Классовая борьба. Государство и капитал

VI-2. Три класса: противоположность интересов

Политика — это борьба, борьба классов: укрепление собственной партии, блокирование с иными движениями — и при этом все, все абсолютно ради достижения единственной политической цели: благоденствия собственного класса, прямой выгоды каждого из его представителей. Это благоденствие может быть достигнуто исключительно за счет других классов; за счет перераспределения общественного богатства между классами, борьбой за контроль над этим перераспределением и за контроль над последующим распределением национального богатства. Политика и политическая борьба — есть частный случай классовой борьбы.

Любая политическая партия (если это действительно политическая партия, а не фуфло), несмотря ни на какие свои лозунги, программы и заявления, выражает интересы определенного класса — как правило, финансирующего ее класса. Марксистам совершенно ясна беспомощность и пробковая пустота всяких «народных» и «социальных» партий или партий «патриотов». Партия (part) — часть: часть общества, часть народа. Необходимо уточнять, какая часть, за какой класс и против кого выступает эта «партия» — против буржуазии, против бюрократии или против рабочих. Если не против кого, а за всех, то это форменный идиотизм, ибо тогда нет политики, как не бывает спорта, если нет борьбы и стремления сразиться с соперником — иначе это не спорт, а физкультурничество; и подобная партия болтунов-физкультурников не есть политическая партия, а лишь группа чьих-то бессознательных прислужников или же кружок по увлечениям.

Когда мы слышим слово «партия» (т. е. часть общества), мы спрашиваем: какая именно часть общества, часть чего и для чего? Для борьбы кого с кем и против чего? Если отвечают (так всегда отвечают центристы), что не для борьбы (мол, Россия «устала» от борьбы) или за абстрактное созидание для блага всех, т. е. всех классов, мы говорим — нет: мы не собираемся добровольно своими руками созидать блага для чиновников и капиталистов, хоть они и часть народа. Рабочий класс сам стремится быть себе и администратором, и капиталистом, т. е. бьггь и хозяином, и собственником, и рабочим на своей земле, на своем предприятии.

Не может быть партии без классовых врагов. Любая неклассовая партия так же абсурдна, как и «Партия людей» или «Хорошая партия». «Народная», «народно-государственная» или «державная», или любая другая не обозначающая своей классовости партия — есть лишь звонкое название обезличенной политики, что равнозначно партии без названия. Партия — это всегда стремление к власти; именно: стремление к власти авангарда класса или группы, образующей партию. Власть не может быть «вообще» (как не бывает духа без человека, идеи без головы, образа без предмета), власть всегда над кем-то. Понятие «власть и народ» слишком всеобъемлющее и ничего не объясняющее. Сегодня власть — это власть государства (бюрократии, чиновничества) над капиталом и трудом. Капиталисты стремятся установить власть денег над чиновничеством и рабочими. Рабочий класс (марксизм) стремится установить власть труда над капиталом и государством. Практически это означает, что организованные в революционную социалистическую партию рабочие устанавливают диктатуру своего закона и строят жизнь, в которой не деньги, не чины, а трудовая деятельность есть мерило всех ценностей, и только труд награждается всеми благами жизни. Каждый — по способностям, каждому — по труду; плюс прогрессивный налог на доходы и минимальные налоги на трудовую собственность. В этом — двигатель цивилизации, не изнуряющей человека погоней, а «отдыхающей» его и поощряющей творчество.

Никакие этические пристрастия не применимы к отношениям классов. Три разных класса — три разных мipa, и вместе им не сойтись. Ни о каком единстве и согласии, ни о какой любви, заботе, радении между государством и народом, капиталистами и государством, буржуазией и пролетариатом не может быть и речи. У буржуазии своя идеология; у чиновничества, бюрократии — своя; у рабочего класса, народа — также своя идеология, свои классовые интересы, и никакая конвергенция тут невозможна.

Когда мы слышим про «партию центристов», это прямо означает партию бюрократии — ни больше, ни меньше. Смешон был бы крестьянин, заявивший, что поддерживает интересы банкира или нефтепромышленника и что-де косвенно получит выгоду и он. Точно также лицемерен и отвратителен чиновник, корчащий из себя заинтересованного социальной сферой и бытом простого труженика. Социальная политика государства заключается в том, чтобы под разговоры о рынке сбросить с себя максимум соцобязательств. Помпезные сборища чиновников с самым серьезным и торжественным видом, посвященные улучшению положения рабочего класса (наука, образование, медицина, армия, сельское хозяйство, промышленность), ни в малейшей степени не смогут погасить антагонизма классовой борьбы. Такое же лицемерие заявления государства о защите собственности. Какой смысл бюрократии защищать чью-то собственность, кроме своей?

Центристский тезис об «улучшении жизни народа» — есть обещание дать всем и много. Все разговоры чиновников о чем бы то ни было сводятся к стремлению к минимуму государственной ответственности и максимуму государственной всеподконтрольности. Бюрократия и коррупция желают реформ и государственной политики никак не в ущерб себе. Тезис о защите интересов всего народа вреден и опасен, ибо совершенно правильно то утверждение, что олигархи, министры, губернаторы и их свиты — это тоже часть единого народа. Центристы и государство вынуждены говорить об интересах всего народа, чтобы вслух не делить общество и не говорить об интересах трудящихся.

Коммунисты открыто заявляют, что стоят на защите интересов только трудового народа.

И буржуазия (правые), и бюрократия (центристы) составляют подавляющее меньшинство населения; поэтому с чем еще им остается выступать, как не с лицемерными и пустыми «патриотическими», «национальными» и «социальными» лозунгами? А что же еще враг может предложить врагу? — Только замаскировать свою вражду. Реально от них нельзя ничего ждать, кроме обещаний. Единственно коммунисты вместо обещаний призывают к прямым действиям.

Эксплуататорские классы — это часть народа, группы лиц, имеющие общественную привилегию целиком распоряжаться всем народным трудом: буржуазия — посредством своей собственности и капитала, бюрократия — посредством государственного аппарата. Мы рассматриваем в политике три силы — самостоятельные, антагонистические, непримиримо враждебные друг другу: РАБОЧИЕ, КАПИТАЛИСТЫ и БЮРОКРАТИЯ. Левые, правые и центристы — это не политический спектр; представление о спектре есть заблуждение, — это три самостоятельных, противоположных и взаимопересекающихся, антагонистических полюсов политического пространства: ТРУД, КАПИТАЛ и ГОСУДАРСТВО.

«…Вся исторш была историей классовой борьбы, борьбы между эксплуатируемыми и эксплуатирующими», — говорит марксизм. История продолжается и продолжается основной конфликт нашей эры: между эксплуатируемыми и эксплуатирующими, угнетаемыми и угнетателями. Угнетаемыми были и остаются рабочие, класс трудящихся: рабы, крепостные крестьяне, рабочий народ. Класс эксплуатирующий на протяжении истории менял форму. В индустриальную эпоху эксплуатирующий общество класс четко разделился на два дружественно-враждебных лагеря: буржуазию и государство. Дружественных — по общим интересам в ограблении, унижении, оглуплении и обуздании народа (главное: рабочих); враждебных — по взаимно антагонистическим экономическим и политическим интересам в борьбе за гегемонию и раздел прибыли.

Правые и левые — понятия не (!!!) идеологические (дескать, «демократы и коммунисты»; такое вульгарное деление должно неуклонно вытравляться, как дезориентирующее), а классовые (!!!). Центристы — это вовсе не «умеренные и взвешенные», «посреди крайностей», а приспешники государства, защищающие интересы любой действующей власти, любого правительства, администрации, т. е. обыкновенные эцилоппы, и никого не должно вводить се в заблуждение. Правая идеология буржуазии (капитала) — либерализм, буржуазная демократия, рынок, капитализм. Левая идеология рабочего класса — социализм, народная демократия, советская форма управления.

Центристская идеология бюрократии (государства) может быть любой, в т. ч. либеральной и социалистической — идеологический фундаментализм, тоталитаризм. Не только потому, что центристы и государственники — это беспринципные холуйствующие лизоблюды, само социальное положение, сама должность которых исключает самостоятельных убеждений и прямо требует послушного и угоднического исполнения любого приказа начальника, власти, системы; государство не вольно «выбирать» себе идеологию, чиновники вынуждены присягать той, с какой новое государство пришло к власти. Любая государственная идеология таит в себе угрозу превращения в тоталитаризм. Мечта любого государства — единомыслие, всеобщее послушание и смирение — полицейская инквизиция или инквизиторская полицейщина. Идеология государства, как правило, это смесь внешних оболочек идеологий двух других оппозиционных классов: обычно декларируемое кредо министра, губернатора, депутата-центриста — это «социалистический капитализм» или «капиталистический социализм» или какой-нибудь «консерватизм», словесно прикрывающий стремление к окостенению уже существующей формы власти бюрократии.

Наш прежний марксизм применим только для рассмотрения простой двуполярной системы: капиталист-рабочий, производитель-потребитель, покупатель-продавец. Новый марксизм рассматривает сложное трехполярное отношение: капиталист — чиновник — рабочий. Как церковь стремится всунуть себя между человеком и богом, так и чиновник, государство старается встрять между капиталистом и рабочим и за свою ненужную нужность получать оброк.

Государство — как третий класс — стремится быть посредником между трудом и капиталом, судьей, арбитром и пытается убедить общество в своей ключевой миссии. Задача бюрократии — сделать ключевой фигурой общества государство, политическую власть; буржуазия стремится превратить в таковую капитал, деньги. Предел мечтаний капиталиста — чтобы отношения между государством и народом были не политические, не социальные, а исключительно денежные, таким образом самому сделавшись посредником: государство — капитал — рабочий. Рабочий класс, коммунисты стремятся к тому, чтобы сделать мерилом всех социальных отношений труд.

Трех-классовая структура общества наблюдается во все века, во все исторические эпохи: всегда существовало неравенство, всегда существовали эксплуататоры и эксплуатируемые — и вместе с ними существует государство. Государство возникает вместе с возникновением классов — отдельный общественный институт, который силовыми методами охраняет и закрепляет это социальное неравенство. История становления государства как класса — тема отдельного исследования. Первая самостоятельная группа «третьего» класса — войско, т. е. не владеющие средствами производства и не занятые непосредственно в производстве. На известной ступени государство становится самостоятельной силой: иногда — как прислужница экономически господствующего класса, иногда — сама в себе и для себя. Сегодня класс государства — это милиция, суды, прокуратура, администрации всех уровней, плюс казенные профсоюзы, депутаты законодательных собраний всех фракций. (В кругу преступного мipa государством является личность воровского авторитета — знающего и толкующего воровской закон и т. д.).

У заводского рабочего и директора, у лейтенанта и полковника, у подчиненного и начальника и т. д. могут быть общие классовые интересы до тех пор, пока питаются они из общей кормушки. Кормушек всего три: труд, госдолжность, собственность — рабочие, государство, капитал. И первый вопрос не в том, за кого голосовать, а в том, с кем ты и из какого ты класса. Партия власти — тоталитарная; партия капитала (бизнеса, собственников) — либеральная, при этом называющиеся или не называющиеся таковыми; партия труда — коммунистическая.

За правых, т. е. за партию буржуазии, собственников, работодателей, пускай голосуют владельцы заводов, банков, магазинов, ресторанов, гостиниц и их ближайшее окружение, президенты фирм, гендиректора ит. п., все те, кому близка их власть. Представителям других классов от правых ждать нечего.

За центристов, т. е. партию власти чиновников, бюрократии, администрации, пускай голосуют мэры городов, начальники департаментов, руководители ведомств, их замы и все, кто с ними повязан; все те, кто от коррупции выигрывает, а не проигрывает. Простые служащие госучреждений, сотрудники коммерческих фирм, т. е. просто работники, наемные рабочие (кто не связывает себя с интересами власти и бизнеса) не имеют ничего общего с интересами «хозяев» и всецело связаны с интересами всего трудящегося класса.

Власть политическая, по правилу, сильней власти экономической. Кто хозяин в стране в государстве? — Чиновничество. Оно и есть государство. Капиталисту с тугим кошельком всего лишь вольготно жить вместе с этим государством. Но он не хозяин. Он хозяин лишь своего предприятия как своей собственности. Но он не хозяин государства. И то, капиталист хозяин своей собственности лишь до той поры, пока не войдет в противоречие с властью. Капитал не всемогущ. Ни один клиент не может купить проститутку навсегда. Государство владеет народом как подданными — причем, по самим им устанавливаемым правилам. О рабочем как хозяине говорить не приходится.

Рабочий, человек труда, не имеющий собственности, приносящей ему доход, не имеющий госдолжности, приносящей ему доход, — каким бы талантливым ученым он ни был, каким бы изобретательным техником он ни был, каким бы усердным, трудолюбивым, добросовестным педагогом, медиком, офицером он ни был, — в чиновничьем эксплуататорском классовом государстве (в любом государстве, не являющемся государством трудящихся) он всегда будет оставаться забитым, униженным, со всех сторон уязвимым, зависимым от власти и денег, пешкой среди окружающей его роскоши. Объяснение простое: трудящийся человек в своей стране не имеет своего государства. Судьба его — ходить мимо ярких витрин по подметенной улице, не будучи хозяином ни этих витрин, ни этой улицы, ни этой жизни. Рабочему человеку открыты лишь два пути к свободе: дорога к храму или дорога к революции, к социализму. Выбор есть.

Бюрократия как самостоятельная государственная каста марксизмом прежде классово не рассматривалась. Чиновники — давно не наследственные дворяне; чиновники — надсмотрщики, как полицаи на службе у государства. Бюрократия не появляется ниоткуда, а рекрутируется из всех классов; в бюрократию превращаются пролетарии и буржуазия, став у государственной власти. Если чиновник — бывший бизнесмен, то какое-то время он тесно будет связан с мipoм бизнеса и защищать капитал, но потом неизбежно и незаметно станет рядовой серой жабой. То же и с депутатами-«патриотами» и «красными губернаторами».

Процесс превращения человека в чиновника быстрый, но эволюционный. Честным и совестливым чиновник является лишь до тех пор, пока он еще во многом пролетарий, когда положение его уже чиновничье, а его сознание пока еще пролетарское. Но можно быть уверенным, что уже через короткое время — поняв, что государственным штатным патриотом-центристом быть выгоднее, чем коммунистом — его сознание «подоспеет» и подстроится ко властному положению, чиновничьему, хозяйскому бытию, и некогда славный человек обуреет, остепенится, превратится в вельможу, назовет народ быдлом и озаботится его благом — обходясь без рабочей партии, профсоюзов и оппозиции.

Когда такой «народный представитель» идет во власть, он как бы говорит своим избирателям: «я буду честным чиновником, изберите в государственные прихлебатели — а я вам с ихнего пирога буду перекидывать; поверьте — я буду своим в тылу у врага». Но даже человек порядочный, заняв государственную должность, автоматически переходит в другой класс, и все его поступки определяются этим; чтобы сидеть в своем кресле, он вынужден решать задачи, исходя из своих новых классовых реалий. Получивший госдолжность пролетарий превращается в предателя. Капитал и власть — категории опасные, развращение которыми перевоспитывается только долгим принудительным трудом. Бытие определяет сознание. Сознания меняются, а классы остаются.

Прежде нанятый надзиратель, получив оружие и власть, уже не довольствуется ролью пешки, а претендует на самостоятельность и исключительность. Буржуазия сама нанимает, оформляет и оплачивает услуги своего потенциального могильщика — государство. Государство — это давно не орудие буржуазии, а самостоятельная политическая сила, отдельный класс.

Каждый служитель государства есть часть госмашины, но не любой работник милиции, налоговой инспекции, министерства, администрации и т. п. служащий госструктуры сам является государством. Отличие чиновников от остальных трудящихся, которое превращает их в самостоятельный эксплуататорский класс, в том, что они так или иначе имеют возможность использовать общественный инструмент-госмашину — в своих личных целях, как конфетчица запросто ест с конвейера конфеты. Но интересы простого чиновника, не берущего взятки, не пользующегося никакими госпривилегиями и живущего на скромную зарплату служащего прямо совпадают с интересами трудящегося как простого наемного работника. Однако, коррупция — это не только сумма свершившихся фактов дачи взяток; коррупция — это потенциальная возможность всего класса бюрократии возмездно использовать госдолжность, во всей полноте. Зло — понятие не богословное, а конкретно-историческое, оно порождается определенной социальной средой. Изначально человек чист; государство толкает его в коррупцию. Взятие политической власти рабочим классом означает отнятие у бюрократии и коррупционных привилегий, и потенциальной возможности коррупции.

Как и работники, находящиеся на службе у капиталистов, сами не являются эксплуататорами, так и служащие, находящиеся на службе у государства, сами не являются государством, хотя уже есть часть этого государства. Мелкий чиновник, вроде, совсем не похож на госолигарха. Действительно, не он принимает решения. Но мелкий чиновник — есть глаза государства. Вся вертикаль власти слепа без него. Как он посмотрит, так и увидит ситуацию чиновник наверху. Он — считывающее устройство эксплуататорской машины, т. е. прямо влияет на работу всего механизма. «Бездушные бюрократы» — это не исключение, а система; система, все этажи которой скреплены взаимной безответственностью.

Разумеется, все три класса неоднородны: в каждом есть привилегированные слои, есть основная масса, и есть бедные. Не все поголовно наемные рабочие (миллионные спортсмены, крупные адвокаты, публичные журналисты, эстрадные звезды) поддержат коммунистов, рабочую партию, которая стоит защитницей основной, подавляющей массы трудящихся страны. Классово свои, они социально далеко от народа. Верхние слои рабочего класса: преуспевающие экономисты, юристы, управляющие — противопоставляют свое социальное положение промышленным рабочим, бюджетникам, крестьянам, пенсионерам и т. д. и искренне полагают себя буржуазией или даже правящим классом. Это заблуждение рассеивается, лишь только они сталкиваются и входят в противоречие с силой капитала и политической властью класса бюрократии.

Непонимание своего классового положения, как и непонимание своего места в жизни, дорого обходится людям. Репрессированные коммуниста в 30-е годы, упершись в формулу «раз не буржуазный — значит социалистический», никак не могли понять сути происходящего, государственного террора, усматривая в социальном явлении «ошибку» и полагая, что их сажают «свои». А суть явления была в том, что те были давно не своим, а другим, противоположным — новым, третьим классом — классом государства, противоположным классу рабочему; хоть тоже назывались коммунистами.

Исторически коммунисты должны были лишиться собственного государства, чтобы марксистски увидеть и определить его.

Новые капиталисты делали деньги и совершенно не думали, кто и как будет затем их собственность защищать, наивно полагали, что новые чиновники и новое государство станут самозабвенно за минимальную плату охранять их собственность. В то время, когда победившая советскую бюрократию новая буржуазия высокомерно полагала себя господствующим привилегированным (новым эксплуататорским) классом, с головой ушла из политики в бизнес и с чистой душой бремя охраны собственного благополучия и административного правления возложила на госвласть, полагая новое государство своей служанкой, клявшейся ей в верности и преданности либеральным ценностям, чиновничество, тихо-тихо прибирая к рукам политическую власть, даже незаметно для себя осознало реальность и необъятность своей власти, находящейся теперь в их полной собственности. Теперь эта власть, аппарат — т. е. сами чиновники — и на словах, и на деле являются и именуют себя государством. И реальная сила, и все атрибуты власти, и даже великая история — все в их руках. Эти услужники и стали властью. А что же вы хотели, господа капиталисты, добровольно отдавая из рук политическую власть?! Беда ваша не в жадности и не в тяге к спокойствию и роскоши, а в том, что вы не изучали марксизм или же довольствовались осколками прежних знаний марксизма вчерашнего, двуполюсного, отжившего. Марксизм теперь — вот здесь, в этих строках. Изучайте, господа, марксизм! Он теперь трехполюсный, и вам есть в нем правильное место.

Любая экономическая сила может серьезно называться силой лишь тогда, когда она опирается на силу политическую, без которой она неустойчива. Класс, располагающий экономической силой, не защищенный политической силой своего класса, может в любую минуту потерять свою экономическую власть. То же иначе: экономическая стабильность и независимость любого класса (или любых его представителей) может быть прочной, лишь будучи защищенной политической силой собственного класса.

Иные классы, как бы ни пытались они убедить в том общество, не могут и никогда не будут защитниками ни политических, ни экономических интересов оппозиционных им классов. Политические партии буржуазии не стремятся и никогда не станут защитниками интересов прав бюрократии и рабочих. Власть центристского государства, какой бы социальной, либеральной или народной ни именовала она себя, никогда не будет защищать интересы буржуазии и трудящихся (народа). Также и грядущая власть трудящихся отберет и экономическую и политическую власть у бюрократии и буржуазии.

Государству страшен марксизм, но для буржуазии, не являющейся правящим классом, он скорее друг, чем враг. Становитесь, господа капиталисты, марксистами.