Княжна

1991. Глава 22

Комментарий к 1991. Глава 22.

Девятнадцать лет назад на этот свет появился человек, фанфик которого вы сейчас читаете. И потому я, как любой порядочный именинник, проставляюсь — но не сладостями, чайком и конфетками, а главой на 20 листов 😅

Приятного прочтения ❣️

Витя подумал сначала, что силуэт, отбросивший тени на стены коридора — не больше, чем плод его укуренного воображения. Помутнение рассудка, вызванное духотой, волнением и обилием мыслей в черепной коробке, если так угодно. Только Саша вскочил с дивана так, словно его в спину толкнули сильно, едва не смещая позвонки, и тогда Пчёла понял.

Не мерещилось. Анна приехала. Раньше Делажа.

Стало одновременно горько и радостно.

Мужчина думал вслед за Белым подняться, раньше Саши с ней заговорить, чтобы… просто. Раньше Белова Ане что-то сказать. Только вот что говорить? Не знал. Оттого его, наоборот, словно прижало к спинке и сидению дивана. Как гвоздями прибило, честное слово!..

Пчёла посмотрел на Князеву и обрадовался вдруг, что Олька насела всё-таки на его девушку, уговорила в ателье сходить.

Костюм подходил Ане так хорошо, как ни одна тряпка с любого магазина — даже самого достойного во всей Москве. Ни одно платье, сшитое по стандартным меркам какими-то безликими швеями, не сидело на Князевой… вот так — одновременно сдержанно, одновременно невероятно соблазнительно.

Витя положил голову на замок, в котором сплелись его пальцы, поднял взгляд на лицо Князевой — она сияла изнутри так, словно глаза её заменили на дорогие изумруды, ловящие своими гранями свет яркой аппаратуры. Девушка поправила волосы, оглянувшись на Валеру, сказавшего ей что-то на ухо, и проследила взглядом за пальцем, каким Фил указал в сторону их с Белым дивана.

Мужчину своего Аня заметила только через какие-то секунды, когда осмотрела чёрно-бело-синий зал.

Тогда Аня улыбнулась так, что даже платье померкло, стало на ней серым пятном, каким всё вокруг Князевой казалось.

У Пчёлы ребра сжались узко, что могли оставить на сердце синяк, и тогда Витя, почувствовав странную, приторную тяжесть в плечах от Князевой, её присутствия и взгляда, всё-таки поднялся на ноги. Шире ступал, чтоб Белова обогнать, Анну первым обнять, поцеловать раньше.

Но Саша быстрее оказался.

— Милая!.. — встретил он Князеву с улыбкой, развёл руки в стороны, приглашая в объятья, обещавшие стать для Ани капканом.

Небезосновательная напряженность вдруг пропала, растворившись в шампанском, запахе одеколона двоюродного брата, в радости собственного дня рождения, и девушка к Белову навстречу застучала каблуками без сомнений.

Она обняла его так крепко, что руки с цветами и подарком сошлись на Сашиной спине в замке. Лепестки оказались почти в тон с рубашкой Белого.

— С днём рождения тебя, Анька! — шепнул он ей совсем искренне и за талию перехватил, без труда отрывая девушку от земли. Она вскрикнула, смеясь; Князева, дрогнув в руках крепких от потери опоры, вцепилась в плечи Сашины, едва не уронила презенты, полученные в «Павильоне».

— Ну-ну, поставь! — прохохотала так, что на миг музыка с зала будто стихла. — Голова закружится!

— У меня она и без того от тебя кружится.

Он сам удивился, как легко у него вырвался завуалированный комплимент, и перехватил Анну из рук Белова. Пчёла обнял её за плечи двумя руками; подбородком Витя мог упереться в макушку девушки, чуть голову наклонил и прокуренными губами оставил поцелуй у самых волос Княжны.

Она никотин не любила, но ласки Пчёлы девушка ценила сильнее, оттого и не пыталась отвернуться, чуть морща нос от запаха горького.

Она обняла мужчину за талию и подставила лицо поцелуям. Князева говорила тихо, но снова шепотом перебила биты, меняющие местами внутренности:

— Витя…

Пчёла прямо у порога выстрелил бы в Делажа, если бы его отсутствие дало возможность украсть вечер Ани — как и обещал ей. Пальцы дрогнули, выворачиваясь в давящей ласке, путаясь в волосах девушки; мужчина сжал-разжал пальцы на плечах Князевой.

— С днём рождения, малыш. Я так скучал…

Князева сильнее притёрлась лицом к его рубашке. Привычная, не обидная ни для одного из них острота застряла в горле, так и не вырвавшись усмешкой. Вместо того Анна сказала совершенно честное:

— Я тоже.

Он хотел ей лицо приподнять, чтобы поцеловать губами, с которых не пропал ни запах, ни чувствующийся на слизистой привкус табака, уже не так сильно раздражающий Князеву. Белов выразительно пихнул Пчёлкина в плечо. Словно, можно подумать, впервые увидел их, стоящими чересчур близко для «друзей».

Глыбовая ноша над душой добавила к своему весу несколько килограмм. Раньше, всего недели две-три назад, такой намёк встречался Витей с выразительной усмешкой.

Теперь смеяться не хотелось. Совсем.

— Сеструха уже взрослая совсем, да, Сань? — поддакнул Фил, так и стоящий возле дверного косяка. Саша на него обернулся быстро, наградил такой же быстрой утвердительной улыбкой. Не тепло совсем.

Валера протянул к Ане руки, пальцы сгибая-разгибая быстро:

— Анют, давай, отвезём подарки к тебе? Неудобно ведь.

Девушка кивнула и, не избавляясь от объятий, передала подарки. Фил, как по цепочке, передал их Кабану, быстро кивнувшему ни то Валере, ни то Ане, которую увидел впервые, и так же быстро скрывшимся во тьме коридора.

Тогда они остались вчетвером, переглядываясь между собой.

Анна смотрела на них со интересом и радостью, но сдержано поглядывала на мужчин, терпеливо ждала, когда кто-либо из бригадиров представит ей обещанный Филатовым сюрприз. А рэкетиры друг другу лишь напряженные взгляды возвращали.

Саша взглянул на Пчёлу, словно проверяя его реакцию. Глаза-льдины в холод не бросили — бригадир и без того был на собственном пределе искрящих нервов. Что-то лишнего думать нельзя, взорвётся.

Витя Аню обнял со спины — думал поймать её в случае, если девушка на пол осядет, не иначе — и подбородком упёрся в макушку Князевой.

В ответ Белов дёрнул щекой ровной, оборачиваясь лицом к двоюродной сестре. Он протянул к Ане руки, но в последний момент спрятал ладони за спиной, вставая в позу, характерную криминальному авторитету Саше Белому.

Он выглядел волком в овечьей шкуре, когда посмотрел на Аню; улыбка у неё была такой, что могла стать эталоном для учениц Института Благородных девиц, а вот глаза, напротив, совсем не сдержаны. Мерцали хлеще новогодних гирлянд.

Саня оскал свой Ане вернул.

— Ты, наверно, удивилась, когда Фил приехал за тобой?

— Это было неожиданно, — признала, чуть ли не мурлыча, девушка. Она пальцы положила поверх Витиных ладоней. Пчёла почувствовал, как Князева попыталась запрокинуть голову, чтобы на мужчину взглянуть с высоты своего роста.

Он крепче прижал подбородок, мешая Князевой.

«Не сейчас, Анюта, не сейчас… Не серчай, милая, прости»

— Очень не хотелось отвлекать тебя от ваших посиделок с Олькой… — протянул Саня и чуть раскачался с пятки на носок. Аня в ответ вправо-влево мотнула корпусом, будто пританцовывала под мотивы, какие ей никак не могли понравиться. И это стало первым звонком.

Витя взгляда её не видел, но Князева словно в груди подобралась; руки, животик под ладонями Пчёлкина стали меньше и крепче от напряжения.

«Смекнула, что не чисто»

Белов кинул взгляд с Ани на Витю, тогда закончил:

— …но мы не могли иначе.

— Валера?

Она прекратила качаться так же медленно, как и начала. Венка на шее дёрнулась в глотке, когда Князева посмотрела на Фила.

Бригадир губы поджал, отворачиваясь. Ему кто-то на душе скрёбся — не серьёзно, но ощутимо.

Девушка поджала нижнюю челюсть и вдавила пальцы в запястье Вити:

— Это и есть ваш «сюрприз»?

Фила, что, Князеву привёз под предлогом «сюрприза»?..

«Дьявол, блять, ну, зачем так?!»

У Пчёлы гортань завязалась в узел, почти взрываясь нарывным гнойником. Он глаза прикрыл, про себя ругаясь самыми крепкими словами, какие только знал. Не прекратил Анну обнимать. Подошёл ещё ближе, спину девушки в грудь себе вжимая так, что она, наверно, могла бы его мысли услышать, если б голове собственной обилия дурных дум не было, и крепче переплёл руки на плечах, им самим много раз оцелованных и оглаженных.

Князева из хватки не вырывалась, но и касаний ответных не последовало.

Саша коротко провёл языком по нижней десне, сохнущей от табака, и решил словами выстрелить, не иначе:

— Иначе бы ты не приехала.

Она поняла, но не всё. Хотя Анне не нужно было знать всё, чтоб собрать воедино всю картину. Князева взглянула в лицо Саше, в тот миг напоминающую маску ни то из камней, ни то изо льда. Нутро тяжелело.

Белов бы не дёрнул её, такими бы «объяснениями» не пользовался б, если Князева без вопросов могла приехать. Аня поняла быстро, но так же, как скоро мысль в голове прострелила, точно скачком электричества, сердце усиленнее стало кровь качать — так, что она в вены толкать начала бешено.

— Саша?.. — позвала, но вопросительно прозвучало имя Белова от дрожи в голосе, особенно заметной ставшей на втором слоге. Аня того не знала, но Пчёла не слышал в голосе ни у одного должника, ни одного оплошавшего юнца, бегающего на подсосе у Белова, такого тремора, дёргающим связки, как от холода.

Он губами уткнулся в темечко Анино. Прости, милая, Незабудка моя, прости меня…

Князева будто ещё мельче в руках Вити стала, когда двоюродный брат сделал шаг и, едва не вырывая девушку на себя, положил руки ей на плечи.

— Ты нужна. Твоя голова и познания.

Анна позволила себе моргнуть несколько раз глазами, сглотнуть скопившуюся в горле слюну. Ощутила вдруг на собственных плечах тяжесть стен — те давили сильнее Сашиного тона, морозящего артерии Князевой.

— Я не понимаю.

Белый вдруг улыбнулся широко, словно не ожидал от сестры тихого голоса. Думал, что Анна глотку рвать будет, не иначе, стоит только Сашу увидеть. А сестра пока даже на децибел тона не подняла. Валера и Витя переглянулись. Если Фил разделял какую-то часть радости Саши, то у Пчёлы снова онемели пальцы.

Двоюродный брат погладил Князеву по плечам, заговорил кратко, по делу, как привык разговаривать всегда:

— Меньше, чем через двадцать минут, здесь окажется французский… предприниматель, с которым мы вели переговоры с июля. Наш переводчик… приболел, и узнали мы об этом несколько часов назад.

— Нет, — со всё тем же тихим голосом сказала Анна. Глаза у неё большими стали, но зрачок сузился, потерявшись в побледневшей зелени радужки.

Она поняла. И сердце дало по ребрам так, что Князева себе от боли сильной могла бы приписать стенокардию, не меньше.

— Ань…

— Что с переводчиком с другой стороны? — выше поднялся тон. У сестры вдруг вена на шее стала сильно-сильно проглядываться — будто её кто-то грифелем прорисовал хорошо, теней коже добавляя.

Саша понял, что сглазил.

— Мы договорились об одном переводчике, Анька.

— Чтобы полностью рулить ситуацией? — усмехнулась вдруг Князева тоном, которого сама раньше не знала, после своего вопроса засмеявшись колоколом. Она отпустила Витины руки, отчего кожу на ладонях Пчёлы прошило холодом кондиционеров, и попыталась пальцы Саши с себя скинуть, но потерпела почти что сокрушительную неудачу.

Белов в неё вцепился так, словно думал, что отпусти он Анну — и она кинется наперерез охране к выходу.

Валера нахмурил брови и колом встал, на всякий случай, прямо в дверях.

— Что хочешь сказать?

— Что дураки вы, — огрызнулась Анна громко. — Переводчиков двое должно быть, чтоб стороны друг другу лапшу на уши не повесили! Не так, видимо, интересна французу ваша сделка, раз он пускает всё на самотёк! И ты не лучше, Белов.

— Сделка, значит, не интересна, но при этом сказал, что убивать прилетит, если своего не получит? — подметил братец.

Князева тогда вздрогнула крупно от слов про убийство, как от щёлчка хлыста по спине, и дёрнулась так, что и Витя, и Саша, в своих руках её держащие, почувствовали.

Аню качнуло в сторону, словно пол ночного клуба обернулся палубой корабля, наткнувшегося на айсберг. Она, теряя равновесие в чужих руках, снова попыталась откинуть от себя обоих — и Пчёлу, и Белого.

Стало вдруг нечем дышать, словно воздух весь заменили чистым кислородом, окислившим лёгкие изнутри до ожогов и кровоточащих язв.

Слёзный ком, давший резью в глаза, передавил гортань.

— Пусти, Белый!..

Саша сестру не послушал. Витя челюсти сжал, а вместе с ними — и Анну в руках своих.

Она натужно выдохнула, когда принялась руки крутить из его захвата.

Пчёлкин понимал, что со всего маху наступал на грабли, с двух концов которых восседали металлические зубцы, грозящиеся рожу расцарапать хлеще росомахи.

— Аня, послушай меня! — Саня проговорил громче, чем стоило, и снова качнул корпус сестры взад-вперёд. Её голова почти что безвольно подалась из стороны в сторону, падая на грудь Пчёле.

Он на миг обрадовался, что у девушки из-за ушей прядки кудрей вылезли, пряча лицо Анино за тьмой чёрных волос. А через миг сердце стало камнем, которое было проще из груди вырвать, чтоб не чувствовать тяготы.

«Нет уж, умненький, смотри, что ты допустил!..»

Князева брыкалась, руками упёрлась в грудь Саши, но он только ближе прижал Анну, сгибая руки её в локтях, делая те совершенно безвольными:

— Ты не можешь расклеиться сейчас, слышишь меня?!

— Не могу! — согласным всхлипом ответила, но не Сашину мысль подтверждала. Она не могла переговоры провести. Не могла, не собиралась ни за что, не готова, страшно! — Я не хочу!..

— Аня! — рёвом позвал Саша. Князева окаменела лишь на миг, но быстро стала отбиваться снова. Отчаяннее, наверно, лишь мошки пытались вырваться из паутины.

Пальцы брата на плечах ощущались наручниками, лишающими права дышать ровно.

— Ты всё можешь, слышишь?! Ты не «не можешь», ты не хочешь. Просто соберись!..

— «Просто»?! — вдруг рассмеялась Анна, но смех никто за ней не подхватил. — Ты себя слышишь? Думаешь, что это просто?!

В зарождающейся истерике она снова попыталась Сашу оттолкнуть, но тем только сильнее вжалась в спину Вити, у которого кровь закипала ни то от ярости на Белого, ни то жути грядущих часов, обещающих стать более чем напряженными.

Нет, провал. Зря Белов всё это удумал; Анна морально была не готова. И вряд ли будет когда-либо готова. Только зря они дёрнули её.

«Придётся по Делажу стрелять», — метнулась мысль в голове Пчёлы.

«Ну и хер с ним», — стало ему ответом одинаково равнодушным и яростным.

— Ты на эмоциях просто, Ань, — продолжал уверять её Белов. Ещё крепче сжались руки на впадинках плеч, хотя и казалось — и Ане, и Саше — секунду назад, что сильнее надавить было физически невозможно. Князева поджала губы, чтобы совсем в голос не зарыдать от боли, страха, душивших колючей проволокой.

Попыталась отвернуться в сторону, но от слов брата спрятать не вышло — руки заняты были, чтоб уши заткнуть.

Саня перевёл резко дыхание, как обычно делал перед глотком хорошей водки, и решил попробовать другую тактику. Сменил кнут на пряник, заговорил почти мягко, наклоняясь к горячему лицу Князевой:

— Подумай сама, Анька. Ты сколько лет этот язык учила? Ты как быстро и часто на французском читаешь? Вообще, Ань, правду хочешь? Мне иногда кажется, что ты в голове с самой собой не по-русски разговариваешь, а по-французски. Да ты же, бляха-муха, хотела переводчиком стать, пока в «Софитах» не осела!

— В том-то и дело! — дёрнулась в руках Пчёлы Анна, резко отвернулась в другую сторону, пряча от Саши мокрые глаза. Страх, к её удивлению, стал тесниться, уступая место стыду: — Я на немецкий делаю огромный упор сейчас, я не готова, не помню ничего!..

— Да ты смеешься, что ли? — прыснул Белый, искренне рассмешенный услышанным. Он хлопнул девушку по плечам так, что мог смять её руки в складку, и заговорил снова. Тихо, часто — грёбанный змей:

— Ты книжки читаешь на языке Наполеона. Как ты забыть это можешь?..

— Я в криминале не разбираюсь! — выпалила девушка; нос забился от слёз, сделал половину слов гнусавыми, едва понятными. — Скажет он мне какой-нибудь ваш бандитский термин, и что я передам?! Да меня убьют скорее, чем я вспомню, как «пистолет» переводится!

Витя крепче девушку перехватил, думая её над полом поднять, в сторону увести. Хватит, всё. Пусть идёт, успокоится. В туалете пересидит, пока они этого французика порешают, потом домой поедет.

— Белый, пусти её, блять!!! — гаркнул Пчёла, больше не думая терпеть. Достаточно с Анны. Облажался Саня, пусть признает и ствол начнет готовить, чтоб с Амори «поговорить» на языке, который любые криминальные авторитеты знали.

Саня решил за последний шанс уцепиться, потянул на себя сестру, едва ли не силой выхватывая Анну из объятий её мужчины:

— Возьми себя в руки!!! — проорал он, обратно меняя пряник на кнут. Воздух завибрировал от указа Белого, отчего Валера, стоящий у входа беззвучной тенью, в хмурости отвернулся. — Иначе отсюда никто не выйдет!

Анне показалось, что ей дали пощечину, а потом окатили ледяной водой. Слёзы на пару с десятком, сотней аргументов застряли в горле, передавленном самым главным страхом — страхом быть застреленной, подобно собаке в подворотне.

Руки похолодели так, что пальцы отказались гнуться. Князева в отчаянии замахнулась ладонью, словно самый жуткий её кошмар предстал перед Аней в обличии Белова, и сама не поняла, попала ли по лицу двоюродного брата.

Она запомнила только, что рука встретилась с телом Саши, — и то, наверно, лишь с его разрешения — что громким матом сказала вещь, её совершенно не красящую, а потом скинула с себя руки Пчёлы, который не был так настойчив, как Белый, и унеслась куда-то по коридорам вглубь ночного клуба.

Слеза вместе со всхлипом сорвалась со щеки, падая на складки платья в районе груди.

Витя сделал за ней несколько шагов, почти окликнул, но замер возле какого-то столика. Остановился, отчего ноги стали единым целым с полом; его едва ли не парализовало от осознания, воспоминания, что Аня терпеть не могла, когда кто-то становился свидетелем эмоций, сильный всплеск которых считала «слабостью».

Князева бы сильнее только из себя вышла, если бы Пчёла попытался её успокоить — он это понимал. Но и не пойти к ней, блять, не мог. Не собирался казаться равнодушным к «сюрпризу» Белова, не хотел, чтоб Аня, того хуже, подумала, что Витя Саню, идею его поддерживал.

Сука. Между Сциллой и Харибдой.

Челюсти на пару с кулаками сжались так, что тупая боль прошлась через зубы, пальцы и нутро.

Белый провёл рукой по лицу, по какому получил оплеуху — не особо болезненную, скорее обидную. Он перевёл дыхание, и отчего-то Валере напомнил быка, которого подразнили красной тряпкой.

Фил взял его за плечо, думая сдержать. Не хотел того признавать, но переживал, что Саша, выведенный из себя последствиями собственного решения, за Аней кинется и, того гляди, «разберётся» с ней, как привык разбираться со всеми, кто переступал ему дорогу.

Но Белов только кинул Филатову:

— Охране скажи, чтобы не выпускала её никуда.

Пчёла обернулся через своё плечо так резко, что шею себе мог свернуть. Ярость щёлкнула взрывом, но так же быстро утихла осознанием, что руки у него все ещё были связаны.

Он в бешенстве на самого себя прошипел:

— Ну, и мудень же ты, Белов.

От тяжести взгляда ухажера сестры Саня скривился, как от зубной боли. Потом провёл по лицу руками, точно умыться надеялся от грязи, и махнул окаменевшему Филу, поторапливая.

Валера подумал какие-то секунды и, ругнувшись звучно, направился к постам, вытянувшихся по стойке «смирно» при его приближении.

Саша частично, но прав; Космос уже был в черте города, уже вёз Делажа на переговоры, и сейчас только Анна — даже вздёрнутая до напряженных слёз, бегущих по щекам — была их соломинкой, за которую хватались утопающие.

И эту соломинку, грозящуюся от тяжести чужого веса с хрустом разломаться, они никак не могли упустить.

Вите смертельно захотелось прикурить. Он снова щёлкнул у кончика сигарета огнивом. Очередные клубы дыма, почти не разгоняемые вентиляционными трубами, устремились к потолку, к коридору, в котором скрылась Князева.

Князева, которую он должен был догнать.

Горечь от никотина стала казаться приторной сладостью в сравнении с вяжущим привкусом на кончике языка Вити, каким всегда ощущалась собственная ошибка.

Князева влетела в туалет на такой скорости, что, если б перед ней вырос внезапный поворот, то Аня не успела бы затормозить, впечаталась бы в стенку, раскрывая самой себе череп — в кровь, в кости, мясо. И она бы тому не особо расстроилась, наверное.

По крайней мере, в двадцать первый день рождения — точно.

Уборная встретила тишиной и пустотой. Анна чувствовала, как бронхи тряслись, словно при приступе пневматического кашля, мешая дышать ровно, но привычно кинулась вдоль кабинок. Старалась не сопеть даже, чтобы не прослушать случайно чужого дыхания.

К счастью девушки, она одна была.

Она на каблуках, какие вдруг стали казаться невообразимо высокими, неустойчивыми ходулями, направилась к зеркалу во всю стену. Руки тряслись, как после жесткой попойки, когда Князева поставила клатч на раковину, открутила вентиль холодной воды на кране во всю силу, чтоб брызги в стороны от кафеля полетели. Аня едва ли не отпрыгнула в сторону от ледяной воды, но быстро засунула под струю, способную заставить пальцы отучиться гнуться.

Холод должен привести в себя. В порядок, в норму, в ресурсное состояние…

Князева чувствовала, что задыхалась от мыслей, подкрадывающихся хищником, готовым растерзать — в клочья, на месте.

Хватаясь за отголоски спокойствия, она оглянулась в затравленности по сторонам. Заметила у соседней раковины бумажные полотенца. Оторвала сырыми пальцами одно, два, пять квадратных кусков, погрузила в воду, быстро отжала. Бумага стала податливой, едва ли не рвалась в кулаках Анны, но девушка прижала полотенца в шее, смачивая кожу.

Князева прижала комки полотенец к шее так, что тонкие ручейки потекли по ключицам. Пришлось ловить капли, чтобы не намочить платье; девушка ахнула, словно мокрые дорожки на атласе в тот миг были самой страшной вещью, какая могла только с ней приключиться, и поднялась импровизированной тряпкой вверх, утёрла следы от слёз.

Тушь смазалась с нижних век, делая их тёмными, отчего взгляд становился тяжелым — даже для самой Анны.

У неё дрогнули пальцы, когда Князева в осторожности постаралась стереть разводы под глазами, но вместо того чуть ногтём не задела глаз. Она дышать хотела ровно, словно саму себя за слёзы стыдила, и отводила в бесконечности взгляд в стороны, то в угол пялясь, то на ткань платья.

В таком состоянии ей в зале для переговоров делать нечего…

Страшное слово молнией ударило, которая ток пустило ровехонько по позвонкам. Анна на миг испугалась серьёзно, что разучилась дышать.

«Какие переговоры?.. Я не хочу, не смогу!».

Девушка оторвала новое полотенце, высморкалась, чтобы дышать было легче, быстро выбросила бумагу в ведро. Руками крепко-крепко сжала края раковины, поднимая, всё-таки, взгляд на себя.

С другой стороны зеркальной глади на неё смотрела девушка, какую Князевой хотелось назвать незнакомой. Хотела не знать напряжения во взгляде, не знать чувства тяжело поднимающейся от злобы, страха грудной клетки.

Но Анна себя бы обманула, если б не признала в заплаканной, вздёрнутой, почти двадцати однолетней девушке себя.

И благодарить, вероятно, за это стоило Сашу.

«Нет», — качнула головой Князева, отгоняя дурные мысли. «Он ни при чем. Он… совершил ошибку, да, когда договаривался об одном переводчике, но это проблема двух сторон! Форс-мажор!.. Саша бы не… поступил так со мной»

Она раскачалась взад-вперёд жестом сумасшедшей, одетой в смирительную рубашку. Хотелось себя обнять, с силой обхватывая собственную грудь — будто под под рёбрами пряталась добрая половина мира во всех его материальных и эмпирических проявлениях.

А потом Аня усмехнулась, едва не захлёбываясь смехом, собственным мыслям и сравнениям. Какая наивность, какая простота!..

Князева в который раз перевела дыхание и схватилась за мокрый ком бумаги, бросила его в урну так, словно во всём виноват были именно полотенца. В ярости, какую раньше душила всегда, прятала глубоко под скелет в ожидании естественного успокоения, прорычала что-то грубо. И сама того не заметила.

Соберись, Князева!..

Анна продолжала раскачиваться на месте. Сорвала новые полотенца, намочила их так же, отжала, прижимая ко лбу.

Что там Ольга тебе сегодня желала?.. «Чтобы маленькие трудности делали сильнее?», да?

Холодная влага могла, наверное, обернуться паром от температуры её кожи. Девушка посмотрела на себя и заметила вдруг, как от высыхающих от собственного запала слёз ресницы склеились, а глаза стали почти прозрачными, ловя свет высоких ламп.

Так это — первая трудность. Маленькая. Перенесёшь — и тебя сломать никто не сможет.

Ещё одно полотенце полетело в сторону бака, смятое в ком. Ещё одно полотенце намокло под мощным напором ледяной воды, раздражающей кожу вплоть до появления мелких трещинок, и смыло остатки туши, ложась под красные веки.

Страх не должен тормозить. Страх должен тебя вынуждать двигаться, Анна, двигаться, а не прятаться в туалете, подобно соплячке!..

Она закатила глаза к потолку, придавливая мокрые полотенца под веки. Капельки побежали по щекам, заменяя слезинки, и холодом своим снова вынудили мурашки атаковать, поднимая волосы на затылке.

Ты же хотела быть полезной.

Князева вдруг выдохнула в нетерпении и переступила с ноги на ногу, стуча каблуками.

Это — твой шанс доказать свою важность. Самой себе показать, что способна не только переводы второсортных пьес озвучивать.

Девушка перевела вздох и осознала совершенно стороннюю, лишнюю сейчас мысль, что у неё вся косметика дома осталась.

Если Саша правду сказал, то стрельба будет, если ты не выйдешь на переговоры.

Повезёт, если завалялась помада в дальнем кармане клатча.

Ты готова всех под дуло подставить из-за своего бзика? Двоюродного брата, у которого без поддержки мать и жена рискуют остаться? Валеру, так и не ставшего отцом? Космоса, у которого папа потери не перенесёт?

Помада и карандаш… Может, всё-таки, пудра есть?..

Пчёлкина хочешь подставить? Дурная, глупая!!! Витей хочешь так рисковать из-за своего страха? Ему, думаешь, не страшно, хорошо сейчас?!

Глаза уже не спасти, это точно. Лучше смыть тушь, чтобы не напугать никого из делегации Делажа тенями на нижнем веке.

Аня, это на полтора часа максимум.

Князева снова рыкнула в ярости, что достигла апогея своего где-то под рёбрами, сдавливая лёгкие вплоть до желания кинуть чем-то тяжелым в зеркало. Посмотрела на отражение так, словно ожидала, что точная копия по ту сторону глади засмеется в неразделённом веселье, и в напряжении Анна перевела дыхание.

Соберись, Анна!!!

Она наконец закрыла вентиль крана. Стало так тихо, что девушка услышала, как в водосток утекал её страх — точнее, его остатки, сожженные злобой Князевой до состояния пепла.

Ты всё сможешь, Княжна.

Девушка выбросила в мусорку полотенце, оставляя после себя почти идеальный порядок — как в санузле, так и во вдруг опустевшей голове. Пальцы дрогнули лишь единожды, и то от холода воды, покалывающего верхние слои эпидермиса.

Аня подхватила клатч, подтёрла остатки туши. Поправила волосы, делая их распутанными, что могло сойти — при желании — за специально созданную укладку, и, достав из кармана помаду, какую ей подарил Пчёла, проговорила себе под нос выученное на зубок приветствие на французском языке.

Она вышла из туалета с заново накрашенными губами, с откинутыми плечами и слепой уверенностью, готовностью взглядом разбить горы в кучи мелких камней.

Саша поднялся на ноги, когда услышал из коридора стук каблуков. Первой мыслью, безумной и, чего там, пугающей, было, что приехал Космос с Делажем, в делегацию которого входила какая-нибудь баба с красными губами, мушкой у уголка рта и беретом на башке. Желудок сжался, становясь почти каменным.

Но, увидев в соседнем от выхода проёме Князеву, шедшую к нему со взглядом «вникуда», Саня почувствовал вдруг, как отчего-то стало легче. Хотя Белый и понимал явно, что дальше будет только тяжелее.

Анна сложила руки перед собой в жесте османской султанши из шестнадцатого века, словно саму себя надеялась сдержать, обхватывая пальцы ладонями. Она закусила слизистую нижней губы, когда прошла мимо стойки бара и привлекла внимание Пчёлы, курящего восьмую сигарету подряд.

Витя глазам, ушам, самому себе не поверил, когда Князева, вскинув голову перед Сашей, спросила:

— Есть вещи, которые я должна знать?

Пчёлкин затянулся напоследок и направился к девушке, стоящей перед Беловым с лицом, напоминающим маску. Пульс особенно сильно отдал в живот, в подвздошную вену, и литры крови выбросил в виски, когда он осознал, что Анна собиралась сделать.

Она согласна была провести переговоры с Делажем, и решением своим разрушила все убеждения Вити, что не сможет.

У мужчины дрогнули веки, опускаясь. Когда глаза раскрылись снова, Пчёла почувствовал, как взорвались капилляры, делая белок красным.

— Его зовут Амори Делаж. Он заключал сделку с бывшим владельцем «Курс-Инвеста» по покупке алюминия и оказался обманут на семьдесят тысяч евро, которые теперь требует с нас. Переговоры мы вели с июля и планируем сегодня с ним «подружиться», — произнес Саша, а потом сделал вдруг шаг к Ане, которой неимоверно захотелось попятиться.

Он взял сестру за плечи, и жест этот полярно отличался от хвата, которым Саша руки Ане держал, крича и обязывая переговоры провести. Князева бы не поверила, что Белов ей над ключицами следы пальцев мог оставить, если б сама тому не была свидетелем.

— Амори Делаж, — повторила Аня, чуть кивая, но уже с легкой картавостью, характерной лягушатникам. Имя прозвучало ровно так, как его бы произнёс носитель языка.

Белый чуть тише сказал, наклоняясь к лицу двоюродной сестры:

— …И без твоей помощи нам друзьями с ним стать не удастся.

— Я поняла, — сухо сказала девушка, чем Пчёле в очередной раз душу разорвала до желания кулаки почесать о стены. В голосе у нее равнодушие космическое, а сравнении с которым град астероидов покажется пылью, мусором.

Он стряхнул пепел с сигареты прямо на пол и взглянул на время, указываемое часами на запястье. Восемь тридцать девять.

— Я справлюсь, — произнесла вдруг Князева, уверяя в этом ни Сашу, ни Пчёлу и даже не Валеру, подошедшего к ним с раскрытыми глазами. Аня саму себя убеждала в вещи, в которой была уверена процентов на девяносто.

Справится, справится…

— Справишься, — сказал в такт её мыслям Белов и прихлопнул по плечам жестом, каким тренера подбадривали хоккеистов на скамейке в самый разгар матча. Анна вздрогнула в его руках, сжала пальцы друг в друге, а сама себе под нос проговорила на французском перевод «семидесяти тысяч» и «алюминия».

Девушка глубоко вздохнула, ощущая, как мокрую от воды шею, лицо и руки прошило прохладой вентиляции клуба. А потом вдруг почувствовала вспушенными кудрями, как Саша наклонился к её уху, вынуждая чуть дёрнуть головой вбок.

— Анька, я озолочу тебя.

Девушка могла бы не поверить, но по итогу подняла взгляд, до этого направленный в пустоту, на двоюродного брата. Заметила тяжесть на лице Саши, что всегда проявлялась при «решении дел», и в тогда в словах его сомневаться стало бы явным оскорблением.

Связки дрогнули, словно кто-то невидимый натянул их струнами, когда Анна ответила ему:

— Лучше, Саша, в следующий раз внимательнее следи за «здоровьем» своего переводчика. Особенно, если он будет так незаменим.

Белый секунды какие-то молчал, а потом на губах его появилась усмешка, какую Анна растолковать не смогла, даже если бы очень хотела. Но она не думала тратить драгоценные минуты, какие обещали стать продолжительнее многих часов, на такую мелочь.

Раньше, чем Саша разжал руки на её плечах, опустила голову, жестом таким простым поставила точку в этом разговоре.

На секунды дыхание спёрло от осознания дерзости, какую себе, вероятно, мало кто мог позволить по отношению к криминальному авторитету. Князева быстро дёрнула уголком губ и себе сказала, что сегодня ей такое Саша явно простит.

У неё, всё-таки, день рождения.

Белов поджал губы и отпустил, по итогу, Аню. Он не попытался её ни оттолкнуть, ни по плечам напоследок погладить в касании, полном немой признательности. Саша перед тем, как вернуться на диван, скрестился взглядом с Пчёлой так, что вдалеке Князевой послышался свист острых шпаг, а потом уже повернулся к паре спиной.

Одна из множества вен, проходящая через сердце Анны, дрогнула тетивой лука в напряжении.

Она перевела дыхание, не ощущая головы подобно смертнику, чью шею огладило лезвие гильотины. Отчего-то всё вокруг ощущалось, как в полной изоляции, которую можно было сравнить с заточением в одиночной тюремной камере.

Девушка развернулась, проговаривая себе под нос французские фразы, какими жила на протяжении четырёх лет обучения, но почти сразу под лопаткой почувствовала руку знакомую.

Руку с прокуренными пальцами, какие часто ей в волосы зарывались, пуская по коже табуны мурашек.

И тогда тотальный вакуум вокруг Анны взорвался.

Пчёла смотрел на неё, подобно грешнику, уставшему от собственных ошибок, их гнёта и последствий. И почему-то у Князевой всё внутри откликнулось на этот взор тяжестью где-то в районе шейного позвонка.

Словно на плечи ей легли облака.

Она хотела протянуть руку к его лицу, чтобы погладить по щеке, дать притереться к ладони, но ледяные пальцы отказались гнуться. Анна продолжала в ответ на Витю смотреть и видела, как приоткрытые его губы едва-едва шевелились. Словно он сказать что-то думал, но каждый раз, набираясь смелости произнести первый звук, понимал, как звучали бы слова, извинения и просьбы, и затихал.

Витя растоптал прямо на полу сигарету, чтобы Анну взять под руки.

Она ничем на его касание не ответила.

Пчёлкину показалось, что голова разорвётся в неспособности удержать столько мыслей и эмоций сразу.

Злился — на себя, на Белого, на Делажа, Космоса опаздывающего, да даже на Анну злился за её решение подставиться туда, куда влезать не хотела никогда. Грустил, хотя и звучало это так по-детски, что защитить не мог, что так всё вышло.

И, дьявол, сердце горело, клокоча, в любви к Княжне своей.

Пчёла посмотрел Ане в глаза. Она в ответ взглянула, но быстро чуть опустила голову, в точности повторяя кивок, каким спровадила Белова.

«Не сейчас», — сказала ему.

Витя отпустил руки девушки своей.

На миг ему показалось, что во взгляде Князевой сверкнуло что-то, — влага, которой не должны были отускняться её глаза — и он наклонился к девушке.

— Анют, — едва ли выдавил из себя, но тон у Пчёлкина был таким, что одно только её имя сказало девушке больше, чем Витя мог произнести.

Она опустила веки и вскинула руку — слишком резко для своей видимости самоконтроля:

— Я в порядке.

Врала. Не в порядке нихрена. По краю ходит, на грани балансирует без страховки. Пчёле не нравилось это совершенно, отчего губы поджались — видимо, само тело его останавливало, чтобы лишнего не сказал, недовольства своего на девушку, на которую и так упало много за последние пятнадцать минут, не вывалил.

— Пожалуйста, — выдавила вдруг из себя Анна, не поднимая взора, но голосом дрожа. — Не сейчас. Не сбивай меня, Вить.

Он вздохнул тяжело, словно Князева просила о вещи невозможной, и большие пальцы просунул в шлевки брюк. Язык едва ли смог повернуться, когда Пчёла, перекатившись с пятки на носок, в явной злобе на самого себя сказал:

— Хорошо.

Прошли секунды, по долготе своей скорее напоминающее часы, прежде чем Витя, нарушая только что данное обещание, произнес:

— Мы поговорим после.

— Обязательно, — кивнула Анна. В интонации просочились капельки яда, к которому у Пчёлы выработался иммунитет.

Он на Князеву взглянул украдкой, словно боялся взором отвлечь, а девушка уже в пустоту куда-то смотрела, видя перед собой только отрывки французских фраз, пролетающих в голове торнадо.

«Bonsoir, M. Delage… Je suis Mademoiselle Knyazeva… Bienvenue à Moscou…»{?}[ «Здравствуйте, мсье Делаж… Меня зовут мадмуазель Князева… Добро пожаловать в Москву…» — с фр.]

Витя продолжал стоять рядом, точно ждал момента, когда Князева вспомнит весь французский язык, когда перестанет в панике, какую держала под контролем, повторять тысячи клишированных фраз. Он бы снова прикурил, но уже самому дурно становилось от никотина; дурная, всё-таки, но такая любимая привычка.

Под лёгкими крутило, словно большие невидимые руки думали насухо из него выжать всё.

Пчёла снова коротко взглянул на Анну. Она переплела опять пальцы, беря левую руку в правую, и заметил, что тушь смылась частично, осела прямо под нижним веком небольшой тенью.

Захотелось усмехнуться этому маленькому «дефекту» макияжа, которых Анна не допускала никогда. Но, поняв, отчего этот «минус» появился, вовремя прикусил язык.

А потом он обернулся и заметил на длинных стенах косые тени. Они приближались, становясь выше и шире, и тогда у Пчёлы снова всё встряхнулось под рёбрами, как от хорошего удара тока.

В глотке стало сухо, что проглоченная слюна пошла не в то горло; Витя поднял взгляд на Сашу с Валерой.

Они оба заметили. Они оба к Анне двинулись.

И снова, как порывом, хлестнуло безумное желание всё переиначить. Достать из-за спины пистолет, прячущийся в уже родной кобуре, прикрыть собою Князеву. Пчёла сжал кулаки на шлевках брюк так, что большие пальцы хрустнули, и глаза прикрыл, сдерживаясь, чтобы свой план в реальность не воплотить.

Чтобы не схватить Анну за руку, не побежать к выходу из клуба, перескакивая через тела расстрелянных французов и пачкая подошвы в кровавых лужах.

Но девушка вскинула голову на прикосновение Саши. Сдержалась, чтобы не оттопырить нижнюю губу, и, быстро всё поняв, посмотрела на коридор, вдоль выхода из которого по стойке «смирно» вытянулись секьюрити.

Руки в сдержанном жесте дрогнули. Пальцы вдавились в собственные ладони.

Анна моргнула пару раз глазами. Услышав, снова как из вакуума, собравшегося из кусков предыдущей, разорванной тишины, голос Белого, велящего ей начинать, откинула плечи назад.

Саша пошёл навстречу Космосу, его сопровождению и парижскому криминальному авторитету. За Белым, выстраиваясь клином, двинулись и остальные. У Князевой дрогнули обратные стороны коленей ни то от страха, ни то от странной гордыни, когда она поняла, что заняла место по правую руку от двоюродного брата.

Холмогоров остановился перед Белым, когда между бригадой в компании Анны и французской делегацией осталось чуть больше метра. Кос, у которого на лице не было никакой эмоции, прошелся быстрым взглядом по присутствующим и, Князеву заприметив, выдохнул через нос медленно.

Он так и думал, когда с Шереметьево ехал, что Белов сеструху запряжёт.

Девушка чуть крепче сжала ладони, едва ли не до хруста обхватывая четыре фаланги, и скосила взгляд на человека, стоящего чуть слева от Космоса. Сразу же узнала в нём парижанина в трёх поколениях — как минимум; о национальности гостя говорило телосложение, за которое Амори Делаж в странах СНГ мог бы получить кличку «дрыща», и излишнее количество аксессуаров, к каким французы испытывали особую страсть.

Отступать было некуда. Теперь, как любил говорить Пчёла, пан или пропал. Всё или ничего, как говорил Валера.

Князева вскинула голову и позволила себе улыбнуться с сердцем, трясущимся где-то в горле. Она нашла взгляд мсье Делажа и на французском языке произнесла, явно лебезя:

— Доброго вечера, мсье Делаж. Добро пожаловать в Москву.

У француза вспыхнули глаза, и Анна заметила это даже за стёклами его солнцезащитных очков, в которых в полутьме ночного клуба не было никакой необходимости. Он в заинтересованности наклонил голову, не спустил взгляда с Князевой и с наичистейшим акцентом, который девушка мечтала поставить с первого курса, ответил:

— Добрый вечер, мадмуазель.

— Позвольте лично представить вам людей, с которыми вы вели переписку, — проговорила девушка, надеясь, что от волнения не проглотила никакого важного картавого звука, превращающего её слова в бессвязный набор слов.

Она не хотела рук размыкать, чтобы никто не увидел тряски пальцев, но вынуждена была ладони расцепить, указывая на Сашу:

— Мсье Александр Белов.

Брат двоюродный боковым зрением заметил, как Анна на него указала; его имя на другом языке от русской вариации отличалось только ударениями на последние слоги.

Не размыкая толком губ и не отворачиваясь от Делажа, следящего чуть ли не за каждым взглядом, вздохом русских криминалов, Белов шепотом ей проговорил:

— Всех представь.

Князева украдкой смочила горло слюной, перевела взор на Космоса, лицо которого по мрачности могло сравниться с майским грозовым небом.

— Мсье Космос Холмогоров.

Холмогоров вытянулся в струнку, но в выражении лица не поменялся ничуть. Делаж на него не обернулся даже, а сразу взором направился к Пчёле, на которого ладонью указала Анна:

— Мсье Виктор Пчёлкин.

Девушка удержалась, чтобы головы назад не запрокинуть, не посмотреть на лицо своего мужчины. Она себе дала мысленную оплеуху, выкидывая из черепной коробки совсем ненужные сейчас мысли, и, изловчившись, представила Валеру, стоящего слишком далеко и неудобно от Анны:

— Мсье Валерий Филатов.

Только после того Саша, у которого с лица ни на миг не пропадало выражение холодящего внутренности спокойствия, вышел чуть вперёд. Он переглянулся с французом, и Анна секунду себе дала, чтобы прикрыть глаза, перевести дыхание.

Под веками бело-красными цветами скакали мушки, за хаотичным побегом которых было не уследить.

Чёртово броуновское движение молекул.

Девушка размяла круговым движением плечи, прежде чем внимание вернулось к ней. Когда Саша протянул руку Амори, и тот, подумав меньше секунды, ответил на рукопожатие — даже чуть крепче, чем от него ожидалось, — Князева снова была в полной боевой готовности.

Она быстро состроила на губах подобие улыбки и думала уже у Белова взглядом спросить, куда Делажу дорогу указывать.

Только вот Амори обратил взгляд на Анну и спросил, чуть наклонив к ней голову:

— А вы, мадмуазель?

У девушки на миг из головы вылетело собственное имя. Секунда задержки показалась Князевой целым десятком минут.

Дёрнулась в голове на пару со своей фамилией мысль, что Амори Делаж, хмыкающий собственным мыслям на идеальном французском, в следующий раз за такую продолжительную тишину наведёт на неё ствол пистолета.

Анна улыбнулась слишком широко — и от того и нервно:

— Я мадмуазель Анна Князева. Сегодня я буду вашим переводчиком, мсье Делаж.

Пчёлкин посмотрел на прямую спину девушки перед собой. Французского он не понимал, но имя дамы своей знал более чем хорошо. И не хотел, чтобы какой-то там «мсье», который меньше, чем через сутки полетит обратно в Париж, тоже его знал.

Делажу-то, правда, какая разница до Анны? Кликал бы «мадмуазелью», и всё тут…

Не ревность, нет. Это было раздражение, которое изнутри царапало мелко глотку, точно лезвиями маникюрным ножниц. Раздражение от того, что напрягало саму Князеву, а вместе с ней — и его.

Бригадир перемнулся с ноги на ногу, крепче сжимая руки за спиной.

— Впервые встречаю такого очаровательного переводчика, — снова хмыкнул Делаж, не подозревая, что от его усмешки у девушки в безосновательной дрожи куда-то в пятки рухнуло сердце.

Князева успела только обрадоваться, что никто из бригадиров не знал французского, что только от её выражения лица зависело, выдаст ли она себя.

Он чуть посмотрел на троих бригадиров и переводчицу перед ним, словно пытался понять, сказала ли Анна что-либо о его комплименте, и только потом обернулся за свою спину к двум амбалам, по внешности, скорее напоминающие португальцев, нежели парижан.

Аня снова перевела дыхание, удивляясь, почему воздух в лёгких так быстро кончался.

— Это моя личная охрана, — произнёс француз, делая упор на принадлежность «шкафов». Амори указал сначала на мужчину, стоящего за левым плечом; амбал смотрел на всё с полным равнодушием, какое, вероятно, пропало бы без следа, если б его «хозяину» угрожала хоть малейшая опасность.

— Хорхе де Фарсеас.

Анна кивнула с улыбкой, обнажающей зубы, когда Саша тихо у неё спросил:

— Чего он мелит?

— Охрану представляет, — так же тихо ответила ему Князева и снова собрала руки вместе, сжимая пальцы одной руки вторыми. Не прекращая казаться вежливым переводчиком, она у брата спросила, не отводя взгляда от первого вышибалы: — Что после говорить?

— Приглашай в зал переговоров. Двойную дверь справа видишь?

Девушка утвердительно промычала что-то, когда Амори повернулся к ней лицом и за спину свою ткнул пальцем в жесте максимально некультурном для любого человека на второго громилу:

— И Диего Хименес.

Она кивнула, улыбнулась, чувствуя себя тупым китайским болванчиком, у которого ни в голове, ни во взгляде не было ни одной разумной мысли, и снова разлепив руки, проговорила быстро, старательно картавя для наибольшего подражания:

— Очень радостно видеть вас. Мсье Белов предлагает начать переговоры.

У Саши только коротко губы поджались, когда он имя своё услышал, но большей реакции себе не позволил. У Анны отчего-то в узел скрутился пищевод.

— Вы не против, мсье Делаж?

Француз поправил ярко-синюю рубашку — Князева вдруг вспомнила, что у неё похожая дома была — и, блеснув в свете клубной аппаратуры дорогими часами, каких в России не было ещё ни у одного теневого продавца, сказал:

— Только если вы проводите меня.

— Веди, — по-русски сквозь зубы кинула Анна, и Саша, кивнув, указал рукой к двойным дверям, по обе стороны от которой стояли люди Белова. Амори усмехнулся каким-то мыслям своим, окинув девушку взглядом сверху-вниз, и потом только развернулся.

Князева почувствовала, как пронзило сердце под рёбрами, словно промеж них вогнали до самой рукоятки рыцарский меч.

Девушка проследила за спиной Делажа, словно думала увидеть на ярко-синем атла́се красную точку прицела. Тряхнула головой, выбрасывая из неё глупости, страх, отвращение к скользким улыбкам Амори, от которых внутренние органы будто покрывались мерзкой, мусорной слизью, и сделала шаг за Сашей, отставая от Белова меньше, чем на метр.

Пересекая порог, не размыкая рук на животе, Князева поняла, что это было только начало.

Комментарий к 1991. Глава 22.

Очень сильно почувствовала ребят в этой главе, что сделала небольшую склеечку💔

:https://sun9-east.userapi.com/sun9-32/s/v1/if2/Io8vomSoW_fZcF9qOGZnHwmuiCydHFXcTP8Yb8klEVlz4H82th9bKBOJ54rb6gpE-8LxYbzEVmaYwDBv9xBYAinq.jpg?size=607×1080&quality=96&type=album

Надеюсь, мой “подарок” вам понравится. Буду рада комментариям.

На данный момент работа является «Горячей», что позволяет читателям по прочтении оценить главу при помощи стандартной формы.

Буду рада обратной связи ❤️