Князь Федор. Русь и Орда

Глава 6

Вересень 1381 года от Рождества Христова. Окрестности Ельца.

После встречи с медведем я решил оставить охотников, отправившись в град лишь с верными гридями-телохранителями. До нашего ухода загонщики спугнули еще семейство косуль, вылетевших буквально под стрелы лучников — и смотреть на убийство очередных животин у меня не осталось никакого желания… А медведь? Ну а что, в конце концов, медведь? Его освежуют опытные ловчие, отношения к которым я не имею никакого. Достаточно и того, что мы с Михаилом да Алексеем не только пережили встречу с «хозяином» на загоне, но и сумели взять живучего и свирепого зверя!

Ведь еще не факт, что иные стрельцы из числа казачков да повольников сумели бы совладать с мишей. Ломанулся бы зверь прочь из кольца, снеся пару лучников на своем пути — да удрал бы в чащу! Хозяин при всей его грузности и кажущейся неловкости бегает ой как быстро… Да и наших «лощих» лаек, коли загонщики вышли бы на медведя с псами, зверь подрал бы изрядно.

Можно сказать, что прочим охотникам повезло, что к лещине двинулся именно я… Кстати, заплечная сума теперь заметно тянет меня к земле — набита свежим орехом под самое горлышко!

И все бы ничего, я даже горд своим уловом — да только до крепости и брода, ведущего к ней через Сосну, пехом переть верст пять. И все узкими, петляющими лесными тропами, да на гудящих от нахлынувшей усталости ногах (адреналиновый откат, куда деваться), клонясь к земле под тяжестью добычи… То еще удовольствие!

Хорошо хоть, достойная компания — правда, оно и говорить уже ни о чем не хочется. Но все одно присутствие верных товарищей (хотя вернее сказать, настоящих друзей!) скрашивает мой путь.

…Когда громада обновляемой крепости проступила сквозь редеющий ближе к реке лес, солнце уже скатилось по небосводу до самой линии горизонта — а воздух стал заметно свежее. Да что и говорить — вторая половина сентября! Световые дни стали заметно короче — и если в погожую погоду может быть еще по-летнему тепло, то к ночи осень обязательно возьмет свое. Наконец, накладывает свой отпечаток и близость реки…

Но стройка продолжается, не затихая ни на мгновение от рассвета — и до самых сумерек! Благо, что рабочих рук я привез предостаточно — да и казаки, и повольники понимают, что только крепкая цитадель стольного града дает нам всем определенные гарантии на выживание…

Вообще, были у меня опасения, что освобожденный нами люд попытается разбежаться кто куда. И что брожение начнется, как только ноги бывших невольников ступят на берег Сосны, впервые за долгое время почуяв под собой надежную твердь исконно Русской земли! Опасения отнюдь не беспочвенные — ведь у кого-то уцелели семьи в соседних княжествах: жены или мужья, немощные родители или дети, оставшиеся без мамы или папы… Таких набралось не меньше трети от общего числа спасенных нами невольников — и я даже не помыслил чинить им препятствия!

Правда, и никакой помощи с тем, чтобы добраться до дома, не предложил. Да и собственно — с какой стати? И так вызволил их из рабских загонов, рискуя собственным животом, и так кормил их всю дорогу почитай, из собственного кармана… Хотите хлебушка в путь? Заработайте на хлебушек. Хотите надежного сопровождения в дальнюю дорогу? Дождитесь осени, купеческих караванов, что я ожидаю в Ельце. Ну а пока будете ждать — отрабатывайте еду, отрабатывайте…

Ну вот и трудятся, аки пчелки. А мои верные люди понемножку обрабатывают бывших невольников: Елецкий князь ведь добрый да удалой, такой точно защитит от ворога, не побоится схлестнуться в поле с разбойными татарами! При этом земля под ногами здесь — жирный чернозем, а обширные леса полны непуганой дичи, а в реке прорва съедобной рыбы! К тому же добрый князь обещает не давить податями ближайшие десять лет — разве что нужно потрудится руками на общее благо…

Но так ведь не терем же рубите князю Елецкому — крепость возводите, надежный кремль, способный выдержать и длительную осадку, и яростный штурм поганых!

Зашли мои «сваты» и с иного боку. Ведь Федор Елецкий не иначе как первый на Руси князь-ушкуйник — не просто нанявший повольников на один набег, а позвавший их на службу, и с ними же ходивший на ордынцев! Такому князю нужны не только искусные в бою, родовитые бояре-дружинники, чья броня и конь стоят целое состояние — состояние, передающееся по наследству… Нет, такому князю нужен каждый муж, способный крепко держать в руке секиру — и при случае не робеющий ухнуть ею ворога по голове! Не каждый рождается повольником — но каждый способен им стать, коли в сердце горит огонь, коли не страшишься брани! А там уж и сам князь поможет — раздаст сулицы и щиты, и трофейные татарские луки, собранные на Куликовом поле… Да организует регулярные учения для новоиспеченных ушкуйников: дротиком или стрелой прицельно и далеко бить, топором рубить правильно, чтобы удар вышел хлестким и быстрым, а рука вроде бы и не уставала… Чтобы строем могли идти, сцепив щиты по фронту и над головами, сближаясь с ворогом — да без потерь пережидая обстрел татарских лучников!

И при определенном воинском везении бывший раб добудет себе и серебра звонкого, и броню прочную, и славу ратную — да все под началом удалого Елецкого князя… Всяко лучше, чем землю пахать смердом всю свою жизнь, страшась и голову поднять на господина⁈

И между прочим, клюнувших на подобную агитацию набралось не менее двух сотен новоиспеченных ротников — так еще величают себя ушкуйники…

Кроме того, необходимая агитация шла и со стороны священников. Конечно, никакого Елецкого епископата здесь и сейчас нет и в помине, всего трое батюшек окормляют княжескую паству — так и она до недавнего времени была совсем невелика…

Но между тем, еще во время перехода по Дону жизнь начала брать свое. Ну а как же? Татары и фрязи неспроста торговали именно молодыми мужчинами и женщинами, девушками и юношами — все освобожденные нами рабы находятся в том возрасте, когда только и любиться да миловаться, создавать семьи, детишек рожать… Девок и баб я специально старался держать на захваченных в Азаке стругах — подальше от горящих, страждущих взглядов ушкуйников. А тем наказал, что бывшие невольницы находятся под моей защитой, бесчестить их запрещаю — а если и случится близость, так по взаимному согласию и любви.

То есть, чтобы венчались в Ельце — а то и в церквях встречающихся по пути казачьих городков; я ведь и сам подал тому пример! А коли кто из девок позже пожалуется на насилие или обман, так я пригрозился или целиком, или половину добычи забрать в свою пользу, в зависимости от тяжести преступления…

В общем, среди ушкуйников нашлось не так и много молодцев, рискнувших своим дуваном — или же решившихся венчаться. Едва ли треть от общего числа новоиспеченных женихов… Нет, теплыми летними ночами невольницы зачастую грешили с теми парнями, с кем еще недавно делили рабские загоны, и кто неотрывно был с ними на стругах, проявляя к понравившимся девушкам естественный интерес.

По крайней мере, в их глазах они не были «порченными», обесчещенными — пусть даже и не по своей воли. Ведь те, кто делил рабские загоны, все без исключения вкусили тягот неволи, когда сам себе не принадлежишь — и когда не можешь, к примеру, защитить от насилия понравившуюся деву… Когда остается только зубы сцепить, да стараться не слышать в ночи ее отчаянных криков, когда татарские нукеры пользуют глянувшихся им баб… Тогда ведь не только женщина, но и не сумевший защитить ее мужчина также чувствуют себя обесчещенным.

Так что освобожденные нами мужи, в отличие от повольников, желающих лишь разок-другой позабавиться с девками (разогнать горячую кровь!), не воротили носа от «порченных»… Ну а батюшки, специально направленные мной в ряды обретших свободу, агитировали как можно скорее венчаться с любушками — ибо только венчание покрывает вольные и невольные блудные грехи вступающих в супружество! Чего бы ни было ранее — но уж коли любите друг друга и готовы создать семью, так после таинства начинается новая жизнь… С чистого листа, без греха.

А уж коли дева твоя успела понести за время дороги, так тем более венчаться потребно! Чтобы не брать на себя еще большего греха — греха отца, оставившего свое чадо…

В общем, большая часть недавних рабов успешно переженилась, и ныне практически все новоиспеченные жены с явным таким пузом ходят! Мужам своим стряпают, что аки пчелки трудятся, крепость отстраивают… А кто в уцелевшие семьи спешит вернуться, так и тех стараюсь подспудно удержать — ведь какой смысл возвращаться на разоренные пепелища и там отстраиваться, когда на новой, богатой земле можно жизнь начать? Да под рукой сильного князя, коему не только дружинники служат, но и казаки, и повольники! Кто не только землю свою готов защищать, но и ответные удары ворогу наносить!

Ну, и обещание не мучать поборами ближайшие десять лет играют не последнюю роль… Так что да, многие готовы или остаться, передав с купцами весточку близким, зазывая тех в Елец — или надеются ко мне вернуться со временем…

— Хлопочут-то трудники?

Алексей замер рядом, с улыбкой взирая на обновляющуюся на глазах крепость — и я вернул ее другу, с чувством произнеся:

— Хлопочут…

Новая Елецкая твердыня конечно, не поражает особыми размерами. Понимая, что до зимы я должен получить крепкий кремль, готовый к осаде поганых самого Тохтамыша, я принял решение обновлять стены по линии старых валов. По той простой причине, что возвести новые валы с северной и западной стороны града уже банально не успели бы. Это же не только рвы выкопать и земляную бровку оформить, нет! Тут нужно изначально поставить срубы-городни, набить их камней или той же землей, а уже сверху насыпать землицу изо рва, да хорошенько утрамбовать. А уж поверху ставить стены…

Нет, столько времени у нас по окончанию похода уже не было. А потому строительные работы ведутся поэтапно с реконструкции воротной башни (вежи), смотрящей в сторону брода. Недолго думая, я приказал ее перестроить — вдвое расширив и сделав восьмиугольной, а кроме того, «глухой». То есть ворот, ведущих к переправе, в ней больше нет…

Кроме того, «Водяная» башня (назвали по близости к реке) теперь стала еще и набатной. Ныне в ней размещен регулярный гарнизон, в обязанности которого входит вести караульную службу, следить за дымными и огненными сигналами, что должны подать казачьи дозоры, направленные в степь. Ну и конечно, при появлении противника на горизонте (коли дозоры проворонят врага или, что вернее, их снимут) стражники Водяной башни должны ударить в набатный колокол, упреждая город об опасности.

Наконец, отдельная команда избранных строителей из числа моих собственных дружинников, прямо сейчас ведет подземный ход из Водяной вежи к реке. Но этот ход предназначен не для эвакуации гражданских или вылазок, нет — он потребуется осажденному граду, чтобы обеспечить водой всех укрывшись за стенами крома.

Так вот, от Водяной башни двумя крупными строительными артелями мы начали обновлять крепостные стены, меняя частокол на куда более современные городни. И к слову, я не стал лезть в фортификационное ремесло русичей с «прогрессорскими» советами навроде бастионных крепостей — русское крепостное зодчество итак практически совершенно.

Ну, во-первых, чтобы было понятно — на стену из собранных впритык срубов-городней невозможно попасть извне. Вообще не попасть. Боевой пояс-облам, нависающий над головой противника, словно европейские машикули, оснащен кучей бойниц для фронтального обстрела врага, бойниц «косого» боя — это небольшие стрелковые щели в полу, сквозь которые можно бить по самому подножию стены. Есть и более широкие, оснащенные защитными ставнями — но это уже «варницы», чтобы поливать ворога кипяточком… Так вот, вследствие того, что боевой пояс-облам вынесен вперед, лестницу от подножия стены к нему просто не приставить! А если и заморочиться, и закидать ров фашинами (вязанками сушняка), да приставить к городням лестницы через эти вполне себе горючие мостки… Так бойниц (стрельниц) хоть и много — да все они узкие, только стрелы пустить, болт арбалетный или сулицу. Еще можно камень не очень большой скинуть вниз — но лучше побольше, да через варницу… Короче, в стрельницу никак не пролезть.

Что остается, карабкаться наверх? На односкатный навес, прикрывающий облам от вражеских стрел (а заодно и снега, и дождя) — да направленный вниз под крутым углом? Ну, забраться можно, а дальше? Это даже не двухскатная кровля, что можно хотя бы оседлать, да стрелять вниз… Нет, не зацепишься, не усядешься — сверзишься вниз хотя в ров, хоть в крепостной двор, да там и расшибешься!

Но если боевое пояс-облам тянется поверх городней, то ниже срубы их заполнены камнем и землей — так что стены не только весьма функциональны в оборонительном плане, но еще и очень прочны. Не всякий таран или камнемет их возьмет… Когда Русь покоряла орда Батыя, у поганых на вооружение был очень широкий выбор стенобитных орудий-пороков, от вихревых катапульт тангутов до китайских стрелометов империи Цинь. И столь же богатый арсенал не только всяко-разных зажигательных смесей, но и китайских пороховых бомб… К слову о попаданцах, кои должны изобрести порох в 13 веке — а нечего его изобретать, уже все есть!

Только у татар…

Так что тумены Батыя на штурмы особо-то и не ходили — просто подгоняли осадный обоз, собирали пороки, в течение несколько дней ровняли с землей крупный участок деревянной стены, массовым обстрелом в одной точке, после чего кидались вперед через пролом… И тут надо понимать, что стольные Рязань и Владимир на момент обороны защищали уже не профессиональные и многочисленные княжеские дружины, славно павшие на льду Вороножа, под Коломной и на Сити — а ополчение, неспособное тягаться с татарами в лютой сече в проломах.

Но у Батыя после Великого курултая 1235 года, завершившегося всеобщей мобилизацией огромной монгольской империи, был неограниченный доступ к китайским осадным технологиям. У золотоордынцев образца 1381 года этих технологий уже нет, события Московской осады 1382 года, имевшие быть место в реальной истории, тому подтверждение. И даже если у Тохтамыша найдутся небольшие тюфяки-тюфенги в новом походе, их маленькие каменные ядрышки не смогут выбить даже ворота, при осаде заложенные камнем — не говоря уже о наполненных землей и валунами городнях.

Вот у Тамерлана имеется солидных арсенал осадных орудий и разнообразных зажигательных смесей в качестве «выстрелов» к ним. И это даже не китайские, это исконно азиатские осадные технологии, уцелевшие, быть может, еще с эллинистической Греко-Бактрии! Хотя скорее всего, уже с арабских времен… Но и Тамерлана мы ждем не со дня на день, а все-таки через четырнадцать лет — коли в следующем году Тохтамыша отвадим, так выстроим мощный каменный кремль из известняковых блоков! Благо, что до известняковых скал «Печур» рукой подать… Вон, тянутся вдоль северного берега Сосны от устья Ельчика.

Печуры венчает уже разросшийся казачий острог — а на Каменной горе, на месте древнего, изначального Ельца, повольники срубили собственный кром. Пока также однорядный частокол — все одно в случае серьезной опасности гарнизоны и жители обоих вспомогательных укреплений смогут откатиться в главную цитадель… Но это только пока. Планов много, планов грандиозных! Согласно которым удобные для обороны Печуры и Каменную гору будут венчать пусть небольшие, но сильные каменные детинцы, окруженные внешним рядом стен-городней. И будут они входить в единый комплекс укреплений Елецкой крепости, сильнейшей в южном порубежье — а то и по всей Руси!

Ладно, это все мечты. А пока… Пока мы уже извели все дубовые рощи в округе — сегодня очередная команда лесорубов отправилась валить дубы в балке, где ловчие напоролись на кабаний выводок; напоролись в буквальном смысле! А сама цитадель спешно перестраивается — и ненадежный частокол прясло за пряслом меняют мощные городни… Прясло — это участок стены между двумя башнями, обычно в длину он равен полету стрелы. И в настоящий момент крепостная стена практически полностью обновлена с наиболее уязвимых ее сторон — восточной и южной (где она еще и в длину вытянута). Здесь нет никаких рвов — только обрывистые кручи Кошкиной горы, омываемые с востока Ельчиком и Сосной с юга…

С севера же и запада к городу подобраться уже сложнее. Сразу за простреливаемым со стены пространством, расчищенным от всякой растительности, начинается густой, практически непроходимый лес, тянущийся на запад в сторону реки Воргол — и до самых Воргольских скал на севере… Там, как видно, до наступления холодов мы уже не успеем сменить частокол на городни — но поднять второй ряд тына, да засыпать утрамбованной землей пространство между ним и внешней стеной, положив поверху деревянные «полати» для стрельцов и прочих защитников града… Уж это мы вполне успеем!

Конечно, частокол на городни удалось бы сменить быстрее, если бы я не настаивал на перестройке башен, выдвигая каждую боевую вежу вперед. Вот, пожалуй, единственное мое ноу-хау, единственный след прогрессора — выдвинутые вперед башни позволяют вести фланкирующий огонь вдоль стен, накрывая стрелами всех, кто находится между вежами. И с учетом трофейных пушек — уже действительно «огонь», самый настоящий!

Вот только на практике выходит, что даже за небольшое, казалось бы, изменение, приходится платить временем…

А между тем, меня не оставляет беспокойство — легкий, повторюсь, ЛЕГКИЙ такой червячок сомнений: ну а вдруг я УЖЕ изменил историю? И разобиженный налетом на Азак Тохтамыш решится покарать Елецкого князя-наглеца — а уж только после станет разбираться с не желающим платить дань Донским⁈

На самом-то деле вполне реальный исход… А у меня, между прочим, не только бывшие невольницы непраздными ходят — у меня у собственной жены животик уж явственно округлился! Потому-то и возводим впопыхах сильную крепость, способную выдержать татарский штурм. Потому-то и казачьи дозоры уходят все дальше от Ельца в степь, ведя поиск аж на три дня пути…

Да периодически выныривает из устья Ельчика сторожевой ушкуй с повольниками, следуя к заставам на Талицком да Волчьем бродах.

К обороне, почитай, уже готовы — а с налета, изгоном, татары нас теперь точно не возьмут!