Ему звонили и оставляли сообщения — кто угодно, только не Маргарет. Сам он понимал, что звонить ей бессмысленно, но больше заняться все равно было нечем. Ее телефоны (он умудрился выпытать и служебный у заикающейся секретарши в университете) служили его единственной связью с тем, что еще имело значение. Желание найти кодекс овладело им с новой силой. Для этого требовалась Маргарет — кроме того, он скучал по ней. Что она испытывает из-за того, что случилось в библиотеке, — смущение, гнев, стыд? Ему пока было все равно что, он просто хотел это выяснить.
Он сидел на диване и бренчал на гитаре — играть как следует он так и не выучился. Телефон зазвонил снова, потом включился автоответчик.
Это была не Маргарет. Услышав звонкий, с чувственными нотками, не имеющий возраста голос, Эдвард встрепенулся, и все нервы в его теле наэлектризовались одновременно. Голос, вне всякого сомнения, принадлежал герцогине Бомри, и это было единственным реальным событием за долгое время.
Она, видимо, ничуть не смутилась, услышав автоответчик, — неизвестно, отличала ли она вообще машину от человека. Эдвард снял трубку.
— Эдвард, — воскликнула она. — Это вы.
— Да. — Он был в одних трусах и теперь оглядывался, ища какие-нибудь штаны. Ему почему-то не хотелось говорить с ней, глядя на свои бледные, щетинистые ноги. — Ваша светлость, — добавил он.
— Вам совсем не обязательно называть меня так. Питер на этом настаивает, но я так и не привыкла. До замужества я была всего-навсего баронессой.
Эдвард плюхнулся обратно, так и не найдя брюк.
— И к вам обращались «баронесса Бланш»?
— Леди Бланш.
Так и не дождавшись подсказки, он попробовал снова:
— Но ведь просто баронесс не бывает? То есть вы должны были носить имя каких-то своих владений?
— Фелдингсвезер. Ужасное место. Я там никогда не бываю. В этом городке делают теннисные ракетки, и он весь пропах лаком.
— А когда вы вышли замуж? Если вы, конечно, не против моих вопросов. Вы тогда перестали быть баронессой… э-э…
— Фелдингсвезер? Вовсе нет, — засмеялась она. — Один человек, слава богу, может носить несколько титулов, поэтому я баронесса Фелдингсвезер по праву рождения, а в браке — герцогиня Бомри.
— А ваш муж в браке тоже считается бароном Фелдингсвезер? — Эдвард шел путем логики до конца и определенно не желал заткнуться вовремя.
— Ничего подобного! — торжествующе заявила она. — Мужчины в отличие от женщин не приобретают автоматически титулы своих жен. Поэтому, выходя замуж за короля, вы становитесь королевой, а на супруга королевы Англии наклеивают дурацкий ярлык принца-консорта. Впрочем, все это очень сложно.
— Как же мне вас все-таки называть?
— Просто Бланш. Друзья называют меня по имени.
Эдвард повиновался. К его удивлению, у них завязался длинный, весьма приятный, но самый банальный разговор. Ему с трудом верилось, что это происходит на самом деле. Так он мог бы говорить со своей тетушкой — приветливой, говорливой, слегка кокетливой. За ее умением вести беседу стояли века хорошей породы и десятки лет тренировки. Ее речь, правда, носила слегка маниакальный оттенок, зато это сглаживало неловкости, которые иногда допускал он. Она явно задалась целью очаровать его, и он, даже чувствуя некоторую нарочитость ее усилий, был не в том положении, чтобы бороться. Не успев оглянуться, он уже рассказал ей о своей работе, своих каникулах, своих видах на будущее — каких-никаких, — и все это благодаря ее дару казалось невероятно увлекательным. Отрадно было поговорить с человеком, который — не в пример той же Маргарет — умел дать понять, что собеседник ему интересен. И не так уж важно, что этот человек — напичканная тайнами иностранная плутократка.
Разговор ее стараниями вращался вокруг переезда Эдварда в Лондон, превратностей воздушного перелета, районов, где он мог бы поселиться, преимуществ и недостатков загородной жизни по сравнению с городской и так далее, и так далее. Она рассказала длинную и довольно смешную историю о реставрации старой гардеробной комнаты в Уэймарше. На заднем плане слышалось тявканье маленькой собачки, требующей внимания.
Беседа естественным путем перешла к кодексу. Эдвард рассказал, как они с Маргарет съездили в Ченоветский филиал и какое фиаско там потерпели. О шофере герцога, который тоже там оказался, он умолчал. Герцогиня вздохнула.
— Я порой сомневаюсь, существует ли эта книга на самом деле. — В ее голосе появилась усталость. — Когда-то она была, я в этом уверена, но могла ли она дожить до нашего времени? Книги так легко гибнут — в этом отношении они как люди. Еще они напоминают мне моллюсков — твердая скорлупа и нежная, уязвимая плоть внутри. Это очень плохо, Эдвард, — снова вздохнула она. — Наше с вами время на исходе.
— Даже не знаю, что вам сказать. — Он представил себе, как хмурится от волнения ее бледный лоб. — Все наши нити, похоже, оборваны.
— А Маргарет? Судя по вашим рассказам, она очень умна.
— Верно, только она… куда-то пропала. Я уже много дней не могу с ней связаться.
— Что она все-таки за человек? — В ее голосе зазвучало нечто новое — уж не ревность ли? — Можно ли ей доверять? Мне она представляется неким гибридом Стивена Хоукинга[60] и Нэнси Дрю[61].
— Ее не так легко раскусить. — Эдвард чувствовал себя немного виноватым, говоря о Маргарет за ее спиной, — но, собственно, что здесь такого? Разве он ей чем-то обязан? — Она очень серьезная девушка. Немного странная. Но прочла она все, что когда-либо было написано, это факт.
— Даже не по себе делается.
— Вот-вот. Я рядом с ней, говоря по правде, чувствую себя полным идиотом. Но она в этом не виновата. Что ж поделаешь, если я такой профан.
— Не говорите глупости. Никакой вы не профан.
— Может быть, вы с ней еще познакомитесь, — невпопад брякнул он.
— Надеюсь на это. Она не собирается в Англию вместе с вами?
— Не знаю. Да нет, не думаю. — Ему это никогда не приходило в голову. — У нее здесь работа — зачем бы я стал тащить ее с собой.
— Но будь у вас возможность, вы бы это сделали, правда?
— Что? Взял бы ее с собой? Вряд ли. То есть я не хочу сказать, что…
Герцогиня рассмеялась.
— Я просто дразню вас, Эдвард. Слишком уж вы серьезны. Вы ведь знаете это за собой, верно? Вы очень, очень серьезный молодой человек.
— Вам виднее. — Ему вдруг захотелось перехватить инициативу. — Бланш, а почему ваш муж не хочет, чтобы я искал кодекс?
— Он так сказал? — спросила она после долгой паузы. Голос звучал рассеянно — возможно, собачка добилась наконец своего. Эдвард, кажется, нарушил какое-то неписаное правило, и их только что наладившийся контакт мог прерваться в любой момент. — Я уверена, что он не имел в виду ничего такого. Вы говорили с ним лично?
— Нет, разумеется, нет. Я узнал это через Лору. Но почему вы не хотите, чтобы он знал о моих поисках?
— Послушайте, Эдмунд, я понимаю ваше беспокойство…
— Эдвард. Хорошо, но…
— И если в какой-то момент вам покажется, что этот проект больше вас не устраивает, можете считать себя свободным — в том случае, если гарантируете конфиденциальность наших переговоров. — Она говорила теплым, подчеркнуто великодушным, предостерегающим тоном с явным намерением задеть его за живое. Любящая тетушка ушла куда-то далеко-далеко. — Но пока вы работаете на меня, извольте соблюдать мои условия. У меня не один утюг греется на огне, Эдвард. Вы даже вообразить себе не можете, какими ресурсами я располагаю. Не вы один ищете кодекс, вы лишь маленькая часть общего плана.
Правду ли она говорит? Неужели здесь действительно задействованы другие? Эдвард сильно подозревал, что герцогиня блефует, но это почти ничего не значило. Она испытывала его, проверяла, сколько лапши ему можно навесить на уши и насколько малым количеством информации он способен обойтись, прежде чем заартачиться. А он с немалой тревогой отдавал себе отчет, что предела пока не достиг.
Когда он принес ей свои извинения, она опять мило защебетала, и он почувствовал, что разговор движется к любезному завершению. За последующие пять или десять минут она снова показалась ему с кокетливой стороны. Он должен непременно позвонить ей, когда будет в Лондоне. Они встретятся, и это будет чудесно. У нее есть парочка идей, где искать кодекс, — она ему напишет письмо. Эдварда почти смущала легкость, с которой он поддавался на ее уловки, — блаженная иллюзия, говорящая, что они могут доверять друг другу, завладела им целиком. Неожиданно для себя он сознался, что ему уже полагалось бы прилететь в Лондон и приступить к работе. Это развеселило ее так, будто она ничего остроумнее в жизни не слышала.
— Я в вас ошиблась, — отсмеявшись, сказала она. — Может быть, вы вовсе не так уж серьезны.
— Может быть, я недостаточно серьезен.
— Ну, не знаю. Придется выбрать что-то одно, это диктует обыкновенная логика.
Он чувствовал, что сейчас она повесит трубку, но не готов был пока с ней расстаться — ему требовалось от нее еще кое-что.
— Бланш, — сказал он без намека на юмор, — мне нужно знать одну вещь. Почему вы именно меня попросили помочь вам найти кодекс? Почему я, а не кто-то другой?
Он думал, что она опять накинется на него, но она только улыбнулась — он уловил это по ее голосу, — и ему вдруг показалось, что он подошел опасно близко к чему-то, чего знать совсем не хотел.
— Потому что я знаю, что могу доверять вам, Эдвард, — тихо и волнующе призналась она.
— Но почему? Из-за того, что я сделал для вас у «Эсслина и Харта»? Серебряные фьючерсы, страховая компания? — Он хватался за соломинку и знал это.
— Нет, Эдвард. Это потому, что… Да, сначала было именно так. Этого хотел Питер. Но когда я увидела вас, то поняла — вот кто мне поможет. Я прочла это на вашем лице. Просто поняла, что вам можно довериться.
Эдвард молчал и думал: смеется она над ним или пытается его соблазнить? Сама с приветом или его за дурачка принимает? Он задал ей серьезный вопрос и хотел получить такой же ответ. То, что он услышал на деле, вызвало у него сильное желание повесить трубку.
Неужели она так одинока, так беспомощна, что ей больше и обратиться не к кому, кроме него? Совсем еще молодого банковского служащего, которого она едва знает? Мир за пределами Уэймарша ей, должно быть, совершенно чужд. Она просто храбрится и не хочет признать, что живет в полной изоляции. Ей и правда не от кого больше ждать помощи.
Эдвард, сидя на своем диване и глядя в потолок, ощутил настоящий страх.
Какие бы чары ни околдовали его, голос герцогини разбил их. Время опять затикало, и события возобновились. Телефонная трубка зазвонила у него в руке, не успел он вернуть ее на подставку. Фабрикант снова хотел встретиться с ним — еще один завтрак во «Временах года». Эдвард выдвинул встречное предложение — можно, скажем, попить пива после работы, в нормальное время, — но Фабрикант сослался на жесткий график, и он согласился. Их прошлая встреча, надо признать, оказалась весьма информативной. Авось Фабрикант кинет ему еще несколько крошек. Они договорились на завтрашнее утро, на четверг. Эдвард поставил трубку в гнездо, настороженно глядя на нее, но телефон больше не позвонил.
Утром он встал рано и дольше, чем полагал, провозился с жидкой бородкой, откуда-то взявшейся в зеркале. Еще дольше он заставлял себя оторваться от утреннего сеанса игры — ну да, его племя нуждалось в нем, он должен был накормить много ртов. Он опоздал в ресторан на десять минут. Метрдотель пронизал его ледяным взглядом, будто чуял, что Эдвард здесь больше не свой, и вместо столика провел его к обитой кожей двери отдельного кабинета.
Фабрикант уже сидел там, но не один, а с хмурой брюнеткой в сером костюме от Армани и с мужчиной того же примерно возраста, что и Эдвард, в мятом твидовом пиджаке и с длинной, взлохмаченной белокурой челкой. Все трое взглянули на него, и у Эдварда создалось впечатление, что до этого момента между ними царило неловкое молчание. На белой скатерти стоял кувшин апельсинового сока с мякотью и нетронутое блюдо с пирожными. Фабрикант кивнул ему. К удивлению Эдварда, он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Эдвард не думал, что есть вещи, способные пробить Фабрикантово ощущение собственного совершенства, но они, видимо, все же существовали.
— Здравствуйте, Эдвард. — Человек в твидовом пиджаке приветливо улыбнулся и двинул по столу визитную карточку. Говорил он с узнаваемым акцентом образованного англичанина, прямо-таки пародируя благополучного выпускника Оксфорда. — Ник Харрис. Представляю здесь интересы герцога Бомри.
Эдвард сел за стол, оставив карточку лежать на месте. Итак, герцог решил вмешаться в дело напрямую. Ну что ж, самое время — даже удивительно, почему он не сделал этого раньше. Эдвард посмотрел на Фабриканта, но тот ответил пустым, не сулящим никакой помощи взглядом.
Эдвард откашлялся.
— Значит, вы работаете на герцога.
— Мы работали совместно какое-то время. И он попросил меня встретиться с вами от его имени.
Ник достал из кармана золотые часы-луковицу в футлярчике, посмотрел на них и спрятал обратно. Жест был до того театральный, что Эдвард принял его за шутку, но никто не засмеялся. Официант бесшумно добавил прибор для нового гостя.
— Вы состоите в штате его нью-йоркского офиса?
— В некотором смысле. — Ник улыбался дружески, но с оттенком родительского беспокойства. — Эдвард, я не хочу играть словами. У нас есть основания полагать, что вы вошли в контакт с супругой герцога. — Он заранее вскинул руку, как бы желая прервать все возражения, хотя Эдвард молчал. — Прошу вас, не нужно ничего подтверждать или отрицать. Это только осложнит вашу позицию с юридической точки зрения.
— Разумеется, герцогиня контактирует со мной. Не далее как вчера она мне звонила. Что в этом противозаконного?
— Ничего, совершенно ничего — на данный момент. Хотя вам следует знать, что, если подобные контакты будут продолжаться, мы намерены принять ограничительные меры в обеих странах.
— Мы не хотим вас пугать, Эдвард, — подала голос женщина — несомненно, американка. — Мы просто хотим, чтобы вы поняли, насколько серьезно герцог относится к безопасности герцогини.
Выходит, они оказывают ему покровительство. Эдвард вздохнул. Он успел забыть, как ему ненавистны представители деловых кругов. Его корпоративные боевые рефлексы, пребывавшие в спячке последние три недели, зашевелились.
— Прекрасно. Вы хотите сказать, что я представляю какого-то рода угрозу для герцогини. Давайте поговорим об этом.
— Угрозу не в том смысле, который подразумеваете вы, — невозмутимо парировал Ник. — И все же вы для нее опасны, хотя можете этого и не знать.
— Послушайте, я уже немного опаздываю, — Эдвард мог бы служить воплощением фальшивой вежливости, — а нам с Джозефом надо о многом поговорить. Может быть, вы скажете, что вам от меня нужно, и мы разойдемся?
Ник и женщина переглянулись. Оба они относились к такой легкой весовой категории и так плохо были оснащены для переговоров с применением силы, что Эдвард не особенно нервничал. Может быть, удастся даже повеселиться. Он конспиративно стрельнул глазами на Фабриканта, но тот посмотрел на Ника и опасливо потряс головой. Ник между тем нахмурился и сложил пальцы домиком, как теледиктор, собирающийся огласить по-человечески трогательный сюжет.
— Мы все, думаю, знаем о предполагаемом существовании книги, написанной якобы неким Гервасием Лэнгфордским. Неизвестно, однако, где она находится и существует ли она вообще. Если допустить, конечно, что вы этого тоже не знаете. — Он многозначительно взглянул на Эдварда.
— Конечно. — Эдвард невольно залюбовался челкой Ника — уж очень живописно она лежала на лбу.
— Герцог просил вас прекратить поиски, но вы, думается, не сделали этого. Да и зачем вам было их прекращать? Вы, возможно, полагаете, что у вас есть какие-то обязательства перед герцогиней. Вы на ее стороне и хотите выполнить ее желание. Возможно, она вам симпатична по личным мотивам. С герцогом же вас ничего не связывает, и это вполне понятно. Но если рассказать вам немного о том, что происходит в Уэймарше, вы, думаю, взглянете на вещи по-иному.
— Я весь внимание. — Эдвард откинулся назад и скрестил руки. Ник, что греха таить, заинтриговал его — пусть рассказывает. Фабрикант сосредоточенно крошил пирожное на тарелке.
— Герцогиня не говорила вам, зачем ей «Странствие»? Нет? Так вот: она считает эту книгу стеганограммой. — Ник отчетливо произнес незнакомое слово. — Вряд ли вы знаете, что это такое, поэтому объясню. Стеганограмма — термин из области криптоанализа. Текст, зашифрованный таким образом, чтобы скрыть или замаскировать оригинальное сообщение. Другими словами, вы не только не можете прочесть зашифрованное послание, но и не догадываетесь, что такое послание существует. Оно так вплетено в ткань маскирующего текста, что невозможно отличить одно от другого.
— Как тот мультипликатор, который во все свои картины вставлял слово «Нина», — заметил Эдвард.
— Совершенно верно. В случае с кодексом зашифрованное послание может содержаться в тексте, в иллюстрациях, в водяных знаках, в переплете, в подборе материалов, в составе чернил, которыми книга написана. Лишь человек, знающий точно, где и как оно закодировано, может его найти, и даже он может оказаться не способен расшифровать его.
— И о чем же в этом послании говорится? — спросил Эдвард.
— Нет никакого послания, — внезапно посуровел Ник. — Его попросту не существует, как, вероятно, и самого кодекса. Гервасий Лэнгфордский, служитель мелкого деревенского сквайра, не сочинял фантастической повести с зашифрованным подтекстом, затерявшейся потом в веках. Это вымысел герцогини, основанный на весьма незначительных доказательствах и массе бурных эмоций, — вымысел, в который она, к сожалению, втянула и вас. Строго между нами должен сказать вам, Эдвард, что герцогиня не совсем нормальна. Я искренне ей сочувствую, но у нее неустойчивая психика, и навязчивая идея относительно кодекса отнюдь не способствует ее стабилизации. Намерения у вас, возможно, самые лучшие, но то, что вы ее поощряете в этом, ей совсем не на пользу.
Эдвард очень старался сохранить непроницаемость на лице. Ему хотелось сейчас же встать и уйти отсюда, но что-то его останавливало. Это просто не может быть правдой — слишком все сложно, слишком запутанно, прямо как в шпионском триллере. Принцип бритвы Оккама такого не допускает. Герцогиня, конечно, не без странностей — и говорит немного бессвязно, и настроение у нее меняется чересчур быстро, — но в то, что она сумасшедшая, как-то не верится. И насчет кодекса тоже неправда. Он существует. Эдвард почти чувствовал это, как стрелка компаса чувствует северный полюс, находясь за полмира от него. Надо поговорить с Маргарет. Она должна знать что к чему.
Главный вопрос в том, с чего этот клоун заговорил о стеганограммах. Он, ясное дело, пытается дискредитировать герцогиню в глазах Эдварда, только зачем? Анализировать всю эту ситуацию по ходу дела становилось трудновато. Требовалось время, чтобы подумать. Эдвард сделал усилие и собрался.
— Погодите-ка. Все-таки зачем герцогине кодекс? Что, по ее мнению, содержится в этом тайном послании?
— Детали не имеют значения, — вмешалась женщина. — Скажем только, что это могло бы причинить герцогу очень большой вред.
— Что «это»?
Эти двое снова переглянулись.
— Подобные вещи не обсуждают в приличном обществе.
— Ох, Бога ради, — не выдержал Фабрикант. — Выкладывайте уже.
— Если помните, я просил вас не вмешиваться, — сказал Ник.
— Я не ваш подчиненный, — спокойно возразил Фабрикант.
— Ограничимся тем, что это поставило бы в неудобное положение всех, кого это касается, — продолжила женщина. — Отразилось бы на судьбе большого человека, который ничем этого не заслужил, и бросило тень на древнее английское пэрство.
— Я что-то не улавливаю, — сказал Эдвард. — Если все так ужасно, зачем ей книга?
— Да она его ненавидит, — хмыкнул Фабрикант, а Ник метнул на него злобный взгляд. — Не врубаешься, что ли? На дух эту сволочь не переносит. — Фабрикант резко встал с места. — Ты извини меня, Эдвард. Честно. Меня надули — потенциальное участие герцога в моей компании дает им хороший рычаг. Мне велели устроить встречу, и я устроил, но я не…
— Довольно, — сказал Ник.
— Она разорить его хочет, Эдвард. Если она найдет кодекс, он потеряет все, что имеет…
— Хватит! — Сливочно-персиковое лицо Ника побагровело. — Мы порываем с вами всякие отношения, Фабрикант. Вам ясно?
Фабрикант посмотрел на них обоих и кивнул, чуть-чуть наклонив подбородок. Затем медленно, до нелепости тщательно сложил свою белую салфетку. Его побледневшее лицо напоминало Эдварду героя вестерна, который, получив пулю в живот, остается на ногах, чтобы не доставить удовольствия своему врагу. Уходя, Фабрикант попытался хлопнуть дверью, но мягкая обивка помешала этому осуществиться. Эдвард проводил его беспомощным взглядом.
Ник, тоже вскочивший на ноги, застегнул свой блейзер и сел. Женщина вела себя так, будто ничего не случилось, и Эдвард последовал ее примеру. С уходом Фабриканта вся эта затея стала выглядеть далеко не столь забавной. Ему хотелось поскорее закончить.
— Значит, кодекс — что-то вроде неразорвавшейся бомбы?
— Кодекс — просто абсурд, фантазия, — терпеливо, словно ребенку, повторил Ник. — Фантазия замечательной женщины, которая, как ни грустно, перестала быть собой. Можно ли выразиться яснее? Поверьте, герцог думает только о ее благе. Все, о чем мы вас просим, — это немедленно прекратить общение с ней. Вы теперь понимаете, как это важно?
Эдвард не знал, как ему быть. Продолжать игру или нет?
— Уясните же наконец, что с ней происходит, — вмешалась партнерша Ника, гневно изогнув безупречные брови. — Все, что бы вы ни сказали, питает ее бредовые иллюзии. Вы только ухудшаете ее состояние.
Эдвард неопределенно кивнул, почти уже не слушая, что она говорит. Что они собираются делать — подключиться к его телефону? Почему бы им просто не оставить его в покое? Ему было трудно связывать одно с другим — то, что разыгрывалось здесь, все больше смахивало на приключенческий роман в бумажной обложке. Что ж, если сыщика изображает он, то одного сэра Златокудрого маловато, чтобы заставить его отказаться от дела.
— Ладно, — сказал он со вздохом. — Обещаю больше не контактировать с ней.
Это он мог обещать — он ведь ни разу сам не звонил герцогине. Даже номера ее не знал.
— Вот и хорошо, — сказал Ник.
Женщина, встав, протянула руку неловким примирительным жестом. Эдвард пожал ее. Встреча, несмотря ни на что, подошла-таки к концу.
— А где в Нью-Йорке помещается офис герцога? — по-товарищески спросил он.
— Не могу вам сказать, — ответил Ник. Женщина, так и не назвавшая своего имени, занялась счетом. — Никогда там не бывал. Я выступаю в качестве консультанта, работаю по гибкому графику. Основную часть времени я занят у «Эсслина и Харта».
— Где? — Эдвард подумал, что не расслышал.
— Да-да. — Ник говорил в точности как корреспондент Би-би-си, ведущий прямой репортаж из Кваквадугунии. — Разве вам не сказали? Раньше я работал в Лондоне. Я тот парень, которого прислали на ваше место.
Вечером Эдвард, как всегда, таращился на монитор у себя в квартире, но на этот раз не в одиночестве. Стул перед компьютером занял Зеф, а Эдвард смотрел из-за его плеча.
— Ну, чувак, — сказал Зеф, — просто не верится.
— Я знаю.
— Да нет, не знаешь. — Шок на лице Зефа смешался с бешенством. — Я в самом буквальном, блин, смысле не могу в это поверить!
— Не могу объяснить, как это получилось.
— Вот и я не могу!
Зеф для порядка повозился с клавишами, перемещая ракурс туда-сюда. Даже Эдварду, желавшему как-то развеяться после осложнений, обвалившихся на него этим утром, противно было на это смотреть. Ему следовало, и не мешкая, принять несколько нелегких решений, а он вместо этого пялился на экран. Картинка, которую он там видел, всю последнюю неделю оставалась одной и той же: подземный лагерь племени, во главе которого он как бы стоял. Снег сыпал сквозь решетки на потолке и таял на бетонной платформе, где безучастно, ожидая его приказаний, сидели его соплеменники. На путях бесшумно горел дымный костер, сложенный из деревянного крепежа. Плоский пейзажик в ящике, жалкая имитация трехмерного мира.
— Как ты довел до такого? — допытывался Зеф. Он отрастил себе курчавую бороденку и стал еще больше смахивать на людоеда. — В жизни еще не видел, чтобы кто-то умудрился так напортачить в игре. А я, уж поверь, всякое повидал. Постыдился бы.
— Я и стыжусь.
— Как ты вообще здесь очутился? — Зеф хлопнул себя по ляжкам. — С тех пор как я дал тебе тот диск, я выиграл в «Момус» три раза — по одному на каждый уровень! Да ты к этому времени уже должен строить базы на Луне. Разрабатывать кометы и заниматься сексом с инопланетными штучками. — Зеф от расстройства стал брызгать слюной. — У тебя должна быть защитная спутниковая система! Развел, понимаешь, клан Пещерного Медведя! Нет, все, это каюк. Полный капец.
— Я как раз и хочу как-то это закончить.
Зеф прав. Он не уделял игре должного внимания. Делал ошибки, упускал ключи, а теперь уже ничего не исправишь. Он никогда не уделял должного внимания тому, что действительно важно. Какие ключи он упускает теперь?
— Все пошло не так с самого начала. — Эдвард старался выразить голосом сожаление, хотя ему было уже все равно. — У меня не было оружия, или было, но не то, или я не знал, где его взять и против кого применить, а когда я его получал, становилось поздно. А инопланетяне тут же выдумывали что-то новенькое, и фокусничали с временем, и бог знает что еще вытворяли. Теперь даже и люди, и те на меня ополчились. — Эдвард запустил руки в волосы. — Да еще эта фигня с солнцем.
Зеф в ужасе округлил глаза.
— Ты позволил им испоганить солнце?
— Сам погляди.
Эдвард пролез к клавиатуре и вывел виртуального себя по ступенькам наружу. Ослабевшее солнце струило негреющие лучи сквозь инопланетную линзу. Пока они смотрели на это, прибежали злобные воины из другого племени и убили Эдварда. Он рухнул в снег, истекая кровью, но по-прежнему глядя вверх.
— Мать-перемать, — сказал Зеф. — Сроду такого не видал.
— А почему здесь холодрыга такая, как по-твоему?
Зеф, мрачнее тучи, встал и подошел к окну, сцепив руки за спиной, — ни дать ни взять врач из реанимации, столкнувшийся с неизвестным ранее случаем. В квартире было темно.
— Давай рассказывай с самого начала, — потребовал наконец он.
Эдвард начал описывать начальную стадию игры.
— Так ты не взял письмо из ящика? — очень скоро прервал его Зеф. — Не спас мост?
— Ни хрена я не спасал. Как я мог это сделать?
— Тебе полагалось засесть под мостом и убить подрывника.
— Какого еще подрывника? О чем ты? Как я убил бы его?
— Из пистолета. Тут все работает как часы, одно с другим сцеплено. Ладно, не бери в голову. Поздняк объяснять. Ты все запорол в самом начале. У тебя не было ни единого шанса.
Оба помолчали. Эдвард запустил пару вентиляторов, но они помогали плохо, и даже ночь не спасала от жары. Воздух, сырой и тяжелый, как будто уже прошел через легкие восьми миллионов других манхэттенцев. Эдвард принес с кухни бутылку скотча и два стакана со льдом.
— Ладно, не переживай. — Зеф, философски позванивая кубиками льда, сел в кресло. — Я вот один раз чуть не завоевал средневековую Японию, но этот даймио[62] взял и построил мост через… нет, лучше я тебе нарисую.
— Зеф, — Эдвард заставил себя говорить ровно, — постарайся сосредоточиться. Средневековая Япония мне ни к чему. Скажи, как выиграть в «Момус».
— Не знаю, возможно ли это. Я бы сказал, что ты в полной заднице, если бы не одна вещь. Игра, по идее, давно уже должна кончиться. Просто остановиться, и все. — Зеф задумчиво потер заросший подбородок.
— И что с того? — угрюмо сказал Эдвард.
— А до тебя не доходит? Кто-то ведь запрограммировал этот сценарий, который ты раскручиваешь. Спрашивается зачем? Обычно, когда дело доходит до такой мертвой точки, твой персонаж падает мертвым и слышится голос: «Смертный, твое дело проиграно» или что-то типа того. Однако кто-то позаботился выстроить то, что ты видишь, — все эти планы, детали и звуковые эффекты. Позаботился заранее. Если ситуация безнадежная, зачем было все это делать?
— Не знаю. Может, есть все-таки способ выиграть, даже теперь.
— Вот-вот. — Зеф допил виски, встал и хлопнул Эдварда по плечу. — Не все потеряно, дружок. Унывать отнюдь не следует, как сказали бы твои английские коллеги. Раз есть сюжет, значит, его можно привести к какому-то концу. Но тебе нужна помощь, которую я оказать не могу. Надо тебе повидаться с одним человеком.
— С кем это?
— Позвонить ему нельзя — телефона у него нет, только Интернет подключен.
— Давай я пошлю ему электронное письмо.
— От незнакомого адресата он не примет. Придется тебе зайти к нему лично.
— Ну, не знаю. Послушать тебя, он не больно общительный.
— Смотри сам, — пожал плечами Зеф, — но это твой единственный шанс. Лучше него в «Момусе» никто не разбирается. Он входит в он-лайновый коллектив, обслуживающий кодовую базу игры. Ведет отдел новостей. По-моему, и графику большей частью тоже пишет он. У тебя ручка есть?
Эдвард дал ему ручку. Зеф, не найдя бумаги, достал из кармана дешевую фантастическую книжку, оторвал обложку с одной стороны и печатными буквами написал адрес в Нижнем Ист-Сайде, а также имя: АЛЬБЕРТО ИДАЛЬГО.
Написал и задумался, держа ручку над листком, точно забыл добавить нечто важное.
— Да ты вроде бы уже знаком с ним.