Кодекс

10

И тут он… ой, не могу… выходит из дома в плавочках! — Дэн, босс Эдварда, хихикал как заведенный. — Кроме шуток! То есть у Энди, конечно, есть бассейн, но прием-то был не купальный. Все, значит, стоят вокруг в серо-коричневых тонах… ой, умру… и в ботинках, которые целый день выбирали, это ж Энди, все хотят впечатление произвести, и я в том числе… а он выходит на веранду, все причиндалы налицо, упакованы, да и плюх в бассейн. Ну, все стоят как вкопанные — вот, мол, дает мужик — и глядят, как в том месте пузырьки поднимаются. А потом… тут самая соль… эти самые «спидо» всплывают наверх! Они с него свалились! Короче, ярко-красные «спидо» плавают в бассейне, а у нас такой видок, точно они с неба упали!

Досказав наконец, Дэн испустил долгий блаженный вздох.

— Я велел Аманде поменять ему пароль на «плавки», — добавил он в виде эпилога. — Теперь каждое утро, подключаясь к системе, он должен это напечатать, чтобы войти.

— Угу.

Настала пауза. Дэн, видимо, ждал более бурной реакции на свой рассказ, но Эдвард был как-то не в тонусе. Неужели после компьютерных игр тоже бывает похмелье? Он слушал босса в задумчивом молчании, лежа на кровати и глядя в белый потолок. Был полдень.

— Я чего звоню-то, Эд… я послал тебе сообщение по е-мэйлу, но ответа не получил. Вот и решил обговорить это по телефону.

— Извини, у меня с Интернетом проблемы, — соврал Эдвард. — Несколько дней в офф-лайне. — Он давно не проверял почту и воображал, как она растет на манер сугроба в своем виртуальном ящике, но беспокойства по этому поводу не испытывал.

— Ну? Надо было мне раньше позвонить. Ты вообще-то в порядке?

Эдвард прокашлялся, зажав трубку. Голос на том конце шел к нему из другой эры, шел по проволоке через пустоту, отделяющую его спальню от прежней жизни, которая стала невыразимо далекой и не особенно влияла на измерение, в котором он жил теперь. Он попытался представить себе лицо Дэна — широкое, квадратное, с наметившимися брылами. Через десять лет тот будет смахивать на бульдога.

— Я тебя разбудил?

— Нет-нет. Ничего такого. — Эдвард справился с кашлем. — Так о чем речь?

— Ребята из лондонского филиала пытались связаться с тобой насчет квартиры и прочего, а ты не отвечаешь. Тебе ведь меньше недели осталось, да? Они просто хотят знать, нужна ли тебе помощь, чтобы устроиться.

— А, да. Скажи, что я благодарю их и свяжусь с ними сам. Дай только мне их координаты, ладно?

Дэн продиктовал длинный трансатлантический телефонный номер. Эдвард притворился, что записывает. Этот номер у него, кажется, и так где-то был. С закрытыми глазами он проделал все дальнейшие, неизбежные фазы разговора: укладка, паспорта, авиабилеты, аэропорты, таможня и в конце концов сладостный финал, когда можно повесить трубку.

Было слишком жарко, чтобы засыпать снова, и он просто валялся, откинув простыню ниже колен. Угол нижней простыни в изголовье выбился из-под матраса. Ветерок из полуоткрытого окна холодил потный лоб. Под окном голоса, мужской и женский, спорили на предмет чего-то, что кому-то следовало знать, и когда она узнала, и кто ей сказал, и все это казалось очень, очень далеким. Голоса поднимались к нему, легкие и мерцающие, то обретая, то утрачивая смысл.

Он сознавал, что уходит от реальности. Кодекс уводил его от нее. Но часть его сознания никогда еще не была такой целеустремленной. Итог прошлой ночи остался при нем, что удивляло: под утро Эдвард счел его чем-то вроде пьяного озарения, которое проходит на другой день, однако все сохранилось. Он принял решение — пока довольно и этого. Эдвард повернулся на бок и опять заснул.

В два часа Зеф и Кэролайн позвонили ему снизу по домофону. Пока они поднимались, он впопыхах натянул шорты хаки, белую майку, умылся и расчесал пальцами волосы.

Зеф ввалился в открытую Эдвардом дверь и прошел в гостиную мимо хозяина. Его огромный лоб блестел от пота, лиловая с оранжевым гавайская рубашка промокла насквозь.

— Доброго утречка, — сказал он с плохим ирландским акцентом.

— Воды, — прохрипела Кэролайн, направляясь в кухню. Полосатый топ делал ее совсем тоненькой. Принеся в комнату два музыкально позванивающих стакана с водой и льдом, она поставила один на кофейный столик, залпом осушила другой и повалилась на коричневый бархатный диван рядом с Зефом.

— Кошмар, правда? — Она показала вялой, тут же упавшей рукой на рубашку Зефа. — В метро его чуть не побили из-за нее. Господи, что за жуть на улице.

— Я еще не выходил, — сказал Эдвард.

— Она мне даром досталась, — заметил, не шевелясь, Зеф. — От одной программной компании в Гонолулу. — Он отыскал на животе название компании, напечатанное мелкими буковками между листьев. — Слушай, я ведь ночью тебя потерял.

— Да, точно. Извини. — Теперь Эдвард вспомнил. После встречи с Артистом, сидящим во дворе замка, он встал с волшебного вибрирующего стула и вышел, как зомби, в прокуренный офисный туалет. В зеркале он увидел свои красные слезящиеся глаза, и это разрушило чары. Он выбрался наружу, поймал такси и перед самым рассветом приехал домой.

— Боевик получился супер, даже для них. — Зеф прислонил холодный стакан к виску. — В будущую пятницу опять собираемся. Одни знакомые ребята сняли склад в Квинсе. Они там все подключат, своруют код сервера и попробуют собрать сразу 128 игроков.

— Эдвард к тому времени уже уедет, — сказала Кэролайн. — Так ведь?

— Вроде бы да, — посчитав в уме, сказал он.

Она с подозрением оглядела комнату от пола до потолка, задержавшись на книжных полках.

— Ты уже начал укладываться?

— В общем-то нет.

— Очень уж ты спокоен на этот счет, — вставил Зеф. — Не похоже на тебя.

— Здорово, да? — В воздухе запахло вмешательством, продиктованным добрыми намерениями. — Я просто плыву по течению, откликаясь на сиюминутные вибрации.

— Не знаю даже, что и сказать, — переглянувшись с Кэролайн, пророкотал Зеф.

— Я тоже не знаю, но ощущение хорошее.

— Ну, тогда все в порядке, — прощебетала Кэролайн.

Зеф играл с двумя блоками липучек на кофейном столике, пытаясь сложить из них один цельный блокнот.

— Ох и жарища. Как в том романе Уэллса, где весь мир входит в ядро гигантской кометы.

— Ядра у комет ледяные, любимый, — сказала Кэролайн.

— Гм… — Зеф отложил листочки. — Тогда это, наверно, другая книжка.

— А вы знаете, — продолжала она, — что хвост кометы — это поток частиц, излучаемый солнцем? Поэтому, когда комета удаляется от Солнца, хвост тянется впереди нее, а не позади.

Эдвард и Зеф посмотрели на нее, потом Зеф перевел взгляд на Эдварда и спросил:

— Ты вообще собираешься укладываться или как?

— Да. Собираюсь.

Эдвард откинул голову на спинку кресла. Он понимал, что они ведут себя разумно. Он сам все четыре года после колледжа вел себя разумнее некуда и знал в этом толк. С карниза перед его глазами свисала нить паутины, колеблясь от неощутимого сквозняка.

— Я это сделаю в выходные. Может, кого-нибудь позову. Вы знаете, что упаковщиков можно вызвать за деньги? Да у меня не так уж и много вещей.

— Лучше завяжи свои пожитки в красную бандану и повесь узелок на шест, — посоветовал Зеф. — Я видел такое по телеку.

Кэролайн поставила пустой стакан на пол.

— Нас, собственно, волнуют не технические детали переезда, — сказала она, — а то скрытое безразличие к новой фазе твоей жизни, о котором говорит твое нежелание этими деталями заняться.

— Ну-ну.

— Ты еще можешь отказаться, если хочешь. Не уезжай, и все. Скажи, что у тебя аллергия к теплому пиву. Скажи, что у тебя нервный срыв. Может, он у тебя и правда есть? Нервный срыв?

— Нет. — Эдвард энергично потряс головой. Он не считал возможным рассказывать им о своих планах, о своих мыслях. Пока, во всяком случае. — Ничего такого. Я хочу лететь. Правда. Я должен.

Он думал об Уэймарше. Ночью у него в голове, почти помимо воли, возникла яркая картина этого места, не основанная ни на каких фактах. Картина странная и в то же время знакомая, будто кадр на старой, завалявшейся в ящике фотопленке — печатаешь с него фотографию, и она получается такой же живой и свежей, как в день съемки. Эдвард видел перед собой старый английский сельский дом из серого камня, с остроконечными коньками, трубами и слуховыми окнами, окутанный легким туманом, окруженный светло-зелеными лужайками и темно-зелеными изгородями, чей узор напоминал печатную схему.

— И потом, сюда через месяц въедет новый съемщик. Мне хочешь не хочешь придется убраться.

— Пожалуй, — пробасил Зеф. — Хорошо хоть коробки у тебя есть. — В углу лежала высокая кипа сплющенных картонных заготовок. — Давай-ка уложим хоть что-нибудь.

— Ребята, вы не обязаны это делать. Правда.

— Нам самим хочется. — Кэролайн оперлась на колено Зефа и поднялась.

— За деньги, — добавил Зеф.

Кэролайн нашла липкую ленту, ножницы и принялась складывать коробки. Эдвард и Зеф снимали книги с полок. Кэролайн поставила диск, Эдвард включил вентиляторы. В комнате запахло пылью и упаковочной лентой. Зеф то и дело выражал сомнение по поводу каких-то вещей — галстука, чашки, будильника, — и они начинали спорить, должен ли Эдвард взять это с собой, оставить, выбросить или отдать Зефу.

— Картину тоже берешь? — Кэролайн окинула критическим взглядом большую репродукцию, вставленную Эдвардом в дорогую рамку.

Картина принадлежала кисти старого мастера, то ли фламандского, то ли голландского. Эдвард купил ее в Интернете под влиянием импульса и поразился ее размерам, когда увидел в реальности, но потом привык к ней. Она хорошо вписалась в скудный декор его квартиры. Изображала она группу крестьян, убирающих пшеничное поле. Пшеница золотилась на солнце, и художник, чье имя Эдвард даже выговорить не мог, заботливо выписал тонюсенькой кисточкой каждый колосок. Мужчины и женщины, все с обрезанными «под горшок» волосами, жали пшеницу длинными серпами, вязали снопы и увозили их — в близлежащую деревню, должно быть. Несколько человек расположились сидя и лежа у громадного кривого дерева на переднем плане, на уже убранном участке поля — одни улеглись вздремнуть, другие разговаривали и ели похлебку из деревянных чашек.

Эдвард, не считая себя особым эстетом и ценителем искусства, втайне гордился своей картиной. От нее веяло смиренным довольством. Эти люди в беспрестанной войне за выживание и подобие порядка умудрились заключить сепаратный мир. Они работали, но не чувствовали себя несчастными. Они не питали ненависти ни к себе самим, ни друг к другу, ни к пшеничным снопам. Они добились равновесия и поддерживали его. Каждый раз, глядя на картину, он замечал что-то новое — пару птичек в воздухе, крошечную бледную луну в уголке неба, — словно картина не окончательно застыла во времени, а перемещалась медленно, как расплавленное стекло.

— Сдавать ее в багаж настоящий геморрой, — сказал он, — но и оставлять неохота.

— Мне тебя не понять, — сказал Зеф.

— Чего тут понимать? — пожал плечами Эдвард. — Мне нравится смотреть на этих средневековых работяг, вот и все.

Несколько часов спустя они отправились через улицу в японский ресторан, где было прохладно. В это время дня они были единственными посетителями, не считая нескольких хипповых тунеядцев и скучающих по дому японских туристов. Музыкальным фоном служили японские аранжировки хитов «Вестерн ритм-энд-блюз». Непроспавшиеся Эдвард и Зеф налегали на соленый суп мисо, острую капусту кимчи и паровые клецки в соево-уксусном соусе, запивая еду горьким японским пивом.

Наевшись, Зеф откинулся назад и преувеличенно-беззаботно зевнул.

— Я тут накопал кое-что про твоих Уэнтов.

Эдвард потыкал палочками в разбухший имбирь.

— Что именно? И откуда ты вообще про них знаешь?

Зеф многозначительно потер нос толстым пальцем.

— Кто это — Уэнты? — спросила Кэролайн.

— Те, на кого Эдвард работает. У которых библиотека. Ты знаешь, что они богатые люди?

— Конечно, богатые, — сказал Эдвард.

— Вопрос в том, насколько. — Зеф впервые заговорил почти что серьезно. — Они «богаты» в таком же смысле, в каком Марвин Гэй[33] «имел успех у женщин». Ты знаешь, что они третьи по величине землевладельцы в Англии?

— Да ты что?

— Ты и половины всего не знаешь. В сети про них ходят всякие слухи. Можешь сам поглядеть в королевской службе новостей. Знаешь, что они платят «Форбсу» за то, чтобы их не включали в списки[34]?

— Брось, Зеф, — засмеялся Эдвард. — Наша фирма занимается хорошим куском их портфолио. Я бы знал, будь у них такие деньги. Такое количество просто нельзя скрыть. Деньги сами себя выдают.

— Я тебе точно говорю! Эти люди владеют одним из самых больших состояний в Европе и тратят одну его половину на то, чтобы никто не узнал о другой. Несколько лет назад с ними случился скандал. У них похитили сына, а герцог не стал платить выкуп.

— И что? Вернули им сына?

Зеф помотал головой.

— Он умер. Похитители, кажется, держали его в холодильной камере, и он замерз. В газетах об этом почти не писали.

— Ты же знаешь, Зеф, — Эдвард покосился на Кэролайн, — сколько в Интернете брехни.

— Он прав, солнышко, — подтвердила она. — Помнишь эту сенсацию про Билла Гейтса, который в детстве будто бы играл сына Бэтмена? И сколько народу в нее поверило?

— У Бэтмена вообще сына не было, — сказал Эдвард.

— Это другое дело! Ту штуку я сам придумал, да! Что я вам, интернетовская Кассандра? Найди их сам в «Лексис-Нексис»[35] и посмотри, что получится. Они миллиардеры, дружок.

— В долларах или в фунтах? — спросила Кэролайн.

— Не знаю! В евро, в соверенах, в унциях — что у них там еще ходит. Они живут затворниками в своем громадном поместье в Бомри. Их земли окружает знаменитая длиннющая изгородь. Забор и тот знаменит, ей-богу!

— И откуда у них взялись эти деньги?

— Кто его знает. Мог бы сам выяснить, если бы постарался, — сказал все еще обиженный Зеф. — Часть денег с недавних пор — жена происходит из семьи крупных промышленников. У него, наверно, тоже кое-что было, его род уходит корнями в седую древность. Может, они завладели рынком синей раскраски для лиц в 1066-м[36].

— Я тебе не говорил, что они хотели предложить мне работу?

— Работу? Главным писарем, что ли, — или как ты теперь называешься?

Эдвард кивнул, а Зеф с Кэролайн переглянулись.

— И ты отказался, — осторожно предположила она.

— Ясное дело, — внезапно смутился Эдвард. — Собственно, мне ничего и не предлагали. Просто собирались заключить соглашение с фирмой — не знаю, о чем.

— Знаешь, кое-кто говорит, что он в коме, герцог то есть. — Зеф сковырнул стружку с одной из палочек. — Что семья это скрывает по юридическим причинам. Еще говорят, что они держат на чердаке ненормального ребенка. Я читал, что слуги живут в этом поместье целыми семьями, как крепостные, из поколения в поколение. В общем, обычная фигня. Лучше всего письмо из «Экономиста» — там говорится, что в имении существует своя валюта и они там живут на полном самообеспечении, а налогов казне не платят.

— Жуть, — сказала Кэролайн. — А герцог — это выше, чем граф?

Этого никто не знал, и беседа зашла в тупик. Все стали допивать пиво. Официант, мрачный подросток с тощими усиками, подсунул им счет и скользнул прочь.

— Кстати, Фабрикант спрашивает, почему ты не пришел тогда на вечеринку, — сказал Зеф.

— Чего ему от меня надо, этому парню?

— Не знаю точно. — Зеф смотрел на прохожих, идущих по тротуару. — Но это он мне сказал, на кого ты работаешь. Вроде бы у его компании, «Интех», с ними какой-то бизнес. Он, кажется, хочет, чтобы Уэнты купили в ней пай. Но это строго между нами.

Эдвард кивнул.

— Они правда живут в замке, Уэнты. Это я знаю.

— В замке? — Это произвело на Кэролайн впечатление, что случалось с ней редко.

— У него и название есть. — Эдвард сложил из больших и указательных пальцев рамочку. — Уэймарш.

— Quel [37] анахронизм, — фыркнула Кэролайн.

Когда они ушли, Эдвард стал смотреть телевизор. Он валялся на диване в одних трусах и ел «Эм-энд-Эмс» из фунтового пакетика. Диван был отменный. Он заказал его в «Поттери барн», обалдев от своей первой премии, и теперь, четыре года спустя, диван оставался самой дорогой из принадлежавших ему вещей. Гигантский, девяти футов в длину, обитый коричневым бархатом, уродский по всем мыслимым эстетическим стандартам, но утешающий в трудные моменты. Сейчас был как раз такой случай.

Эдварда одолевала депрессия. Работа в Англии, приз, который он зарабатывал так долго и трудно, обесценивался с каждым днем, а его связь с Уэнтами и кодексом становилась одновременно все более непрочной. Если не считать Маргарет. Но теперь, когда у нее есть ключ от квартиры Уэнтов, подумал вдруг Эдвард, он сам ей не очень-то и нужен. Он посмотрел, как старички играют в гольф, посмотрел передачу о дикой природе — о полчищах муравьев, создающих живые мосты, гигантском спруте, обитающем в Марианской впадине, и птичках-беседочниках, строящих скрепленные землей гнезда в австралийских лесах. При самом отдаленном упоминании о деньгах он переключал канал и сморщился, попав случайно на Си-эн-эн-эф, где по экрану скользила голубая ядовитая змейка финансовой информации, жадно заглатывая собственный хвост.

Около семи позвонил Зеф, но Эдвард не снял трубку. Автоответчик был под завязку забит сообщениями от коллег, приглашениями за город, отчаянными мольбами ассистента Андре, но Эдвард все равно запоздал с ответами — так запоздал, что уже и не догнать. Чем больше сообщений накапливалось, тем тяжелее было думать о них, и черная дыра не исполненных им обязательств делалась все чернее.

На ужин он съел целую банку сладких итальянских луковичек для коктейля — жуткие на вид, но необычайно вкусные и ледяные, прямо из холодильника, маринованные жемчужинки. В десять он выпил стакан скотча, в одиннадцать собрался спать.

Прежде чем лечь, он включил компьютер, загрузил туда свою сохраненную игру и открыл программу «Момуса». Совершенно бесцельное занятие, да и раньше оно было таким. Он плохо помнил, что там произошло напоследок. Он пришел к развалинам библиотеки, а потом время понеслось вскачь — так, кажется? Ну, хоть чем-то отвлечься. И пострелять хорошо бы. Он сел за клавиатуру.

Он по-прежнему видел перед собой развалины на месте библиотеки, но теперь груды щебня густо заросли сорняками, кустарником и даже деревьями, точно он простоял там несколько лет, пока природа брала свое.

Травы шевелились, шуршали, росли на глазах. С временем творилось что-то явно неладное. Оно неслось вперед с ошеломляющей скоростью. Раньше, у моста, он испытал тревожное чувство, что время сделало большой скачок в его отсутствие. Теперь он сам наблюдал, как это происходит, и природа захлестывала город, справляя чудовищную оргию плодородия. Толстые лианы спиралью оплетали небоскребы, вылезая из выбитых окон. Деревья, питаемые тучным канализационным илом, прорастали из люков, раскачивая ветвями, — в точности как киношные зомби, встающие из могил и расправляющие застывшие члены. Зеленый желудь величиной с хэллоуинскую тыкву шмякнулся откуда-то сверху и распался на миллион жестких волокон.

Самого Эдварда, насколько он понимал, все это не касалось. Мир вокруг старел, а ему хоть бы что. Он направился обратно к Рокфеллер-центру по буквально разваливающемуся городу. Одна из далеких офисных башен тяжко вздохнула и провалилась внутрь, подняв облако пыли. Космический механизм, вынуждавший время идти ровным, степенным шагом, сломался бесповоротно, и оно вырвалось из-под контроля.

Прекратилось это столь же внезапно, как и началось. Время начало тормозить и вернулось к своему обычному ритму. Стоя на краю Централ-парка, превратившегося в непроходимый Шервудский лес, Эдвард стал свидетелем того, как взбесившая флора остановила свой буйный рост. Время опять вошло в берега.

Ну знаете. Это уж полный бред, подумал Эдвард. Он сохранил игру на этой стадии, выключил компьютер и лег спать.

Телефон надрывался так, будто звонил уже несколько часов. На самом деле прошла всего пара секунд, поскольку автоответчик еще не включился. Эдвард открыл глаза и приподнялся, ощутив затылком прохладную твердость стены. Трубно прочистив горло, он поднес трубку к уху и снова закрыл глаза.

— Да?

— Алло!

Статический, крупитчатый голос, словно записанный на старинный восковой цилиндр, говорил то ли с английским, то ли с шотландским акцентом, непривычным и в то же время знакомым.

— Да, — повторил Эдвард.

— Алло, с кем я говорю?

— Это Эдвард, а вы кто?

— Эдвард? Это герцогиня.

Он раскрыл глаза во всю ширь. Все темные поверхности и грани его квартиры были на месте. Он подумал, что ему это снится, но он действительно держал трубку в руке.

— Алло!

— Алло, — как девчонка, передразнила она. — Если бы мы придерживались Дебретта[38], полагалось бы сказать «ваша светлость», но я не собираюсь разводить церемонии. Вы меня хорошо слышите? Я вас плохо.

Он вспомнил ее такой, какой видел в тот единственный раз, в облегающем кремовом платье и с берущей за сердце улыбкой. Казалось, что с тех пор прошли годы. Та, которую он встретил на улице, и та, с которой он сейчас говорил, плохо связывались друг с другом. Статические разряды нарастали и затихали, как ветер, волны белого шума накатывали и отступали. Он снова зажмурился, и мастерская легкость сновидения нарисовала в его сознании женщину в летней кремовой шляпе. Она говорила с ним издалека, одинокая, затерянная в метели белого шума на фоне угольно-черного неба. Ему захотелось помочь ей.

— Время у меня ограничено, — сказала она, — поэтому буду краткой. Это ведь вы нашли тогда мою серьгу, правда?

— Я ее раздавил.

— Да-да, — засмеялась она. — Ничего, я вас уже простила. Послушайте, Эдвард. Мне нужно, чтобы вы нашли Гервасия как можно скорее. Под силу вам это?

Таким будничным, деловым тоном она могла бы попросить стакан воды в ресторане. Эдвард сглотнул.

— Я думал… То есть да, разумеется, но мне сказали, что вы не хотите…

— Забудьте все, что вам было сказано, — нетерпеливо и властно перебила она. — Значение имеет то, что я говорю сейчас. Герцогу об этом знать не нужно. Хорошо? Пусть это будет секрет между мной и вами.

На том конце раздался стук — что-то упало. Герцогиня выругалась и, судя по шороху, нагнулась за упавшим предметом. Не проснувшийся толком Эдвард кивнул. Светящиеся зеленые цифирьки на телефоне отсчитали семь секунд, прежде чем он понял, что надо ответить вслух.

— Да. Конечно. Только… — Что бы такое спросить? Реально все это или он с ума сходит? А может, это она не в своем уме? Уж очень все… прямо как в сказке. Будто кто-то прочитал его мысли и решил исполнить самое тайное его желание. Он боялся сказать что-нибудь не то — вдруг тогда все рассыплется, словно и не бывало, один дым останется? Это его шанс, не упустить бы.

— Что только? — осведомилась она. — Вы хотите знать, сколько вам заплатят, так?

Нет, не так, совсем не так, хотел сказать он — но промолчал.

— Сколько заработаете, столько и получите. — Он почувствовал, что она улыбается, и вспомнил, как мило она это делает. — Не пытайтесь связаться со мной, я перезвоню вам через неделю.

И короткие гудки в трубке.