Глава первая, рассказывающая обо мне самой, Кетуре Рив, и о моей встрече с кем-то необыкновенным, — история, которой вряд ли поверит тот, кто никогда не терялся в лесу

Мне было шестнадцать, когда я заблудилась в лесу, всего шестнадцать, когда встретилась со смертью.

Я собирала горох в нашем огороде, граничащем с лесом, когда в него забрел и принялся щипать латук знаменитый олень — тот самый, что множество раз ускользал от лорда Темсланда и его лучших охотников и о котором я рассказала немало занимательных историй. Ему было не меньше шести лет, и я бы обязательно удрала при виде его рогов, огромных, как крона молодого дерева, если бы не была зачарована его красотой. Олень поднял голову и некоторое время взирал на меня так, будто это не он, а я нарушила границы его царства, — таким он был гордым, таким по-королевски величественным. Наконец он медленно развернулся и пошагал обратно в лес.

Сначала я хотела только заглянуть за первые ряды деревьев, чтобы полюбоваться оленем чуть дольше. А потом лишь немного проследовала за ним по кабаньей тропе глубже в лес в надежде увидеть что-нибудь такое, о чем потом можно будет рассказать у общего костра. Вот он, как мне показалось, мелькнул между деревьями… потом пропал… потом опять мелькнул — и так до тех пор, пока я, оглянувшись по сторонам, не поняла, что заблудилась.

Я шла оленьей тропой, вьющейся по склону ущелья. Далеко внизу плескалась вода — там протекал ручей, я его слышала, но не видела. Тропа была слишком крутой. Склоны поросли деревьями, некоторые из них упали и лежали, словно почерневшие кости, застрявшие в когтях тянущихся вверх собратьев.

В надежде найти более легкий путь к ручью, я сошла с тропы, но вскоре совсем перестала слышать плеск воды, а вновь найти тропу не смогла. И все же я продолжала идти.

Деревья, которые некогда казались мне дружелюбными и прекрасными, теперь закрывали солнце, валялись поперек дороги, рвали мне волосы и угощали меня не фруктами, а горькими листьями. Ночью я почти не спала, а когда все же засыпала, мне снился все тот же бесконечный лес.

Проблуждав три дня, я поручила себя Богу и села под деревом в ожидании смерти. Я погрузилась в печальные мысли о Бабушке, которая, без сомнения, сидит сейчас у окна и плачет. Вспоминала свои мечты, которые не сбудутся никогда: наводить порядок в собственном домике, укачивать на руках своего ребенка, и самую заветную — выйти замуж за того, кого полюблю от всего сердца.

Так, прислонившись к стволу дерева, я то засыпала, то просыпалась, искренне надеясь, что это моя последняя ночь в темной чащобе. Во мне не осталось влаги для слёз, но сердце мое плакало от тоски по Бабушке и подругам — Гретте и Беатрис, а еще по моей любимой деревне Крестобрежью.

В сумерках ко мне пришла смерть в обличье человека.

Он сидел на черном коне, и его окутывал черный плащ. Под капюшоном я могла лишь разглядеть, что он хорош собой, суров, но прекрасен, не стар, но в самом расцвете сил. Отвага изменила мне. Я хотела убежать, но была слишком слаба, чтобы подняться на ноги. Казалось, мое тело пустило корни в землю, на которой я сидела. Дерево, к которому прислонилась, обхватило меня за плечи.

Я помнила о хороших манерах, которым со всей строгостью учила меня Бабушка, и когда всадник спешился и направился ко мне, проговорила:

— Добрый сэр Смерть, простите, что не могу встать.

Его шаги замедлились.

— Значит, ты знаешь, кто я?

— Знаю, сэр.

Сумерки сгустились еще больше, как будто мрак извергался из складок его плаща.

— Ты Кетура? — спросил он. Его голос, спокойный и холодный, вселял в меня страх. — Ты дочь Кэтрин Рив — я знаю ее.

— Да, сэр.

Верно — он знал мою мать, а я не знала. Она умерла, произведя меня на свет.

— Мне жаль, сэр, но должна сказать, что, как и в случае с моей матерью, вы пришли, а я еще не готова.

— Никто не бывает готов.

— Простите, сэр, — сказала я без надежды, — но у меня остались незаконченные дела.

— Твои дела в прошлом. — Он опустился на одно колено, словно желая как следует меня рассмотреть. Я заметила, что в том месте, где его сапог коснулся травы, та пожухла и опала. — Не надо было совершать глупость — заходить столь далеко в лес.

Я не смотрела ему в лицо, разглядывая вместо этого его мощное бедро и большие затянутые в черные перчатки руки.

— Я следовала за оленем, сэр, тем самым, за которым пытается охотиться лорд Темсланд и который в прошлую зиму вместе со своим стадом уничтожил весь его запас сена. — Собственный голос, рассказывавший мою же историю, почему-то действовал на меня успокаивающе. — Тобиас говорил, что этот олень однажды дал отпор волку…

— Замолчи, — оборвал меня лорд Смерть.

Понятно, волки и олени меня не спасут. Я окинула собеседника взглядом — где же черви? Но он был чист и гладок, словно камень, и так же далек от жизни, как ветер, и дождь, и холод. Наверное, не существует истории, которой бы лорд Смерть не слышал. Я почувствовала, как начали смыкаться мои веки.

— Милорд, я не спала три ночи от голода и укусов насекомых, — произнесла я. — Теперь я усну?

Он встал.

— Пытаешься показать свою храбрость? Это меня не разжалобит, — сказал он, более гордый, чем любой король.

У меня вовсе не было таких намерений, однако я ответила:

— Я и правда храбрая, сэр. И всегда была такая. Едва родившись, я уже встретилась со смертью — так мне постоянно твердит Бабушка. Смерть вошла в меня с первым моим вдохом. Я втянула ее в себя, говорит Бабушка, и раскричалась так, будто у меня разрыв сердца, и даже молоко мертвой матери не утешило меня. Отец стал искать вас, чтобы встретиться со своей покойной женой, и умер еще до того, как у меня прорезался первый зуб. Так и случилось, что бремя моего воспитания легло на дедушку с бабушкой. А когда я прожила достаточно долго, чтобы полюбить дедушку, он тоже умер. Я общалась с вами, сэр, всю свою жизнь.

Его бледное, суровое лицо смягчилось.

— Ты выросла не только красивой, но и честной, Кетура, — сказал он, — ибо все сказанное тобой правда. Сколько тебе лет?

— Шестнадцать, сэр, — ответила я. Мне на руку вскарабкался жук, но у меня не было ни сил, ни желания смахнуть его.

— Шестнадцать… Я забирал и моложе.

Он наклонился ко мне. Я затаила дыхание, однако он лишь смахнул жука с моей руки. Я почти не почувствовала его прикосновения, ощутила лишь исходящий от него холод. Взглянула ему в лицо, всмотрелась в резкие, но благородные черты, словно высеченные из драгоценного мрамора.

— Если бы я решил выбрать себе невесту, — промолвил он, — она обладала бы твоей храбростью.

Каково это, подумала я с ужасом, — быть женой Смерти?

— Сэр, — проговорила я, — но я не могу выйти за вас замуж! Я… я слишком молода.

Какое жалкое оправдание! Многие в нашей деревне вступали в брак и в более раннем возрасте.

Мне показалось, он вздрогнул. А затем рассмеялся леденящим, надменным смехом:

— Это было не предложение руки и сердца, а всего лишь комплимент.

Если бы я не была так слаба, то покраснела бы от стыда.

И тут он сказал:

— Ты и в самом деле слишком молода для замужества, Кетура. И слишком молода, чтобы умереть. — Он упер руки в бока, его плащ развевался на ветру, которого я не ощущала. — А посему я окажу тебе милость: выбери кого-нибудь, кто умер бы вместо тебя, — и останешься жить.

— Вы имеете в виду, чтобы кто-то другой…

— Всего лишь назови имя, и да будет так, — ответил он. Его голос, опять твердый и властный, эхом отозвался в лесу. — Выбирай!

Я подумала о нашей бедной, убогой деревушке, приткнувшейся в дальнем углу королевства, и в сердце моем заныла тоска. И селение, и всё в нем было мне дороже всего на свете.

— Нет, сэр, я не могу.

— Твоя бабушка стара, — сказал он. — Я в любом случае скоро приду за ней. Выбери ее, тем более что она в этот самый момент молится о том, чтобы я забрал ее жизнь вместо твоей.

— Я отклоняю ваше предложение, сэр, — отвечала я трепеща, — потому что я очень люблю Бабушку, и жизнь, которую вы мне подарите, покажется мне без нее бесцветной и жалкой.

— Мне еще никто никогда не отказывал!

— Я отказываю, сэр.

И тут мне показалось, что его темные глаза слегка потеплели. Какое же это было облегчение! Я подумала, что, возможно, произнесла еще не последние свои слова.

— Как насчет Регента? — спросил лорд Смерть. — Насколько я понимаю, всё, чего ему хочется — это петь в небесном хоре. Это я могу устроить. В таком душевном состоянии он все равно быстро загонит себя в могилу.

Я помотала головой.

— Сэр Смерть, ежели бы вы услышали, как он играет на органе, вы бы поняли, почему он не подходит. Даже самая печальная его музыка делает пасмурный день радостным, а уж о солнечном и говорить не приходится.

— Тогда как насчет Портного? — Он отвел от меня взгляд и посмотрел, как я заподозрила, в сторону деревни. — Хотя одна его половина живет ради детей, вторая половина жаждет смерти, чтобы вновь соединиться с покойной женой. Он тоже скоро придет ко мне.

— Но он нужен своим детям, сэр, и как можно дольше!

— Ну хорошо, тогда деревенская сплетница. От нее одни неприятности.

— Она всем улучшает настроение, потому что всегда может рассказать о ком-нибудь, чьи дела еще хуже, чем у тебя. Нет, сэр, пожалуйста, не надо ее!

— В деревне много стариков.

— Сэр, каждого из них любит кто-то молодой. Вы разобьете их сердца! К тому же у старых людей полным-полно грехов, и им нужен лишний день, чтобы их искупить.

— Есть множество младенцев, которые совсем без греха. Я мог бы все сделать быстро и безболезненно. Выбери кого-нибудь — мне безразлично кого.

Я ахнула.

— Да я лучше умру три раза, прежде чем… — Я проглотила пыль, забившую мне горло. — Нет, сэр, пусть это буду я.

— Говорю же, твоя храбрость тщетна. Все равно многие из них умрут, причем гораздо скорее, чем ты думаешь.

— Сэр, что вы хотите этим сказать?

— Грядет чума, — ответил он.

Чума!

— А те, кто останется в живых, — продолжал он, — пожалеют, что не умерли — так велика будет их скорбь по ушедшим.

Чума. Чума! Слово гудело в моей голове, словно колокол.

— Я… я скажу им, что надо бежать, — выдохнула я. Сидя у общего костра, я слышала рассказы о чуме, настолько страшные, что в них невозможно было поверить.

— Даже самый резвый конь не сможет ускакать от чумы, — возразил лорд Смерть, и, хотя он сказал это без сожаления, радости в его голосе я тоже не услышала.

— Когда придет чума? — настаивала я. — И откуда?

Лорд Смерть молчал.

— Да говорите же! Скажите, как ее остановить!

— Даже если бы ты осталась жить, не в твоей власти остановить чуму. Ваш владетельный лорд, возможно… Да нет, даже его усилия будут напрасны. Ваш хозяин превратил свои владения в руины.

Я не могла понять, какое отношение нерадивость нашего хозяина имеет к чуме, но спрашивать не хотела — я бы тогда не удержалась от рыданий.

— Но тебя я мог бы пощадить, — проговорил он.

Я словно проснулась после трехдневного сна. Мысли закрутились вихрем, в центре которого билось одно-единственное слово, черное и тихое: чума. Мне нужно прожить хотя бы еще немного, чтобы предупредить деревню!

Он снял свои черные перчатки, не отводя от меня тонущих в тени глаз.

— Ты, кажется, не против того, чтобы умереть.

— О нет, сэр, я хочу жить!

— Ну еще бы. Ради чего же ты хочешь жить, Кетура Рив?

Мое сердце едва не разрывалось от горя, ибо я осознала, что больше не ощущаю ни рук, ни ног. Жизнь и вправду покидала меня.

— Моим самым большим желанием было наводить порядок в собственном домике, укачивать на руках своего ребенка, а больше всего — выйти замуж за того, кого полюблю настоящей любовью.

Его это не тронуло.

— Немногого же ты хочешь от жизни. Впрочем, и этого ты иметь не сможешь, поскольку не желаешь выбрать кого-нибудь на замену себе.

Он положил холодную руку на мою голову. Рука была тяжела, словно созданная из свинца, а не из плоти. Я сразу почувствовала себя легче, как только он ее убрал.

— Вы умертвили меня? — спросила я.

— Нет. Ты все еще жива. Пока что.

— Зачем же вы коснулись меня?

— Ты не вправе задавать мне вопросы, — отчеканил он.

Лорд Смерть говорил правду — я была очень даже жива. Слышала пенье лесных птиц еще отчетливее, чем когда-либо. И никогда раньше я не ощущала перечно-мускусный запах опавшей листвы и папоротника с такой силой. Нет, я не была готова умереть.

И еще меня терзала мысль о чуме в моей деревне. Ах если бы мне удалось хотя бы словом перемолвиться с лордом Темсландом, предупредить его!

— Сэр, позвольте мне попрощаться с Бабушкой!

— У всех возникает желание попрощаться при приближении конца, — возразил он, — но оно никогда не исполняется. Время пришло, Кетура.

Он протянул руку. Мои мысли продолжали кружиться вихрем, изыскивая способ остаться в живых. Я понимала, что не смогу убежать от Смерти. Всё, на что я была способна — это рассматривать отражение своего бледного, покусанного насекомыми лица в его сияющих черных сапогах.

И тут ко мне пришло воспоминание о сыне Хетти Пенниворт, которого протащила сбросившая его лошадь, — парень должен был умереть, однако остался жив. Джершун Саут проспал две недели подряд, а проснулся так, будто проспал только одну ночь. Мой собственный кузен однажды съел гриб, от которого умерло несколько взрослых мужчин, а он, хотя и был очень юн, выжил. Смерть часто преподносит нам печальные сюрпризы, но иногда она преподносит нам и радостные.

— Сэр, вас очень трудно о чем-то умолить.

— Я неумолим.

— Но я слышала, что иногда вас можно обмануть.

Он засмеялся, и я увидела, как опасно он красив, одновременно неотразимый и вселяющий ужас.

— Добрый сэр Смерть, — заговорила я чересчур громко, — я бы хотела рассказать вам историю, — историю о любви, которую не победить даже вам.

— Правда? Я перевидал многих любящих, и ничья любовь не была так сильна, чтобы я не смог их разлучить.

— Это история о красивой молодой девушке, которая, будучи крестьянкой, полюбила благородного лорда.

— Слышал я это раньше, в тысяче различных вариантов, — сказал он.

— Но моя история, лорд Смерть, — из тех, что даже вас заставит полюбить, что растопит даже ваше замерзшее сердце. — Собственная дерзость потрясла меня саму, но терять-то было нечего.

— Да что ты? — с недоверием спросил он. — Ну тогда рассказывай.

— Жила-была одна девушка…

— Многообещающее начало.

— …которая… никого не любила.

— Хм, история о любви, в которой нет любви. Тебе удалось пробудить мое любопытство, — сказал лорд Смерть.

— Хотя ее мать умерла при родах, а отец вскоре последовал за матерью в могилу, девочка росла в любви.

— Вижу, ты и мне отводишь роль в своей истории, — произнес лорд Смерть, как мне показалось, с оттенком грусти.

— Девочка росла, дыша любовью, наполняющей весь воздух вокруг нее, — продолжала я. — Когда бабушка с дедушкой сидели рядом и бабушка не пряла пряжу, они держались за руки. Разговаривали о большом и малом и редко не соглашались друг с другом. А если когда и не соглашались, это служило им поводом для смеха. Иногда они вместе печалились, особенно вспоминая о дочери, которая не дожила до возможности понянчить собственную дочь.

Они вместе танцевали на деревенских праздниках, вместе молились на ночь, спали, тесно прижавшись друг к другу. Часто, без всякого к тому повода, дедушка дарил бабушке цветок. А бабушка находила на огороде самую большую, самую красную землянику, или самую сладкую малину, или свежую морковь и приносила дедушке. Она делала розовую воду из увядающих роз и брызгалась ею — все ради дедушки. Они вовлекали внучку в круг их необыкновенной любви и пробудили в девочке желание и самой когда-нибудь испытать такую же.

Девушка стала мечтать о любви, неподвластной самой смерти. Со дней своей ранней юности она знала, что где-то ходит ее истинная любовь и однажды их жизненные пути пересекутся. Эта уверенность наполняла каждый ее день сладким предчувствием. Она знала, что ее любимый живет и дышит, и занимается своими повседневными делами под тем же солнцем, что и она, и это знание прогоняло ее страхи, делало ее печали маленькими, а надежды большими. И хотя она не видела еще его лица, не ведала, какого цвета у него глаза, она все же знала его лучше, чем кто-либо другой, знала его надежды и мечты, знала, что заставляет его смеяться и плакать.

Я остановила рассказ и взглянула на лорда Смерть. Выражение на его лице было внимательным и абсолютно непроницаемым. Разве не этот самый взгляд я ловила на себе сквозь пламя общего костра, когда рассказывала волшебные сказки односельчанам?

Он отклонился назад, словно высвобождаясь из паутины моей истории, и, махнув рукой, сказал:

— Каждая девица мечтает о такой любви. А потом выходит замуж, и пошло-поехало: ссоры, жизненные заботы… Все это гонит любовь прочь.

— Девушка понимала, что ссоры неизбежны, потому что их жизни переплетены, а человек с особой страстью защищает ранимое сердце, — возразила я.

— Девушка и ее большая любовь постареют и подурнеют!

Неужели я услышала в его голосе вызов? Неужели он хочет, нет, даже требует, чтобы я переубедила его?

— Конечно, и все же за шрамами времени они будут видеть душу, которую когда-то полюбили.

— Да полно, бывает ли такая любовь? — спросил лорд Смерть уже не так резко.

— Мы никогда не узнаем, потому что однажды за девушкой явился лорд Смерть. Она сознавала, что сердце ее души будет любить так же сильно, как и ее живое сердце, и что она будет тосковать и оплакивать свою любовь всю предстоящую ей вечность. Девушка попыталась переубедить Смерть, показать ему, как мрачна и одинока будет жизнь ее будущего возлюбленного без нее. Постаралась донести до лорда Смерти, что даже его восхитит сладость этой страстно ожидаемой любви, если он отпустит свою жертву. — Произнося эти слова, я плакала, потому что никогда еще не рассказывала столь правдивую историю. — Но Смерть был неумолим, потому что нашел девушку первым. И все же…

— И все же?.. — тихо спросил лорд Смерть.

— Конец этой истории я рассказать не могу.

— Не можешь?!

— Не стану. Расскажу только завтра. Позвольте мне жить, сэр, — взмолилась я, — и завтра я расскажу вам, чем все кончилось.

Листья на деревьях рассержено зашелестели. Ветер подхватил пыль и опавшую листву и закружил их в воздухе. Конь прянул и задрожал. Лорд Смерть застыл неподвижно. Выражение его лица сменилось с недоверчивого на ошеломленное.

— Так, говоришь, не расскажешь мне все сейчас?!

— Отведите меня домой, и я обещаю, что вернусь в лес и расскажу вам конец истории. Только позвольте мне прожить еще один день!

Ветер развевал его волосы и плащ, и даже тени, окружавшие его фигуру, забились и затрепетали.

— Ты слишком высокого мнения о любви, — проговорил он. — Любовь — всего лишь сказка, сотканная из пыли и грёз, в ней нет вещества, нет реальности. Но мне хочется узнать окончание, и к тому же, признаюсь, я надеюсь, что ты и вправду сможешь показать мне любовь, которая сильнее смерти. Возвращайся завтра. Ты расскажешь мне конец, а потом уйдешь со мной.

Он улыбнулся самому себе, и лесные тени успокоились и сгустились вокруг него.

— Окажу тебе еще одну милость. Найди свою любовь за тот день, что я тебе даровал, и останешься в живых, не уйдешь со мной. А сейчас я посажу тебя на коня и отвезу домой, к бабушке. Но только до завтра.

— Вы не сердитесь на меня за то, что я оказалась умнее вас?

— Собственно говоря…

Он сделал шаг вперед, опустился на одно колено и протянул ко мне ладонь — по-прежнему без перчатки — как если бы хотел обхватить ею мой подбородок. Я отдернула лицо, пытаясь избежать его прикосновения. Он не поднял руку, но и не опустил. Я ощущала холод, повеявший от его пальцев, — он был таким леденящим, что обжег мне шею.

— …я решил, что когда заберу тебя завтра, то и в самом деле сделаю тебя своей невестой. Что скажешь на это, Кетура Рив?

Каково это — быть супругой лорда Смерти? Не покоиться в мире, где обитают мертвые — ныне и присно, не испытывая страха, но вечно переходить из одного мира в другой, постоянно взирать на жизнь, что осталась позади? Что еще хуже — вечно быть рядом с ним, служить носителем боли, и слез, и сердечных мук? Каждый день видеть, как мужчина плачет, словно дитя, над своим утраченным младенцем. Видеть, как только что овдовевшая женщина, у которой вырвали сердце, смотрит пустыми глазами на своих детей. Невидимой темной фигурой стоять у постели большого и сильного человека, корчащегося от боли. Служить вестником заразы. О нет, одно дело — умереть, и совсем другое стать женой Смерти!

— Нет, сэр, хоть я и благодарю вас. Но, как я уже сказала, я не стану вашей невестой.

Еще один порыв ветра прошумел в деревьях. Ветви над головой зашевелились, стайка черных дроздов всполошилась и улетела прочь. Конь заржал и затряс серебряной упряжью.

— Я решил, — отрезал лорд Смерть ледяным тоном.

— Нет, сэр, — упрямо повторила я, почувствовав прилив сил. — Я не выйду за вас замуж. Я буду жить, и дышать, и танцевать, и рассказывать своим детям сказки. Я выйду замуж по любви!

Еще мгновение, подумалось мне, и я смогу вновь стоять на собственных ногах. Я говорила храбро и уверенно, но, должна признаться, в сердце ощущала боль, и страх, и пустоту бóльшую, чем в желудке. Чума. Чума. Выл ветер, деревья низко склонялись под его порывами.

— Я не принимаю отказов, Кетура, — промолвил лорд Смерть.

Конь ударил копытом в землю.

— Сэр, я обязана вам подчиняться, но любить вас я не обязана. Подумайте: вам придется провести вечность с женой, которая вас не любит.

Он поднял меня, как будто я весила не больше младенца, и усадил на коня.

Конь был быстр, сбежать мне не удастся. Лорд Смерть больше не говорил со мной, а я не говорила с ним, но мое сердце клокотало от ярости. Нет! Я не буду твоей! Даже если ты утащишь меня в свое изъеденное червями королевство, я не буду принадлежать тебе!

Когда мы наконец добрались до края леса, откуда я могла видеть в окне нашего домика плачущую Бабушку, лорд Смерть ссадил меня на землю.

— Завтра вечером, — напомнил он, — когда тень леса дойдет до твоего дома.

— Я найду свою настоящую любовь, сэр, и не дам вам забрать мою душу. И все души, которые вы пожнете во время чумы, тоже.

— Кетура, — произнес он, наклонив голову, а затем повернул коня и ускакал прочь.

Загрузка...