Князь Федор. Русь и Орда

Глава 13

Начало грудня (ноября) 1381 года от Рождества Христова. Граница Елецкого и Пронского княжеств.

Весело трещит сушняк в относительно неглубокой ямке-очаге, связанной дымным ходом со второй, ещё меньшей ямкой. Костёр разведчика! Даже вблизи не видно языков пламени (весело пожирающих дерево в настоящий момент!), и дыма практически нет — далеко не лишняя мера предосторожности в настоящее время…

Мы покинули Елец небольшим отрядом — вместе с Алексеем набралось семнадцать старших дружинников, да еще два десятка ушкуйников последовали с нами под рукой атамана Федора Косого, держащегося особнячком. Не очень много воинов, но вполне достаточно, чтобы отбиться от нападения любых татей, бродящих по дорогам Руси — да устраивающих засады на этих самых дорогах!

Но тати — это тати, они вряд ли сунутся к дружинникам. Однако вблизи границы со степью могут повстречаться и татарские отряды… И порой далеко не маленькие, и не имеющие никакого отношения к разбитым под Ельцом ордынцам! Конечно, очень маловероятно, что налетит на нас сотня поганых (а только таким числом у них и есть шанс супротив нашей малой дружины!) — но остеречься не помешает.

Ведь если на то пошло, враг может и ночью на стоянку напасть — определив ее положение по всполохам пламени! Дозорные у нас, безусловно, внимательные… Но как я вспомню нападение татар на Дону, когда мы с ратниками всего на двух стругах шли, а повольники врага проспали — так сразу хочется перестраховаться! Так что пусть будут бездымные, не выдающие нас искорками пламени очаги…

Кстати, земля рядом с ними весьма неплохо прогревается. Можно будет к ночи лечь, закинув в костёр пару-тройку крупных поленьев, по таежному — они станут гореть неспешно, отдавая земле вокруг очагов свой жар. Чем не «тёплые полы»⁈

— Ставим?

Алексей вопросительно посмотрел на меня, грея в ладонях котелок с будущей кашей. А на меня при взгляде на котёл сразу же налетели воспоминания о «кремлевском» мясе — и последней ночи перед отъездом, проведённой с Дахэжан… Как же хочется к ней вернутся!

Должен, должен до зимних холодов, как сам обещал — должен! Ведь не в боевой же поход идём, лишь переговоры вести…

— Сейчас, пару поленьев к сушняку закинем, чтобы жар дольше держался — и можно ставить.

Сказано-сделано. Бодро пожирающее сушняк пламя с радостью приняло и берёзовые поленца, отправленные мной в очаг — последние занялись буквально за минуту. А сверху на сооруженную гридем самодельную «двуногу» (две палки-«ухватки» с сучками, сломанные в одинаковую длину и воткнутые в землю, да ещё одна палка, висящая промеж них) мы и подвесили котёл с будущей кашей. Конструкция «двуноги» более всего напоминает самодельный вертел — но, увы, шашлыками мы сегодня точно не побалуемся. На дороге зверь и птица пуганные — тем более осень. Кто на юга полетел, кто уже в норы зарывается…

Так что каша. Полба… Самая древняя и агрессивная пшеничная культура, самостоятельно истребляющая растущие вокруг неё сорняки! На дне котелка добрый черпак вытопленного жира (смалец) и уложенный поверх него нарезанный полукольцами лук. Затем насыпан первый слой крупы, прослоенной копченым мясом дичи, сверху второй слой полбы, подсоленной и даже подперченной мной по вкусу… Воду пока не добавлял — пусть смалец подрастопится, обжарив лучок, потом мы в нем перемешаем всю полбу, чтобы также обжарилась… А потом уж добавим немного воды из бурдюков — тогда кулеш и затомится, наберет вкус! Не мясо по-кремлевски и не шашлык, но как походная каша — очень даже…

— Как думаешь, княже — мокша действительно за нас пойдёт против Тохтамыша?

Алексей задумчиво смотрит в огонь, лишь на мгновение оторвав взгляд от пламени — чтобы обернуться ко мне вполоборота, с неподдельным интересом заглянув в глаза. Мне же осталось лишь пожать плечами:

— Да понятное дело — мокша пойдёт за теми, за кем сила. Просто именно сейчас с «силой» все неоднозначно… Так что милость к уцелевшим в бою, да напоминание об общем горе — и общем враге! — могут действительно повлиять на выбор целого народа…

Вообще, оглядываясь назад, на события четырехдневной давности, я с содроганием вспоминаю бойню, коей обернулась сеча с ордынцами. Но вспоминаю ее, как наяву…

— СЕ-ЕВЕ-Е-ЕР!!!

Боевой клич северян, раздавшийся в глубине узкой колонны всадников, летящих вниз по крутому спуску, тотчас подхватила вся дружина. Подхватил его и я, закричав во всю мощь легких — и обратив на себя внимание татар, до того увлеченно давящих ушкуйников… И до последнего мгновения не замечающих приближающейся опасности!

Вообще, поганые давили моих повольников исключительно массой — последние, сцепив щиты и выстроив полноценную «стену», умело огрызаются короткими уколами копий и увесистыми ударами секир. Но в тоже время «стена» их вынужденно пятится, пятится к воде под напором массы поганых! И кое-где строй ротников «исхудал» до единственной линии щитоносцев, готовой вот-вот прорваться…

За мгновение до нашего удара за рекой вновь грянул громовой раскат ударивших залпом бомбард: на время стихшие во время атаки ушкуйников, пушки вновь заговорили, посылая каменные ядра в поганых уже через головы повольников! Ох, не ошибся я, назначив бывшего десятника Ефима головой «пушкарского наряда» — ведь последний разил генуэзцев картечью из арбалетных болтов еще в Азаке! И с огромным интересом и энтузиазмом освоил новую для себя воинскую специальность… В Азаке, правда, он был лишь подносчиком боеприпасов. Но видел все мои действия, запомнил, осмыслил, и не один раз повторил во время коротких учений (много пороха на них я выделить не мог)… И погляди же — учеба пошла впрок: ядра летят над головами повольников, разя именно ордынцев, прошибая кровавые просеки в скученной толпе поганых!

…Все это я успеваю разглядеть за мгновение до столкновения — уже склонив пику в грудь ближнего ворога, защищенного лишь плетенным калканом, да сжимающего в руке изогнутый клинок. Последний, спешно обернувшись на раздавшийся вблизи боевой клич, с ужасом воззрился на меня, раззявив рот в истошном крике…

Удар!

Древко копья со страшной силой дернуло в руке — а после лопнуло, застряв в телах двух прошитых им насквозь степняков, и воткнувшись в землю у ног третьего! А мгновением спустя Буран, пролетев прямо по телам поверженных, врезался бронированной грудью в того самого «счастливчика», избежавшего встречи с граненым наконечником пики…

Удар!

И еще пару поганых буквально сносит, опрокидывает назад масса жеребца, врезавшегося в них на разгоне! Бьюсь об заклад, что переломы и ушиб внутренних органов у последних если не смертельны, то встать и продолжить бой они точно не смогут… Да я и сам едва удержался в седле! Но уже в следующий миг, покрепче стиснув в пальцах рукоять шестопера (предварительно продев запястье в темляк), с силой обрушил увесистое, граненое навершие на череп ближнего ко мне степняка… Его бы не спас и шлем — но шлема на голове «завоевателя» как раз и не было.

И вновь я вскидываю окрасившийся красным шестопер, занося его для удара — и вновь он летит вниз, на голову очередного ворога… В павезу бьет случайная стрела, обратив на себя внимание лишь легким толчком — а граненое навершие шестопера обрушилось на поганых уже в третий раз, мгновенно оборвав чей-то короткий вскрик.

А вот ударить в четвертый я уже не успеваю — отчаянно вопя, ордынцы показали спину, увлекая за собой все больше соратников! Вот только зажатые между телегами и стеной щитов ушкуйников, они не успевают быстро отступить — и, махнув в сторону врага булавой, я пришпорил Бурана, в горячке боя заорав во всю глотку:

— Се-еве-е-е-р!

И следующая за мной дружина тотчас ответила дружным, оглушительным:

— СЕ-ЕВЕ-Е-ЕР!!!

…Ордынцы, атакованные со всех сторон, пытались бежать от конных казаков и прорвавшихся в лагерь дружинников. Но оказались в губительной ловушке кольца телег… Они возможно и просили пощады — хотя иные дрались до конца. Но разгоряченные сечей, ожесточившись из-за высоких потерь ушкуйников (сгинуло не менее двух сотен ротников!), мы не ведали милости… Бесполезно было бросать сабли наземь и поднимать руки, моля о пощаде! Шла сеча, и пока один ворог пытался сдаться, второй уже накладывал срезень на тетиву, а третий набегал со спины, крепко зажав клинок в руке…

А потому мы рубили всех подряд в горячке ближней схватки.

Повезло лишь нукерам из числа мокши — причем из-за внешней схожести с братьями-славянами. В хаосе боя с татарами русую мокшу можно было принять за своих! Так что когда мордвины поднимали руки, их все-таки замечали, щадили… Я так и вовсе пообещал им жизнь и свободу уже после боя — конечно, после того, как «уберут» за собой, похоронив недавних соратников.

Но заодно я напомнил мокшанам и про инязора Пуреша, убитого татарами в далеких землях ляхов… Это когда перед самой сечей у Легнице в 1241-м Пуреш сговорился с ляхами — а монголы, разоружив уцелевшую мокшу под предлогом их неучастия в битве, ночью всех и перебили…

Также я вспомнил и про царевну Нарчатку, поднявшую мятеж после убийства отца, инязора Пуреша — мятеж, что завоеватели утопили в крови! Напомнил и про Тагая, основавшего в землях мокши собственный улус и притеснявшего местное население. Ведь в итоги многие бежали от татар в Рязанское княжество, основав в нем несколько поселений…

И да, я действительно приказал Твердиле отпустить уцелевшую мокшу, как закончат похоронные работы. Пусть вернутся на родную землю, пусть начнут обелять свою трусость, оправдываясь за то, что выжили!

Подспудно заряжая сородичей ненавистью к завоевателям и притеснителям — и к общему для нас с мокшей врагу!

Конечно, я мог бы также поступить и с булгарами… Но булгарам просто не повезло. Ибо булгары не сильно отличались от прочих ордынцев, внешне и по экипировке — так вообще не отличались.

С известными для них последствиями в прошедшем бою…

Вообще, исконные волжские булгары после завоевания Батыя подняли еще несколько восстаний — прежде, чем их окончательно покорили аж в 1278 году! В итоге уцелели лишь немногие представители славного и могучего в прошлом народа, воочию видевшие Серебряную Булгарию… Позже они смешались с кипчаками-половцами — основой кочевого населения Золотой Орды — да соседями из финно-угорских племен.

И потом, ведь в большинстве своем уцелели согласившиеся служить Батыю и прочим ордынским ханам, служившие в татаро-монгольском войске и отправившиеся собирать дань на Русь!

Но все равно можно было попытаться вбить еще один клин — между булгарами и татарами. Но не срослось… Не уцелело их, если не считать царевича Ак-Хозю. Последний, кстати, теперь очень ценен, очень! И в случае боя я приказал ратникам беречь булгарина хоть даже ценой своих жизней — уж очень важно заставить говорить его при Донском… А после — если переговоры пройдут успешно — царевич поможет мне внести раскол в стан врага в Булгаре! Ибо я не собираюсь отказываться от идеи разделить завоеванных и завоевателей…

— Всадники на дороге! Идут, не таясь!

Я подскочил, как ужаленный, тотчас схватившись за рукоять клинка:

— Татары⁈ Каким числом?

Дозорный дружинник, буквально влетевший на стоянку отряда, отрицательно мотнул головой:

— По виду русичи. С полсотни наберется!

Я на мгновение замер, размышляя, как быть — после чего твердо приказал:

— Дружина — в броню и на коней! Ротники с самострелами хоронятся за деревья, Алексей — бери царевича, его необходимо доставить к великому князю и заставить говорить любой ценой! Это очень важно!

Гридь мрачно кивнул, двинувшись к притихшему, побледневшему булгарину — в то время как сам я, поспешно втиснувшись в панцирь, запрыгнул в седло Бурана. Моему примеру следуют и прочие ратники — в то время как ушкуйники резво втягиваются в лес, готовые, в случае чего, обстрелять неизвестных… Русичи — это, конечно, хорошо, среди русичей у нас врагов нет. Точнее не было… Но литовцы — их рати ведь на две третьих состоят из русских дружинников! И хотя литвины вроде как тоже замирились с великим князем… Но то князь Москвы, а не удельного Ельца!

— Ждем, братцы! Если враг — то пусть выйдут на открытую местность, тут-то их повольники болтами и угостят! А уж там и мы в копье ударим… Но Федор — пока отмашки не дам, не бейте!

— Услышал тебя, княже.

Приглушенный голос атамана раздался из-за ближнего дерева, и я благодарно кивнул Косому. Пусть мы и не друзья в жизни, есть какой-то холодок в отношениях — но в брани всегда друг друга прикроем… С легким сожалением я обернулся на котелок с кашей — впрочем, я успел помешать обжаренную в смальце полбу, а Алексей залил воду. Тем более, поленца будут гореть долго, давая крепкий, равномерный жар…

Эх, хорошо бы все же отведать наваристого кулеша в конце насущного дня!

Прошло несколько томительных минут прежде, чем на лесной дороге, примыкающей к небольшой поляне, показались всадники. Сама поляна расчищена от кустарника и служит нам стоянкой — но мы также оттянулись на дорогу, встав напротив неизвестных… Да оставив десятка три шагов на разгон, если потребуется таранить в копье!

— Кто вы, путники? И зачем следуете по земле моего княжества⁈

Конные замерли на дороге, вперед подался лишь один всадник:

— Мы дружинные князя Даниила Пронского! И следуем по Пронской земле!

— Да неужто⁈ С каких же пор моя Елецкая земля вдруг Пронску отошла?

Однако дружинный не стал со мной спорить, вместо того спросив:

— Со мной говорит князь Федор Елецкий?

— Я и есть!

— Княже! Так к тебе на помощь в брани с погаными следуем, дружины Пронского и Рязанского князей! Мы — передовой дозор, но я сейчас же отправлю посыльного к Даниилу Владимировичу!

Чуть успокоившись, я громко воскликнул:

— Пошли посыльного и предупреди, что князь Елецкий Федор к трапезе приглашает владетелей Рязани и Пронска!

…К встрече князей я подготовился, как мог, выставив на «стол» (расстеленное на земле покрывало) не только котелок с наваристым, набравшим вкус кулешом (его обложили камнями, чтобы не перевернулся), но и нашинкованную татарскую бастурму, вываленную в специях, и конскую казы — правда, вяленную и оттого очень твердую. Сухой, походный татарский творог-сыр, известный мне под названием курут и также захваченный нами в качестве трофеев, я выставлять уже застеснялся… Его в седле хорошо в рот закинуть, и долго ждать, пока достаточно растает — словно сырный леденец! Кроме того, походный «дастархан» украсили ломти чуть зачерствевшего в дороге хлеба, порезанный на полукольца лук, четвертинки яблок… И свежий, горячий взвар, сваренный из меда, кислых сушеных ягод и тех же яблок перед самым прибытием гостей.

Как говорится, чем богаты!

Рязанская рать, насчитывающая примерно три тысячи ратников (и это с учетом воинов Пронска) встала на привал, не доезжая до нас пары верст — у обширного озера на самой границе леса. Эх, знал бы я, что впереди такой роскошный источник воды, обязательно дотянул бы до него с дружиной…

Но князья не пренебрегли моим приглашением, явившись на встречу в сопровождении верных воев-телохранителей; делать нечего, пришлось и их сажать за стол к моим дружинникам! Но это ничего, угостим — главное же, что соседи явились на выручку Ельцу! Пусть и запоздали на целую седьмицу… Но и я отправил гонцов в последний миг, и осада надолго не затянулась — так что жест великого князя Рязани, ровно как и его «вассала» я высоко оценил, встретив гостей с искренним радушием:

— Ну, здравствуйте, здравствуйте верные други!

— Приветствую и тебя, князь Елецкий… Не обессудь, но еще утром ты вступил на мою землю — и здешние жители испокон веков платят подати Пронску, а не Ельцу!

Даниил Пронский, средних лет, не очень высокий мужчина ответил на мое приветствие весьма сдержанно — как видно, дозорные уже поведали о состоявшемся со мной «территориальном диспуте». Честно говоря, я только ПРЕДПОЛАГАЛ, что нахожусь в границах своего княжества — на самом-то деле они не очень четко очерчены… Ну и пускай. Все одно у меня недостаток в людях, а не в земле — при этом никаких весей по утру я уже не встречал, так что и спорить не вижу смысла. Тем более со славным Пронским князем, участником битв на Воже и Куликах!

— Княже, не обессудь и ты! Встретил я незнакомых мне конных молодцев, да числом немалым. Вот и решил их чуть приструнить — мол, что делаете на моей земле, с какой целью по ней идете? Да, слава Богу, что не вороги то, а друзья…

Пронский князь просветлел лицом — и, согласно кивнув, покинул седло, с интересом поглядывая на походный «стол», пусть и не столь богато украшенный угощениями. Как видно, проголодался с дороги… А вот князь Рязанский пока не спешит покидать седло. На дороге Олег Иоаннович держался чуть позади своего «вассала» — хотя князья Пронские в последние годы сильно тяготеют к Москве. К примеру, Даниил открыто привел свое войско на Куликово поле, сражался на Воже, командуя одним из русских полков…

Отец же его Владимир бился с Тагаем в Шишевском лесу вместе с «моим» дедом Титом Козельским и самим Олегом Рязанским. Но после сел на престол Рязани, когда Боброк поборол Олега в братоубийственной Скорнищевской сече… И ведь при всем при этом они были родственниками, двоюродными братьями! Соответственно, Даниил Пронский приходится Олегу племянником…

А вот сам Рязанский князь неожиданно сильно постарел с нашей последней встречи: сильно прибавилось седины в волосах и в бороде, да и морщины стали глубже и явственнее заметны на лице Олега Иоанновича… Впрочем, спина его все еще пряма, а взгляд умных карих глаз все так же тверд — и направлен на меня с явным осуждением!

— Ну и заварил ты кашу, внук!

Я не сразу осознал услышанное, далеко не сразу… Понятно, что Олег говорит про «заваренную кашу», имея в виду далеко не кулеш (уже остывающий!) — но вот внук… Фигура речи⁈

Мама дорогая! Да какая же это фигура речи — я действительно внук Олега Рязанского!!!

Но как я не «вспомнил» о том раньше⁈

Ну, как-как… Отец Федора, Иван Титович какое-то время успел поправить в Козельске, покуда его не изгнали литовцы — после чего подался на службу в Москву. Почему не пошел к тестю, Олегу Иоанновичу, чья дочь Агриппина (мама Федора) вышла за Ивана? Да кто же его теперь знает! Будущий Елецкий князь, чьи воспоминания меня так подвели, про бегство из Козельска особо и не помнил…

Более того, на Елецкое княжение Федор сел не без участия Москвы, где провел большую часть своей юности. Так что Олега он толком и не воспринимал, как своего деда… Наконец, сам Рязанский князь довольно холодно встретил меня в прошлую встречу. Впрочем, неудивительно, учитывая тот факт, что мы едва не оказались по разные стороны баррикад на Куликовом поле — да и после него! Что кстати, не является чем-то выдающимся для Руси, где все враждующие Рюриковичи вышли из одного корня, и порой воевали друг с другом в пределах одной семьи…

Однако же сам Олег Иоаннович все же не запамятовал, кем ему приходится Федор Елецкий! Ну, то естья́.

— И я рад тебя видеть… Дедушка. Да, кашу я заварил — каша вкусная, на смальце, с лучком солью и специями, да копченой дичью!

— А ведь правду говорит, дядя! Истинно так, каша пахнет одуряюще!

Даниил Пронский не преминул вставить свои пять копеек — впрочем, поддержал он именно меня… На что «дедушка» лишь насмешливо фыркнул — и пружинисто покинув седло, подал поводья подоспевшему Алексею.

— Зубы не заговаривай-то, хохмач! Только ведь с Мамаем сладили и ратью Белой Орды, а теперь что же — с Синей придется схлестнуться?

Не удержавшись, я качнул головой — да и Даниил бросил на великого князя краткий, удивленный взгляд, в котором прямо читалось: «когда же это рязанцы с Мамаем сладили?», но вслух ничего не сказал. Поостерегся с замечаниями и я, широким жестом пригласив обоих князей к «столу»:

— Отведайте с дороги горячего, тогда уже и поговорим?

— Да обожди ты потчевать! Лучше вот что скажи: цел твой Елец⁈

Я согласно кивнул, отвечая на вопрос Рязанского князя:

— Цел, стоит на прежнем месте… Еще краше прежнего. Вот только рвов еще накопали, схоронить татар да булгар.

Теперь уже Даниил Пронский не удержался от удивленного возгласа:

— Что же выходит, разбил поганых⁈

Я согласно кивнул:

— Разбил, конечно, разбил. Да вы угощайтесь, други, угощайтесь… На выручку спешили, да?

Я присел к дастархану, подхватив яблочную дольку и послав ее в рот. Конечно, хочется уже кулешика — да вот беда, раз трапезничать будем из одного котла, то окунать в него ложки нам по очереди, начиная со старшего из присутствующих, коим является великий князь… А последний, хоть и последовал моему примеру, и также присел к покрывалу, ложку пока не достает.

— На выручку, хах… До границы княжества мы шли — а уж там по обстоятельствам. Отправили бы послов к татарам, запросили бы выкуп за твою жизнь — заодно бы разведали численность поганых, да от кого они пришли… Если какой мятежный мурза вдруг возомнил себя новым Тагаем, побили бы его под Ельцом — как пить дать, побили бы! А если нет, если явились татары от самого хана Тохтамыша… То лишь прикрыли бы дорогу на Пронск, да приняли бы всех беглецов, от ордынцев спасающихся.

Олег Иоаннович ответил глухо, чуть надтреснутым голосом, опустив глаза — но после, подняв взгляд, грозно рявкнул:

— Что думаешь, готова Рязань со всей Ордой силами мериться? Готовы мы с Тохтамышем драться⁈

Ага. Все-таки серьезный разговор начался еще до трапезы… Посмотрев прямо в глаза великому князю, я ответил твердо, с полной убежденностью в собственной правоте:

— Готова или нет, но драка неизбежна. А вот как ее принять, и на каких условиях, мы еще вольны решить… Пока вольны.

Прожевавший кусок бастурмы с луком и хлебом Даниил Пронский с легким вздохом вопросил:

— Значит, ордынцы явились по ханской воле?

Я склонил голову:

— Верно. Но не потому неизбежна брань, что, разорив Азак, я бросил вызов Орде, нет. Рязань окажется под ударом в независимости от того, поможет она ли Ельцу продержаться супротив поганых — или останется безучастна.

Потяжелел взгляд Олега Иоанновича, уловил он немой укор в моих словах. Мол, что, раз внук первым ударил, так и выдать его головой ордынцам⁈ Но Олег — он ведь прежде всего князь, а не добрый дедушка. И как князь, он должен хранить свою землю прежде всего! Так что лезть в заваренную «внучком» кашу действительно не стоит, если затем пострадает собственное княжество. Нет — уж если сам заварил, так сам и расхлебывай, Федя…

Ну, примерно таков ход его мыслей. Вроде и справедливо, и правильно, а вроде и самообманом попахивает… В любом случае, дружину он привел, готов был помочь — или хотя бы выкупить… Уже неплохо!

— Поясни.

— А что пояснять-то? Ты обернись… Дедушка. Видишь, сидит булгарин особняком среди моих дружинников? Это царевич Ак-Хозя, посланный во главе полутьмы под Елец. Так вот он поведал, что хан Тохтамыш князю Димитрию Московскому не простил, что тот дань не платит… А значит, следующим летом пойдет в набег.

Еще сильнее потемнел Олег Рязанский с лица — Димитрий Иоаннович вроде как и союзник… Но все же озвучил именно то, что я и ожидал от него услышать:

— Хан Тохтамыш — законный хан Орды. И если требует дань с Москвы — то его право. А Димитрий Иоаннович — великий князь Владимирский и Московский, и если не желает он платить выход, то это уже его право… Так вот пускай хан и великий князь промеж собой и разбираются.

Я только усмехнулся:

— Моя хата с краю, да, Олег Иоаннович? Не забыл, что также «Великим» именуешься?

Карие глаза Рязанского князя вспыхнули гневом — но прежде, чем он бы пролился на мою голову, я успел произнести только одно слово:

— Изгоном.

— Что изгоном⁈

— Изгоном пойдет Тохтамыш на Москву из Булгара, Нижегородскими, да Рязанскими землями выйдет к Оке. Так, что ни ты сам, ни даже Димитрий Иоаннович не успеете собрать свои рати… Потребует с тебя хан указать броды через Оку — а иначе землю твою разорит. Что выберешь, как поступишь?

Удивление, растерянность и смятение на мгновение промелькнули во взгляде Олега Ионовича. Напряженно замер Даниил Пронский, успевший наполовину прожевать второй бутерброд с бастурмой и луком… Но вскоре «дед» пришел в себя, требовательно посмотрев мне в глаза:

— Царевич так и сказал? Именно так ударит хан Тохтамыш?

Я согласно кивнул:

— Царевич указал, что Тохтамыш не простил отказ платить ему дань, и подтвердил, что следующим летом хан собирает своих нукеров в Булгаре. Как он дальше будет действовать, догадаться не трудно…

Олег Иоаннович облегченно выдохнул, после чего позволил себе легкую усмешку — а заодно, наконец, извлек ложку:

— Ну, ты и мастак сказывать сказки, Федор!

— Следующим летом эта сказка обернется былью. А ты, дедушка, на двух топчанах усидеть не сможешь — или с Донским против ордынцев, но тогда уж готовься встречать ворога заранее… Или же ты с татарами против Руси!

Великий князь подавился кулешом — а я продолжил говорить горячо, убежденно:

— Только не забывай, что слову поганых верить нельзя! И даже если ты броды через Оку татарам укажешь в обмен на то, что они землю рязанскую не тронут, так на обратном пути Тохтамыш ее все одно разорит! Пока урусы опасность представляют, ордынцы еще готовы добычей поступиться, чтобы расколоть неверных… А вот взяв верх, они станут ноги вытирать об недавних друзей! Что считаться с псами, коли от них уже нет никакой опасности?

Откашлявшись, Олег возопил в голос:

— Что ты заладил — броды, броды⁈ Откуда знать тебе, как повернет Тохтамыш⁈

— Оттуда и знать, что вражда между Русью и Ордой неминуема! А легче всего хану ударить на Москву изгоном, как то желал Мамай сделать… Как сам Ак-Хозя явился к Ельцу! Только ближе к бродам через Сосну мои дозоры поганых и заприметили… Иначе не я Ак-Хозю в Москву вел бы — а царевич мою голову привез бы в Казань! А заодно и жену мою непраздную на потеху и поругание хану привел бы на веревке, словно какой скот… Ударить изгоном — разумнее всего, но тогда бродов через Оку не миновать — как не миновать татарам и твоей земли, Олег Рязанский! Прав я, или нет, узнаешь следующим летом… Но как окажется, что я был прав, что-то менять будет уже поздно.

Тяжело задышал Олег Иоаннович от нахлынувших на него чувств, взгрустнул от озвученных перспектив и князь Пронский, привыкший смело, грудь в грудь с татарами биться! Даже в кулеш ложку не обмакнул, хоть и его очередь… Наконец великий князь подозрительно, с недоверчивым прищуром посмотрел на меня, после чего вкрадчиво так заговорил:

— Сдается мне, что ты Федор хочешь и меня, и Димитрия Московского стравить с татарами. Потому как свое княжество походом на Азак под удар подставил!

Я только усмехнулся, готовый и к такому вопросу:

— Ежели бы разговор шел лишь за мое княжество, так мне Елец сжигать не впервой. Ушел бы из города, взяв жену да дружину верную, подался бы на службу к Кейстуту… Литвой ныне правит честный воин и князь, ему на брань с орденом Тевтонским нужны добрые ратники с крепкой рукой! И Тохтамышу он меня бы уже не выдал — Литва ныне больше Московского княжества, схорониться есть где…

На мгновение прервавшись, я продолжил:

— Так ведь не за себя же радею — за всю Русь. Нападет Тохтамыш изгоном следующим летом, что делать будите? А так я хоть предупрежу обоих великих князей…

Олег Иоаннович замолчал, не найдясь, что ответить — и я тут же добавил:

— Или скажешь, что я звал тебя с Ягайло биться, увечных выручать, потому как радел лишь за свое княжество?

Рязанский князь тяжело выдохнул, после чего ответил:

— Ну, коли так, коли прав ты… Что делать предложишь? Без московской рати Рязань все одно против хана не выстоит. А успеет ли Москва войска собрать да на помощь прийти?

Я кивнул головой, соглашаясь с доводами «деда»:

— Потому-то я и везу царевичу в Москву, к князю Димитрию. И если он боится вражды с Тохтамышем, так пусть собирает дань и отдает выход в Орду, как и прежде…

— А ежели не станет великий князь дань платить?

Вопрос задал Даниил Пронский — и я веско произнес в ответ:

— Значит, нужно бить первыми.

Оба князя с удивлением подняли на меня глаза — и уже тогда я начал говорить чуть поспешнее, объясняя свою задумку:

— Грядущей зимой, когда лед скует реки и станет дорогой… Ведь по этим самым дорогам татары Батыя когда-то пришли на Русь! Теперь же пришел наш черед наведаться в их владения… Пока большая часть степняков откочевала на полудень. Пока в Булгаре стоит лишь личная тьма хана, к тому же раскиданная на зимовку по городам… Ну и сами булгары — но ведь уже битые ушкуйниками и Донским, понесшие потери под Ельцом! Вот сейчас и есть самое лучшее время нанести свой удар, опередить Тохтамыша — да навеки скинуть с Руси ярмо Золотой Орды!

— Верно говоришь, Федор!

Молодой Пронский князь не сдержал восхищенного восклика — после чего все-таки нырнул ложкой в котел. И я тотчас последовал его примеру, дождавшись своей очереди — после чего с удовлетворением отметил, что каша хорошо запарилась, настоялась, «набрала силу». И вкусы копченостей, специй и соли, обжаренного в сале лука и самой полбы перемешались в лучших пропорциях, создав единую композицию…

А вот задумавшийся над моими слова Олег Рязанский кушать кулеш не спешит, вновь размышляет… Наконец, «дед» взял слово:

— Удивил ты Федор, удивил — ничего не скажешь. Татары зимнего удара действительно не ждут… Вот только успеет ли собрать князь Дмитрий достаточно сильное войско, да добраться до Булгара по крепкому льду? По всему видать, что у хана под рукой две тьмы соберется.

Я отрицательно мотнул головой:

— Меньше. Одну полутьму мы под Ельцом в землю положили, и мокша вряд ли явится на призыв Тохтамыша… Кроме того, татары по городам разошлись на зимовку. Так вот если напасть на отдельные грады, то хан все войско в кулак стянуть никак не сможет! К примеру, с нами следуют ушкуйники через Москву на Вятку, в Хлынов — и если удастся, уговорят прочих повольников напасть на Булгар с полуночи, осадив Керменчуг да Жукотин.

Олег Иоаннович удивленно выгнул брови — но взгляд его уже просветлел! Приободрившись, я продолжил толковать свою задумку:

— А княжеское войско можно разделить — одна часть, причем большая, осадит саму Казань и запершегося в ней Тохтамыша. Вторая же пойдет ниже по течению Волги, на Булгар… А коли Тохтамыш успеет отступить на полудень, к Булгару, то осаждать Казань могу остаться и я. Правда, силенок наверняка не хватит… А потому я прямо сейчас зову вас с собой в поход. Ведь добычи много будет, на всех хватит — и не важно, придется ли нам осаждать Булгар или Казань! Ну, что скажете, князья?

— С тобой пойду, Федор Иоаннович!

Князь Пронский горячо — и ожидаемо поддержал мое предложение. А вот Олег Иоаннович немного помолчал прежде, чем ответить, после чего с усмешкой потянулся к котлу:

— Ты вначале с Димитрием Иоанновичем потолкуй — а уж когда великий князь примет решение, то пусть в поход и зовет.

Я понятливо кивнул, расценив ответ своего «деда» как твердое «согласен». Да и Даниил Пронский вон как весь посветлел с лица…

— Забыл спросить — что там с хлебными обозами?

— В Пронске стоят, отмашки ждут. Сейчас же гонцов и пошлем, чтобы в Елец скорее двинулись…

— Спаси вас Бог, други!