Глава 20 Бой под Булгаром, часть вторая

Зимобор (март) 1382 года от Рождества Христова. Полуночные (северные) врата Булгара.


Мурза Искандер-бей, темник личного тумена Тохтамыша и родственник его по матери, дрался бок о бок с будущим ханом в каждом его сражении — и против сыновей Урус-хана, и против узурпатора Тимур-Малика. Ныне же мурза внимательно следит за тем, как развивается решающее сражение с урусами у Булгара — следит с высоты «проезжей» башни полуночных ворот, отдавая приказы гонцам и барабанщикам, подающим сигналы с высоты стен…

Признаться честно, мурза не поверил переданному накануне посланию о приближении ханской рати. Ведь то послание было написано на языке урусов на выскобленной коже, лоскутки которой прикрепили к десятку стрел, летящих в защитников Булгара! Одна из них убила знатного батыра, попав тому в открытое лицо… Мало веры словам врага — особенно если тот призывает открыть ворота и пойти на вылазку, ожидая ее!

Но все же Искандер-бей решил приготовить к рассвету все восемь тысяч своих всадников, оставив на стенах лишь немногих дозорных. И хан действительно явился к Булгару! Однако же сама сеча началась раньше, чем темник сумел направить своих нукеров на помощь Тохтамышу… Но ясно осознавая уязвимость урусов, разделивших свое войско с расчетом на вылазку из крепости — но не ожидающих удара извне! — Искандер-бей поспешил связать боем отряды врага. Да, он приказал идти на вылазку из каждых ворот града одновременно! Впрочем, нанося главный удар имеющейся у него тяжелой конницей именно сквозь полуночные ворота, атакуя навстречу хану…

Конечно, второстепенные вылазки не принесли темнику особого успеха. Дружина урусов, осаждающая град с восхода, успела сняться с места и уйти к реке, оставив у осадного тына лишь пешцев — полностью готовых к бою. Причем враг начал обстрел ворот из пороков до начала вылазки! А когда их все же открыли (уповая, что урусы вновь промажут) огромный деревянный чурбан, залитый водой и целиком обледеневший, влетел точно в распахнутые створки! Он смял сразу несколько всадников вместе с лошадьми, покалечив и раздавив десяток нукеров, и едва не сорвал вылазку… Впрочем, десятники все же навели порядок среди дрогнувших было воинов и погнали их вперед — но еще на полпути до осадного тына татар встретил убойный залп сотен арбалетных болтов! И в довесок, очередной снаряд пристрелявшегося к воротам порока вновь влетел в раскрытые створки… Расплющив, поломав неполную дюжина всадников с лошадьми!

Вылазка с восхода окончательно застопорилась — и темник, получив известие об уходе дружины урусов, тотчас остановил самоубийственную атаку.

Не сильно успешнее прошла вылазка и на закате. Пусть татар здесь не встретили снаряды пороков на выходе из ворот, но пешцы урусов успели изготовиться к бою у осадного тына. И арбалетные болты, стрелы и сулицы градом ударили по ордынцам, стиснутым между крепостными стенами и надолбами… А короткая контратака пары сотен урусских дружинников опрокинула пошедших на вылазку нукеров, загнав их обратно в крепость! К тому моменту князь Димитрий, чей штандарт с изображением пророка Исы узнали булгары, уже понял, что татары нанесли лишь отвлекающий удар, и также поспешил к Волге с конной дружиной.

Но все же Искандер-бей сумел задержать великого князя, введя главные силы в бой у реки до появления кагана Москвы!

Наконец, позже прочих состоялась вылазка сквозь полуденные ворота Булгара. Однако и урусы, вставшие там осадным лагерем, получили известие о начале битвы лишь в последнюю очередь. А из-за удаленности от Волги они не услышали тревожных сигналов русского рога… Подумав, что татары всерьез пошли на вылазку, дружинники смело вступили в бой, также опрокинув нукеров Кок-Орды! Однако и сами они пострадали от бьющих в упор стрел легких всадников, старающихся зацепить срезнями ничем не прикрытые ноги скакунов… А кюган Ильсур-бей успел поднять на стены половину своих лучников — и когда урусы приблизились к воротам, на них обрушился слитный залп стрел с редкими у татар гранеными и шиловидными наконечниками! Тем самым спешенные нукеры замедлили врага, позволив своим соратникам укрыться за створками ворот…

Впрочем, главная сеча развернулась у полуночных ворот города — и на льду Волги. Здесь вступила в схватку половина тяжелых всадников врага — но здесь же Искандер-бей бросил на вылазку всю имеющуюся у него панцирную конницу, две с половиной тысячи всадников… И едва ли не всех булгар, гонимых в сечу железной волей темника и его кюганов! Именно булгары приняли на себя удар урусов, пытающихся остановить татарскую вылазку — и именно булгар мурза направил на левое крыло битвы, встречать дружину великого князя…

Впятеро превосходя врага числом, батыры темника потеснили не столь и большой отряд урусов в жаркой сече у ворот. После чего, разогнавшись, полуторатысячная масса их с разбега ударила в бок и тыл урусам, сражающимся на реке! И те не выдержали натиска бронированных ханских нукеров с обеих сторон, дрогнули — и побежали… Вначале всего пара-тройка всадников, потом десяток, потом еще один… А затем вся дружина урусов, сторожившая именно полуденные ворота, вдруг разом обратилась вспять на глазах довольного темника!

Тотчас пославшего вслед бегущим легких всадников Кок-Орды — всех, кто был под рукой. Пусть гонят урусов как можно дальше, не позволив им прийти в себя и перестроиться, вернуться в бой…

Между тем каган Димитрий провел дружину неспешным шагом до самого поворота крепостной стены. После чего принялся столь же неспешно разворачивать всадников в две линии копейщиков в три ряда каждая, от стены и до самого берега… Совершенно не обращая внимания на хороводы сблизившихся с урусами булгар, пытающихся поразить скакунов срезнями! Темник только подивился такому хладнокровию и расчетливости: князь готовится к тяжелому тарану с достойной похвалы выдержкой, намереваясь переломить ход боя одним ударом. Но в тоже время Димитрий потерял время — а легкие булгарские всадники закрыли собой обзор воям кагана. И те слишком поздно увидели разгром и беспорядочное бегства союзников, утекающих на полуночный берег Волги…

В тоже самое время ханский тумен едва ли не намертво застрял на льду реки — уперевшись в полуторатысячную дружину урусов, словно в бобровую плотину… Удар тяжелых всадников смелого князя урусов рассек колонну ханских всадников, отрезав им путь вперед — и едва не обратив избранных батыров Тохтамыша в бегство! Но судя по бунчуку, сам хан был среди своих отборных нукеров. И, не имея возможности командовать большей частью тумена, он все же стал для них живым знаменем, вокруг которого сплотились ордынцы… В тяжелой, яростной сече, стиснутые урусами с двух сторон, они отвечали ударом на каждый удар врага, вновь и вновь поднимая бесконечно уставшими руками тяжелые, окровавленные булавы…

И сумели выстоять до удара в тыл нижегородцам, обратившимся вспять!

Бегство крупного вражеского отряда вернуло сильно поредевшим катафрактам хана силы и веру в победу. И теперь уже батыры насели на урусов, закрывших реку живой стеной — а ныне практически окруженных татарами! Притом легкие всадники тумена Тохтамыша, подобно потокам воды начали искать пути обхода «плотины» — и нашли их! Начав «выплескиваться» на полуденный берег реки и обтекая урусов с правого крыла… Правда их тотчас опрокинули три сотни дружинников Владимира Храброго — оттесненных было от ворот, но успевших перестроиться и вернуться в бой.

Ведь сам темник принялся спешно выводить своих батыров из сечи, спешно строя их против дружины великого князя, только что начавшей атаку…

Итак, мурза Ибрагим-бей сумел провести первый этап битвы, словно партию в «шатрандж», где каждый из противников сделал свой ход. Но преимущество за счет большей численности и умелого маневрирования войском осталось за темником, грамотно воспользовавшимся раздробленность русской рати.

Но ведь еще не вступил в бой великокняжеский полк, еще только следует к Волге рать Андрея Полоцкого… А на бренную землю, где столь густо льется людская кровь, вдруг повалили крупные, пушистые хлопья белого снега.


…- РУ-У-УСЬ!!!

— НЕ ЖА-ЛЕ-Е-ЕТЬ!!!

Древние боевые кличи владимирских ратников грянули единым, устрашающим ревом, напугав татарских лошадей! Много лет назад под Коломной этот клич услышал монгольский темник Кюльхан — и он же стал последним, что услышал в своей жизни младший сын Чингисхана… Ныне же от него испуганно подались назад лошади булгар, не так давно битых русичами здесь же, под стенами Булгара. Но откатиться назад легким ордынским всадникам не дали — на урусов полетели вновь изготовившиеся к сшибке багатуры! Склонив копья навстречу московским ратникам — и бегущим от них булгарам! — они бросили арабских скакунов в галоп, рассчитывая, что наберут разгон, когда жеребцы дружинных уже выдохнуться и потеряют скорость…

Но нет, в этот раз расчет поганых не оправдался. Невзирая на потери при обстреле булгарских лучников, Боброк-Волынский повел первую линию всадников в бой неспешным шагом, упрямо отгоняя от себя конных стрелков… Опытный воевода очень корил себя за то, что предложил разделить войско. Но ведь он считал что, потеряв целых полтумена в Казани, хан располагает еще одним туменом — самое большое! Ведь у Тохтамыша просто не хватило бы времени собрать в Булгаре большую рать… Четыре осадных лагеря русичей, оградившихся тыном со стороны крепости, исключали вероятность успеха возможной вылазки поганых! Ибо любая из русских ратей успела бы изготовиться к бою и принять его, покуда конные дружины великого князя и его брата поспеют на помощь к точке прорыва…

Но враг, надо отдать ему должное, сумел раздергать русичей, обмануть ложными вылазками, нанеся главный удар с полуночи. Но ведь и воевода не знал о еще одной татарской рати! Просто не мог знать… Теперь же опытный воин был готов сделать все необходимое для победы — и пожертвовать любым количеством ратников при обстреле, лишь бы добиться преимущества в момент тарана!

А потому лишь когда ордынские катафракты полетели навстречу русичам, гоня булгар впереди себя — только тогда русские витязи, закованные едва ли не в лучшую в Европе броню, ударили навстречу. В считанные мгновения перейдя на тяжелый галоп, разгоняясь перед эталонным рыцарским тараном…

— НЕ ЖА-ЛЕ-Е-ЕТЬ!!!

— АЛ-ЛА-А-А!!!

Две конные массы сшиблись на разгоне, стиснутые между обрывистым участком берега Волги — и городской стеной Булгара! Жуткий хруст и треск копейный древок — созвучный с хрустом людской плоти и треском костей. Отчаянное ржание и визг покалеченных лошадей, смутно похожий на человеческий крик… И дикие вопли насквозь пронзенных пиками нукеров да смертельно раненых чжидами дружинников — совершенно животные, протяжные и отчаянные… Все эти звуки слились в чудовищную какофонию смерти, способную смутить сердце самого отчаянного храбреца! Но те, кто уцелел при сшибке, принялись безжалостно убивать друг друга, круша шлема и черепа шестоперами, вонзая клевцы в сочленения пластинчатой брони… Или вгоняя стальные пластины, смятые чудовищными ударами узколезвийных чеканов, прямо в тела ворогов!

Без всякого сожаления и сомнений, не зная сострадания — спеша убить прежде, чем убьют тебя… Порой схватываясь с ворогом в рукопашной — и скидывая проигравшего из седла под копыта коней! На ставший совершенно красным, тающим от парящей крови снег…

Булгары, оказавшиеся промеж двух таранящих друг друга конных масс, погибли в считанные мгновения — частично погасив таран русичей. Однако сами ханские багатуры, потесненные в первые мгновения сшибки, все же не дрогнули, устояли на месте. Что же… Дмитрий Иоаннович, бросив краткий взгляд на лик Спасителя, вытканный на великокняжеском знамени, истово перекрестился, закончив краткую молитву перед сечей. И в тоже мгновение в памяти Донского воскресло чудо битвы Андрея Боголюбского с булгарами — когда русичи несли пред собой Честной Крест, а икона Богородицы со Спасителем вдруг засияла небесным светом! Приободрился от воспоминаний московский князь — а затем затрубил в свой рог, призывая ратников первой волны выйти из боя…

Но одновременно с тем уже вторая тысяча дружинников, приблизившись к сражающимся на сотню шагов, начала разгон перед тараном! Разбившись на несколько клиньев — чтобы соратники могли втянуться в свободное пространство промеж них…

— НЕ ЖА-ЛЕ-Е-ЕТЬ!!!

Второй удар русичей пришелся по замершим на месте багатурам. И сразу несколько клиньев разогнавшихся всадников пронзили ломанную линию ворогов насквозь, зайдя татарам в тыл! Побледнел от увиденного мурза Искандер-бей, тотчас призвав бить в барабаны, играть очередную атаку уже уставшим легким всадникам… Едва ли способным остановить великокняжеских дружинников — скорее уж задержать, замедлить, пока ханский тумен наконец-то развернется и вступит в бой всей своей силой!

А в те же самые мгновения серпуховские ратники чудом прорубились из кольца окружения, ведя под уздцы верного скакуна своего Храброго князя — израненный, оглушенный ударом булавы Владимир Андреевич потерял сознание…

Вся его дружина, замершая на льду Волги, была стиснута татарами с обеих сторон. А потому уже не могла выйти из сечи, перестроиться и разогнаться, вновь ударить в копье… Так что русичи во многом потеряли свое преимущество в ближнем бою. И пусть клепано-пришивная чешуя отлично защищала воев от рубящих и даже колющих ударов — а падающие сверху клинки лишь скользили по стали шеломов, бессильно падая вниз. Но верткие сабли степняков доставали до открытой части ног дружинников, а стрелы их летели в упор, прямо в лица…

И пускай размен в этой рубке шел один к трем, а то и четырем, все же татары, остервенело прущие на русичей, могли себе позволить и куда большие потери… Это не говоря уже о ханских багатурах, сражающихся с урусами едва ли не на равных — и отвлекших большую часть гридей на себя! Оттого и оставшиеся нукеры столь бесстрашно лезли напролом — видели, что сражаются лишь с малой частью дружины.

Ну и потом, отступать стиснутым на льду Волги татарам, подпираемым свежими тысячами всадников со спины, было просто некуда…

Атака вернувшихся в бой дружин Ростова и Ярославля, ударивших в копье под началом Храброго князя, подарили прочим воям лишь немного времени. Уже вскоре быстро тающая «плотина» русичей была прорвана сразу в нескольких местах — а оставшиеся вои принялись прорубаться к берегу, вырываясь из окружения…

Иным же осталось лишь подороже продать свои жизни.

А потому в тот самый миг, когда отборные батыры Искандер-бея хлынули назад, спасаясь от копий, шестоперов и секир великокняжеской рати… Когда темник потерял всякое управление своими нукерами — ибо никто из конных лучников не захотел умирать под копытами тяжелых рыцарских жеребцов! Именно в тот самый миг на сильно поредевшее московское воинство неотвратимой волной покатил ханский тумен…

Татары поверили в свою победу!

Но в тот же время мерно падающий с неба снег вдруг повалил еще гуще — и вскоре завьюжил, хлестнув зарядом пурги прямо в лица поганым…


Снег, мерно падавший до того какими-то сказочными, пушистыми хлопьями, вдруг подхватили порывы налетевшего из неоткуда ветра, бросив его прямо в лица воев! Но ничего… Устье Камы, питающей Волгу своими водами, мы миновали вчера днем — а очередной переход начали с первыми лучами вставшего солнца. Так что до Булагара осталось всего ничего…

Правда, теперь уже никто не знает, как сложится наше будущее в ближайшие пару часов! Шли побеждать — но, по всей видимости, идем умирать, даже не имея альтернативы… Без нас рать Донского наверняка сгинет — а там Русь станет просто некому защищать.

А все дело в том, что вчера, проследовав устье Камы, мы натолкнулись на свежий след прошедшей впереди нас конной рати. И если вытоптанный тысячами копыт снег, буквально прибитый к речному льду, можно было объяснить проходом московского войска… То естественные, а главное свежие следы органики, оставленной лошадьми, как-то иначе объяснить уже не удалось.

Естественно, мы отправили вперед разъезды из ряженых в булгар гридей — несмотря на то, что казанские нукеры теперь буквально повязаны кровью, переход разведчиков на сторону хана было нельзя исключать. Так вот, наши дозоры и обнаружили хвост могучей татарской рати, следующей к Булгару…

Увы, также ряженые гонцы до великого князя добраться не смогли. Ведь никто же в войске не знает обходных путей до Булгара, минуя заледеневшую реку! А проход по ней перегородила татарская стоянка, раскинувшаяся во всю ширину волжского русла. Стоянка, естественно прикрытую цепочкой дозоров… Так что все, что мы могли сделать — это расположить собственную рать за крутым изгибом реки и молиться, чтобы враг никак не обнаружил нас во время ночевки.

В противном случае татары просто раздавили бы нас числом…

На Булгар войско Олега Ионовича выступило на рассвете, еще до восхода солнца — и все же мы несколько опоздали за татарами, двинувшимися к столице улуса в кромешной тьме. Временной разрыв в преследовании перевалил за пару часов, а «дедушка» вместо того, чтобы отчаянно гнать ратников, приказал идти неспешно, легким походным шагом. Опасное решение… Но верное в определенных обстоятельствах. Конечно, если мы поспеем к «шапочному разбору» в тот самый миг, когда татары будут добивать последних русичей, рязанская рать сумеет лишь славно погибнуть.

Ну, ровно как семьдесят богатырей северо-восточной Руси, опоздавших к сече на Калке — и до единого павших в коротком, яростном бою вместе с вожаком, храбром Александром Поповичем. Реальным прототипом того самого сказочного богатыря Алеши…

С другой стороны, когда Гарольд Годвинсон атаковал войско Харальда Хардрада у Стамфордского моста, на помощь своему конунгу спешно ринулись те урманские викинги, кто охранял корабли. Пожалуй, что пеший забег скандинавов не имеет равных — и ведь они даже успели на помощь соратникам! Но так обессилили за время пути, что уже не смогли толком сражаться — и были без труда перебиты англо-саксонской дружиной.

А потому решение Олега Иоанновича по своему верно — уж лучше поспеть на сечу полностью готовыми к бою, имея реальный шанс переломить ход схватки ударом в тыл. Чем полностью обессилить людей и животных изнурительной погоней, чтобы позже безрезультатно пасть, подобно викингам Эйстейна Тетерева…

Итак, в голове войска великий князь Рязани расположил оставшихся пронских и елецких дружинников (у меня уцелело аж тринадцать гридей!), а также «конную батарею» Ефима, следующую на санях. Правда, к бомбардам-то и осталось всего по пять пороховых картузов… Зато на сей раз картечь заранее прогрели и разрыхлили.

Следом за нами двигается тысяча булгар Ак-Хози. Много было сомнений на счет использования «союзников» в сече — и не от хорошей жизни мы решились ввести их в бой. Просто дружины под Казанью поредели у кого на четверть, а у кого и на треть — да и на большее число воев… А уж как страшно было оставлять булгарам наших раненых на излечение!

Впрочем, местные вполне ясно осознают последствия, коли они нанесут какой вред увечным — в случае нашей победы. О том, чем обернется поражение, лучше даже не думать…

В свою очередь булгары, переметнувшиеся под руку Ак-Хози, вступят в сечу с его именем на устах, добавляя: «законный эмир Булгара, переходите на нашу сторону!». Ну, а коли доведется им встретиться с русскими дружинниками, клич будет уже другой — «славен князь Донской, други!». Кое-как заучили русские слова… Наконец, чтобы хоть как-то отличать друг друга в бою, наши булгары повязали на правую руку повязки из рваных кусков нижних рубах.

Как говорится, голь на выдумку хитра!

Следом за булгарами держится дружина Олега Иоанновича — наша ударная сила и главный аргумент в грядущем бою. Все рязанские всадники облачены в броню, изготовив к схватке и скакунов — как впрочем, изготовилось к бою и все войско… Наконец, замыкают колонну всадников ушкуйники под началом Дмитрия Шуя, они ведут обоз за собой. Вятским повольникам особо нечего делать в маневренной рубке конных — а потому с началом боя они перекроют русло реки стеной из сцепленных промеж собой саней, оставив лишь пару-тройку проходов. Если потерпим поражение — будет хотя бы куда откатиться и где остановить преследование татар…

С началом снегопада мы прошли не меньше версты по льду реки, постепенно теряя скорость из-за все растущего снежного покрова. Причем пурга метет так интенсивно, что видимость едва ли не полностью теряется с десяти шагов! Но одновременно с тем сеча под стенами Булгара различима уже по звуку — реву рожков, бою барабанов, звону стали и крикам людей… И это хорошо — значит, бой все еще идет, и надежда переломить его ход по-прежнему согревает мое сердце!

— Впереди татары, всего в сотне шагов от нас! Уже на берег выходят –видно к крепости!

Алексей, отправленный в дозор с парой ряженых дружинников, вырос перед нами словно из неоткуда. Благодарно кивнув гридю за доставленную весть, я обернулся к князю Пронскому, следующему подле меня:

— Ну что, Даниил Владимирович, вот и наш черед пришел? Отправляй гонцов к Ак-Хозю и Олегу Иоанновичу — и как будешь готов, идем вперед.

Хмурый, сосредоточенный князь только угрюмо кивнул:

— И так уже давно готовы, только с заводных коней пересесть.

Сказано — сделано. Потребовалось всего пара минут, чтобы пронские витязи двинулись вперед неспешным шагом…

— Ефим, зарядите картузы и картечь, приготовься по моей команде развернуть сани в линию — и тотчас выпрягайте лошадей, иначе понесут! Целиться сегодня особо и не требуется — главное, успейте быстро перезарядиться.

— Сделаем, княже!

А вот у пушкарского головы настроение даже приподнятое: возможность вновь опробовать бомбарды в бою выпадает не каждый день! Радуется каждому выстрелу, словно ребенок… Что, впрочем, говорит об одном — над артиллеристами я поставил нужного человека.

— Ну, с Богом братцы…

— С Богом!!!

Прошло от силы пара минут прежде, чем мы приблизились к татарам на полсотни шагом — и словно по команде, порывы пурги, гонящие снег нам в лица, заметно ослабели. Что не может не радовать, учитывая необходимость стрелять из орудий четырнадцатого века! К тому же просто прояснилось — настолько, что мы смогли различить спины нукеров Тохтамыша за пеленой ослабевшего снега…

— В линию, заворачивай!

Ефим, увидев цель, принялся деловито командовать — без всякой опаски, что враг нас услышит: в какофонии царящих над полем боя звуков, его крик смогли разобрать лишь расчеты орудий.

— Распрягай лошадей, покрывала снять!

Спустя еще пару минут моим глазам предстала готовая к бою батарея — выровненная, словно по нитке. При этом пушкари уже успели проколоть картузы протравником и насыпать на запальное отверстие необходимое для выстрела количество пороха. После чего, вооружившись огнивом, вои обернулись к своему голове — а Ефим выжидательно посмотрел на меня.

— Бейте по готовности.

Пушкарский голова согласно кивнул, после чего резко опустил поднятую до того руку:

— Пали!

— Ох, елки…

Испуганно заржали лошади, встревоженные грохотом выстрелов — да и у меня, признаться, заложило уши от столь близкого, слитного залпа! Но наше неудобство — просто ничто по сравнению с действием картечи, ударившей по татарам в упор… В одно мгновение над ближними к нам ордынцами вдруг взвилась в воздух кровавая взвесь под оглушительный крик увечных — после чего два-три ряда степняков буквально рухнули на окровавленный снег вместе с лошадьми.

— Перезаряжай!

Конечно, первый же залп не мог не привлечь внимание врага. Но, обернувшись, татары увидели батарею — а за ней неизвестное число тяжелых русских дружинников! В реальности насчитывающих всего две с половиной сотни бронированных гридей… Тем не менее, ордынцы пришли в смятение. И вместо стремительного рывка к пушкам — ведь степняки вполне могли обстрелять расчеты прямо на скак!у — ханские нукеры лишь невольно подались назад.

Уперевшись в спины сородичей…

— Пали!

И еще один залп оглушительно грохнул, сметая замерших впереди нас татар. Вот тут-то их соратники принялись спешно разворачивать лошадей, чтобы податься в стороны… И кто-то даже успел ускакать — прежде, чем вновь раздалась команда Ефима:

— Пали!

Очередной заряд картечи сметает и бегущих, и попытавшихся было ринуться к нам смельчаков… А за спиной на реке уже послышался вой приближающихся булгар, сигналом на атаку которых как раз и послужил первый выстрел бомбард:

— Эмир Ак-Хозя! Истинный правитель Булгара!

Несмотря на весьма посредственные знания кипчакского, изучаемого мной от случая к случаю, перевод боевого клича союзников я вполне уловил…

— Все, Ефим, отходите, покуда вас не стоптали! Пора!!!

Даниил Пронский, коему и был адресован последний призыв, согласно кивнул головой:

— Пора… В бой, русичи! За Пронск!

— ПРО-О-ОНСК!!!

Оглушительно грянул боевой клич дружины соратника — но постарались и ельчане, уже разгоняя жеребцов для тяжелого галопа:

— Се-е-еве-е-ер!!!

Мы ринулись в атаку, склонив пики к врагу — и за считанные мгновения пролетели полсотни метров, разделяющих нас с ордынцами. Легкие же всадники Тохтамыша, не имея реальной возможности уйти от столкновения и бежать, попытались остановить атаку дружинников единственным доступным им средством — стрелами…

Что же, несколько срезней, направленных в Бурана, безрезультатно срикошетили от нагрудной брони, чуть удлиненной к ногам верного коня. А стрела с единственным бронебойным наконечником, отправленная в мою сторону, завязла в досках вовремя вскинутой к лицу павезы…

— Се-е-еве-е-ер!

Я успел закричать от переизбытка разом плеснувшего в кровь адреналина — за мгновение до того, как наконечник пики с легкость вошел в грудь ордынского лучника…


Тохтамыш услышал грохот тюфенгов издали, тотчас узнал их — и с тревогой обернулся назад, на реку. Ведь выстрелы раздались в тылу татарской рати… И теперь, когда метель неожиданно стихла, сердце хана ударило с перебоем — ведь он узрел натиск свежей дружины урусов, ударившей в спину его нукерам!

— Это же невозможно…

Сеча под Булгаром, задуманная ханом Золотой Орды как легкая победа, обеспеченная внезапным ударом татар, в реальности обернулась хаотичным боем. В ходе которого новый враг появляется в тот самый миг, когда Тохтамыш был готов уже праздновать победу!

Пожалуй, что наибольший страх темник испытал еще на рассвете. Это когда дружина нижегородцев, легкое истребление которых во сне обсуждалось заранее, неожиданно встретила батыров Тохтамыша лобовым ударом… И когда рать Владимира Храброго бросилась в безумную атаку, сумев надолго остановить продвижение тумена на льду Итиля!

Одновременно с тем окружив ордынских багатуров вместе с их ханом…

По сути, Тохтамыша спасла лишь вылазка осажденных. Но вскоре уже нукеров Искандер-бея обратил вспять копейный таран дружинников великого князя Дмитрия! Да, их бегство остановил сам хан, выскочив вперед своего тумена — после чего воодушевленные мужеством своего вождя, батыры вернулись в бой… Усиленные отрядом соратников, бившихся до того на реке.

Вот только и те, и другие уже успели устать — и даже имея численное превосходство, они не опрокинули дружину великого князя, а лишь сумели остановиться ее разгон! Впрочем, хан тотчас принялся окружать русичей, пустив по реке своих конных стрелков, намереваясь завести их в тыл урусам… Но неожиданно сильно разыгралась метель, закрывшая лучникам всякий обзор — так что с ударом в тыл урусам как-то не сложилось.

И, наоборот, на левом крыле ордынцев вдруг показались воины Литовской Руси…

Да, из-за густого снега Андрей Полоцкий не смог организовать собственного таранного удара. Но его всадники итак внесли сумятицу в сечу, сблизившись с ордынцами, ослепленными бьющим в лицо снегом — и принялись яростно рубить дрогнувших всадников! К моменту, когда метель чуть стихла, русичи обратили в бегство целую тысячу конных лучников…

И вот, наконец, очередной удар в тыл внезапно появившихся урусов — не иначе как следующих по пятам за ханской ратью. Что же, неужели рязанцы сумели взять Казань да еще и поспели на битву?

Додумать хан не успел. На берегу Волги по правую от Тохтамышу руку показалась еще одна дружина урусов в несколько сотен всадников! Да откуда⁈ Впрочем, присмотревшись к стяган, хан узнал нижегородцев. Не иначе последние сумели оторваться от погони и перестроиться под покровом снега — после чего опрокинули преследующих их легких всадников… И вернулись в бой⁈

Немыслимо!!!

С заледеневшим сердцем Тохтамыш безмолвно следил за тем, как нижегородское войско ударило по его конным лучникам, преградившим путь дружине Бориса Городецкого на реке. И как смяв их, заметно уставшие урусы без всякого разгона навалились на правое крыло тяжелых батыров… Но ведь и те до предела измучены продолжительным боем! И на глазах хана ордынские катафракты дрогнули, начав отступать — а первые трусы так и вовсе показали спину, спешно вырываясь из рубки…

И в довершении разом обрушившихся на Тохтамыша бед, он услышал, как на реке за его спиной раздался вдруг яростный клич:

— Эмир Ак-Хозя! Истинный правитель Булгара!

Глазам хана предстала совершенно немыслимая картина — крупный отряд булгарских всадников врезался в спину татарам на льду реки, продолжая орать что-то про Ак-Хозю… Что тотчас привело в замешательство многие сотни булгарских нукеров, коих Тохтамыш набрал на восходе!

И, наконец, из-за поворота Итиля показалась еще одна, многочисленная дружина урусов — не менее, чем в тысячу тяжелых всадников…

Тот, кто имеет богатый опыт поражений, умеет предчувствовать катастрофу ещё до того, как она наступила, угадывая её по первым признакам… Или же все дело в малодушии тех полководцев, кто не способен сражаться до конца? Как бы то ни было, сейчас трижды битый хан ясно увидел, что его войско, атакованное со всех сторон, вскоре окажется в глухом кольце окружения. Что, несмотря на большую численность его нукеров, последние уже очень устали и дрогнули после выстрелов тюфенгов, призывов изменивших булгар — и внезапных ударов тяжелой конницы урусов.

А кто-то уже и вовсе бежит…

Прежде всего хан подумал, что стоит как можно скорее отступить под защиту стен Булгара — но Тохтамыш тотчас понял, что в грандиозной рубке спасется лишь горстка верных ему воинов. На булгар же теперь нельзя полагаться — раз изменили нукеры Казани, найдутся и другие предатели…

Бежать⁈

Что же, Тохтамышу не раз и не два приходилось бежать с поля боя — порой раненому, спасаясь от преследователей Урус-хана. И каждый раз будущий хан Золотой Орды находил убежище в Мавераннахре, у эмира Темир-Аксака… Убежище — и военную помощь.

Да, чингизиду было очень унизительно молить о милости безродного эмира — но все же в Самарканде Тохтамышу действительно помогали, не раз и не два.

Помогут и вновь, обязательно помогут — лишь бы выжить…

— Нукеры! Все ко мне! Все ко мне, мои храбрые батыры!!!

Лишь бы успеть организовать прорыв прежде, чем кольцо окружения на Итиле окончательно захлопнется…

Загрузка...