Клёст - птица горная

Раздача слонов по пути к победе

Лишь на следующий день, ближе к обеду, наш легион кое-как тронулся в путь. И то лишь только после проведения публичной казни дозорных, прошедших по вершинам злополучного ущелья и не подавших сигнал тревоги. Хотя, на мой взгляд, для начала отрубить голову нужно было тому, кто понадеялся на разовый патруль с простоватыми вояками, не умеющими определять признаки засад и ловушек, — вместо того, чтобы просто выставить постоянное боевое охранение на высоты вокруг ущелья.

Наш сотник представил свой рапорт на утро следующего дня, а через пару суток нас накрыло обратной волной. Что за чудо: самый отстойный десяток неполного состава обезвредил ПЯТЬ врагов, потеряв полтора человека, тогда как иные десятки потеряли ПОЛОВИНУ бойцов, не сделав врагу вообще никакого урона? Судите сами: на двух склонах удалось убить или тяжело ранить и пленить лишь 12 «чёрных», при этом при попытке атаковать головорезов наш легион потерял убитыми 9 и тяжело ранеными 22 человек; потери могли оказаться и больше, если бы наша первая волна атакующих не ударилась в позорное бегство. При этом она состояла из наёмников, от которых ожидалось, что они должны вот в таких внезапных сшибках показать себя всяко лучше, чем солдаты регулярной армии, обученные, в основном, любой ценой держать единый строй, ибо только он хоть как-то гарантировал, что эти туповатые увальни спасут свои жизни и — чем чёрт не шутит! — даже иной раз и победят. Но жестокая реальность показала иную картину: наёмники дрогнули и побежали, а их бегство прикрыли дротиками подоспевшие обычные легионеры. Казус и конфуз!

Получается, что почти половину всех потерь противнику обеспечил наш десяток в составе 8 человек. Не дрогнувший, когда попал в окружение. Притягивающий к себе завистливые взгляды соседей, видевших сияющего Жнеца, щеголявшего в дорогущем доспехе и вооружённого не менее дорогущим мечом. Стоимость наших трофеев тоже не стала великим секретом…

Мда: режешь, бывало, себе вяленое мясо трофейным ножиком, а от соседнего котла в тебя мечут зоркие взгляды, несущие зависть и низменные мыслишки о том, чтобы присвоить себе диковинную хорошую вещицу. К слову сказать, Жнец в течение нескольких дней проиграл свою броньку и новый меч. Если у тебя в голове один ветер, то богатым точно не станешь…

Наш центурион, так яростно гнавший нас на убой и не достигший в этом большого успеха, тоже не остался в стороне от подсчёта итогов. Ещё бы: Старик был страшно зол, и заставил всех сосчитать все полученные в тот злосчастный день царапины, до единой. Даже погибшие в ущелье кони и разбитые повозки — всё-всё было учтено. По итогам всех подсчётоввыяснилось, что наш десяток можно приводить в пример для подражания, а любой читатель быстро сообразит, что подобная слава весьма чревата для героев неприязнью от соседей и навязчивым вниманием большого начальства, которому жутко любопытно: какой такой великий секрет скрывает от них нижестоящее было? Быть может, имеет смысл сделать его своим изобретением и прославиться? — и тебе почёт, и быдлу проблемы, поскольку его начнут массово прогибать на применение новшеств.

— Клёст, тебя к командующему! — гаркнул наш сотник.

Когда он орёт, то разевает рот так, что рыжеватая бородёнка колотит его по груди, а мне это кажется уморительным.

— Я сказал что-то смешное?!!

— Никак нет, господин центурион!

— Ты, это… лишнего там не болтай, понял?!!

Да уж, мой сотник буквально задницей чувствует, что мой визит к Старику может эхом аукнуться и ему. И есть за что: ведь это же его бойцы драпали от «чёрных», не сумев оказать им достойного сопротивления. Тот факт, что он был не трус и сам бросился в атаку, спасая ситуацию, в глазах командования — слабое оправдание.

— Так точно, господин центурион!

Командир легиона располагался в том же самом шатре, в котором мы встретились в первый раз. Только во вторую встречу я увидел его слегка небритым, осунувшимся, с запавшими глазами. Адъютанты и вовсе казались пришибленными. Седобровый старик ходил взад-вперёд, заложив руки за спину, напряжённо о чём-то размышляя. Я подошёл и представился.

— Прошу за стол, — Старик мотнул головой в сторону столешницы, освобождённой от карты и вообще каких-либо бумаг, указывая мне на свободный стул.

Я и вовсе обалдел: сажать за стол вшивого десятника командиру легиона должно быть зазорно! Не по чину всё это… однако, пришлось подчиниться.

— Налейте нам, — бросил дедок через плечо, и исполнительный офицер метнулся мухой, поставив на стол пузатую бутыль и две простые глиняные кружки. Набулькал.

— Выпей, солдат, ты заслужил.

Я послушно осушил свою посудину под этот незамысловатый тост.

— Меня не удивляет, что твои люди смогли противостоять непростому противнику. Ни капли. Я сразу поверил, что ты умеешь делать солдатами любых лопухов.

— Благодарю Вас, господин командующий! — я воспользовался паузой и встал, вытянувшись, так как сидеть в присутствии высокого командования мне казалось очень неуютным. А так вроде как делаю положенную стойку в ответ на благодарность.

— Меня удивляет другое: ты сумел догадаться, что впереди — засада.

Я промолчал, ещё более вытянувшись.

Головой ручаюсь: мой сотник наверняка пытался представить дело так, что мои телеги застряли из-за моей нерасторопности, и вёл я своих бойцов в бой весьма неохотно, что, честно говоря, истинная правда.

— А, значит, ты и вовсе не так прост, как остальные десятники…

Слушаю и помалкиваю, — всё, как завещал мне сотник. Старик налил себе ещё, своей рукой, но поменьше.

— Меня интересует, что мне нужно делать, чтобы избежать ненужной гибели своих людей. Я стар, я всю жизнь воевал. И вот на старости лет мой легион попадает в ситуацию, которой никогда раньше не было. Я не боюсь позора: я могу идти в отставку даже без пенсии, поскольку имею наследственные доходы от земледелия. Но я боюсь получать позор каждый день — в этом случае все мои былые заслуги не будут стоить и медяка. Мне нужны советы: что нужно делать, чтобы впредь избегать таких историй, какая произошла недавно в ущелье? Никто ничего сказать не может: все или боятся, или и вправду не знают. Я знаю, что нынче все противники взяли в моду содержать бандитские подразделения, которые делают грязные дела по тылам, и я знаю, как им противостоять. Наш обоз охраняется, наверное, даже лучше, чем моя палатка. Но я никогда не видел ТАКИХ бандитов… это что-то новое! Если ты сумел догадаться об их засаде, то хотя бы расскажи мне, старику, — КАК?!!

Вот, блин, давай ему расскажи… с самого начала, что ли? Что я сам когда-то служил в одном из таких «бандитских подразделений»? — обидно слушать, понимаешь! Хотя, с дворянской точки зрения, мы, пожалуй, делали работу всё-таки грязную, а однажды и вовсе провернули громкое удачное дело, используя самые настоящие фекалии.

С другой стороны, почему бы и не помочь неплохому командиру, способному честно открыть случайному встречному свои слабости, — лишь бы это пошло на пользу общему делу? Никаких великих секретов за моей душой не водилось.

— Господин командующий, я простой десятник и могу посоветовать только то, что должен понимать любой десятник. Во-первых, дозорные должны выискивать не только врагов, но и обращать внимание на разные мелочи: вспугнутую птицу, конский навоз, следы человека. Крестьяне курят самосад, а не самокрутки с моровкой: если дозорный не дурак и хочет жить, он должен не полениться слезть с лошади и понюхать брошенный окурок.

— Чего уши развесили, олухи?! — закричал дед на адъютантов. — Почему не записываете?!

Офицеры вскинулись и принялись послушно строчить что-то на бумажках.

— Дальше, дальше! — у Старика загорелись на меня глаза, как у малыша на яркую конфетку.

— Собственно, это всё, что требуется знать дозорным и патрульным, — я пожал плечами. — И они это должны знать сами, без указаний из штаба. Если не знают — значит, им не место в армии.

Пауза.

— Если армия проходит ущелье, нужно не доверять патрулям, а выставить постоянное боевое охранение, — я всё-таки не удержался и резанул правду-матку. — Причём усиленное. Нам противостоят бойцы, не разбрасывающие окурки и не оставляющие заметные следы. Они заранее подготовили груды камней для нападения, но сейчас уже никто не скажет: можно было сразу догадаться, что эти кучи оставлены людьми или нет?

Деда такие слова явно задели за живое.

— Если по хорошему, то легион должен заранее ставить охрану на мосты по пути следования, — меня прорвало. — В обозе обязательно должен быть запас стройматериалов и группа умелых плотников.

Судя по глазам дедушки, он сообразил: если враги сожгут перед нами деревянный мост, то мы застрянем надолго… Хм, я, фактически, сейчас могу сделать глубокую разведку оснащения нашего легиона, что называется, из самых первых рук, а Старик и не сообразит, что из него вытянули стратегическую информацию.

— В нашей ситуации это не страшно, — я поспешил его успокоить. — Речушки тут мелкие, и можно быстро сделать временный брод даже из телег со снятыми колёсами — лишь бы у них днище было из прочных досок. А идти по мосту через пропасть я никому не советую, даже если он и нетронутый: сейчас умеют делать такие маленькие штучки, что сразу и не разглядишь, куда их заложили. Лучник снизу пустит зажигательную стрелу — и мост мигом разлетится по брёвнышкам.

Старик отхлебнул из кружки.

— Самая привлекательная цель — штурмовые механизмы, — проложил я. — Советую Вам усилить их охрану. И, если враг не попытается атаковать наш химический отряд, то я буду очень сильно удивлён. Дистанция между их телегами должна быть максимальной. Сами повозки с огнеопасными составами нужно накрывать негорючими холстами из асбеста, чтобы не искушать обстрелять их огненными стрелами. Я такие покрывала видел в нихельской армии несколько лет назад — почему их нет у ваших химиков? У них фургоны с обычной мешковиной, а это совсем не серьёзно. Легион каждый день есть баранину — пусть эти фургоны постоянно покрывают сырыми шкурами.

Я, разумеется, не стал говорить деду, что нихельцев их асбестовые холсты не спасли… из-за меня.

— Мы идём по земле Божегории, а на нас напал ледогорский отряд большой численности, — добавил я. — Почему горцы не сообщили вам о нём?

— Сам Нечистый не знает, что на уме у этих башибузуков, — буркнул командир легиона. — Эти земли, вроде бы, когда-то были ледогорскими. Историки ничего точно сказать не могут, а ЭТИ твёрдо всё знают о прошлом на несколько сот лет назад, и даже перечислят тебе поимённо всех царей тех лет, и кто у кого какой участок земли отныкал. Быть может, вокруг нас горцы, которые считают себя ледогорцами — я не удивлюсь, если окажется, что это именно так. А спроси у них напрямую — скажут, что в этой области леса есть. Лесом, мол, враги прошли, а мы и не видали.

Население тут небогатое; налоги, кажется, вообще не платят — в обмен на клятву защищать эти горы ради нашего короля, но, похоже, защищают их плохо. В горах нет представителей королевской власти, что горцы там думают — бог весть. Но по найму воюют неплохо, — ничего не скажешь.

— Ладно, пусть идут своим лесом, — я махнул рукой, словно беседовал с ровесником в кабаке, а не с командиром легиона. — И последнее. За территорию лагеря надо запретить отлучаться даже по нужде. Ямки тут копать трудно, зато проще камушками за собой засыпать. Лучше заставить людей потерпеть, чем получать глупые смерти, от которых падает воинский дух. Уверен: «чёрные» будут стараться обстреливать колонну исподтишка: вроде мелочь, комариный укус, но раздражает и на нервы действует. Поэтому дозоры должны ходить почаще и в полной боевой готовности.

Часовых рекомендую защищать «погремушками» — это когда караульный пост обносится двумя параллельными верёвочками с подвешенными на них жестянками таким образом, чтобы верхний ряд задевал нижний. В темноте сразу и не разглядишь, а тарарам поднимается знатный.

— Скажи, солдат, а кто ты такой? — спросил Старик задумчиво, почёсывая сухощавой ладонью подбородок. — Где ты служил в своей стране? В особых войсках?[1]

— Никак нет, господин командующий! — совершенно честно ответил я чистейшую правду. — В обозных.

— А, понятно… ты и впрямь очень хороший обозник, солдат.

«А также специалист по потрошению обозов», — добавил я мысленно, скромно потупив молодецкийвзор, как подобает подчинённому, принимающему заслуженную похвалу от справедливого начальства.

— Свободен!.. Так, ты — напиши-ка распоряжение на премию Клесту в размере… — понеслось мне уже в спину. Что ж, какая ни какая копеечка — и то дай сюда. Справедлив дед, не отнять.

Нападение «чёрных» повлекло и реорганизацию: вместо двух потерянных бойцов мы получили двух новых, — из числа десятка, понесшего потери. Конечно же, сотник дал нам тех, кто бежал с поля боя, и дал мужичков неказистого телосложения.

Для начала я целый день «лечил» их старым проверенным средством типа «лечь-встать, лечь-встать», дабы привести в чувство и сделать готовыми рвать врагов голыми руками. Потом поставил в общий строй, и каждый вечер заново тренировал вместе со всеми отработку приёмов копейной защиты. Только Кашевара оставил в покое: он чисто физически не успевал бы готовить нам ужин.

Под конец я устраивал сшибки щит-в-щит из расчёта четыре на четыре, причём штрафников ставил в одну четвёрку, плечом к плечу, и так, чтобы они стояли против Бима и Бома, которым горный свежий воздух явно пошёл не пользу. «Братья» с наслаждением сбивали с ног неудачников, а я безжалостно их подначивал. В смысле, и «близнецов», и штрафников. Я понимал, что времени на обучение нет и не будет, и, как бы я ни гонял полученных недоделков, у меня не получится сделать из них достойную замену выбывшему Рыбаку, который был чуть покрепче и телом, и духом.

Опрокинутые штрафники поднимались, а я увлечённо капал им на мозги:

— Слушай сюда, придурки. Я знать не желаю, за каким таким вас понесло на службу в армию: я слышал много разных сказок на эту тему. Но, раз уж вы пришли и получали ДЕНЬГИ, то будьте любезны их отработать. Из-за того, что вы сбежали с поля боя, погиб кто-то более достойный, чем вы. Более нужный воин. Я не хочу, чтобы в бою вы снова драпали — на этот раз будут погибать МОИ люди и я сам.

Вас прислали ко мне вместо погибшего солдата, который не был ни сильнее, ни ловчее, ни храбрее вас. И, честно говоря, пришёл служить тоже по дурости. Только вот сущий пустячок: он не побежал и даже первым из нас ранил в ногу «чёрного». Вы понимаете? — ранил в ногу бойца, против которого профессиональные убийцы из городских банд — что дети малые. Если вы не способны воевать, то должны быть хотя бы готовы умереть так, как умер наш товарищ. Если вы в бою покинете строй, то после боя я вас не отдам в полевой суд — я вас сам убью. Сначала отдам вас для пыток Штырю, потом стану пытать сам — а я знаю пару таких приёмчиков, после которых вам покажется за счастье, чтобы вас мучили самые злобные уголовники…

Конечно, мне очень и очень не хотелось засвечивать свои… скажем так, необычные способности, не свойственные солдатам обычным и даже матёрым наёмникам. Но жить хотелось ещё больше. В конце-концов, есть древняя мудрость: солдат должен бояться командира больше, чем врага. Вот и пускай боятся.