Глава четырнадцатая — в нескольких смыслах конец…

Я вошла в дом, где в последних, косых лучах солнца кружились пылинки. Поправила Бабушкину постель, прибрала миски и горшки, оставленные на столе, подошла к Бабушкиному сундуку и достала оттуда свою куклу, сделанную из кукурузного початка. Бережно покачала ее на руках, припомнив вдруг, что так и не дала кукле имя. Через некоторое время осторожно положила ее обратно, а затем пошагала через сад к лесу.

Каким разреженным показался мне воздух на опушке, какую жуть наводили деревья, стоявшие на страже своего царства! Я оглянулась вокруг. Весь мир представился мне хрупким и легким, как пушинка одуванчика, и таким же мимолетным. Хотя солнце еще не село, луна уже поднялась, и в ее свете наше селение выглядело прекрасным как никогда. Как печально было сознавать, что деревня, этот плод моего воображения, не исчезнет, когда исчезну я; сознавать, что не я создала луну, впервые увидев, как она красива. Грустно признавать, что не мое дыхание заставляет ветры дуть. Я оплакивала не только собственную жизнь. Не окончится ли всякая жизнь вместе с моей? Рассудок говорил мне, что нет, но сердце… сердце знало, что, каждый раз закрывая глаза, я создаю ночное небо и звезды. Разве весь небесный свод не повторяет форму моей головы? Разве не я создаю солнце и день, когда каждое утро поднимаю веки?

Нет. Я словно внезапно стала взрослой, мое сердце — умудренным. Мои подруги, моя деревня, весь Англанд пойдут дальше. Они уже оставили меня позади.

Я повернулась к селению спиной и вступила в лес.

* * *

Прошло совсем немного времени, и я перестала различать знакомые звуки деревенской жизни — смех ребятишек, гогот гусей, мычание коров. Отовсюду до моих ушей доносился лишь шелест зеленого моря листвы, принуждавший меня к молчанию.

В те дни, когда я блуждала здесь, мне показалось, что я научилась понимать лес. О гордые деревья, какие вы высокие и суровые! — думала я. Вы не согнетесь, чтобы я чувствовала себя не такой маленькой. Вы будете стоять прямо и смотреть, как я умираю.

Лес, грозный, глухой, полный теней… Лес был смертью, и все же я, пробираясь по нему, под каждым листом видела тайную жизнь. Слышала, как моргают глаза, как бьются крохотные сердечки. Ствол под моей ладонью был теплым даже в прохладной тени. Я стояла тихо и смотрела, как перелетают с ветки на ветку птицы, как белки выскакивают из своих дупел, как кролик на бегу огибает дерево. На кусте сверкнула бабочка, и из глубины леса в мое поле зрения вступила изящная косуля. Лес встрепенулся и заколыхался.

И тут я увидела оленя, стоявшего в окружении теней безмолвно, словно дерево. Олень смотрел на меня. Затем повернулся, и я так же без звука последовала за ним.

Я шла за оленем, пока не решила, что потеряла его. Но нет — я снова нашла его, а потом снова потеряла. Вскоре поняла, что заблудилась, и села под деревом. Я погрузилась в мечты, и вся моя жизнь до этого момента показалась мне сказкой, которую я придумала, а сейчас забыла, забыла всё, кроме ее конца. Она была как великолепное платье, которое я когда-то примеряла, а сейчас не могла вспомнить, какого оно цвета. Она была как вкуснейшее блюдо, которым я не насытилась.

Стук копыт поднял меня на ноги. Увидав приближающегося черного коня, я опустила руку в карман передника. Глаз был недвижим, как смерть, но мне не нужен был амулет, чтобы понять, какое волшебство поселилось в моем собственном сердце.

Лорд Смерть подъехал ко мне близко-близко. От него не веяло теплом, я не слышала его дыхания. Он стоял рядом совсем тихо и неподвижно, но в этой тишине был необыкновенный покой. Казалось, что он готов стоять около меня целую вечность и слушать, слушать… Ничто не могло потревожить нас, ибо вокруг не существовало ни времени, ни движения.

— Значит, там не нашлось для тебя любви? — спросил он мягко.

— Расскажите мне, каково это — умирать, — ответила я.

Он сошел с коня, все время глядя на меня каким-то странным взглядом.

— Ты каждый день испытываешь нечто подобное смерти, — тихо сказал он. — Она так же знакома тебе, как хлеб и вода.

— Да. Каждую ночь, когда засыпаю.

— Нет. Каждое утро, когда просыпаешься. — Он всмотрелся в мое лицо, прикоснулся к нему пальцами — такими холодными, что они обожгли мне щеку, висок, губы, прожгли все мое существо до самого нутра. — Но просто знать — этого недостаточно. Кетура, я отказался от прав на твою душу. Пойдем, я отвезу тебя домой. Знаешь ли ты, что победила меня? Что каким-то ловким трюком заставила мое сердце полюбить тебя? Делай, что пожелаешь, выходи замуж, за кого пожелаешь, иди, куда пожелаешь. Ты доживешь до глубокой старости и не увидишь меня до той поры, когда рука жизни придавит тебя до того тяжело, что ты будешь рада избавиться от этой тяжести.

Он отступил от меня и протянул руку, чтобы посадить в седло.

Меня вдруг осенило, что я держу свою жизнь в собственных руках. Я обняла ее, прочувствовала ее теплую тяжесть, ее дыхание. Но я слишком далеко зашла. Лес стал теперь для меня красивее деревни с ее яркими красками. Лесная тишина звучала для меня прекраснее, чем пение Беатрис.

Я чувствовала, как растет тяжесть жизни в моих руках, пока ноша не стала непосильной.

Я гордо выпрямилась во весь рост.

— Сэр, вот мое желание: возьмите меня в жены.

Ветерок стих, птицы прекратили свои песни, а деревья, казалось, наклонились, прислушиваясь.

— Ты же твердо решила выйти замуж только по любви, — промолвил он.

— Я люблю вас, — ответила я.

Деревья вокруг задышали, запели, зашелестели.

— Могу ли я верить твоим словам? — спросил лорд Смерть.

— Я доскажу вам конец истории, — сказала я. — Самый последний конец, самый правдивый из всех концов. Жила-была одна девушка…

— И какая девушка! — прошептал он.

— …которая задолго до того, как потеряться в лесу, полюбила лорда Смерть. В прошлом году снег шел до самого июня. Ее это не заботило, потому что она любила лорда Смерть.

Когда голодный олень и его мерзнущие дети пришли в деревню той холодной весной, девушка не сердилась на них за то, что они съели ее тюльпаны — и стебли, и листья, и бутоны. Она не сердилась за то, что они украли у нее желтый цвет весны. Надежда, которую рождает желтизна цветов, думала она, наверное, не идет ни в какое сравнение с их вкусом.

Она знала, что это лорд Смерть насыщает яблоки сладостью, когда приходит осень. Это он научил ее радоваться солнцу в синем небе и слышать дыхание деревьев в весеннем ветре. Он заставил ее понять, как сильно она любит своих друзей и как сильно любит ее Бабушка, и… О, это он научил девушку любить дыхание в ее легких.

Она знала, что никогда по-настоящему не жила, пока не встретила его, и никогда не была так счастлива и довольна судьбой, пока ее не тронула его скорбь.

Он поднял руки, как если бы хотел сжать в них мои, но не сжал.

— Кетура… — простонал он и опустил руки.

— Вы, мой господин, вы конец всех правдивых историй.

Я подняла руку, чтобы прикоснуться к нему.

— Я не дам тебе уйти с ним! — раздался голос у меня спиной.

— Джон! — вскрикнула я.

Он выскочил из подлеска, бурлящая в нем жизнь заставляла самый воздух вибрировать вокруг него. Лицо Джона было бледно, челюсти стиснуты.

— Я-то думал, что ты убежала по крайней мере к принцу фей, Кетура! Никогда не подумал бы… Ладно, неважно. — Джон встал лицом к лицу с лордом Смертью. — Разрешите ей остаться здесь, сэр. Если вы ее любите, вы подарите ей жизнь, и я сделаю ее благородной дамой, хозяйкой замка.

— Джон! — Я подняла ладонь. — Джон, не вмешивайся!

— В моем королевстве, Джон Темсланд, Кетура обретет королевскую власть, — сказал лорд Смерть.

Джон подступил к нему на шаг. Его руки сжались в кулаки, потом расслабились, потом сжались опять, словно не знали, как бороться с таким врагом.

— Я слышал, что у вас сердце пирата, но до сей поры не подозревал, насколько оно черно, — проговорил он тихим, дрожащим голосом.

— Я люблю ее, — сказал лорд Смерть, и его бездонные глаза обратились ко мне.

— Если вы ее любите, почему забираете в свое мрачное жилище? В вашу преисподнюю?

Лорд Смерть смотрел теперь на Джона, и в его глазах светилась жалость.

— Нет никакой преисподней, Джон Темсланд. Каждый человек, умерев, видит ландшафт собственной души.

— Я не боюсь ни тебя, ни преисподней! — взревел Джон, делая еще один шаг.

И действительно — в это мгновение в лорде Смерти, казалось, не было ничего, что внушало бы страх. Он был всего лишь темный и прекрасный человек. Его горящие глаза погасли, одно плечо приподнялось и опустилось.

— Конечно же ты меня боишься, — промолвил он. — Я могу забрать две вещи, которые тебе дороже всего, — твою жизнь и твою любовь.

Джон приблизился еще на шаг, и я почувствовала, какой яростью полон этот единственный шаг. Он выхватил из ножен свой охотничий нож. Ветер поднял пыль с лесной почвы, запорошил мне глаза, и они наполнились слезами.

Лорд Смерть приподнял бровь. Он чуть приоткрыл полу своего плаща, и из его складок исторгся мрак. Конь по имени Ночь шарахнулся и заржал.

— Джон, — проговорила я дрожащим голосом, — ты хочешь убить Смерть?!

— Нет, — ответил Джон мне, не отводя глаз от лица лорда Смерти. — Но если он заберет тебя, я последую за тобой.

Он повернул нож к себе лезвием и направил острие прямо в сердце.

Я выставила руку, желая успокоить его, как он когда-то успокаивал подругу оленя в тот день в лесу, который теперь казался мне таким далеким. Моя рука дрожала, и я собрала всю свою волю, чтобы унять дрожь.

— Разве ты не видишь, Джон, — я должна уйти с ним!

Нож не сдвинулся ни на йоту.

— Джон, я попробую объяснить… — Я старалась говорить как можно ровнее, чтобы успокоить юношу. — Каждое мое дыхание принадлежит лорду Смерти. Мысль о нем заставляет меня радоваться каждому новому дню. Я… я люблю его.

— Разве можно любить Смерть?!

Как я могу объяснить, что лорд Смерть шагал рядом со мной всю мою жизнь? Как объяснить, что он — ее неизбежная, ее самая сокровенная часть, что он всегда был и должен оставаться впредь моим спутником, моей единственной и вечной любовью? Сколько раз он поддерживал меня? Сколько раз я думала, что ускользнула от него, тогда как на самом деле он всего лишь не заявлял на меня свои права? Как часто я ощущала силу его объятий, — силу, способную повернуть реку вспять, обрушить гору, остановить мир и запустить его вновь?

Наконец я сказала:

— Его голос холоден поначалу, Джон. Он кажется лишенным чувств. Но если ты вслушаешься в него без страха, то обнаружишь, что, когда он говорит, самые простые слова становятся поэзией. Когда он стоит рядом, твоя жизнь превращается в песню, в гимн. Когда он касается тебя, даже самые маленькие твои таланты расцветают золотым цветом, а самая простая любовь поражает твое сердце своей красотой.

Джон отвел взгляд от лорда Смерти и посмотрел на меня так, будто никогда раньше не видел. Он сморгнул, словно пробуждаясь от кошмара. Кончик ножа касался его груди.

— Останови его! — приказала я лорду Смерти.

— Не могу. Если он захочет последовать за тобой, он это сделает. Но…

И тут из-за деревьев на нашу полянку бесшумно вышел великий олень.

Он был так близко, что мы могли различить свои отражения в его огромных круглых глазах. Мышцы на его груди подрагивали, потому что он слишком близко подошел к людям. Мы не шевелились из опасения, что он испугается и убежит. Джон смотрел на него, открыв рот, а олень не отводил глаз от Джона.

— Он хочет, чтобы ты жил, — тихо сказал лорд Смерть Джону.

Юноша метнул в него короткий, полный ненависти взгляд, а потом посмотрел на нож в собственной руке.

Должно быть, все ангелы в небе улыбались, когда глаза Джона снова устремились на великого оленя. Олень подошел ближе к молодому человеку, а затем опустил свою величественную голову, словно кланяясь. Когда голова оленя достигла земли, он принялся пощипывать росшие там грибы.

Джон протянул руку — потрогать громадные рога. Юноша забыл и про лорда Смерть, и про меня, а вскоре его правая рука забыла про нож и выронила его. Лорд Смерть коснулся юноши, и тот упал ему на руки без сознания. Вместе мы устроили Джона удобнее на лесной подстилке. Лорд Смерть кивнул оленю, тот повернулся и неслышно исчез между деревьями.

— Он всего лишь спит, — сказал мне лорд Смерть. — Отец скоро найдет его — олень приведет. Они найдут и тебя и заберут домой.

— Они найдут мое тело, — поправила я, — потому что я уйду с тобой.

— У тебя нет приданого, — сказал он. — Живи, Кетура. Возвращайся домой.

— Есть у меня приданое! — отчеканила я. — Вот оно, лорд Смерть: венок, который я никогда не надену на свою свадьбу. — Мои глаза наполнились слезами, и я не смогла их удержать.

Он опустился передо мной на одно колено.

— Домик, в котором я не буду расставлять мебель и наводить порядок. Это тоже часть моего приданого.

— Я дам тебе целый мир, можешь использовать его как подставку для ног, — сказал он.

— И самое драгоценное: я отдаю тебе ребенка, которого никогда не буду качать на руках.

Лорд Смерть заключил меня в объятия и заплакал вместе со мной. Наконец я избавилась от своей печали. Я положила ее на лесную почву, чтобы никогда не поднимать снова. Мы вместе сели на его высокого черного коня и растворились в бесконечном лесу.

Загрузка...