1991. Глава 17

— Доброе утро.

Анна вышла из душа, когда Витя обернулся на звук шлепанья влажных ног по паркету. Девушка волосы полотенцем собрала, но сырые концы спрятать не смогла; с них срывались маленькие капельки, которые бежали по спине, за ворот футболки, аккуратно стащенной из шкафа самого Пчёлкина.

— Привет, — отозвалась Князева и улыбнулась, когда мужчина посмотрел на неё через плечо. Прошелся серо-голубыми глазами по фигурке, которую этой ночью любил. Особенно заприметил небольшой засос, оставленный прямо у ворота его футболки с символикой какой-то футбольной команды, за какую не болел никогда.

Вероятно, Аня завтра ругаться будет тихо, как умеет, что не может след спрятать ничем, и начнёт возле шеи повязывать шелковый платочек на французский манер.

На сковороде шипела яичница. Если бы Витя за беконом не следил, то подхватил бы подругу свою под бёдра, усадил на гарнитур и запустил руки под майку, сжимая талию девочке, в шею Князевой носом утыкаясь под смех Анин.

Мечта, блять.

Девушка, выиграв незадачливый раунд игры в гляделки, подошла к Пчёле со спины и обняла за талию. Подсмотреть хотела из-за его плеча, что Витя там готовил, но не увидела бы, даже если бы на носки приподнялась. Анна положила голову на ровную спину мужчины, и тот в несерьезной манере вдруг зашипел:

— Ай-ай, какая холодная!..

— Не кипятком же мне умываться? — спросила у него Князева и, усмехнувшись хитро, снова провела сырым полотенцем по спине Витиной. На коже остался мокроватый след, чуть блестящий в солнечном свете утра.

— Не кипятком, но и ледяной-то водой зачем?

— Нормальная вода была! — кинула Анна, но Пчёла, вилкой ткнув в желток на горячей сковородке, усмехнулся:

— Да-да, знаем. Потом носом ещё хлюпать будешь, заболеешь. Ты же мерзлячка!

Князева подбородок приподняла, словно думала Витю взглядом испепелить, но встретила его затылок, пряди которого прошедшей ночью сжимала в кулаках. Девушка насупилась, чуть нос хмуря, Пчёла из-за плеча хитро на неё посмотрел.

Она лучше ничего не придумала, кроме того, как самыми кончиками пальцев толкнуть голову Вити. Словно думала так ему мозги на место вправить. Мужчина рассмеялся, даже в шутку не обидевшись, и потянулся за тарелкой.

— Тебе яичницу сделать?

— Нет, спасибо, — мотнула головой Анна и всё-таки наклонила чуть голову. За Витей, исполняющего роль домохозяйки, следила внимательно в попытке оценить его кулинарные навыки. — Я чаю выпью.

— Твой ещё есть. Завтра заеду, новую банку куплю.

— Может быть, уже скажешь, где берёшь его? — усмехнулась девушка и, крепче обняв, наклонилась вперёд и вбок. Её лицо свежее после душа, пахнущее кремом, оказалось прямо возле плечевого сустава Пчёлы. Он на тарелку переложил свой завтрак, а потом изловчился и, развернувшись, Анну к гарнитуру подтолкнул.

Обоими руками бригадир упёрся в тумбу за спиной Князевой так, что девушка поняла: ей от Пчёлкина не убежать никак.

Прошла секунда, прежде чем Анна поняла, что и не хотела куда-то там убегать.

— Не скажу, Княжна. Секрет фирмы, — мотнул головой Витя, сделал шаг к ней. Едва ли на пальцы не наступил, когда бедренными косточками они столкнулись, когда Аня, поймав без стеснения прямой взгляд Пчёлы, положила руки на гарнитур за своей спиной.

Мужчина пальцем поправил воротник футболки на теле девушки, смотря на укус. Интересно, может, подруга вообще не станет засоса прятать? Напротив, ходить будет в платье без лямок, не скрывающим горла, и укусы демонстрировать прохожим с подобием гордости и толики хвастовства?

Витя бы на это с удовольствием посмотрел.

Ладонь Пчёлы приятно сухая, она поглаживала темнеющий след от зубов, оставшийся на ключицах, пока сама Князева, не встречая сопротивления, прошлась пальцами по родинкам, что на коже Витиной собирались в настоящее созвездие.

Пчёлкин бы соврал, если бы сказал, что мурашки, пробежавшиеся по плечам, спине, от касаний Анны были неприятны. Он чуть поднял руку, от плеча девушки потянулся к шее её, от шеи — к затылку, и спросил вдруг серьёзным голосом:

— Как себя чувствуешь?

— Хорошо, — таким же тоном ему ответила Князева. В глаза посмотрела и заговорила с интонацией, какой, наверно, только подчиненная с боссом могла разговаривать, сдавая квартальный отчёт:

— Немного, правда, ноги болят. Как-будто трясутся. Но в остальном всё хорошо.

Мужчина кивнул и, довольный честностью Анны, наклонился к ней. Поцеловал в уголок губ, под тихий её смешок стянул с сырых волос полотенце. Чуть кончики пальцев дрогнули, когда девушка, изловчившись, уткнулась носом в подбородок Витин:

— Какой ты, оказывается, заботливый.

— Иногда бывает такое, — хмыкнул он в ответ и решил исполнить мечту, какую сотворил меньше минуты назад. Пчёла девушку подхватил, усаживая на стол, и под удивленный её вскрик, быстро перешедший в хохот, сократил расстояние между их лицами чуть ли не до критически малого.

Он бы сорвался, очутись Аня так близко, месяц назад. Что уж было говорить про сейчас?..

— Тебе это нравится?

— Что именно?

— Когда я «заботливый», как ты говоришь.

Анна не видела всего лица Вити — вот как он близко был. Взгляд её метнулся к губам, от них — к глазам, почти что спрятанных за растрепавшимися за ночь волосами.

— Нравится, когда ты такой, какой есть. Когда не пытаешься показаться кем-то другим, — проговорила она, лишь позже удивившись, как быстро они из шутливых колкостей вдруг перешли в откровения. Лёгкие. Уже привычка. — Если ты действительно… такой, то это здорово.

— А если не такой?

Девушка чуть помолчала. Нутро отдавало сокращениями, но не болезненными, как в страхе, а трепетом щекотало лёгкие.

Она положила руки поверх его ладоней, лежащих на бёдрах Князевой, и внутренние органы содрогнулись, словно их хлыстом огладили.

— Мне кажется, что это вопрос с подвохом, — поправила браслет золотой, купленный Витей около двух недель назад перед какой-то «деловой встречей», и раньше, чем Пчёла задал ей резонный вопрос, пояснила: — То есть… ты действительно не притворяешься. Ты «такой».

И, растрогавшись совершенно ни то взором Витиным, ни то своим словарным запасом, что за минуту оскудел ужасно, Князева улыбнулась мужчине одними губами и тихо сказала:

— Спасибо, что не скрываешь себя.

Он разучился двигаться. Руки, лежащие на теле Ани, вчера ещё трогающие так, что у Князевой слезились в удовольствии глаза, будто одеревенели. Сердце забилось с тактом таймера бомбы с множеством проводов, в каких запутаться без труда.

Его никто за характер, который далеко не все были в состоянии вынести, не благодарил. Да и сам Витя не помнил, чтобы к кому-то менял отношение своё так колоссально, — причём менял, сам за собой изменений не замечая — чтобы трепетным с кем-либо был…

Пчёла наклонил голову, с Анной сталкиваясь лбами. Ещё пара таких признаний, разговоров, взглядов, пробирающих до самого нутра — и она перестанет ему нравиться так, как нравится сейчас.

— Нельзя мне по-другому с тобой, — признался Витя. Князевой секунды хватило, чтобы понять, что Пчёла прав совершенно. Да, нельзя; она бы недостойного отношения к себе не потерпела. Даже если бы больно было.

Слишком хорошо запомнилась любовь к латышу Улдису Барде, который неизвестно почему с Анной был, если относился к ней без малейшего трепета. Раны от взорвавшихся стёкол розовых очков затягивались долго, больно, дав ей хороший урок.

«Люби. Но с умом»

Князева быстро про себя бывшего отправила в места далекие, с которых обычно не возвращаются, и посмотрела на Пчёлкина, отличного от Улдиса если не по всем, то по большинству параметров.

Девушка губу закусила, и Витя это принял за зелёный сигнал светофора.

Мужчина руки на Аниных коленях сжал, чуть дёрнул, притягивая девушку ближе, и опять поцеловал. Сам о том не догадывался, но объятьем Витя отогнал гнетущие мысли прочь от Князевой. Она расслабила губы, позволяя ему инициативу лишь на секунду, а потом провела руки под локтями Пчёлы и ноготками прошлась по голой спине мужчины, оставляя за собой светлые следы, через секунду краснеющие.

В спальне зазвенела трубка телефона Витиного, требуя к себе внимания. Яичница остывала. Пустая сковорода осталась калиться на включенном газу.

Пчёле на всё вдруг стало сильно-сильно наплевать.


Анна вымыла посуду после завтрака. Витя выпивал после кружки чая вторую чашку, но на этот раз с кофе. Пчёлкин пил кофе хороший, не такой, каким травилась Князева. Вроде, из самого Рио-де-Жанейро ему банку с измельченными в порошок зёрнами привезли.

Мужчина сидел в кресле, в котором они вчера целовались, и сушил волосы полотенцем. Девушка прошлась мимо с вешалкой и мятой, но стиранной рубашкой Пчёлкина. Возле окна, на столе уже стоял греющийся утюг — ни то от розетки нагревался железный треугольник, ни то от солнечных лучей, что ближе к десяти утра вернули привычную для июля знойность.

— Ты домой сейчас, Анют? — спросил Витя, когда Князева, положив на стул к рубашке и свои вещи, какие у Пчёлы держала, встряхнула сохнущие волосы. Она кивнула ему быстро и вспушила локоны полусырые у корней так, чтобы они объемнее казались.

— Домой. Почитаю что-нибудь, освежу память. Надо своё резюме подправить.

Мужчина глотнул кофе, думая; стоило ли говорить Князевой, что такие переживания не стоили должности в каком-нибудь сраном издательстве, какое он бы смог просто под свой надзор взять без проблем? Ему душу каждый раз разрывало, когда Анна выходила из здания офиса, в который хотела устроиться на должность рядового редактора, с потухшими глазами.

Не стоило это того. Нисколько. Только Князева цеплялась за дурацкие посты, не достойные её, как специалиста в области французского. Так цеплялась, как утопающий не хватался за соломинку.

— У тебя достойное письмо, Ань, — сказал всё-таки Пчёла, поднялся с места. Оставил чашку на столике, прошелся к девушке, вставая за спиной её. Одной рукой обнял за талию, губами уткнулся в мокрые локоны, и, качнувшись с ней в сторону, сказал Князевой чуть громче шёпота:

— Просто у руля компаний, куда ты ходишь, сидят идиоты.

— Так и почему от этих идиотов должна страдать я? — спросила так, словно у Вити имелся ответ. Потом взяла рукой одеревеневшей утюг и прошлась по рукаву его рубашки, которую Пчёла хотел сегодня надеть на встречу с бригадой. Мужчина её погладил, ближе подошёл, вжимаясь грудью в спину Князевой.

Та продолжила недовольно, сглотнув:

— В таком случае, может, стоит сделать своё резюме максимально простецким, м? Чтобы создалось впечатление, что я совсем… — она свободной рукой постучала по столу, на котором гладила.

— …как пробка! Раз никому не нужен достойный работник? А почему нет-то? Клин клином же вышибают!

— Они конкуренции боятся, Анют, — объяснил ей Витя. Анна перевела в тяжести дыхание, поправила манжет рубашки цвета светло-голубого, который Пчёле очень бы шел, глаза акцентируя, и затихла ненадолго.

А мужчина наклонился к её виску:

— Представь только, как струхнули дядьки, к которым ты на собеседования приходила. Ну, правда, Княжна, подумай! Сидит в какой-нибудь «Бук-книге» тупой и зажравшийся в край мужик. На нагретом местечке релаксирует и не считает нужным прислушиваться к коллективу. И в какой-то миг приходит к нему на собеседования девчонка, у которой в голове все извилины крутятся.

Анна усмехнулась краткой характеристике, какую ей Витя дал, и сама не заметила, как щёки напряглись от едва сдерживаемой улыбки. Девушка воротник отгладила так, что он не задирался бы даже специально, когда Пчёла свободной рукой о стол перед Князевой упёрся, вынуждая Аню чуть наклониться.

Он поправил прядку, упавшую на ухо её, и продолжил:

— Молоденькая, трудолюбивая, красивая, соображающая — да за такую все заступятся, если сварливый босс начнёт бочку катить! И пойдут за такой мадам, если она захочет вершить самоуправление.

— Начнём с того, что я и не стремлюсь к роли большого босса, — сказала девушка, постаравшись распрямиться, но тем самым лишь поясницу сильнее прогнула. — А закончим тем, что я и не мадам, а мадмуазель. Мадмуазель Князева.

— Ну, знаешь, Анюта, это сейчас ты не хочешь рулить. А потом… — он махнул куда-то ладонью, словно указывал Князевой в далёкие времена, до которых ещё надо было дожить. — Все ещё много раз перемениться.

— Я из тех, кто всё планирует.

— Только вот всё спланировать невозможно.

Аня усмехнулась и поглаженную рубашку убрала на вешалку. Мотнула головой. Витя благодарно кивнул. Не стал одеваться — до выхода были ещё долгие часы, он бы Князеву успел до дома довести, до самого порога с ней подняться и долгие два десятка минут не прощаться, на лестничной клетке обсуждая всё, что только в голову взбредёт в перерывах между поцелуями.

Пчёла наклонил чуть голову, из-за плеча девушки наблюдая, как она проглаживала платье из ткани, название которой мужчина не знал.

— Юбку пока оставишь?

— Да. Стираться поставила, — кивнула девушка. — Сегодня вывесишь на балкон? А то вещи к завтрашнему дню так и не высохнут.

— Постараюсь не забыть.

— Не забудь, — с некой игривостью повторила Анна. Она поправила объёмные треугольники белого воротника, прогладила переднюю часть платья, по цвету напоминающего Князевой фисташковое мороженое.

Пчёла коротко поцеловал в изгиб шеи и, услышав негромкий смешок, крепче прижался губами к коже Аниной.

Витя подбородком упёрся ей в плечо и захотел вдруг, чтобы Князева пальцы пропустила через его волосы, чуть гладя. Только вот раньше, чем он успел Аню развернуть к себе, вдруг громко-громко, взрывая барабанные перепонки, зазвенел дверной звонок.

У девушки сердце рухнуло куда-то в район живота. Когда вслед за трелью раздался стук кулака прямо по железному косяку, то пульс совсем пропал.

Вспомнилось вдруг, как сосед её, живший на два этажа выше, как-то раз, напившись, стал в квартиры чужие ломиться, буянить. Князева тогда ещё в начальной школе училась и напугалась так, что в спальню убежала и рот себе руками зажала, боясь хоть один лишний звук издать.

Сейчас же Анна, уже юная, почти зрелая девушка, прямо как в детской панике, за локоть Вити схватилась.

Пчёла обернулся, будто думал, что в коридоре уже стоял ломившийся в его квартиру «гость». Но было пусто, только громче раздался стук, за ним трель звонка, а потом — и вместе.

Кто-то с другой стороны двери по прозвищу Витю позвал так, что у бригадира коротко дрогнуло под рёбрами.

Не страшно, просто неприятно — на каком-то чисто рефлекторном уровне.

Он на Анну обернулся, та убрала руку быстрее, чем Пчёлкин успел сам пальчики её разжать. Витя направился к двери, не одеваясь, но заметил, оборачиваясь, как Князева шею растёрла ладонью.

За дверью псих, не иначе, ошивался, который в припадке чуть ли не головой о скважину замочную долбился. Пчёла чуть постоял напротив, думая в глазок посмотреть, но вместо того повернул голову к шкафу.

Взглядом пробежался по полкам незакрытым и увидел на комоде кобуру с пистолетом.

С другой стороны двери кто-то вжал кнопку звонка в самое основание. Раздражающе высокая трель резала слух, вынуждала сердце жаться до боли, проявляющейся при вздохе. Витя дёрнул щекой, чуть ли не кожей ощутив, как загудели натянутыми тросами нервы, и взял огнестрел.

Он подошёл к глазку, но ничего не увидел. Заклеили.

Вот суки.

Пчёла перевёл дыхание в злобе, давящей лёгкие. От осознания, что к нему ломился кто-то, что застал в момент, какой никто прерывать права не имел, стало тяжело над солнечным сплетением. Мужчина обернулся, надеясь, что Князева не стала в коридор выходить, и только потом левой рукой открыл дверь.

Хватило секунды, чтобы понять, что ломились к нему не менты. Не увидев ни погон, ни удостоверения в щели дверного проёма, Витя навёл на гостя дуло пистолета, ожидая, что помешавший замрёт и вскинет руки. Возможно, в боязни попятится назад, что-то лепеча.

Только Белов ребром отвёл огнестрел в сторону от своего лица и голосом злым, но тихим кинул:

— Никогда не наводи оружие на человека. Или забыл, Пчёл?

— Сань?..

— Анна где? — спросил Белый у Вити раньше, чем Пчёлкин успел задать бригадиру самый резонный в тот миг вопрос. Он на Сашу взглянул, вдруг сложив частички паззла воедино.

Белов, вероятно, через минуту-другую рвать и метать захочет.

Виктор не успел даже сказать что-нибудь громко, внимание Князевой привлечь. Саня быстрее прошел в гостиную, не снимая обуви.

Пчёла перевёл дыхание, чувствуя себя шкетом, попавшимся на курении родителям, когда закрыл дверь. Белый в глубине его квартиры крикнул:

— Ан!.. — и, так и не позвав девушку по имени полностью, стих, чуть под нос себе бубня: — …ня…


Витя убрал пистолет, дал себе секунды на то, чтобы встряхнуться, и в гостиную вернулся, уже не переживая за реакцию Саши. Разве что совсем чуть-чуть напряглись мышцы рук, когда Пчёлкин Белова обошел, стоящего посреди комнаты колом.

Князева была так же, как и Саша, неподвижна. Будто в статую обратилась, когда услышала зычный тон Белова за спиной, и теперь стояла, не рискуя пошевелиться. Радовало только, что Анна замерла с приподнятой головой и руками, скрещенными на груди в жесте напускного спокойствия.

У Пчёлы дёрнулось под рёбрами всё, отчего Витя подобрался быстро. Он к Князевой подошёл так, что она за его спиной могла спрятаться, как за стеной, которой и хотел для неё быть.

Почувствовал на локте ладонь Анину, что так мягко обхватила пальцами. Чуть свободнее, на какие-то сантиметры, стало в районе диафрагмы. Сама Князева из-за спины Пчёлы выглянула, вернув себе голос, спросив спокойно:

— Что такое, Саша?

Белый не ответил. Он только взглядом пространство вокруг обвёл, словно думал просканировать комнату и собрать пазл в голове воедино. Саня на вещи смотрел, гладящиеся Анной в футболке, в которой он ещё Пчёлкина помнил. Заметил, как из-под сырых спутанных прядей темнел укус на шее Князевой, как Витя с голым торсом ноги девушки своей прикрывал.

Почти комедийно выглядела вся эта ситуация. Белов усмехнулся мыслям своим, до которых, вероятно, не додумался бы только полный идиот, но понял, что скорее с себя смеялся.

А как не ржать тут? Он ведь, как умалишенный, по городу катался, то на Скаковую летя, проскакивая мигающие жёлтым сигналом светофоры, то к Кате направляясь, параллельно на номер, который Князева зарегистрировала чуть меньше месяца назад, названивая много раз подряд.

Он-то думал, что с Анькой случилось что. А она, ёкарный бабай, с Пчёлкиным развлекалась!..

И кто из них больший дурак?

— Да так, — с кривой усмешкой протянул Белый. Он раскачался с носка на пятку, ударяя подошвой по полу, и на Аню посмотрел, которая всеми силами старалась не краснеть. Добавил:

— С тобой хотел поговорить. А ты как сквозь землю провалилась, днём с огнём не сыщешь…

— Мы гуляли допоздна. Потом ливень начался, и мы сюда прибежали, — дёрнул щекой Пчёла. — Ещё и собеседование прошло… не особо удачно.

Саша с колкостью льдов, заточенных в голубых радужках, перекинул взгляд на Витю так, что Князева почти услышала щелчок бьющего хлыста:

— И ты, конечно, тут как тут со своей «поддержкой», да?

— Саша, — окликнула Анна, заместо зычного указа прекратить по имени брата называя. Она скользнула рукой вниз по Витиному локтю.

«Спокойнее» — сказала. Но не ясно, кому.

На лице Пчёлы ни одной лишней эмоции, способной Белова заставить взорваться, не показалось, но ладонь сжалась крепче. Касание всё за самого Витю сказало.

Анна в смелости на двоюродного брата посмотрела, и взгляды пересеклись клинками из голубых и зелёных камней, рассекая со свистом воздух.

Белов опять всё понял, чувствуя себя вдруг консервативным отцом, каким точно станет, если у него через год или два дочь появится.

— Что случилось? — первой прервала тишину Князева, повторяя проигнорированный вопрос. Саня снова дёрнул щекой, словно лицевой нерв разминал, и сказал так, что Анна ощутила себя провинившейся школьницей:

— По пути расскажу. Собирайся.

— Я сам её отвезу. Куда надо? — не думая нисколько, произнес Витя. Князева голову вскинула, едва успев понять, что, кому и как Пчёлкин сказал.

И без того дрожащие колени едва ли не выгнулись в обратную сторону.

Белов отрезал, как скальпелем:

— Лучше в контору заедь. Там Филу помощь нужна.

— Саня… — начал только Пчёла. Князева по тону поняла, что ещё две-три фразы, произнесенных с такой интонацией и взглядом — и, вероятно, не избежать ссоры серьёзной. А ей явно не хотелось становиться яблоком раздора для мужчин, каждого из которых любила одинаково, но любовью совершенно разной.

Аня на себя Витю потянула, останавливая парня. А потом прервала, тормозя и самого Белого:

— Подожди в машине, Саш. Я сейчас спущусь.

Белов почти отказал. Почти сказал Анне кончать базар, одеваться, в злобе, в которую перетекло шкалящее с самого утра напряжение; ему никто никогда не указывал — Белый не мог представить, чтоб кто-то условия для него ставил. Тем более вообразить не мог, чтобы этим «кем-то» оказалась его двоюродная сестра, для которой иногда было сложно сказать «нет».

И это Анино «подожди в машине» взбесило. Вплоть до рези в гландах.

Саша на Князеву взглянул, словно ослышался, но, наткнувшись на два одинаково тяжелых взора, решил, всё-таки, действительно уйти. Хотя бы для того, чтобы выпустить пар, затянуться сигареткой у подъезда Пчёлы и какие-то минуты подумать, что Анне говорить будет.

Как не взорваться, пока домой её отвозить будет.

— У тебя пять минут.

— Десять, — воспротивился Пчёлкин. У Князевой на миг рухнуло сердце.

Саня, в последний раз на парочку сверху-вниз посмотрев, поджал зубы чуть ли не до тупой боли в молярах и кинул сквозь сжатые челюсти:

— Семь.


Анна не помнила, когда так быстро собиралась. Наверно, в последний раз так торопилась, когда проспала пару философии, преподаваемую самим заведующим кафедры. Она наспех догладила платье своё и, пока ткань от утюга остывала, в спальне Витиной надевала бюстгальтер, расчесывала сырые волосы, зубчиками в спешке едва ли не вырывая пряди. Самого Пчёлу, одевающегося в свежую рубашку, чуть с ног не сбила, когда в нижнем белье кинулась к зеркалу и на шею брызнула духами из почти опустевшего флакона.

Князева застегивала молнию, спрятавшуюся сбоку, и так боялась задержаться хоть на секунду, словно думала, что Саша с пистолетом наперевес её встретит в случае опоздания.

Она, выдыхая через рот, как после хорошей кардио-тренировки, надела каблуки и приняла от Вити свои документы. И тогда, оказавшись вдруг зажатой между табуреткой, на которой обувалась, и телом мужчины, перевела, наконец дыхание так, что сердце кольнуло.

Дьявол, как не хотелось уходить!..

Аня на Пчёлу посмотрела снизу-вверх. Замерла от тепла ладони на своей щеке, что гладила трепетно, и встретилась взором со взглядом Вити, в котором грусть читалась, но печаль была какой-то… тёплой, что ли?

Руки дрогнули, сжимая потрепавшийся край папки до хруста.

— Пошли, — негромко сказал Витя и, захватив ключи с небольшой подставочки, на которой привычно хранил пару-тройку монет, сейчас не представляющих никакой ценности, кроме исторической, старую зажигалку с кончившимся газом и фантик от сосательной конфеты, направился к двери.

— Ты в контору собрался?

— Тебя до машины провожу. Потом вернусь, — ответил мужчина и, щёлкнув дверным механизмом, повёл Аню к лифту. Ладонь положил на поясницу Князевой.

Когда створки кабины открылись перед ними, и девушка нажала на кнопку первого этажа, Пчёлкин опёрся о стену, исклеенную объявлениями, на выдохе признался:

— Хочу тебя сам довезти.

— Не получится. Ты сам видишь, — повела плечом Анна в каком-то раздражении, непонятном даже ей самой; так ощущалась нежеланная, слишком ранняя разлука. Она на Витю взглянула, который в грязном свете жёлтых ламп казался уставшим, и произнесла, будто жалуясь — нехарактерно для самой собой:

— Саша вон какой злой.

— Он за тебя переживает просто, — махнул рукой Пчёла, говоря с улыбкой. Князева, если лицом к нему стояла, по уголкам губ, приподнятых в натяге, явно бы поняла, что Витя не пытался Сашу оправдать. Он сам невероятно злился на Белова за его излишнюю внимательность, интерес к Князевой.

Аня, следя за панелью, показывающей смену этажей, усмехнулась злобно и кинула:

— Нет повода беспокоиться, — а потом в глаза Вите посмотрела и совсем по-другому сказала: — Я же с тобой.

Кабина чуть шатнулась между восьмым и седьмым этажом на кривоватом тросе. У них синхронно что-то дёрнулось в районе левого предсердия. Такое простое признание разом в голову дало, пьяня сильнее коньяка.

Витя вздохнул; воздуха в лифте оказалось мало.

Захотелось неимоверно Анну в стену вжать.

— Дьявол, — шепнул, сдаваясь, и, не нажимая на кнопку с красным «STOP», поцеловал Князеву. Она от неожиданности сцепила крепко губы и глаза шире раскрыла, но свободной рукой за шею всё-равно обняла.

Прямо в поцелуй, больше напоминающий случайное твёрдое прикосновение губ, прошипела:

— Витя, нас Белый убьёт, если мы не спус-стимся!..

— Так мы же спускаемся, — кинул Витя и руками обнял за талию жестом уверенным, смятым лишь из-за тесноты кабины. Аня рассмеялась вдруг тихо, почувствовав, как её вверх потянули ласковые ладони, привстала на носочки. Она расслабила, наконец, губы, когда рукой с папкой документов между пальцами прижалась к щеке Пчёлкина.

Внутренние органы потряхивало ни то от поцелуя, привычного и нового одновременно, ни то от кабины лифта, спускающейся по железному тросу.

«И не поспоришь ведь — спускаемся…»

Князева глубоко вздохнула, когда Пчёла прижал её так, что изогнулась. Губы растянулись в улыбку широкую, и Анна обрадовалась вдруг, что забыла в сумку положить помаду, что не накрасилась, ведь иначе бы щёки и себе, и Вите испачкала.

И Саша бы, вероятно, взорвался сильнее Чернобыльской электростанции, когда увидел бы помаду, размазанную по бесстыдным лицам сестры и друга детства.

Лёгкий поцелуй, отличный от множества других, теснил рёбра эмоциями, от которых можно было улететь куда-нибудь в облака. Анна услышала, как ругнулся тихо Пчёла, и, усмехаясь в ответ, в ласке скользнула языком по нижней губе мужчины, сама приподняла колено, им притираясь к внутренней стороне его бедра.

— Чертовка, — шепнул в напускной злобе Витя. Он дыхание перевёл так, что Князевой стало жарко в кабине на четверых человек максимум, и ладони опустил, кладя их на ягодицы девушки.

Анна поклясться могла, что на бёдрах остались следы рук Пчёлкина, какие никто, даже она сама, не увидел бы, но какие чувствовать будет ещё несколько десятков минут.

Девушка скользнула от затылка мужчины к его шее, погладила и поняла, что могла бы пару-тройку верхних пуговиц расстегнуть. Но лифт остановился, вместе со своим движением останавливая и желание сжать в кулаках только что поглаженный воротник.

Они отошли друг от друга, отскакивая магнитами с одинаковыми зарядами, к разным стенам кабины ровно в тот миг, когда створки открылись. На них во все глаза, увеличенными диоптриями очков, уставилась какая-то старушка.

Ане вдруг захотелось смеяться, но она лишь поджала мокрые от поцелуя губы и поправила волосы ладонью.

Пчёлкин откашлялся коротко и, оглянувшись, взял девушку под локоть. Вывел из кабины, по окружности обошёл бабушку с авоськой, заполненной приправами, зеленью и фруктами, и даже не обернулся, когда соседка с нижнего этажа выразительно покачала головой. Князева же содрогалась беззвучно, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться во весь голос, чтобы смех собственный не отразился от стен подъезда, не добрался до верхних этажей.

Отчего-то она чувствовала себя школьницей, застуканной учителем на дискотеке со старшеклассником, который вечно ходил с синяками на лице, с сигареткой за ухом и славился плохой репутацией.

Хотя, так, наверно, в какой-то степени и было.

Витя остановился у стены, смежной с наружной, когда створки лифта за Галиной Дмитриевной из шестьдесят первой квартиры закрылись. Он увёл Аню в тень подъезда, чтобы их Белый не увидел случайно, и к себе потянул, позволяя девушке себя к стене прижать.

Из полумрака парадной на Князеву посмотрели полные азарта глаза, по цвету напоминающие ещё нераспустившиеся васильки.

— Анюта, у нас с тобой есть ещё… — он запричитал себе что-то под нос, пока рассматривал циферблат золотых часов, восседающих на запястье. Потом девушку взял за пальчики. — Ещё минута.

— Оперативно, — хмыкнула Аня, выглянула на пространство перед подъездом.

Лавочка была пуста, а парковка, на которой, вероятно, и ждал их Белов, из-за угла не просматривалась.

Пчёлкин её к себе притянул, снова коротко поцеловал, словно у него потребность ужасная была до Ани, и, когда девушка засмеялась, думая в шутку пристыдить, назвать его совсем бессовестным, отстранился:

— Позвони, как сможешь.

— Ты ко скольки освободишься? — спросила Князева. Она взяла в руки свои руки Витины. Ему захотелось вдруг каждый палец ей поцеловать, огладить.

— Для тебя время найду. Звони. Не отвлечёшь.

— Я не про это, — сказала девушка, отведя глаза в сторону. Дрогнул коротко голос, когда поняла, что, на самом деле, именно про «это» говорила. — Я про то… Увидимся сегодня?

— Разумеется, — Пчёла кивнул. За плечи обнял так, что его рука почти идеально легла на спину Князевой, и сказал потом, к ней чуть наклонившись: — Говорю только — позвони. Решим, что делать вечером будем.

— Позвоню, — кивнула Аня и посмотрела в сторону залитой утренним, но уже крайне жарким светом улицы Остоженка. — Пошли. Мало ли, вдруг у Саши часы на минуту спешат?

Комментарий к 1991. Глава 17.

Автор закрыл сессию, чему очень рад! Невозможное оказалось реальным. Чувствую себя суперменом 🤪

На данный момент работа является «Горячей», что позволяет читателям по прочтении оценить главу при помощи стандартной формы.

Я буду очень рада вашим комментариям и объективной критике❣️

Загрузка...