Глава 41

Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала,

И крылья эту свадьбу вдаль несли,

Широкой этой свадьбе было места мало,

И неба было мало и земли.

Вот уж воистину широко было русское застолье! Гуляли от души, с размахом. Впервые представленный широкой публике правильно организованный оркестр подпившими гостями был принят на ура. Да и что говорить, это вам не гусляры-скоморохи! Даже привычные песни под его аккомпанемент звучали как-то по-новому. А уж как лихо отплясывал Иван под минусовку Волколака, это надо было видеть! И как уже изрядно набравшиеся гости распевали светозаровские "Люди божие". В общем, свадьба удалась на славу. И продолжала вовсю греметь и веселиться, когда под хохот и не совсем пристойные шуточки, молодых провожали в спальню.

А там пред взором молодой жены предстала огромная кровать с балдахином. Нет, клопы у Андрея в доме не водились, просто ему всегда хотелось иметь нечто подобное (ага, эстет, мля). А вот девушка вдруг заробела, и князю пришлось брать всё в свои руки. Не обращая внимания на её лёгкое сопротивление, он поспешил снять с неё всё, включая и рубашку, и невольно залюбовался открывшимся видом. Да, по нынешним меркам она была не очень, но он-то жил и развивался совсем в другую эпоху, и по тем критериям фигурка у его жены была очень даже ничего! И глянув на покорно лежавшее на белых простынях из самого тончайшего льна очаровательное видение, он плюнул на все условности и пожираемый страстью буквально рухнул сверху.


Празднества гремели ещё трое суток, и лишь потом сошли на нет. В доме наступила столь долгожданная тишина, и князь смог, наконец-то, насладится семейным уютом.

Варвара оказалась девушкой тихой и работящей, и к тому же отличной хозяйкой. Наученная ещё в отчем доме, она быстро прибрала всю прислугу к рукам, и уже к концу первой недели Андрей со смехом наблюдал за тем, как все домашние слушались её, наверное, больше, чем самого хозяина. Однако не всё было так хорошо, как хотелось бы. Те предрассудки, что впитывались в местных можно сказать с молоком матери, а потом вбивались строгим воспитанием, порой раздражали до бешенства. Особенно сильно это касалось всего, что крутилось вокруг секса. До просвещённых Камасутрой и развращённых фильмами для взрослых людей 21 века местным было очень далеко. И главным препятствием тут была, разумеется, церковь и её взгляд на то, что можно и чего нельзя делать супругам. И что самое смешное, но большинство людей само шло к батюшкам и честно признавалось в такого рода грехах. Вот только Андрею подобное вмешательство в личную жизнь было, как серпом по одному месту и он собирался с этим долго, вдумчиво и осторожно бороться. Что, когда и как он делает со своей женой должно касаться только его и жены.

И всё же быть женатым было приятно. Да и личный статус семейного человека в нынешнем обществе, что ни говори, а был выше, чем холостого. В общем, плюшки со всех сторон. Однако долго наслаждаться семейным уютом ему не пришлось. Едва подсохли дороги, князь засобирался в путь.


Сами сборы были недолги: большой обоз брать не собирались. Точнее, идти предстояло совсем без обоза, а всю провизию просто уложили в узкие кожаные мешки, которыми и нагрузили заводных лошадей.

Ныне его ЛИЧНАЯ дружина, для которой во дворе была построена отдельная большая изба, насчитывала три десятка крепких парней. Одетые в одинаковые синие кафтаны с золотой оторочкой (как не раз уже говорилось - понты наше всё), вооружённые одинаковым оружием, включая мушкетоны в кожаных кобурах, притороченных к сёдлам и знаменитыми стрелецкими берендейками через плечо, они больше походили на регулярный воинский отряд, чем всё, что имелось ныне на Руси. А учитывая, как они всю зиму тренировались во владении всем имеющимся оружием, они много кому могли показать, где на Руси раки зимуют.

К заранее означенному числу из Бережичей прибыл Годим, привёзший письменные отчёты от управителя. Бегло осмотрев их, Андрей отложил все бумаги в стол: всё одно подробно разбираться и делать оргвыводы будет по осени. А вот привезённый им гранулированный порох был очень даже кстати: такой порох давал более мощный выстрел и меньше отсыревал, чем привычная пороховая мякоть, что в условиях корабля было значительным преимуществом. Жаль только, что весь он был ружейный, годный только для аркебуз и мушкетонов. Корабельным же пушкам придётся довольствоваться тем, что есть. Просто технологию зернения только-только отточили и на пушечный не хватило ни времени, ни сырья. Зато ныне всем остающимся приказчикам была поставлена задача скупить максимально возможное количество мякоти и за лето наделать большой запас порохов, как ружейного, так и пушечного.


Утром Андрей поднялся до рассвета, хотя ночью он спал мало (и вовсе не от волнения перед походом), однако проснулся бодрым и готовым к любым приключениям. Жена уже гоняла прислугу, готовя ранний завтрак. Во дворе гремела своя суета, обычная, когда большой воинский отряд готовится к маршу.

Сытный завтрак прошёл в молчании. Да и что говорить, если всё было сказано ещё ночью. Поставив на стол кружку с горячим копорским чаем, Андрей поднялся:

- Ну, пора, милая. - И стиснув жену в объятиях, поцеловал её в губы.

Перед крыльцом, удерживаемый мальчишкой конюхом, стоял верный Хазар. Недолго оставалось ему ходить под седлом, но пока что никого другого Андрей ему на смену не готовил.

- Береги себя, - Варя, стоявшая тут же, за спиной на ступенях, быстро перекрестила уезжавшего мужа.

- Знаешь, милая, - обернулся он к ней. - Было давным-давно такое государство - Спарта. Так тамошние жёны, провожая мужа, говорили ему: со щитом или на щите. Мол, вернись живым или мёртвым, но чести не потеряв. Так вот, я сделаю всё, чтобы всегда возвращаться к тебе со щитом. Так что не мечтай так рано стать вдовой.

- Грех такое говорить, вовсе того не желаю, - взмахнув руками, перекрестилась Варвара.

- Шуткую я, малышка моя, - усмехнулся Андрей и, поцеловав жену в щеку, добавил: - До встречи, милая. Жди к осени.

Легко взлетев в седло, он махнул рукой, и отряд неспешно двинулся со двора.

Улицы Москвы были затоплены молочным туманом, так некстати поднявшимся от реки. Немногочисленные пока ещё прохожие шарахались в стороны, увидев столь внушительный отряд. Звонили невидимые в тумане церковные колокола и била. Сделав приличный круг по городским предместьям, они выехали на новгородскую дорогу и уже там прибавили ходу.


Новгород встретил их сыростью и шумной суетой. На подворье компании было не протолкнуться от посетителей. Встретивший их Сильвестр Медведев изрядно исхудал, но был деловит и весел.

- Выборгские бусы ушли с первой водой, - начал было он отчёт, но был остановлен взмахом руки.

- Сильвестр, выборгская торговля - мелкий каботаж, о чём мы уже не раз говорили. Выгода от неё есть, не спорю, но не та, что от Любека идёт. На нём лишь сухопутных мужичков с парусами работать учить, да гардемаринам нашим практику давать. Лучше ответствуй, что у нас с людьми?

- Люди есть, княже. Ныне компания имеет три бусы малые, три лодьи заморские и "Супружницу" с "Николаем". Мореходов на них с избытком наняли. А вот кормщики в основном из молодых: мало у кого и пара навигаций есть. Ушкуйники же, числом шесть десятков по домам сидят, слова ждут.

- А корабельный мастер что?

- Викол что-то хитрое соорудил. Вроде и лодья, но какая-то странная. И с краером поработал, всё как вы велели.

- Людей на эту лодью - не лодью набрали?

- Последних по сусекам вымели. Даже тех, кто в море впервые собрался, взяли.

- Хорошо. Теперь слушай, что делать. Всех неумех перераспределить на торговцев. А на краер и лодью - не лодью или на "Супружницу" - то по просмотру определимся - самых лучших и с запасом. И кормщиков тоже.

- Беда с ними, княже, - вздохнул Сильвестр. - Одни лишь Таракановы сколь на покрут взяли. Ныне, почитай, весь Новгород повымели: ни мореходов, ни кормщиков не осталось.

- Вот и славно, трам-пам-пам, - усмехнулся князь, вставая.

- Что славно? - опешил бывший дьяк.

- Славно, что мореходство наше растёт, Сильвестр. А люди - будут. Спрос он, знаешь ли, рождает предложения. Ладно, собирай ушкуйников. Пора и нам к морю выдвигаться.

- А школу смотреть не будете?

- Всё по осени, Сильвестр. И школу, и училище гардемаринов наших, всё сразу посмотрю.

Старший приказчик компании пожал плечами, как бы говоря: "вы тут босс, вам и решать".

- Когда людей собирать?

- Пусть через седмицу в Норовское прибывают. Там ждать будем.


Солнце уже угасало, мало-помалу тая за окоёмом, когда вдали показались первые домишки. Со стороны близкого уже моря все резче ударял в нос солёный запах. Андрей в предвкушении баньки и отдыха, нетерпеливо понукал коня. Он был весь в пыли и чувствовал, как затекли ноги, обутые в высокие, доходящие почти до колен, шнурованные кожаными ремешками сапоги. Сейчас он проклинал себя за ту остановку, из-за которой они въезжали в Норовское почти в сумерках, под аккомпанемент лая дворовых собак, уже выпущенных хозяевами для сторожения дворов и почуявших чужаков за оградой.

Пока же его дружинушка устраивалась на ночлег на постоялых дворах, уже частично опустевших из-за ухода первых кораблей, князь в сопровождении Доната и Годима решил проехаться к самому морю.

Узкая улочка быстро вывела их к побережью, где на шестах сохли рыболовные сети. То здесь, то там зияли на песке застойные лужи с тухнущими рыбинами, добычей последней рыбалки. Поморщившись от неприятных запахов, Андрей натянул поводья и осадил коня. Потом медленно тронулся вдоль берега в сторону деревянных причалов небольшой норовской гавани. Чуть вдалеке, покачиваясь на якорях, стояли три парусника явно европейского типа, видимо ожидающих своей очереди подойти к вымолам под разгрузку. Подъехав к мужикам, отдыхающим на бочках в начале пирса, уходящего далеко в море, он поинтересовался, кто это прибыл.

- Дык знамо кто, свеи да даны. Чуть не перегрызлись давеча, насилу успокоили. Говорят, война меж ими идёт, вот они и схватились.

- А ну как в море ратиться начнут?

- Э, господине, воевода им прямо сказал, чтоб в ввиду русской земли вели себя тихо, а что там за окоёмом случится, то не его дело.

Хмыкнув, Андрей повернул коня назад. Устал, аппетит нагулял, да и банька, поди, уже нагрелась. А то с моря ветерок-то отнюдь не тёплый подул. Так что можно было и закругляться.


С утра первым делом пошли инспектировать верфь.

Здесь, под руководством молдавского мастера, царил строгий порядок (сказал бы кто про такое там, в будущем - обхохотался бы) и кипела работа. На стапеле в трудах и муках рождалось судно. Нет, не шхуна. Пока плотники не набьют руку в новых для них технологиях, строили этакую смесь из шебеки, пынзара и лодьи. Транцевая корма, изогнутый нос и две мачты. Хотя большинство что лодий, что пынзаров в эти времена были одномачтовыми. Все мачты опиралась своим шпором на киль, как это и было принято на Балтике. Парусное же вооружение на фоке сначала позаимствовали с пынзара, то есть прямой парус и шпринт, но потом подумали, что не стоит плодить сущности и ввели пару фок и гафель, а на гроте поставили один гафель. Поскольку орудийный дек был для рождавшейся малютки излишним, пушечные порты были прорезаны прямо в фальшборте, по четыре на борт и две на корме и в нос. Так же в фальшборте были продуманы места и для вёсел, для манёвров в гавани и безветрии. Кстати сама корма была удлинена жилой пристройкой (хоть и не так сильно, как на пынзаре или шебеке), где были оборудованы небольшие каюты для офицеров и пассажиров. Свисая над водой, они позволили соорудить в них небольшие уборные, дабы их обитателям не бегать по нужде с кормы на бак, где для команды собрали носовой гальюн.

Чтобы румпель не мешал, его убрали под палубу, а управление им завели на колдершток. Конечно, это было не так эффективно, как штурвал, ведь, как известно, самым большим недостатком колдерштока был его неэффективный угол поворота - что-то около 40-50 градусов, что соответствовало повороту руля всего лишь на 5-10 градусов. Однако это не помешало ему просуществовать на флотах почти три века. Ну а штурвал, чью конструкцию сейчас отрабатывали вдали от иностранных глаз, он обязательно введёт в обиход, но не сейчас и не здесь.

В общем, кораблик получился одновременно и узнаваемым и необычным. Недаром старший приказчик так и прозвал его: "лодья - не лодья". А вот Андрею вид получившегося гибрида понравился. Он был весь какой-то хищно стремительный и если на ходу он будет так же хорош, то до появления шхуны быть ему его флагманом.

От осмотра корабля он перешёл к самой инспекции. Его интересовало всё: от запасов материалов до кормёжки рабочих ватаг. Особый акцент обратили, конечно, на умения плотников. Хотя сделанная полностью вгладь "лодья - не лодья" как бы говорила о том, что что-то они уже умеют. Мастер Викол, по довольному виду князя понявший, что кораблём своим он нанимателю почти угодил, охотно лез вместе с ним во все закутки, легко отвечая на возникавшие по ходу дела вопросы. Увиденным Андрей остался полностью доволен. По окончанию инспекции он велел приготовить новое судно к выходу. Конечно, в море тот уже выходил, и не раз, но Андрею хотелось самому почувствовать его на ходу. Оценить, насколько он резок или наоборот, туповат.


Ходовые испытания, затянувшиеся на два дня, хоть и выявили ряд недостатков, но и показали великолепную ходкость получившегося творения. Угнаться за новым флагманом не смог ни краер, обзавёдшийся к этому времени полностью гафельным вооружением и выходивший вместе с ними, ни встреченная в море шкута.

Заведя оба судна в затон, князь велел не мешкая вооружить их и пополнить запасы. Ему не терпелось выйти в море. Нужно было срочно вылавливать какого-нибудь гданьского капера, дабы нынешний новгородский наместник мог с полным основанием выдать ему на руки каперскую грамоту, тем самым узаконив его морские хождения. Тем более пушек за прошедшее время они награбили немало, правда разношёрстных по калибрам, но набрать шесть примерно равных для флагмана, на кормовом подзоре которого ныне горела золотом славянская вязь названия "Пенитель морей", было вполне можно.

На нос и корму были заранее запланированы по одной трёхфунтовке, для которых московскими кузнецами были выкованы доселе не виданные в этом мире снаряды: два полуядра, соединённые цепью. Андрей решил использовать сразу их, минуя тупиковые книппели. Как известно, они могли наносить серьёзный ущерб и рангоуту, тогда как книппель был практически бесполезен против него, а так же лучше запутывали рангоут и такелаж. Да и экипажу от знакомства с ними мало не покажется. Теперь даже шанс догнать кого-нибудь или убежать от кого-нибудь значительно возрастал.


И работа на кораблях закипела. Привезённые на телегах пушки талями поднимали на палубу и привязывали к заранее закреплённым в бортах железным кольцам. Ведь пушки для "Пенителя", в отличие от того же "Николая" и других местных аналогов, были установлены на четырёхколёсные лафеты и крепились канатами с возможностью раскрепления. Такие лафеты позволяли быстрее, чем какие-либо другие, накатывать пушку обратно. Но главная революционность заключалась в том, что в данное время пушки на кораблях крепились практически намертво, и чтобы прочистить ствол и зарядить его наново, если это, конечно, не вертлюг, заряжающему приходилось спускаться на верёвке с верхней палубы или вылезать в сам порт и работать за бортом, стоя на узком карнизе. Понятно, что о большой скорострельности в таких условиях говорить не приходится.

Следом за пушками стали подвозить чугунные и каменные ядра, картечь, бочки с порохом, абордажные крючья и всякий другой припас, нужный как для боя, так и для плавания. За два следующих дня оба корабля разительно переменились. А к концу недели в село стали прибывать и новгородцы, уже ходившие с князем в морские походы. Они должны были составить абордажные команды двух оставшихся кораблей: когга "Верная супружница" и краера "Святой Николай". Причём если на краере командиром шёл Гридя, то для когга пришлось искать кого отдельно. Проблема командных кадров становилась всё актуальней и актуальней.


А во вторник (кто же в понедельник в море-то выходит!) шесть кораблей Компании снялись с якоря и начали свой вояж.

Загрузка...