Князь Барбашев

Глава 9

- О чём ты думал, дурак, когда соглашался на это?!

М-да. Брат Михаил орал так, что наверно в новопостроеном каменном дворце государя слышно было. Впрочем, Андрей его не винил. Ведь, будем честны хотя бы перед собой, он его здорово подставил. Ещё бы, узнать, что его родной брат стал землевладельцем в удельном княжестве, владелец которого у государя, мягко говоря, не в чести, это для умудрённого годами царедворца сильный удар. Подстава подстав, однако.

- Да лучше б ты в своём монастыре сидел. Хотел тебя пред очи государевы представить, да нашептали ему уже про тебя. Давеча он на меня вельми зол был, сказал, что не надобен ты ему. Пусть, мол, сидит в своей новой вотчине, уму разуму набирается, но к Семёну в службу ходить не сметь. И что? Что делать прикажешь? Думаешь легко это, к государю пробиться? Мало того, что мы с Володькой у удельных князей службу несли, так мы хоть чего-то достигли, а ты что сотворил? Ни там, ни там от тебя толку не будет. Только роду нашему поруха. Итак худородные нас, рюриковичей по роду, потомков суздальских князей от государя отодвигают, в Думе нам места нет, а теперь ещё и настраивать государя начнут, коли что. Надысь один такой жалобу государю подал, что, мол, он с предками своими токмо государям служат извечно, а Барбашины мол под удельными князьями ходили, а потому ему под нами никак стоять не можно. И ведь государь его сторону принял. Его, худородного, а не нашу, от Рюрика род ведущих. Мало того, что Федька с Борькой по вотчинам, как сычи сидят, службу государеву не творят, и ты туда же? Вон уже Петька Горбатый боярином стал, в думе государевой служит, а ведь род его ниже нашего. А дальше-то что? Из всех вас я да Иван о чести рода и думаем. Без нас то, глядишь, и право на титул княжеский ужо лишились бы. А ведь я на тебя большую надёжу имел. Эх, отодрать бы тебя, как несмышлёныша, чтоб впредь советовался с роднёй, да что уж теперь.

Весь разговор Михаил метался по горнице своего московского дома, а Андрей тихо сидел на лавке и делал вид, что очень пристыжен словами старшего брата, в душе же с удовольствием ставя плюсик возле очередного пункта плана: всё же добился чего желал. Гнев государя можно сказать стороной прошёл. Да, повелел сидеть в вотчине за ненадобностью, но это не смертельно, этого даже Шигона не избежал, что, впрочем, не помешало тому головокружительную карьеру при дворе сделать, так что, можно честно сказать, он легко отделался.

- В общем, поезжай в свою деревню и сиди там, - словно прослушав его мысли, закончил свою более чем эмоциональную речь брат. - И добром прошу, не высовывайся боле, иначе не посмотрю, что взрослым стал - выпорю. За лето государь отойдёт, попробую за тебя, дурака, вновь словечко замолвить, - Михаил устало плюхнулся на лавку, и Андрей понял, что основная гроза уже отгремела и радостно перевёл дух.

Михаил, конечно, обижен, но со временем отойдёт. С остальными братьями отношения же наоборот, наладились. Даже Фёдор с Борисом вылезли из своих вотчин, чтобы поглядеть на изменившегося братишку. Они-то, кстати, больше всех поддержали его на этом импровизированном семейном совете, решив, что Андрей собирается пойти по их стопам вотчинных сидельцев. Этаких тихих фрондёров против порядков устроенных великокняжеской властью. Даже советы давать пытались, как и службу править и при этом самим в походы не хаживать. Иван же, с которым у Андрея состоялся довольно таки обстоятельный разговор по приезду в отчий дом, только посмеивался в густую русую бороду, но и он брата поддержал. Именно поняв, что остался один, Михаил и сдулся так быстро, устроив лишь головомойку непутёвому младшему.

В общем, гроза отгремела, не причинив вреда, и теперь можно было смело выезжать в свою козельскую вотчину и начинать существовать как обычный дворянин в этом времени - с дохода со своего поместья...

Несмотря на яркий солнечный день, внутри избы царил лёгкий полумрак. Ещё бы, хоть весеннее светило и расстаралось, заливая теплом всё окрест, но в воздухе ещё чувствовалась прохлада и забранные слюдой ставни больших окон были плотно прикрыты ради тепла, отчего внутри стали собираться самые разнообразные запахи, порой не самые приятные для обоняния. Особенно остро это чувствовалось при заходе с улицы. Впрочем, посетителей в сей урочный час было не так много, а служащие уже притерпелись и не замечали их.

Дьяк Разрядной избы Тимошка по прозванью Зверь (что, при его тщедушной фигуре выглядело странно) усердно скрипел гусиным пером по разложенному на столе пергаменту, выводя ровненькие буквы рукописного полуустава:

"Князь Андрей Иванович Барбашин, а поместья за ним нет ни одной чети, а вотчины купленные в Козелске 197 четей худой земли, а в ней крестьян 3 человека. А Государеву службу служит на коне в сабле. Доспеху нет, да за ним человек в кошу з запасом".

И усердствовал дьяк не зря. Оно, конечно, положено бы и двух человек выставлять, да вот беда-то, чуть-чуть четей княжичу не хватает, да и земля у Козельска хлеб худо родит. А княжич вот сам сидит, на дьяка приветливо посматривает. Хороший, видать, человек, а отчего хорошему человеку не пособить, чай не нехристь он. А то, что княжич ему рупь дал, так то ж от чистого княжеского сердца, на вспомоществование так сказать. Нет, а что, разве ж он что плохое делает? Он же не пишет, что оклад с того поместья у князя худ, а значит надобны ему, княжичу, подъёмные деньги выплатить, что государь велел выделять худым дворянам на обзаведение. Нет, конечно, бережёт дьяк государеву копейку (а попробуй не побереги, разом батогов отведать можно, коль старший дьяк воровство в записях сыщет). Да только у Тимошки всё как надо оформлено, да красивым почерком написано. Отчего ему от старшего дьяка только добро да ласка достаётся. А то, что при прочих равных, у одного новика может на одного человека больше выставить требуется, так то только его, Тимошки, ума дело. Он свою работу знает, никто не подкопается, хоть год рыться будет. Кто же с хлебного места согнан быть хочет? Правильно, дураков нема. А помощников тому много. Вон Годин - писец младший - чего только стоит, все высматривает да вынюхивает, знамо дело, хочет в дьяки вылезти. А вот фигу ему, а не Тимошкино место! Что писец, писец тьфу, а вот дьяк - это уже человек. Это он здесь, в Разрядной избе Тимошка, а у себя на улице Тимофей Силыч, человек степенный и жених видный. Эх, а невест-то сколь подросло у соседей.

Тут Тимошка аж головой мотнул. Что-то его не туда понесло. А грамотка ещё не дописана. Ох, прости, господи, то всё рубль княжеский.

Дописав до конца, дьяк отложил перо и просыпал лист песочком, чтоб чернила быстрее высохли, а потом аккуратно сдул его в уголок, в сторону от посетителя, чтоб, не дай бог, не задеть того. Чай не простой сын боярский перед ним сидит, князь всё же. Впрочем, от того и сидит, что ему от дьяка ничего не надо, простой то новик и постоял бы, не переломился, дожидаясь поместья в роспись. А уж Тимошка то тут бы своё урвал, ведь поместье поместью - рознь. Да, помещик, это вам не вотчинник, с ним много дел наворотить можно, еже ли, конечно, не зарываться, да со старшим дьяком делиться.

Андрей же, сидя напротив скрипящего пером дьяка, только усмехался про себя, перефразируя слова героя любимой комедии: "Вот что рубль животворящий делает!" Он долго думал - верстаться или нет, но, в конце концов, экономическая составляющая вопроса взяла верх. Денежное проклятие так и висело над ним, да ещё и голодный год, как назло выдался. Нет, не знай он, что уже скоро начнётся война, вряд ли переступил бы порог местного военкомата, но осенью русские войска лавиной разольются по литовским землям, "сотворяя землю пусту", чтоб возвернуться обратно с немалой добычей и полоном, как будут писать потом летописцы. Войну ему не остановить, она неизбежна уже потому, что оба правителя носят титул государей всея Руси, так почему бы не воспользоваться ситуацией. Конечно, это жестоко и не соответствует моральным принципам большинства литературных героев, но вот только моралисты и интеллигенты в этом времени не выживают, а он сам сюда не напрашивался.

Как оказалось - дело внесения в разряды было довольно скорым, а простимулированное серебром ещё и выгодным. А то, что земли так мало указано, так для повинностей довольно лишь пахотных земель, да те, что под дворы, либо иное какое строение заняты, а всякие леса, сенокосы и другие угодья считаются лишь притчей к ней. Зачем дьяку его леса: чтоб лишнего воина накинуть? А оно Андрею надо? Уже то хорошо, что до положений Ивана Грозного с его "со ста четей доброй земли человек на коне и в полном доспехе" ещё далеко. Пока что порядок выставления людей плавает и то дело. У него, конечно, есть послужилец, да только обрядить его для похода в большую копеечку станет.

А дьяк, по доброте душевной, поначалу хотел вообще вписать его служившим "в саадаке", но Андрей вовремя его остановил - стрелять из лука он, конечно, пробовал, но конный лучник из него как из Валуева балерина. А для конного копейщика у него не имелось пока ни копья, ни крепкого доспеха. А обрядиться во все положенное только ему стоило бы порядка от 30 до 50 рублей. Ну, двадцать, если умудриться найти всё по минимальным ценам и считать, что кони у него уже есть. На данный момент - ну просто неподъёмная для него сумма денег. Что уж про второго человека говорить.

Нет, брат верно подсказал, лучше сейчас рубль дьяку дать, чем потом десяток на рынке оставить. И так ведь прибарахляться придётся - для похода ему ещё много чего не хватает.

Выйдя из душного помещения, он с большим удовольствием вдохнул полной грудью свежего воздуха, словно очищая лёгкие, и огляделся. Благодать-то кругом какая!

Легко вскочив в седло своего пегого ногайца, он движением колен тронул его вперёд и вскоре поравнялся с ожидающим его Иваном.

Брат был разодет как франт в одежду светлых тонов, что очень здорово смотрелось на фоне его иссиня-чёрной лошади. Вообще, конь брата был предметом зависти Андрея. Высокий, сухой и поджарый, c длинными тонкими ногами ахалтекинец Ивана был очень красивой и вместе с тем резвой лошадкой. Эта хрупкая кобылка была к тому же необыкновенно вынослива, легко переносила жажду и могла в течении недели выносить долгие дневные переходы до 180 вёрст. Только и стоила она одна как целая вотчина. Потому и выбор Андрея в своё время лёг на более дешёвые породы, из которых Олекса и выбрал наилучших. Впрочем, не кривя душой, Андрей мог честно сказать, что его низкорослый по сравнению с ахалтекинцем Хазар тоже был очень быстрым и выносливым конём. Ногайские лошади вообще отличались верховыми качествами. Они объединили в себе кровь половецких стад и пришедших монголок, взяв неприхотливость и выносливость от одних и сухость, лёгкость и резвость от других.

- Блин, чувствую себя как новобранец на призыве, - сказал Андрей, поравнявшись с братом. Он уже выдал ему свою версию общеизвестных в другом времени слов, сославшись, как часто теперь это делал, на читанных греческих авторов.

- Ну, в чём-то так оно и есть, - хмыкнул Иван. - Зато Миша будет доволен.

- Ага, так доволен, что даже спрыснуть не даст.

- Чего не даст? Слушай, брат, хватит уже своими греческими словами бросаться. Я и так понял, что ты у нас вельми учёный муж.

- Да ну тебя, Ванька, простых вещей не знаешь. По древней традиции призыв новика в войско полагается обмыть, то есть пропустить чару другую мёда хмельного, да под хорошую закусочку, да со скоморохами. А если к этому ещё баньку приложить, да бабёнку разбитную, и-эх - размечтавшийся Андрей не сразу заметил, каким удивлённым стал взгляд брата. - А что не так-то?

- Слушай, братец, - вкрадчиво заговорил Иван, - а ты точно в монастыре жил? Нет, ладно я. Я и постарше и в монахи никогда не собирался. Хоть и греховно сие, но и телесную радость познал. А ты-то откуда мысли сии греховные взял?

- А вот как со смертного одра встал, так и понял многое. Помнишь, что в книге бытия написано сразу после того, как сказано что господь сотворил человека? Самая первая заповедь, которую он дал человеку: "И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле". И этого нам никак нельзя обойти, если хотим чтоб род русский не умер, оставшись в памяти потомков лишь писанием мудрых мужей, как случилось сие с ромейцами, некогда владевшими половиной мира, а ныне потерявшими всё.

- Эвон как ты заговорил, - Иван, нахмурив брови, о чем-то задумался и так в молчании они проехали по улице пару дворов.

А Андрей тем временем думал о другом, о том, что любой фанатик обозвал бы ересью, а возможно и на костёр потащил: хорошая всё же книга Библия, ею всё можно оправдать. Ведь от Ветхого до Нового завета бог то сначала повелевает, то после отменяет свои повеления: например 6-я заповедь не убий, а после убивайте (в тех же Числах и Второзаконии), сначала не делайте изображений, а после делайте изображения и ещё очень искусно, и так же с плодитесь и размножайтесь, а после лучше не касаться женщины. И ещё кучу примеров можно отыскать, стоит лишь вдумчиво перечитать священные тексты.

Тут поневоле ум за разум зайдёт, и задумаешься: а заповедь ли это или это уже давно отменено? Так и вправду до еретичества не далеко. Видать намудрили что-то предки, когда из груды писаний выбирали какие из них правильные, а какие нет. Вот многое бы Андрей отдал, чтоб посмотреть на тот собор. Считайте меня богохульником, но, чую, интриги там плелись величайшие, а взятки там крутились преогромнейшие.

С другой стороны - в нынешнее время это большой плюс. Людям всегда нужна идея, то, ради чего они готовы терпеть нужду и работать на пределе сил. Там, в будущем, это будут идеи коммунизма, национализма или европейских ценностей, а здесь и сейчас - вера в бога. И это не просто идея, это ещё и идентификатор, прибор "свой-чужой" в средневековом исполнении. И знание Библии, а главное, умение замотивировать свои приказы строками из священных книг - большой плюс, не использовать который просто грех. Да, деятелей церкви, сотни лет изучающих и трактующих библейские сюжеты он вряд ли переспорит, но ведь ему-то работать с простыми, истинно верующими, но, по обычаю, мало знающими людьми. Так что придётся штудировать и штудировать "руководящие документы", сработав под этакого комиссара от православия.

Весь остатний день он провёл один дома. Поездку на торг Иван уговорил его отложить на завтра, а сам затем куда-то пропал и надолго, ну а Михаил, как обычно, пропадал в коридорах Кремля, крутясь внутри дворцовых интриг и интригуя сам, добиваясь благосклонности государя и больших благ для себя и всей семьи, главой которой он стал по праву первородства.

Иван же появился ближе к вечеру.

- Хватит бока валять, - с ходу набросился он на Андрея. - Собирайся и поехали.

- Куда? - гулять по ночной Москве 16-го столетия Андрею как-то не улыбалось.

- Там увидишь, - отмахнулся Иван. - Ну, давай быстрее, нам ещё пёхом идти придётся.

- Эй, ты точно уверен, что нам туда надо?

- Уверен, давай собирайся. И вот ещё, одень эту однорядку, чтоб богатые кафтаны скрыть.

Только сейчас Андрей обратил внимание, что одет Иван был необычно. Нет, ткань, что рубашки, что кафтана была очень даже добротной, вот только не выглядел он ныне щёголем, разодетым по последней моде, даже кафтан был не обычный, с отложным, а не расшитым жемчугом воротником-козырем. А в руках он держал простую однорядку невзрачного, серого цвета. Точно такую же он предлагал и Андрею.

Мысленно накинув её на Ивана, он убедился в том, что тот будет в ней похож на обычного горожанина, а не на гордого князя, каким Иван всегда старался выглядеть.

- И что это за метаморфозы, позволь тебя спросить?

Андрей задал свой вопрос уже в конюшне, где Иван сноровисто седлал пегую кобылу. Ну да, ехать на его ахалтекинце в таком наряде полный идиотизм. Это всё равно, что прикидываясь бедным, разъезжать по городу на "круизёре".

-Тьфу на тебя, с твоим греческим. Поехали, сам всё увидишь.

И они покинули двор, углубившись в тесноту немощёных ничем улочек московского посада.

Путь их, как ни странно, закончился во дворе какого-то кружала, в котором они, впрочем, не остановились, а только оставили коней. Судя по тому, что хозяин заведения ничему не удивился, а лишь понимающе хмыкнул, бывал тут Иван не раз. Но задавать вопросов Андрей уже не стал, понимая, что скоро сам всё увидит.

Оставив кабак позади, они, словно и вправду два простых горожанина, пошагали дальше пешком. Попадая ногой в очередную лужу, Иван только зло матерился да поминал какого-то старосту, что никак не замостит улицу плахами. Андрей лишь посмеивался себе под нос: есть, есть в этом мире что-то неизменное, что легко узнается в любом веке.

Наконец их путь окончился возле неприметной калитки, на стук в которую за палисадом надрывно залаяла собака, вскоре, впрочем, замолкнувшая после грозного окрика "Тихо, Хватай, сидеть". Легкие шаги хозяина приблизились с той стороны, и раздался тихий вопрос:

- Кто?

- Я, Марфа, - так же тихо ответил Иван. - С гостем на огонёк заглянул.

Щёлкнула щеколда и калитка без скрипа отворилась. В холодном, послезакатном свете в открывшемся проёме вырисовался силуэт миниатюрной женщины, судя по всему бывшей хозяйкой в этом доме. Пропустив княжичей внутрь, она закрыла калитку и только после этого обняла Ивана.

- А мы уже заждались. Уля уже и детей уложила и на стол собрала. Ну да идёмте в дом, чего на пороге стоять.

Она плавно пошагала по мощёной раскроенными пополам плахами дорожке, а Андрей придержал брата за рукав.

- И как это всё понять?

- Ну, ты же мечтал как его там, спрыснуть. Вот и посидим. А Ульяна второй год, как вдова. Нужно ж бабе мужское внимание. Аль про грех прелюбодеяния молвишь?

Мда, вот те раз, подумал Штирлиц. Чего чего, но такого он от братца Иванушки точно не ожидал. Всё же правду говорят - годы идут, а люди не меняются.

- Ну тебя, Ванька. Как говориться: "не согрешишь - не покаешься, а не покаешься - не спасёшься".

- Ого, хорошо сказано, брат. Ну, пошли, не стоит хозяек ждать заставлять.

В общем, хорошо они посидели. До утра. Пока ночные сторожа решётки не растащили. А затем, забрав коней из кабацкой конюшни, вернулись домой. Андрей ещё спросил, чего они верхом в гости не заехали, на что Иван, опустив глаза, признался, что не желает быть виновником пошлых сплетен. Верховой на тех улочках явление редкое, вот он и рядиться. Андрей только усмехнулся: верно, государь Василий Иванович человек своеобразный, ни шуму пьяного, ни прелюбодейства не терпит - донеси кто и всё, прощай карьера. Ну да не судите и не судимы будете. Да и Ульяна-вдовушка Андрею понравилась. Недаром же он всю обратную дорогу приметные ориентиры запоминал.

На их счастье, Михаила дома уже не было, укатил в Кремль, а то пришлось бы выслушивать очередную проповедь о неподобающем поведении. Все же с Иваном было проще, да и общий язык они нашли быстро. Может от того, что Иван не так сильно старше был, а может от того, что характером он отличался от остальных братьев, а вот Андрею подошёл в самый раз. Но если честно, ему было всё равно, по какой причине они так хорошо сошлись, главное - отношения с братом стали действительно братскими.

А через пару дней Михаил принёс весть, что старец Вассиан ждёт молодого охламона (ну не отошёл ещё братишка, что с него возьмёшь) в Симоновом монастыре, том, где ныне и пребывал сам преподобный недалеко, так сказать, от властных структур.

К этой встрече Андрей готовился долго, ибо от её результатов зависело многое. Ведь главной целью беседы было не поговорить о книгопечатании, а донести до умного и рассудительного человека своё знание будущего, да при этом не выдав главной своей тайны.

Впрочем, рецепт был давно описан в литературе, но одно дело читать и другое самому попробовать. Но и молчать мочи больше не было. В конце концов, одному ему всё не потянуть, так пускай часть работы берут на себя те, кому это больше надобно.

Старец Вассиан ждал его в келье, которая оказалась довольно узкой и с низкими сводами, так что здорово вымахавшему за последнее время Андрею пришлось нагибаться, чтобы не ушибить голову.

Внутри кельи было прохладно и чуть темновато. Зато свет лампадки, горевшей у икон, казался оттого очень ярким. Перекрестившись на них, княжич перевёл взгляд на преподобного, который оказался довольно представительным и крепким ещё на вид стариком. Поседевшая от прошедших лет и невзгод борода резко оттеняла чёрную рясу, а небольшие, чуть косящие глаза старца пытливо всматривались в гостя, словно стараясь проникнуть сквозь телесную оболочку и что-то прочесть прямо в его душе. Даже на расстоянии Андрей буквально кожей почувствовал силу, прущую от него. "Да, силён старик, - мелькнула мысль. - С таким ухо нужно держать востро".

- Игумен Иуавелий отписал мне о твой просьбе, отрок, - голос у Вассиана был тих, но Андрей ни на минуту не усомнился, что добавить лишних децибелов тому не составит большого труда. - Мысль твоя мне понятна и приятна, да и с архиепископом Геннадием - тут Вассиан, а за ним и Андрей, перекрестился, - мы о том баяли не раз, да вот веры иноземцам в том боле нет, пробовали уже, али сам ты ту махину делать будешь?

- Нет, отче, сам не смогу, тут мудрый розмысл нужен. Придётся всё же по первой иноземцев брать. А лучше купить уже готовый стан, да привезя на Русь разобрать. Неужто наши-то розмыслы иноземную хитрость разгадать не смогут? Тут ведь, вот какое дело...

Дальнейший разговор полился как-то само собой. Вассиан, оказывается, обладал редким для людей даром - он умел слушать. А потому Андрей, сам не заметив как, выложил всё, что думал о развитии книгопечатания, и даже то сболтнул, о чём и говорить не хотел по началу.

- Молод и горяч больно, - хмыкнул старец, когда Андрей полностью выговорился и замолк: - и на язык не сдержан. Ну да то дело наживное, а вот что помыслы достойные имеешь, то благо великое. Коли сполнить то, что наговорил готов, то и делай, а уж я митрополиту слово за тебя замолвлю. Но помни, ереси на Руси церковь наша более не потерпит. Хватит с нас и жидовствующих, что до самых государевых палат добрались, и которых пришлось огнём и калёным железом выжигать. А кострища из людей не красят светлый град. Надеюсь, отрок, мы хорошо друг друга поняли, - тонкие ноздри его узкого хрящеватого носа нервно затрепетали, а глаза блеснули недобрым огнём.

Андрей истово закивал головой, про себя подумав, что в роли инквизитора преподобный-то как бы и пострашнее Торквемады не был бы. Правда, за сожжение более Иосиф и его последыши ратовали, ну да пожизненное заточение в монастыре тоже ведь не сахар.

А вообще, всё же хорошо, что он попал в то время, когда церковь ещё не сделала окончательный выбор между двумя учениями. Именно это не дало ей пока превратиться в ту замшелую организацию, каковой она и станет спустя века после торжества иосифлян, за что, впрочем, и получит своё по полной. Но пока что она жила полнокровной жизнью, писала трактаты и истово спорила за и против. А ищущий ум готов принять любые новшества без указок сверху, если посчитает их полезными своему делу. Ведь мало кто в России его прошлого/будущего знал, что тот-же Нил Сорский отлично разбирался в астрономии, и ведал, что Земля, как некое яйцо, окружённое атмосферой, кружится в мировом пространстве. И это за десятки лет до выхода в свет книги Коперника и первого кругосветного плавания!

И Андрей, со своими хотелками, просто пришёлся ко двору, ведь недаром ещё архиепископ Геннадий думал о чём-то подобном, когда реципиент княжича ещё пешком под стол ходил. И ведь крепла в голове Андрея уверенность, что и Иосиф был бы не против его предложения и, учитывая большую гибкость иосифлян и их умение подстраиваться под ситуацию, сумел бы найти приемлемый компромисс. Господи, это что же церковь сама с собой натворила? Воистину, кого бог хочет покарать того лишает разума, что бы тот не сознавал своих ошибок до самого печального конца.

- А теперь давай поговорим о другом, - вернул княжича в действительность голос старца. - Ответствуй, что гнетёт тебя, отрок? Ведь не только о полезности книгопечатания ты хотел со мной говорить. Ведь именно со мной, или отец Иуавелий неверно отписал мне?

Ну вот и пришла пора большого разговора. Разговора, что мог изменить всю Русь (пусть и незнаемо в лучшую аль худшую сторону), а мог и вылиться в обычный пшик, но который рано или поздно должен был произойти. И уж лучше рано. Ну да с богом! Как там, у Злотникова было?

- Не знаю, как сказать, отче, но, когда бездыханным лежал я, было мне одно видение ...

- Почему-же сразу об том не сказывал? - было заметно, что Вассиан напрягся в ожидании ответа. Такая реакция преподобного слега выбила Андрея из колеи.

- Ну, так это, потому как там не токмо обо мне, но и про тебя было, преподобный, - вот теперь Андрею удалось увидеть явные следы удивления на лице старца. - Явился ко мне человек в белой одежде, окружённый светлым сиянием, и поведал, что будет с церковью нашей, коли верх в ней возьмут последователи святого Иосифа (Андрей даже не заметил, как при этих словах вздрогнул Вассиан. Ещё бы, ведь Иосиф Волоцкий будет канонизирован лишь в 1579 году, спустя почти шестьдесят семь лет от сего дня). О многом говорил он мне...

Как говаривал один из его командиров: "Война план покажет". Вот и тут, главное было начать разговор, а потом речь сама полилась, словно из рога изобилия. Он просто пересказывал всё, что случилось с церковью за последующие годы (ну то есть, то, что он помнил сам и в своей интерпретации, конечно). Про свадьбу Василия и участь жены его, Соломонии, и немилости государевой, что обрушилась на нестяжателей, пошедших против воли великокняжеской, не пожелавших давать развода государю, отчего и возвысились иосифляне окончательно, про смерть митрополита Филиппа, как следствие неуёмного богатства церкви, про реформы Никона, раскол и низвержение много о себе возомнившего патриарха, про петровский Синод и под конец, трагедию 20 века, а Вассиан слушал и... верил. Верил, потому что за годы жизни научился неплохо читать людей и знал, чувствовал, когда они врут или не договаривают. И глядя на отрока, он видел, что тот не врёт. Не договаривает что-то, то да, было, но врать не врёт. Ему действительно было видение, ведь придумать такое просто невозможно, ну не укладывалось в голове у Вассиана, как это - отринуть бога и пойти убивать церковнослужителей. Такого даже татары не позволяли, хотя под горячую руку чего не бывает, но специально - нет. Конечно, видение это мог наслать и враг рода человеческого, но не в святой же обители. А значить господь через одного из ангелов своих ту весть донёс. Но почему не ему самому, почему через отрока чудом господним к жизни возвёрнутого, чему десяток монахов во главе с игуменом свидетелями были? А может потому и явил господь чудо через отрока елеосвящённого, потому как он, Вассиан больно грешен?

Верилось ему в неограниченную власть церкви над душами и судьбами людей, потому и защищал всячески он её независимость от власти великокняжеской. Это вот Иосиф утверждает, будто царь только естеством сходен со всеми людьми, властью же подобен Всевышнему. Будто сам бог посадил его вместо себя и передал ему власть над мирянами и духовными лицами, и никто не может перечить его суду. А, коль верить видению, таких вот, восхотевших власти церкви над царями, будет много, но кончат все они одинаково в опале. Так может сам господь противиться подобному? Не зря же его противники утверждали, что церковь в Ромейской империи завсегда под императором была, это латыняне, иного восхотев, раскол-то в единой до той поры церкви и учинили. Так может его грех в том, что и он в ересь латынскую, сам того не ведая, подался, а Иосиф-то как раз тут и прав?

Эх, Иосиф. Тогда, на соборе 1503 года, сникли они под давлением его воли и красноречия, уступили, а ведь видели же, что и вправду, проповедуя любовь к ближнему, монахи сами и сёла держат, и слуг имеют, и хлеб с деньгами в рост дают, а недоимщиков сами судят и кнутом бьют, словно каты заправские. Видели, но уступили. Вот господь и упреждает, что коли так и будет далее продолжаться, то лишиться церковь русская его благодати, что бы через тернии и кровь вновь возвернуться к свету истинны. Терпелив господь, но бойтесь гнева его.

На миг, всего на краткий миг восхотелось Вассиану, что бы этого разговора не было. Но порхнуло и прошло, ибо в правоту своего дела, завещанного ему Нилом Сорским, Вассиан верил истово. Андрей-же, вываливший всё на сухие от времени плечи старца, теперь лишь молча стоял перед ним, чувствуя как груз ответственности спадает с его души. Ну да, переложи участь принятия решения на другого, и жить легче станет. С другой стороны церковная кухня слишком своеобразна и окунаться в неё княжичу совсем не хотелось. Не его это, не его. А вот преподобный Вассиан - совсем другое дело. Он и так делал всё в нужном Андрею русле, и ему оставалось только донести до того, что иосифляне оказались более гибкими в борьбе. Потому и напирал на то, что в борьбе церкви против государства у последней шансов на победу не было, а то свои заскоки ведь и у нестяжателей были. А описав последующие беды, он надеялся, что теперь они окажутся не столь твердолобы и уступят желанию государя, недаром он столько об этом распинался тут. Да и вообще свою программу малость подкорректируют ввиду открывшихся данных. Ну и на всякий случай, ввернул, что господь не токмо православных, но и католиков, хоть и отколовшихся от единой церкви, но остающихся христианами, упредит об том же, через некоего Мартина Лютера. Тут весь расчёт был на то, что Лютер появиться раньше, чем Василий надумает разводиться, а значить сработает именно на его, Андрея, версию и тогда может быть и вправду окажется, что не зря он тут сжёг кучу нервов и церковь-таки пойдёт совсем иным путём (во, блин, дожили, как Владимир Ильич заговорил).

Фух! Выйдя из ворот монастыря, Андрей непроизвольно перекрестился: такой груз с души упал. Что не говори, а разговор со стариком отнял много сил, как физических, так и душевных. Не, ну его на фиг, такое прогрессорство. Это в книгах читать хорошо, а вот на самом деле говорить с такими личностями никаких нервов не хватит. Всё к черту, пора в деревню, на природу. Там, конечно, тоже дел невпроворот, но зато всё проще и понятней, чем в водовороте политических страстей.

А в маленькой келье, преклонив колена пред ликом господним, истово молился могучий старец, пребывавший в некоем раздрае от обрушившегося на него знания. Не верить услышанному было нельзя, верить - страшно. Но и опускать руки было не в его характере. Молитва поможет успокоить метущуюся душу, очистит разум и, даст бог, позволит увидеть тот путь, что проведёт его мимо тех треволнений, что поведал юный княжич. Тяжёлый маховик изменений был стронут, и оставалось лишь надеяться, что он не смахнёт лишнего с шахматной доски истории.