Клёст - птица горная

Что делать дальше?

Итак, вопрос: какие шибко важные дела остались у меня недоделанными в этой чёртовой Ледогории? — никаких. Какой дополнительный бонус мог бы ко мне тут придти? — например, стрела в голову из кустов. Или метательная железяка от «чёрного». Если, конечно, до этого наш укуренный Философ не взорвёт нас ко всем чертям.

Какой напрашивается вывод? — дело ясное: божегорский король должен срочно прекращать войну и отправить нас домой. Ведь не хочет же он, в конце-концов, угробить меня в этих … горах! Ну, не верю я, что он, испив по утрам натощак крепкого кофию или ещё какого заморского компота и промокнув полноватые губы белоснежной салфеточкой, вызывает к себе своих министров и спрашивает, вот эдак хитро прищурив правый глаз… нет, вот так, левый (я мысленно изменил прищур), и спрашивает:

— А как там поживает наш знакомый Клёст? Жив ли ещё?

— Не извольте беспокоиться, Ваше Величество! — подобострастно и почтительно кланяется военный министр. — Жив, и даже не ранен.

— Ну, тогда можно ещё повоевать! — и холёной белой ручкой отмахивает: мол, ступай, братец.

— Слушаюсь, Ваше Величество!

Увы: похоже, всё обстояло именно так! Ибо как ещё можно объяснить то, что война не закончилась, а божегорская армия обложила город — первый город на нашем пути?

— Ну, Кашевар, у тебя, наконец-то, появился шанс получить несколько рецептов, — сказал я повару, махнув рукой на городские стены.

— Ты думаешь? — оживился тот.

— Конечно, нет, идиот, — вздохнул я. — Здесь только Жнецу что-то светит. Если только во время штурма ему пипирку не отрубят.

Жнец осклабился. Остальные заржали: солдатам так мало надо для смеха.

Всебойцы оживились: наконец-то можно будет покуражиться и пограбить досыта! А я приуныл: штурм укреплённого города — это не то развлечение, в каком мне хотелось бы поучаствовать. Но божегорский король, видать, не хотел возвращения армии, где солдаты озлоблены малой поживой и скудными развлечениями, а у офицеров мало или вообще нет примеров, когда им довелось показать личную доблесть и получить повышение. А заодно надеялся хотя бы частично покрыть расходы, возникшие из-за войны.

Нам на помощь шли ещё два легиона, сопровождая обозы для всей армии. Эти сведения ещё больше вдохновили наше потрёпанное войско, начавшее взирать на городские стены более смело, а когда к нашему лагерю стали подтягиваться первые повозки дошедшего подкрепления, и вовсе началось праздничное ликование. Пропылённые, пропахшие вонючим потом, уставшие, издёрганные «бандитскими нападениями», новые бойцы хотели только рухнуть и спать, спать и спать, а не сражаться, но кого волнуют подобные мелочи?

Накануне штурма сотник собрал всех своих десятников и начал объяснять нам нашу роль в предстоящем сражении, — как и полагается большому начальнику пред лицом малых. Сами понимаете: командиры должны не просто бежать вперёд, как безмозглые бараны, а иметь хотя бы некоторое представление о том, что конкретно от них ожидает высокое руководство. Кстати, подобное совещание само по себе говорит о том, что сам штурм начнётся очень скоро, поскольку им раскрывают военные секреты, которые перестают быть тайной и которые нельзя долго оставлять без реализации, — иначе враги про них тоже вскоре узнают.

Правила предусматривают общий сбор в палатке сотника. Ему нужно с умным видом расстелить на столе карту и начать совещание, изрекая мудрые мысли:

— Господа десятники! В предстоящем сражении нашей сотне поставлена следующая задача… прошу внимание: первый десяток — вы должны сделать вот это и это… Второй десяток — ваша задача будет следующей…

Да, примерно такую же речь толкнул и наш центурион:

— Слушай сюда, придурки! Наши великие умники, — его указательный палец показал на потолок палатки, — решили, что после взятия стен наших обдолбанных перетраханных химиков требуется провести в город. Чтобы они, значица, помогли армии, — чтобы на грёбаных улицах погибло как можно меньше наших идиотов… Всем всё понятно?

Все придурки, стоявшие в палатке, начали издавать неопределённые звуки, выражающие разную степень озадаченности. Ещё бы: любой город — страшная клоака, — в нём прикончить человека даже в мирное время — плёвое дело. А уж во время штурма… Если враги убьют хотя бы одного химика — кто будет отвечать? Конечно, в первую очередь — наш брат десятник!

— Вижу, что приказ понятен. Теперь подробности. Нам дают новый вид оружия, — центурион поставил на стол жестяной кувшинчик с узким, длинным цилиндрическим горлом, имевший ручку-крючок, в который вместилось бы не более обычной кабацкой кружки пива. — Смотрите сюда, придурки: в крышку горлышка вставлен стержень, уплотнённый воском, чтобы не вывалился. В стержне есть поперечная сквозная дырка, в неё вставлена перегнутая пополам проволока. Эта проволочка мешает стержню провалиться внутрь кувшина. Видите, она скручена кольцом? Так вот: берём кувшин за горло правой рукой, поднимаем его кверху дном, указательный палец левой вставляем в это колечко и вырываем его…

Онсунул палец в кольцо и, действительно, одним движениемвыдернул проволоку из дырки стержня.

«Эх, … твою мать!»- успел-таки подумать я и, зажмурившись, вжал голову в плечи.

— Потом этой же левой ладонью нужно снизу вверх хлопнуть по головке стержня, чтобы он вошёл в кувшин по самое не могу… ну, как этот… в эту…

По счастью, сотнику хватило ума не бить по стержню для проведения наглядного показа того, на что ему не хватило литературных слов.

— Внутри заложена стеклянная колба, и остриё стержня её разобьёт. Там есть также смесь пороха со шрапнелью.

— И… через сколько времени после удара будет взрыв? — осторожно спросил я, предварительно незаметно утерев со лба предательскую испарину.

Сотник впал в ступор: вопрос оказался для него совершенно неожиданным. Он аккуратно вставил проволоку обратно в её дырку и разогнул её усики в разные стороны, чтобы помешать её случайному выскальзыванию из стержня, и задумался во второй раз.

— Это, придурки, не вашего ума дело, — многозначительно изрёк он. — Это, быть может, государственная тайна. Во как! Вы должны быть счастливы уже за то, что вам вообще такую вещь доверяют. Простым бойцам даже смотреть на неё запрещено. Во избежание, значица.

Он любовно осмотрел кувшинчик и показал на его ручку-крючок:

— А это для того, чтобы на поясе носить. Вот так крючок продел — и носи на здоровье.

Кувшинчик имел не круглое сечение, а похожее на полумесяц, и поэтому прижимался к животу сотника довольно плотно. Я мысленно поклялся себе, что никогда в жизни не буду носить подарки Нечистого на своем теле: для того же вышеупомянутого здоровья окажется гораздо лучше.

— Смысл такой: если враги засели в доме, то ты кидаешь энту штуку в окно — и все дела.

— Так ведь для такого используют «весёлый дым», — ляпнул я.

— Умный, значит, — недобро нахмурился сотник, покачав головой. — Ты, Клёст, меня реально достал…

— Я ведь по сути спрашиваю, — возразил я, — чтобы воеватьможно было легче.

— А «весёлый дым», — сотник сжал свой пудовый кулак и поднёс поближе к моему носу, — это, придурки, вас вообще никак не касается. С ним только химики работать имеют право, и только самые чокнутые. Если у тебя нет справки, что ты химик, то про «дым» даже не спрашивай. Вот есть у тебя, к примеру, такая справка?

— Никак нет, господин центурион! — вытянулся я. — Нету у меня никакой справки! Я просто так на голову раненый!

— Вы, придурки, должны прикрывать химиков, — повторил сотник. — А эти обдолбанныенедоделки должны нам помочь: применять «весёлый дым», «грустный туман» или что у них там вообще есть? — на своё усмотрение. До всех дошло?!!

Он постучал так и не разжатым кулаком себя по шлему. По палатке поплыл вечерний звон. Вопросы не возникли.

— Раз так, то каждый получает по пять штук и расписывается о получении. После боя надлежит всё сдать обратно — и тоже под роспись!

— Господин центурион, а если они по ходу боя будут использованы? — озадачился я. — Бухгалтерия недостачу спишет или как?

— Вот откуда ты всё-таки такой умный взялся, а? — простонал сотник. — Никак не пойму: как тебя в твоей родной армии терпели? В каких вообще войсках у вас ТАКИЕ умники нужны?!

— В обозных, — совершенно искренне и честно ответил я чистейшую правду. — Для нас бухгалтерия — в первую очередь!

Грач сделал мне страшные глаза: типа, зачем тебе нужно злить нашего дуралея? — потом ведь всем хуже будет! Да поимей же ты совесть!!! — все мужики из-за тебя огребут лишнее!

Сотник взвыл в голос:

— Тебе вообще для чего их дают, а? Чтобы ты кидался ими направо-налево, как пацанкамушками?!

— А вдруг?..

— Энти бонбы использовать только в самом-самом крайнем случае! Иначе я вам сам лично все руки пообрываю!!! Всем понятно?!! — озверевший центурион сорвал бомбу с пояса, сжал её горлышко так, словно хотел раздавить его, а затем ещё потряс ею, как упившийся забулдыга бутылкой, угрожая нам ударами по голове.

— Так точно, господин центурион! — гавкнули мы дружным хором, бледнея и слегка отодвигаясь: он ведь мог при тряске разбить о корпус внутреннюю стеклянную колбу, — если она там болталась свободно.

Придуркам в тот вечер повезло: оказалось, что она сидела в кувшине плотно, на клее. Скажу сразу: порох тоже находился в приклеенном к стенкам плотном мешочке, и разбитие колбы на балансировку особо не влияло — метать «кувшинчик» было вполне удобно.

Вот так я и вернулся к своим солдатам, нагруженный ценными указаниями и не менее ценными ручными бомбами. Ни малейших сомнений: завтра будет штурм, ибо раздавать ТАКИЕ подарки можно только в самый последний момент… И это логично: подкрепление полностью подтянулось, химики получили новые горшки и новые ингредиенты, состряпали новые боеприпасы — чего ждать-то? — раз противник не капитулирует, то, значит, нужно его добивать.