что не пойдешь в лес.

— Вам нужно заняться подготовкой к свадьбам, — сказала я. — Не тревожьтесь, я ненадолго.

В этот момент нас догнали их родные и возлюбленные и со смехом умыкнули моих подруг, не понимая, почему Гретта вдруг расплакалась. А я продолжила свой путь.