Отец Космоса на Князеву покосился с явным сомнением, когда в квартиру к Холмогоровым завалилась вся бригада, не на шутку потрясенная произошедшим на Котельнической. Юрий Ростиславович явно не помнил двоюродную сестру Белого, но когда самого Сашу увидел, на плече у которого бледная Ольга лежала, не смог оставить девушку за порогом.
А спустя, наверно, полчаса от громких разговоров четырех друзей, подошел к Анне и спросил с почти искренним беспокойством:
— Аня, может, отдохнёте?
А она только головой смогла качнуть, но не без благодарности. В миг, когда Князева саму себя не узнала в порыве той внезапной решительности, она стояла тенью безмолвной у окна гостиной Холмогоровых и слушала постоянные речи Коса. Она не понимала — ни то он оказался самым стрессоустойчивым, ни то, напротив, взять в руки себя не мог и от того всё говорил, говорил, говорил…
— Сань, чужие не могли. Мы с пацанами квартиру втихаря искали, никому не слова, — клялся Кос, едва ли не прикладывая ко лбу крестик, болтающийся на груди. Анна увидела в тёмной стеклянной глади, что в тот миг чёрное зеркало напомнило, как отец Холмогорова покачал удрученно головой на её отказ, и захотела улыбнуться этой внезапной заботе.
Но не стала, чтобы ненароком внимание на себя не обратить.
Саша сидел на диване двухместном рядом с Космосом и задумчиво мял в руках какую-то мягкую игрушку; откуда только были такие вещи в квартире у серьезных людей типа Холмогорова?.. Волосы, утром уложенные обилием геля, теперь растрепались и на лицо упали прядями, грязными от пыли.
Белов поднял глаза на расхаживающего туда-сюда Филатова и сказал, блеснув льдинами в зрачках:
— Ну, ты меня осчастливил просто, Кос.
Пчёлкин молчал. Анна буквально кожей чувствовала напряжение. Казалось, ещё одно слово, взгляд неосторожный — и гостиная взлетит на воздух, как рисковала сегодня подорваться квартира на Котельнической набережной. Князева обняла себя за плечи, мёрзнущих ни то от усталости, ни то от глубокой ночи, ни то от разборок всех, от которых голова к третьему часу ночи едва ли не кругом шла.
— Не я это, — прикрикнул вдруг Витя, чем, вероятно, заставил Тамару, спящую в соседней комнате, вздрогнуть во сне. — Совсем, что ли, за гниду держите?
Ане стало не по себе, когда она голос этот услышала. Такой эмоциональный… Пчёлкин впервые говорил так несдержанно, но его и понять можно. Не он, конечно, Князева не верила, что у Вити вообще мысли такие могли быть. Пчёла первым в подъезд даже бросился!..
Только вот всё против Вити было. Ведь ключи именно он вручил, отчего все стрелки разом именно на Пчёлкина указывали.
Анна вполоборота на гостиную посмотрела. Витя перед Сашей стоял, который на слова его почти никак не отреагировал, только за иголку плюшевого ежа дёрнул, а сам Пчёлкин, казалось, от тишины этой взорваться был готов.
Неприятно засвербело в горле. Привкус валерьянки, заботливо накапанной отцом Космоса, отдал в мозг и сердце горечью.
— Никто и не говорит, что это ты, Пчёла, — заметил Белов, перекинул в каком-то отстраненном жесте игрушку из руки в руку. Князева лица Вити не увидела, но уверена была, что тот губы поджал, сдерживаясь из последних сил. — Просто… нескладно получается.
— Может, сука среди тех, кто квартиру готовил? — предположил Валера.
На вопрос его ответом была тишина, породившая новые думы для рассуждения. Анна боялась обернуться слишком резко, чтобы не спутать бригадиров, не сбить их с мысли.
Может. Только вот как это доказать?..
Белый вдруг выдохнул тяжело, положил на колени Холмогорову игрушки и поднялся. Когда прошел мимо Пчёлкина, то зацепил того плечом. Специально или ненамеренно, Князева так и не поняла. Она заметила только, что Витя челюсти сжал так, что на шее аж вена дёрнулась.
Саша остановился у дверей. Прошелся взглядом по бригаде своей и кинул:
— Ладно, братья. Утро вечера мудренее. Завтра думать будем, — он поправил волосы, словно только сейчас понял, что те мешались, и добавил: — У меня сегодня, всё-таки, первая брачная ночь.
Космос усмехнулся, но улыбка его быстро померкла, когда Белый добавил:
— Вы мне её украсили. Спасибо.
— Белый!.. — кинул Филатов, и в одном оклике было столько всего, что Анна опустила голову. Не могла на пассивную агрессию Саши смотреть, выходящую на поверхность каждым словом и взглядом.
Белов махнул рукой в самом пренебрежительном жесте, какой Князева наблюдать могла, а потом вдруг на девушку у окна посмотрел, словно впервые её за всё время беседы заметил. Он чуть вскинул брови, два шага к Ане сделал, предусмотрительно оставляя между собой и двоюродной сестрой порядка пяти метров, и воскликнул:
— Анька, хватит уши греть!
Без злобы сказал, но Князева всё равно напряглась, когда на неё сразу четыре пары цепких глаз посмотрели. Отчего-то она ощутила себя провинившимся должником, которую бригада ставила «на счётчик». Анна в ответ только волосы спутавшиеся поправила, словно вдруг напугалась им всем неаккуратной показаться, и под нос себе проговорила:
— Я… думала, можно…
Собственная смелость пропала. Растворилась дымом — примерно таким же, какой лестничную клетку на Котельнической окутал во втором часу ночи. Анна потопталась, не решая вдруг уйти; поняла, что попытка покинуть гостиную выглядела бы сродни побегу.
Такой роскоши Князева позволять себе не собиралась, даже если бы действительно была поймана за руку.
Белый, к её счастью, не стал поторапливать. Провёл только языком по зубам передним и, не прощаясь во второй раз, ушёл в спальню к своей жене, которая, вероятно, в себя приходила от ночного кошмара, ставшего в день её свадьбы явью.
Выдохнуть Князева смогла только, когда дверь гостиной за спиной брата щёлкнула во второй раз.
Пчёла вышел из комнаты следом, а потом и из квартиры выбежал. Анна на месте осталась, чуть ли не кожей стоп ощущая, как босоножки прирастали к ламинату, каким выложен был пол. Вероятно, Вите одному побыть надо — ведь не каждый день друзья начинали подозревать в покушении.
Да и, в конце концов, не бежать же ей за ним?..
Сердце сжалось, будто под действием чьей-то сильной руки, облачённой в железную шипастую перчатку.
За Витей к дверям направился и Филатов. В тишине она услышала, как Валера, проводя руками по лицу в попытке встряхнуться, под нос себе много крепких слов сказал. Усмешка искривила губы, но Анна быстро поняла, как выглядеть могла. Откашлялась в себя, посмотрела на Космоса, который напоминал выжатую досуха тряпку.
Подошла к мужчине неспешно, от каждого шага, каждого удара каблуков жмурясь, и сказала уставшему Холмогорову:
— Космос… — дыхание оборвалось почему-то, когда бригадир поднял голову. Пришлось экстренно схватывать воздух губами, чуть ли не на одном вздохе выпаливая: — Когда ты Олю на руках выносил, я задержалась немного. И, — потянула руку в карман пиджака Витиного, до сих пор висящего у неё на плечах. Достала оттуда ключ.
— Вот это нашла. Я… не хотела… в ваш разговор встревать, решила, что лучше будет потом… — попыталась объясниться Князева, но быстро поняла, что слова больше напоминали бессвязный поток, и с резвостью кинула:
— В общем, возьми.
Она раньше, чем Космос задал какой-либо вопрос, наклонилась к нему и в ладонь вложила ключ, висящий на связке без единого брелка. Холмогоров посмотрел на неё так, как в первую за пять лет встречу не глазел, и тогда Анна по сузившимся зрачкам заметила, как что-то в голове у Космоса заклинило. Как при коротком замыкании.
Так взгляд менялся у людей, что-то вдруг осознавших.
Князева не успела убрать ладонь. Кос её пальцы в кулаке своём сжал, поднялся на ноги. Жестом почти что отеческим, каким обладал только Анин покойный крестный, погладил по плечам, на локте остановился. И, может, девушка слишком мнительной от всего произошедшего стала, но захотелось вдруг обнять Холмогорова.
Она сдержалась. Космос, в свою очередь, проговорил:
— Спасибо, что сказала, Анька.
Чуть помолчали, но Князеву не смущала тишина. Напротив, Аня улыбнулась, чуть опустив голову, и некоторые секунды смотрела, как Холмогоров кивал мыслям каким-то своим. Потом отпустил её, спросил:
— Тебе же папа показал, где отдохнуть можешь?
— Да, — кивнула и чуть попятилась от Холмогорова. Улыбнулась, качнула головой, от мыслей назойливых прячась, и почувствовала, как волосы чёрные кончик носа пощекотали. — Я… пойду.
Она почти развернулась, но потом поняла, что на себе держала чужую вещь. Чуть дёрнулась от осознания, что Пчёла невесть насколько, невесть куда ушёл без пиджака, — «Не замёрзнет случайно?..» — и пальцы чуть дрогнули в хаотичном сгибе.
Девушка под взором Космоса, какой вдруг не смогла растолковать, стянула с плеч Витин жакет. Как-то слишком неуверенно, едва двигая руками, она сложила пиджак на спинку кресла. Потом отошла назад, словно не она вовсе только что на себе держала его.
— Спокойной ночи, Анька, — кивнул Холмогоров и улыбнулся искренне, что Князева не смогла в ответ не улыбнуться. Хоть и чуть нервно, неуверенно, но она вернула ему добрый взор.
Уходила Анна, стараясь ступать тихо, но услышала напоследок, как мужчина ей сказал вслед:
— И не волнуйся. Всё под контролем!..
Она кивнула вежливо, но сама подумала: если это — «контроль» над ситуацией, то что творится, когда бригадиры руки опускают?..
Анна скрылась в соседней от кухни комнате. Закрыла дверь на замок. За стенами небольшой спальни к ней пытались дурные мысли прорваться, процарапаться, но Князева быстро уши заткнула и, не жалея платья красивого, рухнула лицом в подушку.
Сегодня был слишком долгий день…
…Но сон не шел. Ни через десять минут, ни через два часа девушка не смогла заснуть. Мысли, которые всё-таки пробрались к ней даже через стены квартиры Космоса, кружились в голове коршунами, угнетая одним присутствием.
Аня лежала в кровати, ворочаясь с одного бока на другой, снова и снова прокручивая картины прошедшего дня перед глазами: чья-то вопящая «Волга» под окном, сборы впопыхах, криминальные авторитеты на свадьбе у не менее криминального Белова, с матерью спор, который ссорой настоящей, вероятно, назвать можно. Звонок в Ригу, Андрису, который не удивился почти. Взрыв в квартире ровно в тот момент, когда они с Витей говорили.
Витя… Его тоже много в голове было. Точнее, воспоминаний, связанных с ним. Князева, вперив взор в потолок, вспоминала, как Пчёла смотрел на неё за банкетом. Как они кругом танцевали, как он курил рядом с ней, сам решив девушке дать к спрятанному пистолету коснуться, а после, как ни в чём ни бывало, знаки зодиака обсуждать. На полном серьёзе, дьявол, о такой чуши беседовали!.. Если бы Аня в квартире, снятой Беловым, была, то рассмеялась бы в голос, но, лежа у Холмогорова в гостях, смогла только в подушку лицом уткнуться и выдохнуть тяжело.
Где он был? Всё гулял, в себя приходил? Или, может, отдельно от всех на Котельническую набережную пошел, надеясь встретить на месте преступления того, кто его подставить планировал?
Князева перевернулась с живота на спину, когда поняла, что точно не слышала открытия двери. Потом села в кровати, осознавая, что это, в какой-то степени, логично; вероятно, у Холмогоровых нет глупой привычки держать входную дверь не запертой, а ключи у Пчёлкина навряд ли были.
Чуть подумала о глупостях каких-то, а потом поднялась на ноги. Те болели неистово после ходьбы на каблуках, после побегов по лестницам высоток Котельнической. Анна расстегнула ремешки босоножек, дёрнула платье вниз, чтобы не вызывающе выглядеть, — хотя, перед кем было в спящей квартире красоваться почти обнаженными ногами? — а потом подошла к двери.
Затихла, на миг напугавшись. Отчего-то почудилось явно, что перед порогом её временной спальни натянули ниточку, при обрыве которой взорвется ещё одна граната. Но Анна дёрнула щекой и, с усмешкой холодной прогнав дурные мысли, повернула дверной механизм.
Князева вышла в коридор.
Было тихо и свежо. Холмогоровы и гости их квартиры спали. Свет, какой был, зачастую, при белых ночах в Питере — холодный — заливал стены перед рассветом, лежал на полу размытыми тенями. Анна по сторонам оглянулась и не увидела в комнатах ни намека на бодрствование.
Она прошлась на кухню.
Никого. Свет выключен, все ящики закрыты. Князева оглянулась по сторонам взглядом детектива, пытавшимся заметить хоть что-то непривычное, необычное, и налила себе стакан воды. Почти опустевший желудок быстро отозвался урчанием, и похмелье вдруг голову сжало в тисках. Аня едва не застонала; оказывается, не всё так плохо было!..
Она поставила опустевший стакан в раковину, к немытому ножу и дощечке с хлебными крошками. Думала разворачиваться, но поняла вдруг, что мачеха Космоса, хоть и явно недовольна была ввалившейся в её дом «компанией», перед тем, как спать уйти, с указа Юрия Ростиславовича кухню в порядок привела, как и следовало относительно прилежной хранительнице очага.
«Стала бы она нож до утра оставлять?..»
Князева, ведомая какой-то необоснованной догадкой, двинулась обратно по коридору. Минуя свою спаленку, санузел и кабинет Юрия Холмогорова, направилась к гостиной.
Она увидела на балконе фигуру, стоящую в одиночестве пробуждающейся Москвы, и сама не поняла, почему стало сухо во рту, несмотря на только что выпитый стакан воды.
Пчёлкин курил. Наверно, он в любую свободную минуту зажигалкой чиркал у носа и клубы дыма выпускал. Может, хобби у Вити такое было? Анна осторожно, чтобы не слишком громко ступать голыми ногами, прижалась плечом к косяку дверному. Облокотилась головой о стену. Давно он, интересно, вернулся? И надумал что при «прогулке» своей?
Девушка постояла возле двери, наверно, секунд двадцать, и думала уже уходить, чтобы вернуться, всё-таки, в гостевую спальню и попытаться хоть немного поспать, закрыв глаза на рассветное небо. И только, вроде, она лопатки от стены оторвала, как вдруг услышала:
— Долго там стоять будешь?
Витя спросил без упрёка, но кровь отлила от верхних конечностей, отчего те гнуться навряд ли бы смогли. Анна прикрыла глаза, чувствуя себя так же пристыженной малолеткой, пойманной учителем на списывании. Чуть ли не впервые она почувствовала, как от неловкости захотелось голову разбить в кровь.
Хотя, не впервые. Пчёлкин удивительным образом вынуждал чувствовать стыд за вещи, раньше не вызывающие у Князевой такой бурной реакции.
Аня поджала губы и, поняв, что скрываться стало бесполезным, направилась всё-таки на балкон.
Витя обернулся, только когда Князева дёрнула чуть в стороны шторы, прячущие за собой дверь. Они почти сразу взглядами переплелись, и тогда Анна побоялась сделать следующий шаг. Посмотрела на Пчёлкина, стряхивающего с кончика сигареты пепел уже отточенным движением, и заметила залегшие под глазами Вити тени — следы веселой свадьбы и бессонной ночи.
Избавиться от них — дело одного дня отдыха без сигарет и алкоголя, но, вероятно, Пчёле они не мешали.
Князева улыбнулась юноше. Он, словно выйдя из какого-то своего транса, вернул ей ухмылку и махнул рукой свободной, к себе подзывая.
Анна перевела дыхание, сделала шаг. Босая нога от прикосновения холодного бетона показалась ошпаренной. Девушка шикнула, чуть дёрнулась назад; как на лёд наступила. Пчёла ругнулся себе под нос, оглянулся и подбородком указал на чьи-то тапочки, явно мужские, на самом пороге балкона:
— Надень.
— Это чьи?
— Вообще, дяди Юры. Но, вероятно, Томка надевала, когда вставала покурить.
Этого ответа оказалось более, чем достаточно. Князева откашлялась, словно боялась, что в миг, когда она тапочки чужие возьмет, хозяин обуви на пороге появится, но потом решилась и, едва наступая пальчиками ног на мёрзлый пол, оделась. Чуть потопала ногами, грея тапки, а потом замерла в полутора метрах от Пчёлы, который за ней наблюдал с прищуром, Ане непонятным.
Говорить что-либо казалось лишним. Но и молчать было глупо. Для чего он, правда, позвал её тогда?.. На балконе мёрзнуть?
Она отвернулась в сторону двора, на который выводили окна квартиры Холмогоровых. Качели на детской площадке качались точно сами по себе и скрипели так, что слышно было с одиннадцатого этажа. Анна скрестила руки на груди в попытке согреться, но сразу же почти Пчёла снова снял пиджак с себя, надел на девушку.
Это становилось его новой привычкой.
— Да, ну, не надо, — попыталась отмахнуться Князева, но попытки сопротивления оказались вялыми. Такими, что Витя, засунув привычно сигарету меж челюстей, подошел к девушке и заставил руки в рукава продеть. Так теплее.
— Ты лето хочешь с температурой провести, Княжна?
Она снова вспыхнула, заметив вдруг за собой, что зачастую краснеть стала, но, едва вдев руку в рукав, замахнулась, как обещала, ладонью, занося её над головой Пчёлкина. Он, к удивлению как Аниному, так и своему, замер, подставляясь под подзатыльник с каким-то смирением; пепел упал с кончика сигареты под ноги девушке.
Вместо хорошей затрещины Князева смогла только толкнуть чуть кончиками пальцев голову Вити. Совсем не больно. Учительницы в средней и старшей школе ему за непослушание более серьезные тумаки давали. Хотя они и не сделали из Пчёлкина «достойного» человека, работающего восемь часов на заводе и мечтающего лишь о квартире от государства.
Радоваться тому или нет? Витя сам не знал.
Он поднял взгляд, не распрямляясь и смотря на Аню исподлобья. Девушка чуть задержалась ладонью на волосах Вити, что удивительно мягкими для юноши оказались; едкий дым от сигареты горящей резанул глаза так, что они заслезились.
— Довольна теперь?
— Я обещала, — кинула Князева и только после этого руки, согревающиеся пиджаком в серую клетку, за спину завела. — И насчёт температуры. Мне так мама говорила, когда я без куртки гулять в апреле уходила, а возвращалась вечером, да ещё и с мороженым. Утверждала, что я заболею, а она лечить меня не станет, что лето с градусником проведу, хотя до июня ещё месяц точно был всегда…
— Ты выходила гулять? — вскинул брови Пчёлкин и прикурил, в удивлении вытягивая лицо. — То есть, не в библиотеку шла, не в школу, а именно на улицу? С целью… развеяться? Может, даже повеселиться?
Анна посмотрела на него так, что руки зачесались дать ещё один подзатыльник. Такой же шуточный или более увесистый — вопрос второй.
— Хватит, — кинула и улыбнулась, отводя взгляд в сторону такой же престижной высотки напротив квартиры Холмогоровых. Люди в соседнем доме спали, в окнах света не было. Никто их не подслушивал. Разве что, возможно, собака, пробежавшаяся возле горки на детской площадке, но вряд ли бы она поняла, о чем говорили люди.
Витя хмыкнул и выдохнул клуб дыма. Легкий ветер донес до Ани запах табака, вынуждая поморщиться; вероятно, платье потом пахнуть будет горечью никотиновой.
Тогда безмятежность такая ощущалась, что Князева вдруг вспомнила о взрыве на Котельнической, его последствиях и едва ли поверила, что всё это на самом деле было. Произошедшее больше напоминало сон или сюжет боевика, который она перед ночью посмотрела и находилась теперь под впечатлением, из-за чего спутывала события фильма с реальностью.
Аня посмотрела на Витю, будто пыталась понять, остался ли на скуле его синяк или кровоподтёк от удара Сашиного кулака. Едва сдержалась, чтобы ладонь к лицу Пчёлкина не дёрнуть, не коснуться жестом, каким оглаживала лицо в подорванном подъезде нового дома Беловых.
Но вопрос не задать не смогла. Не успела язык прикусить и спросила:
— Ты как?
Витя понял, какой смысл она в свой вопрос вкладывала; хоть не учёный, чтобы умом, как Княжна, блистать, но и не дурак совсем. Пальцы крепче сжали сигарету, которая в тот миг для него превратилась в соломинку для утопающего.
— Сама как думаешь?
— Вероятно, паршиво, — предположила Анна. Захотелось опереться локтями о перила балкона, так, чтобы с Витей случайно руками столкнуться, но девушка осталась неподвижна, чтобы не дать особого повода думать о лишнем.
Витя хмыкнул:
— Ты удивительно проницательна, Анюта.
Девушка посмотрела на свои ноги, что в мужских тапочках выглядели совершенно несуразно. Ступня казалась малюсенькой, такой, что её, вероятно, в кулаке мог сжать любой среднестатистической юноша. Слова вдруг пропали из головы.
Анна знала, что молчать не может, что разговор непростой сама начала. Но разлепить губы вдруг не смогла.
Зато Пчёлкин, затянувшись глубоко напоследок, бросил сигарету с балкона и ладонями о перила облокотился. Раскачался чуть плечами, словно разбег для прыжка брал, а потом выплюнул вместе с дымом:
— Мы с ними с началки вместе. А теперь за тварь меня держат.
— Не держат.
Анна сказала это так уверено, что только в следующую секунду поняла, что влезла в разборки, в которых её мнения, вероятно, мало кто спрашивал. Прохлада майских предрассветных сумерек вдруг от огня, пробежавшегося по коже под тканью платья, сделала утро жарким. Душным, как в конце июля.
«Сказала «А», говори и «Б» — приказала себе девушка и, выдохнув, как перед совершением полного безрассудства, произнесла:
— Они в состоянии аффекта были. Просто… в шоке. Люди иногда говорят, о чём не думают. И сегодня такой же случай был.
Пчёла молчал. Не понял, как так вышло, но слова Князевой звучали в его голове церковным набатом. В детстве он, ещё не раскрыв своего нрава бурного, временами дурного, отцу говорил, что это звук правды. А он смеялся…
— Меня долго не было, но именно потому и могу сказать, как всё со стороны выглядит, — пояснила Князева, перевела коротко дыхание кашлем в себя. — И когда я приехала, то сразу поняла, что ваша дружба, квартет этот, с годами только крепче стал. Все поняли, Витя, что это кто-то другой. Тебе этого просто не надо.
— Уверена? — хмыкнул Пчёлкин.
Он чувствовал себя отстраненным, словно Анька не с ним, не о нём говорила, но при этом не удержался от усмешки. Интересно было бы обернуться с улыбкой дьявольской и на Князеву посмотреть так, чтобы у неё все мысли в голове спутались; весело же!..
Только Анна сказала так, что, наоборот, только Пчёле карты спутала:
— Уверена.
Как отрезала. И не поспоришь тут — поверила и всё. Он обернулся, понял, что Князева знала, что говорит. Не алкоголь за неё утверждал, Аня в похмелье не преувеличивала.
И тогда Пчёлкину как-будто горло ублюдским галстуком до невозможности стянули.
Она сказала так, чтобы не разбудить никого:
— Я видела тебя, когда взрыв прогремел. У предателей так глаза не стекленеют. И потому, да. Я уверена, что ты бы брата моего двоюродного не убил.
Витя слушал Княжну, на неё смотрел, словно пытался понять, насколько искренней она была, как собственное тело на слова Ани отреагировало. И… она была так честна, что Пчёла решил вдруг, что хочет её поцеловать. Девушку, которая ему поверила, которая поняла мысли все.
Девушку, которую хотел поцеловать, наверно, ещё в день её прилета.
Пчёлкин выдохнул и решился. Да, раз хочет, то поцелует. Что, он, права не имеет? Раз думал об этом до этого, раз сейчас думает, то сделает! Да и, в конце концов, когда Витя вообще отказывал себе в поцелуе с девчонкой, которая нравилась?
Пчёла сократил расстояние между ними за шаг. Обеими ладонями сразу за талию обнял и на себя потянул так, словно боялся передумать. Потянулся к Ане, представляя уже сладкий «триумф», ещё одну «победу» свою, и сердце вдруг сократилось где-то в горле.
Князева прижала руку к губам Вити раньше, чем поняла, что он собирался делать.
Пчёлкин замер, когда почувствовал, что его отталкивали. Раскрыл глаза; кончики пальцев Ани давили на переносицу, а сама ладонь рот ему закрыла. Князева от рук, что теплыми были даже в мёрзлые сумерки, избавилась, восстанавливая дистанцию между ними.
А потом она дала ему пощёчину — не очень сильную — и кинулась вглубь квартиры, уже не переживая разбудить ни Сашу с Олей, ни Фила с Тамарой, ни Коса, ни отца его, ни мачеху молодую. Тапочки Юрия Ростиславовича слетели с ног Ани у самого порога гостиной.
Витя понял, что ему отказали, что оттолкнули, только когда фигурка мучающейся от бессонницы Князевой скрылась за поворотом.
Тогда тишина утра сменилась шумом крови, что сильно стал в уши отдавать барабанами. Витя замер, считая удары, не до конца осознавая произошедшее. Стоял возле двери, к косяку которой мог Анну прижать. Мысли, почти что затихшие за желанием поцеловать Князеву, теперь звучали громче. Как будто их кто-то в рупор диктовал.
Пчёлкину казалось, что он нырял, как в омут, в думы свои, но, пытаясь всплыть, головой ударялся об лёд. И тонул, тонул, тонул.
Витя вышел с балкона. Прошелся в каком-то укуренном тумане до комнаты, в которую, вроде как, Аньку отправил дядя Юра. А перед глазами, блять, как заевший кусочек киноплёнки: как Князева назад пятиться, не даёт себя поцеловать, как по лицу бьёт — не сильно, словно для приличия — и уходит, теряя, подобно Золушке, совсем не хрустальные туфельки.
Он дошёл до не особо примечательной двери, сам не до конца понимая, что говорить бы думал, даже если бы и решился к Князевой постучаться, и увидел вдруг под порогом свой сложенный пиджак.
Пчёла засмеялся в тишине так, что не побоялся разбудить никого.
Анна за стеной замерла, боясь случайным вздохом себя выдать. Руки вдруг ледяными стали, словно Князева в прорубь их макнула, а сердце, наоборот, застучало сильно по ребрам, что, наверно, стены квартиры Холмогоровых разнести могло своими ударами.
Они не догадывались, но одновременно прижались к двери. По разные её стороны замерли, смотря прямо перед собой и догадываясь, какую ошибку совершили. Оба.
Комментарий к 1991. Глава 5.
Буду искренне рада вашим положительным оценкам, комментариям. Так же приветствую конструктивную критику — не только по отношению к новой обложке, но и к своему произведению в принципе💘
Спасибо за прочтение!😚