Глава первая
Стараясь сильно не шуршать тканым покрывалом, я спустил ноги с постели и подобрал с пола исподнее. Мой чуткий нос уловил терпкий запах, что окутывает мужское тело после любвеобильной ночи. Свой собственный запах, к которому примешивался отчетливый дух давно протухшего пота, гари и еще бог весть чего. Эдакое стойкое амбре ни в какой речке не смоешь, никаким одеколоном не зальешь. Я брезгливо поморщился. Надо бы попросить Шепета сотворить баньку, а то, глядишь, на меня скоро мухи начнут слетаться как на кусок свежего коровьего шлепка.
В широком луче света попадавшего в комнатку из растворенного волочкового оконца лениво плясали пылинки, за стеной боярского терема вовсю бушевало древнерусское утро. За противоположной бревенчатой перегородкой в смежном помещении отдыхал на отцовском ложе Завид. Ну как отдыхал - мучился, изредка со стонами всплывая из черного омута забытья. Руку ему оттяпали по самое плечо. Вовремя подсуетились, успели не пустить дальше губительную заразу. Местные эскулапы Дохот и Данья утверждали, что жить Завид непременно останется. Вот уже и сонного взвару дают поменьше, чтобы привыкал. Без одной руки можно протянуть долго и, если повезет - счастливо.
- Уже уходишь?
Через плечо я покосился на размякшее от сна лицо. Симпотная молодая брюнеточка. У Любославы таких чуть ли не полдюжины. Чернавки. Девки теремные. Эта, в частности, чаще других нам с пацанами хавчик приносила. Зачетная девочка. Внешность почти модельная: носик, бровки, губки, глазища эти серые. Фигурка вот только подкачала. По местным меркам. Здесь любят когда баба в мясе, чтоб с утра по попе шлепнул, пришел в обед, а там еще колыхается. Короче, излишне стройные, с бедрами не достаточной ширины да грудями едва поменьше спелой тыквы не в почете, их чуть ли не больными считают. Я заглянул в большие серые глаза и ободряюще им улыбнулся. Очень славно, что я в темноте не пронзил ножом это гибкое тело. Слышал шорох отодвигаемого дверного полога, мягкую поступь по дощатому полу, приготовился рывком скатиться с топчанчика на пол и воспользоваться ножиком для самообороны. Вовремя сообразил, что убийца уже с середины крохотной комнатушки ткнул бы в меня лежащего копьем либо заточил топор о мою башку не доходя пары-тройки шагов.
- Службу служить пора, я же десятник, как никак.
Десятник. То же, что и сержант, наверное. Командир отделения. Кому оно надо ночью убивать десятника? В терем еще проникнуть нужно. Бесшумно. Так же бесшумно отыскать спящего стража и прикончить не нарушив общего спокойствия. Это при условии, что выставленная на подворье стража убивца благополучно прощелкает.
Подумал и сразу припомнил предупреждение Бадая о рыскающих по Вирову урманах и боярской казне. Бадай еще что-то буровил про какие-то дюже ценные печати. Вот странно, согласно современной науке, письменности на Руси в эти времена еще нет, а печати уже есть. Где боярин изволил ставить оттиски этими самыми печатями? Над печатью должно же что-то быть написано или нет? В любом случае нечего Липану с его паразитами на торге груши околачивать, пора их к воинской службе привлекать. Боярские печати важнее какого-то там навара. Бабок с доверчивых обывателей стрясти всегда успеем, а вот, случить какая заваруха, мы вшестером не вытянем. Заодно подучатся у наших «стариков» боевому искусству. Как мы. Эта дельная мысль красиво засверкала в моем отдохнувшем за ночь черепе и я в предвкушении ее исполнения ускорил процесс самооблачения.
Проклятый шнурок гашник, что служит старинным порткам ремнем и резинкой одновременно, перекрутился, завязался в узел и ни за что не желал развязываться дабы помочь мне закрепить штаны на талии. Чертыхаясь сквозь зубы я вступил с ним в яростную схватку с помощью отросших ногтей ставшими похожими на орлиные когти. Она тихо засмеялась. Я опять обернулся.
- Тебя как звать-то, краса-девица?
- Младиной. Младой, - сказала сквозь улыбку. - Ты иди, я все здесь приберу и тоже побегу, боярыня рано поднимается, звать станет, расспрашивать как было.
Боярыня будет ее расспрашивать? На кой?
- Погоди-ка, - ошпаренный догадкой я остановился побеждать непокорный узел, - так это Любослава тебя ко мне отправила что ли?
Она залилась краской. Не то, чтобы очень стыдливой, так, слегка порозовела как недозрелый персик.
- Ага.
- И ты пошла?
- Я рада была. На тебя же все девки заглядываются. Даже сама боярыня. Она сказала, что ты не такой как остальные, слава тебя ждет великая. Любая будет счастлива зачать от тебя ребеночка.
От такого прямолинейного заявления я остолбенел. С моей стороны все случилось спонтанно и без особой поэзии. Дело в том, что буквально вчера, после визита купца Бадая боярыня Любослава конфиденциально попросила меня как старшего над гарнизоном одного бойца оставлять ночевать на мужской половине терема. С оружием. Для безопасности ее и детей. Можно всякий раз разных, ей все равно. Отказывать не стал, почему не помочь симпатичной бабенке почувствовать себя в относительном спокойствии. Решил я первым и переночевать в теремке. А дальше произошло то, что произошло. Удовольствие произошло. Интимного характера. У меня и, надеюсь, у Младинки тоже. Высшие силы в свидетели - я этого не искал. Она сама пришла. Юркнула под бочок мягкая и теплая. Что мне здоровому парню было делать? Прогнать девку? Может быть так и поступил бы какой-нибудь ботан, блюдущий нормы морали пуще заботы о своем здоровье, но я таких в своем окружении не знаю.
Ребеночка? Спору нет, парень я хоть куда, но служить племенным быком, участвовать в систематических неразборчивых половых связях не подписывался. Сегодня Младина, завтра еще какая-нибудь девица, послезавтра - третья. Давно минули те сладкие деньки, когда я был сопливым, малолетним озаботом, готовым пускать слюни на обнаженную женскую сиську. Банька-сауна с девочками под пивко да икорку случалась в нашем дружном коллективе частенько, но далеко не каждый день, а только по большим праздникам или в честь свершения кем-то из нас героического подвига. Любая награда, либо поощрение набивает оскомину, если выдается в неконтролируемых размерах и с безответственной регулярностью.
Через некоторое время я узнал, что подобные "угощения" в нынешней поре в большой чести. Дорогому гостю или нужному человечку практически в обязательном порядке после сытного застолья выписывали на ночь особу женского пола для закрепления успеха, так сказать. А пока я был сильно и не очень приятно удивлен подобным к себе отношением и решил взбрыкнуть.
- Передай боярыне, чтобы больше никого не присылала, понятно? Ни мне, ни кому либо еще из моего десятка.
Хороша охранная служба в обнимку с девкой! При иных условиях о такой лишь мечтать можно. Однако, в здешних суровых реалиях об этом даже мечтать опасно. Вредно для целостности органона.
Млада ойкнула, порывисто вскочила, мигом напялила через голову нижнюю рубаху, подхватила распущенные волосы, шлепая босыми пятками, вылетела за дверной полог.
Обиделась, по ходу.
Я озадаченно поскреб щетину и решил пояс с мечом пока не надевать. Сходить на двор навестить парашу, умыться, высморкаться можно и без оружия. Когда нет боевых действий, а кругом все свои - зачем постоянно таскать на себе железо? Неудобно же! Если бы ночью или под утро чего случилось, с постов охранения боярского подворья уже бы примчались с докладом. Ночью дежурили Жила с Невулом, перед рассветом - бывалые Шепет и Рыкуй. Их двоих, мне не без помощи вировской боярыни удалось уговорить ночевать на боярском подворье до возвращения Бура. Не бесплатно, само собой.
Выкатился я как свежий колобок на теремное крылечко. Встрепанный, расхристанный, зевающий. Потянувшись, с наслаждением расправил затекшие крылья, прищурился на ласковое солнышко, только-только намерился сбегать до отхожего места, как наткнулся пытливым взором на Рыкуя, втискивающим свою тушку в приоткрытую створку ворот. Помогал ему в этом занятии верный друг и сосед одноглазый Шепет, который эту самую створку за ним бережно и затворил, заложив на место толстый брус-заворину, что служил усадебным воротам надежным дополнительным засовом. Фигуру мою статную на крыльце они, естественно, срисовали, но демонстративно не спешили докладывать старшему по званию как прошло ночное дежурство. Стоят и тихонько базарят о чем-то.
Эх, оборзели служивые. Злодейским образом уполовинили личный состав самой тяжелой предутренней смены, когда стражу сильнее всего клонит в сон. Дурная смена, по себе знаю. Согласно биологическим часам большинства хомо сапиенсов, в промежуток с четырех до шести утра человеческому организму положено пускать ртом слюнявые пузыри и прокручивать мозгой последние сладкие сны перед новым трудовым днем. Сколько таких любителей поспать на посту с перерезанным горлом уснули навеки. В этот временной суточный интервал целые войны начинались. А у нас народу мало, у нас смены удлиненные. А эти в самоволки шастают. Нашли время.
В общем, начал я потихоньку звереть.
- Эй, Рыкуй, можно тебя на два слова?!
Шесть тридцать. Теремные холопы просыпаться начали, дверьми поскрипывать, утварью постукивать. Из загонов кто-то выпустил домашнюю птицу травку на дворе пощипать. Хлопоча пестрыми крылами, визгливо бормоча на ходу, с надутым парусом гребня мимо меня вслед за улепетывающей совсех ног пегой курицей пронесся петух.
Рыкуй приближался ко мне с рожей, перекошенной отнюдь не радостью новой встречи, но и виноватым выражение его физиономии я назвать бы не рискнул.
Вьющиеся волосы почетного дружинника сально блестели на солнце, при ходьбе он забавно отрабатывал лысой культей без кисти. Его пугающая незаконченностью увечная рука напоминала рычаг, толкающий колесо паровоза.
- Зачем звал, Стяр?
За два метра сивухой прет. Зенки красные, слезливые. Любой гаишник под протокол и лишение без базара.
- Докладывай как ночь прошла, - начальственным тоном молвил я, уперев руки в бока.
- У меня? - махом оживился однорукий.
- У тебя вижу, что неплохо. Я за подворье боярское толкую, которое тебе велено охранять и защищать живота не жалея. У нас вроде как уговор.
- Дык, тихо все было.
- Тихо? А ведомо тебе, Рыкуй, что под покровом тьмы в мою опочивальню тайком проник какой-то тать и напал на меня?
- Ты что бился с кем-то в тереме? - лицо Рыкуя сделалось если не испуганным, то очень обеспокоенным.
Ага, сражался изо всех сил. Только не тем оружием о каком ты подумал. Несколько раз в партере сходились и так и эдак.
К нам разболтанной дембельской походкой подгреб Шепет. Выражение его единственного глаза я бы охарактеризовал как уверенное. В растрепанной шевелюре скопился соломенный мусор, которому и взяться там особо неоткуда, если не засунуть голову в стог сена.
- Что стряслось?
Еще спрашивает. С его выдержкой неплохо в покер катать. Я удостоил Шепета коротким, испепеляющим взглядом и подумал, а что бы сотворил с ними на моем месте комроты. А Гранит? Да все, что угодно, исходя из текущего старлейского или майорского настроения. От недельного внеочередного наряда до мордобоя. Косяк служивых на трибунал не тянет, не на фронте мы и не на операции, но дисциплинарное взыскание летит как шар в ближнюю лузу. Как командир вверенного подразделения я обязан пресечь, задушить в корне и никак иначе.
- Говорит кто-то ночью влез в терем и на него навалился, - пояснил приятелю Рыкуй, придирчиво выискивая какой-нибудь намек на кровавые раны на моем туловище.
Шепет хмыкнул и хитро прищурил уцелевшее око.
- Известно кто навалился. Девка-холопка. Надеюсь, ты победил ее, Стяр?
- Дам тебе один совет, Шепет, последний из бесплатных в этом году: засунь свой шнобель себе подмышку и в чужие дела не внюхивайся.
Одноглазый участник боевых действий насупился, поджал обиженно губы. Не придав значения его реакции, я продолжил:
- Короче, это - залет, бойцы. Самовольное оставление расположения - раз, - я ткнул пальцем в грудь Рыкуя. - Оставление поста во время дежурства - два, - я переместил указующий перст на Шепета.
- Чего? - сморщился Шепет, отчего черная повязка сползла на бровь, приоткрыв бурую щель в изувеченном веке. - Чего ты бормочешь? Какой еще пост?
Вот, это уже ближе к теме. Интерес к уставу проснулся. Сейчас популярно изложу несколько пунктов со всей возможной адаптацией для серого вещества под сферической костью ветеранских голов.
- Во время дежурства, вы должны охранять место где стоите и все возможные подступы к нему. При приближении постороннего, несущему караул положено издать возглас: "Стой, кто идет?!"Если неизвестный себя не назвал, не произнес условленного слова - произвести предупредительный... крик в воздух и предпринять действия к задержанию или... убийству нарушителя путем ударов холодным оружием на поражение. - Ух, по-моему, неплохо забубенил, самому понравилось. - Вместо всего этого один из вас отправился по своим делам, другой счастливо продрых на сеновале. А если бы в это самое время урманы, о которых говорил Бадай, надумали напасть?
- Зачем урманам на нас нападать? Ну, не смеши ты бабку торчком! - после секундного ступора заголосил Рыкуй. - Купец теперь на воду дует, чтобы еще раз на молоке не обжечься. Увидел чужаков и в порты напустил. Любославу напугал, тебя настращал, а сам из Вирова подался. К тому же стены вокруг подворья высокие, ворота крепкие, а в тереме можно долгую осаду выдержать! Что нам урманы?!
Я с неудовольствием отметил, что на наш спор стали обращать внимание. Мелькающая по территории дворня нет-нет да и замедляла шаги, чтобы погреть уши, некоторые так и вовсе остановились - глядят на нас с неподдельным увлечением. Вон и отдыхающая смена в лице Невула с Жилой глазки продрала, на солнышко выползла. Что характерно, подчиненные мне долбоюноши поддержать командира не рвутся. С открытыми ртами наблюдают тихонько из за угла терема, ждут чем у нас закончится.
В принципе, с Рыкуем я согласен. Ограда действительно добрая. Лучшая из всех, что я видел в Вирове. Из трехметровых заостренных бревен, похожих на хорошо заточенные гигантские карандаши. В землю врыты, между собой веревками связаны, изнутри длинными жердями скреплены. Перелезть такой частокол с наскока не получится, расшатать без танка или бульдозера тоже не выйдет. С воротами такая же засада. Без путного тарана хрен развалить - слишком ладные и толстые. Ну и сам теремок хлипким не выглядит. По верхам два пулемета, по стволу у каждого окошка, гранат пару ящиков и лучше опорника не сыскать. При бесконечном бк тут можно дивизию урманов покрошить. Двор, правда, из за обилия хозяйственных построек насквозь весь не простреливается, но кому сейчас легко?
Что-то меня не в ту степь занесло. Ладно, Андрюша, продолжай вразумлять заблудшую паству.
- Ты когда-нибудь видел лестницу, Шепет? Знаешь же что это такое? Ее очень удобно к стене приставлять, чтобы наверх карабкаться. Еще удобнее было треснуть Рыкуя по голове, когда ты ему ворота крепкие отворял да и зайти без всякого шума внутрь, попутно тебе во второй глаз пику вонзив. Почему я вам простые вещи объяснять должен? Кто из нас в дружине полоцкой службу тянул? В общем, давайте так: плату за вчерашний день вы не получите, так как нарушили уговор охранять терем до возвращения Бура с его людьми. Вы потеряли хватку, мужики. Если дальше так пойдет, мы с вами не сработаемся.
- Уговор у нас не с тобой, а с Любославой. - недовольно буркнул Шепет.
- Не думаю, что она встанет на вашу сторону. Да и серебро плачу вам я, десятник боярский.
- Десятник? - удивился Рыкуй. - Без десятка и без оружия?
- И без боярина, - ехидно вставил одноглазый.
- Тебя любой холоп голыми руками заберет. Да и с оружием ты каждому дружинному отроку на один зубок.
Я с тоской помянул оставленный в келье пояс с оружием и понял, что выгляжу сейчас более чем нелепо, про устав людям задвигаю. Если бы незнакомый пузатенький генерал в спортивном костюме подошел к кучке курящих «дедов» у казармы и начал требовать дисциплины? Куда бы этот генерал через секунду отправился? Не факт, что дошел бы, но суть легко уловима. На нем же не написано, что он самый умный, золотой погон ко лбу не пришит. Без знаков различия и личного оружия все равны. Как в бане.
Однако, обидно про голыми руками. Выходит они меня совсем никчемным считают, раз ковырнуть решили.
- Любой холоп, говоришь? Может ты сам попробуешь?
- Нам зазорно. Мы не холопы и не огнищане, у нас оружие всегда при себе.
Шепет выразительно похлопал по стареньким ножнам с мечом на левом боку. Намек понятен. Мне только-только начавшему осваивать азы рубки, действительно, против любого мало-мальски опытного бойца не сдюжить.
Ну что за народ!? Холоп совсем не человек что ли? Я окинул взором четверку мужичков, что с напряженным удовольствием внимали нашему диспуту, столпившись неподалеку. Нормальные с виду дядьки, абсолютно пролетарско-крестьянской наружности. Росту среднего, в немарких, но уже изрядно потертых рубахах, с коричневыми от загара мордами, поросшими сальным, кудлатым волосьем, с жилистыми, привыкшими к нелегкому труду грабками. Взгляд у всех четверых сметливый, ни разу не робкий. Работяги-универсалы. Конюхи, плотники, кузнецы и так далее. Ценные, между прочим, кадры на любом подворье. Не всем же на свете с мечами да топорами гарцевать.
Нет, холопом быть мне не по масти, не мое это на дядю за еду впахивать. И за холопский счет самоутверждаться также не буду. Не велика доблесть раба отвалтузить, не мой это метод. Сам кашу заварил, самому теперь и хлебать. Придется доказывать, что десятник я не просто так и даже безоружный могу за себя постоять.
Коротким кивком я подозвал своих парней, топтавшихся неподалеку. Они, как мне показалось, подскочили ко мне с излишней после рваной ночи бодростью.
- Жила, сбегай-ка, братец, до дулебов. На торге уже, небось, ошиваются. Скажи, чтоб все бросили и двигали сюда. Передай, что я зову. Дельце у меня к ним. Давай, одна нога здесь, другая через десять ми… - эх, как я задолбался подбирать понятные для окружающих слова! - другая тоже здесь. Лети, голубь, не споткнись!
Проводивший приятеля Невул не стал запирать за убежавшим Жилой ворота, вернулся к нам.
Странно все это. Не знаю как в Риме, а в Древней Греции, кажись, ребята на кулаках будь здоров молотились. Состязались, значит, кто из кого больше дури выбьет. Бокс, как олимпийская дисциплина оттуда же пошла, если не путаю. У греков было, а у русских нет? Холопам можно, а профессиональным воинам зазорно по харям друг дружку хвостать? Зайду-ка с другой стороны, шибко интересно мне стало как так может быть.
- А вот, положим, Шепет, сломался у тебя в бою клинок, чем биться станешь?
- Другой подберу, в битве под ногами чего только не валяется, - степенно ответил одноглазый.
- Другой тоже лопнул, нож сломался, щит развалился. Просто представь, что и враг свое оружие потерял или выронил. Тогда как?
- Как? В ухо ему тресну.
- Кулаком?
- Кулаком, не ногой же. Мы с Рыкуем в Полоцке за княжью дружину на праздники в стенке с городскими да посадскими лупились. Знаем как из носов руду пускать, коли ты об этом.
Выходит, все же есть в это время на Руси кулачные бои. Стенка на стенку - старинная русская забава, я в каком-то кино видел. Получается на праздники можно, а в обычные дни гордость воинская не велит. Вот такая чудная традиция.
- Ну что, братва, много народу облапошили? - поинтересовался я у прибывших дулебов, едва они запыхавшиеся от быстрой ходьбы столпились возле приземистой коробки амбара. Восемь рыл. Одежка на всех справная, получше той, что я на них раньше замечал. Приоделись парни на ниве жульничества, не без моей помощи, кстати. По именам помню только троих, тех, с кем распивал хмельное в корчме на пристани. Мне хватит.
- Не много. Людишки больше не хотят горошину отгадывать. Молва про нас дурное носит, - пожаловался Липан и развел руками, будто извиняясь. Затем полез лапой в мешочек на боку, извлек горсточку монет. - Твоя доля, Стяр.
Действительно, не густо. Ну, это и должно было произойти. Городишка с гулькин клюв, местные, кто сильно хотел, уже испробовали замануху, а на заезжих расчет не велик.
- Ну и хрен с ними! Сворачивайте лавочку, что-нибудь другое придумаем, - я передал деньги Невулу и ободряюще хлопнул предводителя рыночных жуликов по плечу. - Начнем, пожалуй, с хорошей драки. Ноздря, ты вроде бы, у нас любитель кулаками помахать?
Оскалившись, здоровяк дулеб показал на редкость белые, здоровые как у молодого верблюда зубы. Отчего-то голова Ноздри напоминала мне баскетбольный мяч с приделанной к нему картофелиной носа с большим отверстиями для втягивания воздуха, двумя пельменями вместо губ, недозрелыми смородинами глаз, редкой порослью на темени и клочковатой шерстью на скошенном подбородке. Почесал Ноздря репу, соображая чего я от него хочу да и выдал хвастливо:
- Ага. Валю с ног любого! - и лукаво так покосился на предводителя, который с задумчивым видом потрогал языком щель в зубах. Липану да не знать, что я не тот любой.
Отступать некуда. Ноздря мальчиша крупненький, хоть и тормознутый малек, кулаки с арбуз, к тому же неизвестного мне уровня владения рукопашным боем. Собственно, я вообще понятия не имел как здесь дерутся голыми руками. Вдруг они все тут сплошные чакноррисы и брюсыли? Если он меня отлупит, это будет форменный позор на все джунгли и болезненный пинок по моему боксерскому самолюбию, не говоря об авторитете, что мгновенно утечет под плинтус. В моей прошлой стычке с дулебами на торге Ноздря не участвовал, я бы его запомнил. С поддержкой такого бомбилы у Липана с дружками тогда могло получиться нечто более дельное. Вот и выясним сейчас.
- Подерешься со мной на кулаках, Ноздря? В полную силу, как ты умеешь.
- Не зашибу? - засомневался дулеб.
- Зашибешь - награду получишь. Дольку свою тебе отдам. Идет?
- Иде-ет! - расплылся в плотоядной ухмылке дулеб, видимо уже прикидывая как ему половчее потратить неминуемый приход.
- Десятник, ты бы поостерегся, у тебя же нет запасной головы? - произнес Рыкуй, когда засек наши приготовления. - Зачем тебе драться с ним?
- Покажу, что разносторонне развитый боец не только топором может одолеть противника.
Не стану же я рассказывать, что придумал все это для себя любимого. Мне в первую очередь самому себе доказать надо, потом дулебам да пацанам моим, что не "громом из руки" единым...
- А с вами давайте так: побьет меня Ноздря - я вам двойную плату за день, не побьет - будете делать все как я велю, пока срок уговора не выйдет.
Бывшие дружинники покумекали, переглянулись, прикинули мои шансы на успех как стремящиеся к нулю и синхронно мне кивнули.
- Годится, - за двоих ответил Рыкуй.
Вот и чудненько.
Место для поединка выбрали за той стеной амбара, что обращена к частоколу. Тут почти всегда тень, трава не больно жирует да и подкашивают ее тут мужички как и повсеместно на подворье. Увязавшихся за нами холопов шугнули, допущенные к спектаклю зрители рассредоточились, освободив достаточно места для схватки. Дулеб снял пояс с ножом, отдал кому-то из своих. Мы с ним разошлись на десять шагов как дуэлянты перед выстрелом.
- Ну, Ноздря, давай помахаемся. Бьемся, пока один из нас упадет и не сможет подняться. Лежачего не бьем. Все понял?
Ноздря кивнул, набычился, сжал пудовые кулачищи и попер на меня как бизон на суслика. С согнутыми на уровне бедер руками. Я стоял на месте, ждал первого удара. Хлопнул рукав рубахи, пущенный наотмашь кулак просвистел мимо моего лба, Ноздря тут же размашисто рубанул с левой, но все с тем же плачевным результатом, промазал то бишь. Мне даже стойку принимать не пришлось, от подобных выпадов без труда уклонился бы и обладатель третьего юношеского, не говоря уж о кандидате в мастера. С манерой ведения местного махача мне сразу все стало ясно. Защита на нуле. Разухабистые удары «из за уха» с желанием непременно угодить противнику в орган слуха или на худой конец своротить на бок пятак. Способ может быть и неплохой для деревенских олухов, но в плане ущерба здоровью ровного пацана Андрюхи Старцева, истоптавшего не один десяток рингов, категорически непригодный.
Приняв классическую стойку, я пропустил над плечом очередной молодецкий мах и включил ноги. Я кружил и уклонялся, играл плечами, кидал обманки, короче, резвился на все деньги. Ноздря с каждой секундой все больше свирепел, обиженный тем, что никак не может в меня попасть, а я его еще даже ни разу не приложил, хотя уже давно мог потушить ему свет. Дулеб сопел, потел и топал как бронтозавр, все так же бесплодно выбрасывая в воздух могучие удары. Подставить под такой удар голову означало неминуемый сотряс или чего похуже. Через несколько минут мне стало его жаль. Зачем дальше мучить парня? Видно же, что не достанет он меня если я не остановлюсь и не сделаю руки по швам. Так что подсел я под бьющую руку, впечатал в желудок левую, тут же добавил классический усыпляющий правый крюк в основание челюсти. В подтверждение закона о всемирном тяготении, Ноздря, хрюкнув, хлопнулся на землю как то яблоко на башку Ньютона.
- Ты, никак, убил его? - всполошился Липан, с беспокойством поглядывая на спящее тело.
- Не, кость крепкая, сейчас очухается. Плесните на него водички и подходите все ко мне, разговор есть.