Книга обид Карак-Азум/Громриловые кружки

Драконий водопад

До Драконьего водопада целый день пути, но отряд не испытывал недостатка в пище, и все до последнего воина рвались в бой. Когда встало солнце, союзники покинули пещеру и под предводительством Рихарда Багмана отправились в путь.

Вокруг десятки тропинок ведут в высоченные горы, изрезанные множеством расселин. Но тропки по большей части оказываются ложными или заводят в тупик. В расселинах же гнездятся виверны и подстерегают другие страшные опасности.

В здешних местах верный путь знают лишь рейнджеры, живущие среди перевалов всю свою жизнь. Даже следопыты, несмотря на ястребиные глаза, не могли отыскать среди снега и камней нужные знаки. Для Рихарда же каждый булыжник сродни указателю.

Предводитель покачивал головой, словно все еще не веря чему-то, хотя ноги его передвигались вполне уверенно.

Бьёри же задавался вопросом, как бы Торвальд отреагировал на эту сделку. Гордился бы он? Или отчитал его за безрассудный поступок? С помощью эльфов рейнджеры получат значительное преимущество в грядущей битве. Говорят общие трудности сближают даже врагов и пусть протянутая рука ворчливо отбрасывается в сторону при преодолении горных троп… кто знает… в другой раз она может оказаться спасительной.

Он взял на себя огромную ответственность перед другими рейнджерами и теперь лишь надеялся, что вера в общее дело не окажется в итоге ещё одной роковой ошибкой.

В тот миг мысли Бьёри вернулись к тому случаю, когда, еще в детстве, ему поручили собирать хворост для костра, на котором готовили еду. Юный гном тогда громко сетовал, потому что ему хотелось поупражняться в бою на деревянных мечах с Одримом, и Хаакам сделал ему выговор.

— Неразумно и опасно рубить деревья, когда нам не нужны крупные стволы для постройки жилищ, — сказал Бьёри Долгобород. — Во времена Войны Отомщения наши взоры были затуманены гневом. Мы настолько ненавидели эльфов, что сожгли и уничтожили в щепки их молодые леса, вместо того чтобы воспользоваться захваченными дарами. Когда наступили тёмные времена, наши ресурсы истощились. Природа, конечно же, обернулась против нас. Ярость хороший союзник в битве, но… — он положил руку на голову насупившегося гнома. — …ясность и взвешенные поступки всегда были лучшими качествами гномов.

Бьёри, разумеется, уважал почтенного Долгоборода, поэтому он отправился выполнять поручение. Позднее, уже взрослым, он спросил у него, правду ли он тогда сказал.

Хаакам рассмеялся.

— Правда в том, что глупо без разбора валить деревья, — ответил он. — Но… да. Я считаю, что это как минимум не целесообразно и излишне жестоко.

Бьёри согласился, но он прибавил:

— Значит-ли это, что мы поступили ничем не лучше эльфов?

Старейшина вздохнул.

— Возможно, — ответил он. — Рано или поздно никому не скрыться от пугающих истин…

Перед мысленным взором возникли образы погибших друзей. Прошло столько времени, но боль потери до сих пор жгла его раскаленным железом. Бьёри заскрежетал зубами, упиваясь ненавистью. Лучше бы он в тот день остался с Торвальдом и погиб вместе с односельчанами.

Рейнджер поспешил вынырнуть из воспоминаний. В их омуте так легко затеряться, утратив разум. Теперь, когда он сражался плечом к плечу с эльфами, он понимал многое. Возможно куда больше чем Долгобород. И это понимание разжигало в сердце молодого гнома надежду.

— Все говорят, что эльфы наши злейшие враги, — обратился он к Рихарду, когда они шли впереди всей вереницы. — Что если мы потеряли сильнейших союзников?

Багман цветисто выругался.

— Нет, вы послушайте! — возмутился он. — Неужели ты так легко готов позабыть все горести и традиции нашего народа?

— Нет, конечно нет. Но я хочу, чтобы у нашего народа ещё была возможность помнить. Может быть, будь мы в те времена более благоразумными, нам не пришлось бы сейчас сражаться за каждый кусок земли.

— Но откуда тебе знать это? — настаивал Рихард. — Ты — рейнджер и гном без клана. Готрек — был королём. Король должен быть сильным, разве не так?

Бьёри не мог не признать справедливость этих слов. Однако он всегда доверял своему сердцу и глазам, а они явно отличали эльфа даже от самого "цивилизованного" гроби. Поэтому он ответил:

— Но война — не всегда верное решение. Всем нам следует понять, что не все эльфы или гномы — зло, даже если кажется именно так…

Они поднимались все выше и выше, тропа была трудная, опасная, путь окольный, пустынный, бесконечный. Становилось все холоднее, между скал свистел пронзительный ветер.

Стоило ветру стихнуть, как над ущельем раздался хищный клёкот.

Завидев смутные очертания подлой виверны в небесах, отряд рассыпался среди скал и камней. Лианэль прошептал молитву Курнусу. С благословения бога охоты янтарная стрела замерцала, а после тренькнула тетива и пронзила сердце чудовища насмерть.

Когда огромная туша с грохотом рухнула на землю, гномы ворча продолжили путь, даже не удостоив следопыта взглядом. Мудреная магия и таинственные боги азраев слишком уж отличались от ясных и твердых взглядов Подгорных королевств…

Но все-таки Бьёри обернулся, и, не он один…

Порой со склонов скатывались камни, вырвавшиеся из растопленного дневным солнцем снега, и проскакивали между путешественниками или пролетали над головой. Союзники не смели громко разговаривать, так как эхо раскатывалось самым жутким образом, и тишина явно хотела, чтобы ее не нарушало ничто, кроме воя ветра, стука камней и шума воды…

— Слышишь? — спросил Багман улыбнувшись.

— Чувствую, — отозвался Бьёри прикрывая ладонью нос.

Проклятие. Бьёри почти забыл как смердят эти твари.

Когда союзники наконец покинули ущелье, то оказались на высоченном уступе, откуда просматривалась вся окрестность Драконьего водопада. Прямо под отрядом огромный поток воды бушевал и пенился, обрушиваясь в исток узкой реки, где вдоль извилистого русла раскинулась орда кожаных шалашей, а долина была забита зеленокожими.

Всюду прибывали ватаги пехотинцев и всадников на волках, а каждый «черный» начальник был зол, словно осы перед бурей, орал, сквернословил, отдавал приказы, раздавал пинки и оплеухи. По всей видимости день и ночь там кипела лихорадочная суета. У реки шипели перегоняемые прямо с Штирланда прирученные лесными гоблинами пауки. Не привыкшие к удилам и вооруженному седоку они пользовались последними днями свободы, создавая гоблинам массу дополнительных хлопот, а неуклюжим оркам — серьёзные, а порой смертельные раны от укусов.

Примитивные знамёна украшали весь лагерь, многие из которых Рихард узнал. Гроби, собранные из деревень по всему Караз Анкору, судя по их виду.

Одним словом, в холодном неподвижном воздухе висела война.

В конце концов Лианэль не преувеличивал и не солгал: вдалеке под чёрной скалой, держались особняком десятки дриад. Зеленокожие же кажется благоразумно обходили духов стороной и уж точно не вступали с ними в драку. Но все это ни что по сравнению с древним стоящим в большом кругу Чёрных орков. Этот монстр навис над вожаками и вещал сияя, а они внимали его словам!

Древолюд опирался на посох, украшенный костями и черепами так же, как и шипованные плечи. На нем были вырезаны какие-то знаки, и такие же знаки обрамляли всё его тело. Из под толстых терновых бровей сверкали его глаза — не отраженным светом костра, но собственным зеленым огнем. Всем своим видом Оно выражало злобу и ярость.

— Это тот самый? — неуверенно поинтересовался Фирд у Лианэля.

Судя по всему, древний договорился с орками. Интересно как ему это удалось? Хотя орки уважают силу, а у древних ее в достатке.

— Ак’Кадай лишь орудие, — прорычал Лианэль, произнеся имя, словно проклятие. — Тралан предсказывал, что Атари Небесная Крона направит этого убийцу вершить чёрные дела. Сталлиан всегда ненавидел гномов, но Ак’Кадай похищал и убивал наших детей при помощи своих дриад.

— По милости Дуртху он скрылся в этих горах, — добавил Разиэль. — Даже не знаю сумеем ли мы…

— Сумеем, — отрезал Лианэль и положил руку на плечо своего заместителя. — Помни, брат, мы сражаемся не с лесом! Изменники поддались ярости… И возможно самому Хорну…

Гномы не могли поверить своим глазам.

Неужели это те самые Изменники, о которых говорил Лианэль? Неужели они называют их так потому, что предали народ азраев? Когда Лианэль рассказал об этих существах, Бьёри был склонен представить что угодно, но точно не такую мощь и величие. Как вообще что-то подобное может стать союзником младших рас?

— Мы все покойники, — хохотнул Бьёри и покосился на Багмана. — Возможно, моя идея уже не кажется тебе столь безумной?

Рихард замер на месте и почти перестал дышать. Он был в отчаянии. Необходимо уничтожить их всех, пока они не покинули Драконий водопад. Он чувствовал, что именно эта битва уровняет шансы в надвигающейся войне.

По словам Лианэля Сферы сокрыты в Лощине Смерти. Если древние действительно способны обрести великую силу и уничтожить Караз-а-Карак, у союзников нет шансов остановить ритуал, пока духов защищают орды зеленокожих.

Следопыты и рейнджеры взирали на огромное войско с тревогой. Некоторые, правда, попытались улыбнуться; они храбрились, надеясь, наверное, что у предводителей найдётся план.

Взгляд светлых глаз Рихарда метнулся к капитану Следопытов.

— Сколько у нас есть времени, прежде чем твои «предатели» сделают свои грязные дела?

Лианэль принялся что-то быстро обдумывать.

— Два дня. Возможно меньше.

Багман коснулся эфеса кинжала и протёр усталые глаза. Он проделал долгий путь, чтобы достичь Драконьего Водопада. И даже огромное войско не заставит рейнджера повернуть назад.

«Мне нужна твоя помощь, отец…»

— В таком случае, нам потребуется больше чем мы имеем.

Он шел через лес, ощущая на себе легкое прикосновение ветра. Солнечные лучи ласкали кору теплом, а мягкая зелёная трава принимала тяжёлую поступь без какого-либо вреда — ведь он древний и дух Священного леса.

Всего-то две тысячи лет назад Травянистые поляны служили для Совета ветвей местом встречи. Самые могущественные и мирные духи собирались здесь даже в самые тёмные времена, чтобы каждое решение принималось в спокойствии и гармонии с самим лесом.

Теперь все безвозвратно изменилось.

Он остался совсем один, однако не сейчас…

— Твой поступок мне не ясен, — произнес могущественный голос. Одно только присутствие древнейшего заставляет воздух дрожать от переизбытка энергии. — Совет недоволен твоим своеволием.

Тралан обвёл взглядом излюбленное место, словно в последний раз, и обернулся, чтобы встретиться с испепеляющим взглядом самого Дуртху. Древний не выпускал меч Дайта из рук — этот клинок, как и сам Дурту, пропитан тысячелетиями горечи и ярости, ожидающих своего выхода.

Даже мысль сразиться с древнейшим, не более чем глупое ребячество. Но Тралану никогда не пришло бы на ум что-то подобное.

— Теперь не ясен, — вздохнул Тралан. — Но каких-то тысячу лет назад ты согласился бы с моим решением.

На мгновение все тело Дуртху напряглось и затрещало. Так происходит с людьми, когда неконтролируемых гнев или одержимость берут над телом верх.

Тралан знал, что в любой момент его могут заключить под стражу. В любой момент один взмах меча способен погасить тысячелетия жизни.

Однако… не сегодня…

— Справедливо, — наконец-то сказал Дуртху нарушив напряженное молчание.

Он развернулся и пошел прочь, однако на миг задержался.

— Корни мира говорят: они слишком молоды и слабы.

Тралан в ответ лишь пожал могучими плечами:

— Даже маленькая мышь имеет право на ярость…