15

Эдвард сидел на твердом пластмассовом стуле за компьютером, не в силах сосредоточиться на мониторе перед собой. Печатать он не мог — он так нервничал, что руки перестали его слушаться. Все происходило очень уж быстро. Он нажал на клавиши всеми десятью застывшими сосульками-пальцами и получил в ответ НЕВОЗМОЖНО РАСПОЗНАТЬ КОМАНДУ.

Маргарет у абонемента разговаривала с библиотекарями. Эдвард невольно воздавал ей должное. Она держалась как настоящий профи — гораздо лучше, чем он. Весь персонал сбежался, чтобы поздороваться с ней, но она вела себя совершенно спокойно и даже, кажется, улыбалась — явление, с которым Эдвард не сталкивался ни разу. Откуда в ее замкнутой академической душе взялись такие резервы героического самообладания? Может быть, она просто недостаточно развита эмоционально, шепнула Эдварду подлая мыслишка. Под тонким жакетом он видел ее лопатки.

Библиотека, встроенная прямо в склон речной долины, внутри оказалась больше, чем он ожидал. Противоположная сторона, выходящая на реку, состояла из сплошного тонированного стекла в три этажа высотой. Солнце, опускаясь за деревья, просвечивало сквозь дымчато-коричневую панель и создавало эффектные линзы.

Через несколько минут Маргарет пришла и села за соседний компьютер, делая вид, что не имеет к Эдварду никакого отношения.

— Посмотрите на абонемент, — глядя на экран перед собой, тихо заговорила она. — На промежуток между ним и дальней стеной. Там есть дверь, только ее не видно, потому что она сливается с деревянной обшивкой, и ручки с этой стороны нет. Через нее вы и пройдете в подвал.

— Понял.

— Я нарисовала план, который оставлю под клавиатурой этого компьютера…

— Да перестаньте, ей-богу, — прошипел он. — Отдайте его мне, и все.

Маргарет, поколебавшись, сунула ему на стол желтую библиотечную карточку.

— Там отмечено, где находится дверь, — шептала она, как старый специалист, посвящающий новичка в тайны булевых операторов. — Дальше по той же стене помещается гардеробная, где оставляют пальто. Если вас застукают, притворитесь, что идете туда.

— Интересно, зачем? Лето на дворе.

— Ну, придумайте что-нибудь сами.

— Может, за зонтиком? — Он еще в жизни не видел погоды, менее обещающей дождь.

— Как хотите. Сверим часы. На моих… ровно 3:47. Библиотека закрывается в 5:30. В пять часов подойдите к абонементу и распишитесь за нас обоих в регистрационной книге. Ровно в 5:05 я открою дверь. Вы войдете, закроете за собой дверь. Если опоздаете, я ждать не буду.

— А если кто-то увидит, как я вхожу?

— Главное, держитесь уверенно. Пусть думают, что вы здесь работаете.

Следовало хотя бы сделать вид, что он работает на компьютере. Эдвард машинально набрал «дирижабль», и монитор выдал ему список с названиями знаменитых аппаратов: «Диксмуд», «Шенандоа» и «Гинденбург»[47]. Последнее звучало как предвестие катастрофы. Они собираются украсть книгу из библиотеки. Очень ценную книгу. Из-за этого он может лишиться работы.

— Когда войдете, будьте очень внимательны — на стеллажах установлены камеры. Поворачивайте сразу налево и идите до угла. Там я вас встречу.

За компьютер напротив Маргарет сел мужчина в красной феске, с длинным лицом, изрытым шрамами от угрей.

— А до тех пор мне что делать? — спросил Эдвард.

— Постарайтесь, чтобы вас не заметили. Посмотрите справочники. На втором этаже обычно бывают выставки, поднимитесь туда. В случае чего не забудьте про Стейнбека. Все, мне пора — меня ждут в хранилище.

— Хорошо, идите.

Маргарет нажала клавишу. Принтер, заверещав, выплюнул листок. Она отнесла распечатку на абонемент, и ее тут же пропустили в заветную дверь.

«Я поступаю глупо, — думал Эдвард. — Даже то, что я получил бы, найдя кодекс, не оправдывает такого риска». Он расширил, усилил и передумал эту мысль во множестве вариантов. В каждом она казалась одинаково верной и набирала верности чуть ли не с каждой секундой.

Ему оставалось ждать час тринадцать минут. Чем бы заняться? Он украдкой оглядел зал Ченоветского филиала, чувствуя себя одиноким и брошенным. Здесь было почти безлюдно и стоял холод, памятный ему по городскому отделению библиотеки. Стены обшиты светлым деревом, в высокие потолки вмонтированы полоски светильников. У стеклянной стены, выходящей на реку, поставлены низкие удобные диваны.

Выставка наверху оказалась недоступна для частных лиц, и Эдвард стал рассматривать то, что стояло на полках. Все это были книги о книгах: библиографии малоизвестных авторов, каталоги давно канувших в небытие скрипториев[48], справочники по истории книгопечатания, книгоиздательства, переплетного и типографского дела. Эдвард взял наугад один том, «Двенадцать веков европейского переплета, 400—1600», и сел с ним на один из диванов. Отчасти ради убедительности, отчасти для разрядки напряжения он стал записывать в блокнот, который дала ему Маргарет: «Книга Мертвых»; «Повесть о Ланселоте Озерном»; Ричард де Бэри, «Филобиблон, или Книголюб»; Гуго Сен-Викторский, «Дидаскаликон, или Назидательное обучение»; «Самаритянское Пятикнижие»; «Линдисфарнское Евангелие»…

Слева на стене висел массивный двустворчатый Ротко[49], уравновешенный картой мира с двумя полушариями справа. Эдвард невольно стал успокаиваться. Было несколько жутких моментов, когда библиотекари как будто собирались к нему подойти, но этого так и не произошло. Интересно, каково это — чувствовать себя здесь своим, вот как Маргарет. Развалившись на мягком сиденье с блокнотом на коленях, Эдвард воображал себя другим человеком, закопавшимся в свою науку, как морская свинка в опилки, — сидит себе такой и грызет потихоньку глыбу тайного знания, надеясь внести свою лепту, пусть незаметную, в общую кучу. Не так уж и плохо. Летний ветерок ворошил жесткую траву на крутом склоне долины. Вскоре Эдвард бросил притворяться, будто читает. Река сверкала на предвечернем солнце — только затемненное стекло позволяло смотреть на нее не жмурясь. Белый катер бодро пенил воду, одолевая течение, и на его мокрый корпус падали ритмичные блики.

Эдвард посмотрел на часы — почти пять. Утихшая было паника овладела им с новой силой. Он вскочил и огляделся. Читателей, кроме него, совсем не осталось. Молодая женщина-библиотекарь с оливковой кожей, толкавшая перед собой скрипучую тележку, предложила поставить книгу Эдварда обратно на полку и вынула том из его онемевших пальцев.

Он снова сел за компьютер и стал ждать, то и дело поглядывая на часы. Его инвестиционное мышление, привыкшее рассчитывать допустимый риск, кричало ему, что он ввязался в очень опасную экспедицию. Это тебе не в покер играть на чьи-то чужие деньги. Это настоящее. У него вспотели ладони. Зеленые буквы на пыльном мониторе вызывали ощущение галлюцинации. Ему пришлось сбегать в туалет.

В 5:03 он встал и прошел в дальний конец зала. Время настало. В голове надоедливо вертелась фраза из прочитанного в колледже стихотворения: «То был не сон — уже очнулся я». Периферическое зрение, сверхъестественно обострившись, охватывало разом все углы помещения.

Он двигался параллельно абонементу и старался смотреть прямо перед собой. Он не чувствовал бы себя более заметным, если бы шел по канату или пронесся по комнате балетными прыжками — хотя сейчас он едва справлялся с обычной ходьбой. Конечности у него одеревенели, как у игрушечного солдатика.

В стене перед ним открылась щель. Кромешная тьма за ней что-то ему напоминала.


По ту сторону было холодно, черным-черно и сильно пахло отсыревшей кожей. Он не видел буквально ничего, точно нырнул с головой в нефтяное озеро. Он пошарил во тьме, стукнулся костяшками обо что-то железное и повернул, как робот, налево, следуя указаниям Маргарет.

Потом из глаз у него посыпались искры — он налетел лбом на бетонную стену. Эдвард шарахнулся назад, сел кому-то на ногу и сказал хрипло:

— Ой!

— Ой-ой… — прошипела Маргарет.

Попытавшись встать, он ударил ее головой в челюсть. У нее клацнули зубы.

— Извините! — Он протянул руку, желая успокоить Маргарет, наткнулся на грудь и отдернул руку назад.

Где-то на другом конце помещения, оказавшегося очень большим, открыли дверь, бросив яркий свет между высокими металлическими стеллажами. Дверь закрылась, и Эдвард снова ослеп.

— Что происходит? — спросил он.

— Здесь все не так, — сердитым шепотом ответила Маргарет, потирая подбородок. — Они, кажется, все переделали. Добавились какие-то перегородки.

Он встал, соблюдая на этот раз осторожность. Эта стенка не походила на перегородку. Он потер лоб и прислонился к чему-то, похожему на торец стеллажа.

— Вы уверены, что запомнили правильно?

Она промолчала.

— Кто это сейчас открыл дверь?

— Не знаю.

Поврежденные костяшки и лоб пылали в леденящей атмосфере.

— Как тут холодно.

— Дворец любви и наслажденья меж вечных льдов и влажных сфер[50], — непонятно ответила Маргарет, но голос ее в темноте звучал успокаивающе. Он снова протянул руку и на этот раз нашел ее локоть. За дверью, в ином мире, слышался приглушенный разговор.

— Вы расписались в книге? — вдруг спросила она.

— Тьфу ты!.. — Эдвард скорчил во мраке невидимую гримасу. — Забыл.

— Идите и распишитесь.

— Опять туда выходить? Ну нет!

— Без отметки о нашем уходе мы ничего сделать не сможем. Меня будут искать. Нас обоих.

— Там, по-моему, кто-то есть.

Тем не менее он двинулся по стене и нащупал дверную щель, а потом и ручку. Чуть-чуть приоткрыв дверь, он прижался щекой к шершавой шлакоблочной кладке и выглянул. Плацдарм, о чудо, оказался свободен.

— Ладно. — Он нашел теплую руку Маргарет и стиснул три подвернувшихся пальца. — Обещайте, что дождетесь меня.

— Ступайте. — Она пихнула его в спину.

Не веря в происходящее, он выскользнул из безопасного мрака на свет. Солнце, льющееся в панорамные окна, било по глазам. Он перебежал к абонементу, согнувшись, как разносчик, бегущий по траншее под огнем неприятеля. Толстая книга регистрации пропала со стойки. Осмелев, он обошел стол с другой стороны и стал рыться в запретной зоне бланков, штампов и желтых карандашей, пока не нашел требуемое. Уселся на толстый ковер, расписался напротив их с Маргарет фамилий и сунул книгу на место.

Встав, он почувствовал себя глупо. В библиотеке не было ни души. Он сделал несколько резких вдохов и выдохов с открытым ртом: ха, ха, ха. Кондиционеры работали так, что он почти удивился, не увидев в воздухе пара. Из-за отсутствия других людей он острее ощутил присутствие окружающих его книг. Ему представилось, как каждый том неистово перелистывает сам себя, маниакально пересказывая миру свое содержание.

Эдвард осознал, что пока ничего плохого не сделал. Перед законом он чист. Он еще не перешел черту, за которой он влипнет окончательно и бесповоротно. Он вышел из-за стола, размахивая руками, как спортсмен, разминающийся перед заплывом на пятьдесят метров стилем баттерфляй. Роковая черта искрила совсем близко, как оборванный провод, в нескольких ярдах пространства и нескольких минутах времени.

Эдвард поймал себя на том, что движется по низким ступеням в сторону выхода. Солнце садилось за красные утесы на том берегу Гудзона, и в его косых лучах от ног Эдварда падали джакометтиевские[51] тени. Он пересек еще две пары таких же теней — двое библиотекарей, мужчина и женщина, обсуждали какой-то прием для донаторов, ни о чем не подозревая. Ничто его здесь не удерживало. Он запросто мог уйти, если бы захотел. Свобода выбора искушала. Может быть, все это часть чьей-то другой истории — Маргарет или герцогини, а не его. Он может уйти, сесть в автобус и к ночи вернуться в Манхэттен. Нехорошо по отношению к Маргарет, но у нее есть машина, и она прекрасно без него обойдется — оба они хорошо это знают. Он распахнул двойные двери вестибюля и вышел на гравийную дорожку.

Вдоль аллеи и на газонах выстроилось небольшое подразделение черных и темно-синих лимузинов с тонированными стеклами. Мужчины и женщины в вечерних костюмах гуляли по дорожкам с бокалами шампанского. Официанты разносили закуски. К одному из лимузинов прислонился с сигаретой в руке человек с необычайно слабым подбородком. Эдвард узнал его сразу — он видел его у дома Уэнтов в день своего первого визита. Герцогский шофер.

Эдвард замер на месте. Если шофер здесь, то и герцог, стало быть, тоже? Почему здесь, а не в Лондоне? Выздоровел, что ли? Может, он идет по следу кодекса, пользуясь теми же ключами, что и они? То, что казалось ясным и четким, приняло совершенно другой оборот, как песок в перевернутых стеклянных часах. Эдвард попятился обратно, и двери сомкнулись за ним, как занавес в последнем акте спектакля. Он заблуждался — его место здесь. Потайная дверь по-прежнему стояла приоткрытая. Он юркнул внутрь, притворил ее за собой, отдышался немного и насколько посмел громко позвал Маргарет.

Ответа не было. Он прошел чуть дальше, придерживаясь за книжные полки. В абсолютной темноте все — расстояния, собственные ноги, холодные железные стеллажи — казалось ему громадным и лишь наполовину реальным. Точно он, как сказочный Джек, проник в дом великана по бобовому стеблю и теперь блуждал среди гигантских столов и стульев. Ну куда она подевалась? Оцепеневший ум с того момента, как Эдвард увидел шофера, снова понесся вскачь, стараясь нагнать упущенное. Пластмассовая стремянка, подвернувшаяся под ноги, рухнула куда-то во мрак. Эдвард провел руками по полкам с обеих сторон, и пыль, накопившаяся на безымянных томах, осыпалась под его пальцами.

Он дошел до дальней стены и двинулся вдоль нее, нащупывая попеременно новые полки, картотечный шкаф, ручки щетки и швабры, а затем дверь. За ней слышались голоса.

— Извините, конечно, но вам следовало обдумать это заранее. И выделить себе побольше времени для работы. — Эдвард узнал капризный голос одного из библиотекарей, говоривший с французским — а может, бельгийским — акцентом.

— Но здесь материала гораздо больше, чем я могла ожидать, — ровно, как всегда, отвечала Маргарет. — Каталог дезинформирует. Я оставила там куда более вразумительный вкладыш, но…

— Сигнализация включится в шесть тридцать. Извините, но сегодня не время.

— Элен сказала, что переставила ее на восемь, чтобы донаторы могли осмотреть хранилище. — Маргарет добавила что-то еще, но Эдвард не расслышал.

— Ну хорошо, — с тяжким вздохом согласился библиотекарь. — Только ничего не ставьте обратно на полки, понятно? Оставьте все на тележке, когда закончите.

— Договорились.

— Присоединяйтесь потом к нам, если время есть, — неохотно предложил он.

Эдвард дождался, когда его шаги затихнут вдали, и осторожно приоткрыл дверь. Она выходила в какое-то служебное помещение. Маргарет нисколько не удивилась при виде его и сказала:

— Идемте.

— Что случилось? — сердито спросил он, идя за ней. — Почему вы меня не дождались?

— Я видела, как вы вышли в вестибюль. Думала, вы совсем ушли.

Эдвард покраснел. Он ведь и правда собирался бросить ее, и она это видела.

— Напрасно думали, — заметил он с вызовом. — Должен вам сказать, что герцог Бомри, возможно, тоже присутствует здесь.

Она остановилась.

— Вы ведь, кажется, говорили, что он в Лондоне.

— Это глупо, знаю, но я видел человека, который у него служит. И тот человек, по-моему, меня тоже видел.

— Вот как.

Эдвард нервно оглянулся. Ее хладнокровие начинало его раздражать.

— Слушайте, давайте временно обо всем забудем и смоемся. Вернемся как-нибудь в другой раз.

— Эдвард, мы в библиотеке. — Она повела рукой вокруг. — Это всего лишь книги. В худшем случае мы получим строгий выговор.

Она снова тронулась с места, но Эдвард остался стоять.

— Маргарет, я серьезно.

— Я тоже серьезно, — не оборачиваясь, бросила она, — а вот вы сдрейфили.

Следом за ней он вошел в другую комнату, загроможденную компьютерами и громоздкими аппаратами для просмотра микрофильмов и микрофишей. На столах высились кипы книг с многочисленными закладками из карточек и ксерокопий. На стенах висели доски для объявлений. Пришпиленные к ним карикатуры из «Нью-йоркера» толщиной напоминали мшистый покров. Эдвард задержался у одной из них. Молодой человек проплывает на лодке мимо русалки, которая сидит на скале с мобильным телефоном. Молодой человек говорит…

— Эдвард. — Маргарет возилась с верхним ящиком металлического картотечного шкафа. — Переверните его.

— Что?

— Переверните весь шкаф набок.

Эдвард, поколебавшись, стал на одно колено и перевернул. Содержимое невероятно тяжелого шкафа угрожающе загрохотало внутри.

— Слишком уж я вам доверяюсь, — сказал он.

Маргарет снова попробовала вытащить ящик. На этот раз он поддался легко, и из него вывалилась куча всякого канцелярского хлама, а также ключи с потертым брелоком в виде покемончика Пикачу.

Эдвард с невольным уважением наблюдал за ней.

— Откуда вы узнали, что его надо перевернуть?

— В книгах можно вычитать много полезного.

Где-то на другом конце открылась дверь и послышался гул голосов.

— Экскурсия началась, — сказала Маргарет, бросив взгляд на часы.

— Экскурсия?

— Для донаторов.

— Думаете, и герцог с ними?

— Понятия не имею.

Взяв ключи, они затрусили через холл, который заканчивался стальными дверями лифта. Эдвард добежал первым и вызвал кабину.

— Они тоже сюда придут, — спокойно сказала Маргарет. — Это главный вход в хранилище.

Дверцы поехали вбок, как в замедленной съемке. Маргарет нажала кнопку подвального этажа, Эдвард врубил команду ЗАКРЫТЬ. Кто-то крикнул им, чтобы подождали, но двери уже закрылись.

Лифт выпустил их в длинное помещение с низким потолком с лампами дневного света и рядами железных стеллажей, окрашенных в серое, как военные корабли. Эдвард заклинил двери конторским стулом. Они шумно куснули его, как чудовищное дитя, грызущее резиновую игрушку.

Они быстрым шагом двинулись по выбранному Маргарет проходу. Первым делом Эдвард заметил, что полки здесь вместо книг заполнены эклектической коллекцией самых разных предметов: чучело совы, рог нарвала, карманные часы викторианских времен, волосатые фетиши южных морей. Одну полку целиком занимало старинное ружье с раструбом, как у тромбона. В углу стояла пара дымчато-коричневых глобусов, земной и небесный, каждый пяти футов диаметром. Вскоре позади зазвучали голоса — экскурсанты, должно быть, спустились по лестнице, — но по мере углубления Эдварда и Маргарет в хранилище они снова затихли. Стеллажи проносились справа и слева преувеличенно быстро. Вход в зазеркалье состоялся.

За первым залом последовал другой, где стояли штабелями тысячи одинаковых ящиков, каждый с отпечатанным на машинке ярлыком в металлической рамочке. Эдвард из любопытства выдвинул один. Там лежала картонная папка, а в ней единственный тонкий конверт, сплющенный как сухой лист, побуревший от возраста, весь заляпанный разноцветными марками.

— Отдел писем, — сказала Маргарет. — Идемте.

По гулкой бетонной лестнице они спустились еще ниже и прошли, как в шлюз, через тяжелую железную дверь. Это напоминало спуск батискафа в глубину океана. Все здесь казалось более тихим, темным, сплюснутым и чужим. На потолке высотой тридцать футов гудели яркие светильники — скорее бомбоубежище, чем библиотека. Стеллажи из прочной стали, привинченные к полу, упирались в потолок, как колонны в соборе. Для верхних полок имелись передвижные стремянки.

Маргарет, сестрински держа Эдварда за руку, как Гретель Гензеля в темном лесу, вела его через секцию, где стояли громадного размера тома: газетные подшивки, материалы переписей населения с облупленным золотом на корешках, гигантские атласы не существующих ныне стран. Одни из них искривились под собственной тяжестью, другие, совсем уж огромные, хранились лежа. В воздухе ощущался запах медленно разлагающейся кожи.

Маргарет по пути смотрела на шифры.

— Что вы ищете? — спросил Эдвард.

— Материалы, не внесенные в каталог. Это где-то здесь. — Она сверилась со своей распечаткой. — Я и раньше брала книги оттуда, но не помню…

— Они точно на этом этаже?

— Говорю же, не помню! Когда вспомню, тогда и скажу.

Он начинал испытывать ощущение, будто находится в морге. На длинном черном ящике вроде футляра музыкального инструмента черным мейджик-фломастером было написано ТЕННИСОНИАНА. На картонной коробке с погнутым углом значилось: ОДЕН, У.Х.[52] НЕ ОТКРЫВАТЬ ДО 1.1.2050.

— Все ясно, — сказала, остановившись, Маргарет. — Не тот этаж. Пошли.

Стеллажи, перспективно уходящие вдаль, снова замелькали у них по бокам. В полной тишине жужжали лампы дневного света. У стены Маргарет щелкнула выключателем, погрузив зал во тьму. Спустившись до самого низа бетонной лестницы, они вошли в другой подвал. Вверху замигали, разгораясь, огни. В одном углу высветилась кубическая загородка, сооруженная, видимо, из алюминиевых листов.

— Камера быстрой заморозки, — пояснила Маргарет. — Каждая книга, поступающая в библиотеку, обрабатывается в ней для уничтожения паразитов.

— Книжных червей?

Он острил, но она подтвердила вполне серьезно:

— Есть много личинок, которые питаются бумагой или клейстером. «Книжные черви» — собирательный термин. Если заморозка не помогает, книгу помещают в условия частичного вакуума, где насекомые задыхаются.

Здесь, глубоко под землей, было еще тише. Эдвард посмотрел на часы — начало восьмого.

— А сигнализация? — спросил он. — Ее следует опасаться?

— Теперь все равно ничего не поделаешь. Мы останемся здесь до семи утра.

— Господи! Вы вроде сказали, что охрана здесь чисто условная.

Маргарет, пожав плечами, отпустила его руку и посмотрела на индекс ближайшего стеллажа.

— Да, теперь мы на месте. Почти все неописанные материалы хранятся между этим рядом и этим проходом, до той вон стены.

— Ну и что дальше?

— Дальше мы будем искать то, ради чего пришли.

— А я узнаю это, когда увижу?

— Это ведь не зарытый клад. Книги никто не прятал, они просто потерялись. Обращайте внимание на шифры, ищите что-нибудь очевидное, вроде «неописанный Уэнт». Если книги здесь, мы найдем их.

Маргарет отошла и вернулась, везя алюминиевую лесенку на колесах. Эдвард нашел такую же в следующем проходе и влез на верхнюю ступеньку. Перед ним открылись ряды верхних полок, уходящие в тускло освещенную даль чуть ниже потолка. Каждую укрывала своя персональная пыль. Точно спящий город, занесенный снегом, погребенная под пеплом Помпея — похоже, к ним не притрагивались несколько десятилетий.

Большинство ящиков имели на себе надписи, и их можно было исключить сразу. То и дело приходилось слезать и с жутким скрежетом передвигать стремянку. Маргарет работала прямо напротив него, по ту сторону стеллажа, всего в нескольких дюймах. В просветах между книгами и коробками порой мелькала ее юбка или перламутровая пуговка жакета.

— Прямо «В поисках утраченного ковчега»[53], — сказал он и добавил неуклюже: — Со всеми этими ящиками.

Его голос сухо прошелестел среди полок. Ответа он не ждал, но Маргарет немного погодя все же отозвалась:

— Видите вон те красные баллоны у стенки? Это на случай пожара. Если срабатывают датчики дыма, двери автоматически запечатываются, и воздух в помещении заменяется инертным газом. В случае чего у нас будет тридцать секунд, чтобы добраться до выхода.

Холод проник уже сквозь одежду, и Эдвард чихнул.

— Гезундхайт, будьте здоровы, — с безупречным немецким произношением сказала Маргарет.

Она работала быстрее и скоро опередила его на две секции.

— Эдвард, — вдруг сказала она, — вот вы спрашивали, почему я пошла в науку. А вы сами как оказались в частном банке?

Ее голос мерцал среди стальных конструкций, как болотный огонек. Эдвард за работой уже успел позабыть, что она здесь.

— Как все люди оказываются.

— А как? Я не знаю.

У Эдварда зачесался лоб, и он почесал его тыльной стороной ладони — только она и осталась чистой.

— Можете не рассказывать, если не хотите.

— Да тут нечего особо рассказывать. Вырос я в Мэне. Отец работал инженером, мать — дизайнером-графиком. Она и сейчас работает. Ее коллекция фартуков и прихваток хорошо раскупается. Она очень здорово рисует овощи, перцы всякие, луковицы. Вы, может быть, даже видели.

Отец прошел курс менеджмента и маркетинга. Им просто не надо было, наверно, заниматься совместным бизнесом. В старших классах они послали меня в интернат, а потом разбежались — поспорили насчет патентов и авторских прав. Она хотела в суд на него подавать, но тут он умер. Несчастный случай во время дайвинга.

— Я сожалею.

— «Нелепый случай», так они говорили. — Эдвард прокашлялся. Собственное прошлое, пересказанное вслух, казалось чужим. — Но что ж тут такого нелепого, когда человек залезает с острогой в лавовую трубу на глубине ста метров? — Он помолчал, удивленный тем, с какой горечью это у него прозвучало. — Наверно, я до сих пор злюсь на него за такую неосторожность. В общем, она переехала в Калифорнию, а я поступил в Йель. Мы уже несколько лет как не виделись. После выпуска я, наверно, просто искал стабильности. Чтобы наверняка. Инвестиции показались мне самым верным делом из всех возможных. Почти все мои друзья занимались ими или чем-то похожим.

— Верных дел не существует в природе.

— Почему же — вот книги, к примеру.

За свою увертку он был вознагражден молчанием, и тишина стала еще глубже, чем раньше.

— Маргарет, — сказал Эдвард, — вы все еще думаете, что наш кодекс — фальшивка?

— Он был бы не первым в своем роде. История знает множество псевдодепиграфий.

— Псевдо?..

— Подделок. Литературных фальшивок. «Комар», выдаваемый за юношескую поэму Вергилия. «Письмо Аристея» — лжеистория написания Ветхого Завета[54]. «Путешествия сэра Джона Мандевиля»[55]. Анниус из Витербо, выдававший себя за вавилонского жреца[56]. «Книга Яшера» Якова Илива[57]. «Город света» так называемого Джакопо из Анконы[58].

В 1700-х публика сходила с ума по шотландскому барду третьего века Оссиану. Его объявляли кельтским Гомером, и он оказал огромное влияние на поэтов-романтиков. Впоследствии выяснилось, что знаменитый эпос сочинил известный ученый Джеймс Макферсон, выдававший себя за переводчика Оссиана.

Примерно в то же время бедный подросток из Бристоля, Томас Чаттертон, стал публиковать весьма изысканные стихи, написанные будто бы Томасом Роули, монахом пятнадцатого века. Юноша якобы нашел их в старом сундуке. Стихи, разумеется, были поддельными. Чаттертон понял, что его замысел не удался, и отравился в семнадцать лет. Китс написал о нем поэму «Эндимион».

Книгам не нужно быть настоящими, чтобы прославиться. Гервасий бы это понял. Какая разница, Роули сочинил эти стихи или кто-то другой? Главное, что это настоящая поэзия.

Послышался скрип — Маргарет тащила за собой стремянку, как большое упирающееся животное.

— Подозреваю, что в конечном счете «Странствие» окажется тем, что у библиографов называется «призрак». Книга документирована и аттестована в литературе, но на деле никогда не существовала.

Так, двигаясь параллельно, они проработали еще час. Сначала Эдвард из любопытства заглядывал почти во все проверяемые коробки, теперь ему хотелось одного — скорее убедиться, что они ему не нужны, и пройти дальше.

Маргарет, сложив руки, ждала его в конце своего ряда.

— Здесь все.

— Как все? — Он с трудом скрыл свое разочарование.

— На этом участке мы закончили.

Он машинально вытер черные от пыли руки о штаны.

— А много еще осталось?

Маргарет показала в темный угол, куда Эдвард раньше не смотрел. Там стояла сетчатая, не достающая до потолка загородка. В такие обычно сваливают вещи не настолько негодные, чтобы их выбросить, или слишком громоздкие, чтобы тащить их наверх: помятые полки и каталожные ящики, поврежденные журналы. Среди хлама высился стальной пресс средневекового вида.

Эдвард просунул сквозь сетку палец.

— Думаете, книги там? — уныло произнес он.

— Я знаю, что здесь их нет.

— Войти-то хоть туда можно?

На загородке висел большой замок. Маргарет отыскала в связке с Пикачу подходящий ключ, и хорошо смазанный механизм отворился без усилий.

Внутри все обстояло много хуже, чем казалось снаружи. В куче лежали старые швабры, упаковки из-под моющих средств и откровенный мусор — поломанные стулья, продырявленные глобусы, оторванные переплеты. Все это покрывал толстый слой жирной пыли. Эдвард осторожно обошел кучу по краю.

— Безнадега. — Он посмотрел на Маргарет, отчасти надеясь, что она согласится с ним, но она с поразительным энтузиазмом уже приступила к разборке завалов.

— Давайте расчистим путь к задней стенке, — сказала она. — Там лежит самое крупное.

Складывая мусор вдоль сетки, они вместе ворочали тяжелую мебель. Маргарет сломала ноготь и сунула палец в рот, ругаясь вполголоса. Вскоре они добрались до задних штабелей. Эдвард со скрежетом выдвинул один из ящиков помятой картотеки. Там лежали пожелтевшие неиспользованные бланки пятидесятых годов.

У него появилось тяжелое предчувствие. Похоже, они даром теряют время.

— Маргарет…

Она вскрыла картонную коробку, изрыгнувшую облако пыли на манер сеющего споры гриба-дождевика. Внутри обнаружились книжки в красных кожаных переплетах. Маргарет взглянула на корешки и отшвырнула коробку. Усталость как будто только прибавляла ей сил. Сгибом руки она отвела волосы с глаз.

— Пока все не то, — бодро заявила она, тяжело дыша.

Они словно перешли в параллельное измерение, где время способно растягиваться. Эдварду казалось, что они уже несколько суток пробыли в этом подвале. Холод и тишина оказывали на него свое действие. Страх и волнение, которые он чувствовал в самом начале, прошли бесследно. Он работал как во сне и потерял всякое понятие о времени. По его предположению, сейчас было два часа ночи. Он посмотрел на часы — половина одиннадцатого.

Пять минут он провозился, открывая стальной подставкой для книг старинный ларец, с виду китайский. Оказалось, что в нем лежат стеклянные негативы, каждый в обертке из папиросной бумаги. Он поднес один к свету, и пышногрудая блондинка со стрижкой в стиле двадцатых годов подмигнула ему. Она сидела на камне где-то у моря, морщась от солнца, обнажив одну бледную вялую грудь.

Эдвард хмуро взглянул на Маргарет. Она стояла перед большим черным кофром в половину ее роста и рассматривала ярлыки, свисающие с его ручки. Кофр усеивали поблекшие наклейки старых трансатлантических линий. В пыльном библиотечном подвале повеяло солнечными ваннами, палубными шезлонгами и морскими романами.

— Что это у вас?

— Краттенден. Тут написано «Краттенден».

Негатив выпал из рук Эдварда и разбился на цементном полу.

— Слава Богу. — Эдвард вложил в сказанное больше чувства, чем намеревался. — Мы спасены.

Вдвоем они расчистили место для кофра и опустили его на пол плашмя. Кофр, окованный медью, весил целую тонну. Крышка была заперта на замок.

— От него, полагаю, ключа у вас нет?

Маргарет отыскала в куче пустой огнетушитель и дважды стукнула тупым концом по замку — Эдвард еле успел убрать руки. Какая-то деталь отскочила со звоном и укатилась прочь. Маргарет поставила огнетушитель на пол.

— Попробуйте теперь, — сказала она. Крышка откинулась на двух хитроумных шарнирах. Теперь стало ясно, почему кофр такой тяжелый — его доверху наполняли плотно уложенные книги, каждая в своем бумажном гнезде.

Вот оно. Эдварду хотелось продлить момент истины, но Маргарет, видимо, чувствовала менее тонко, чем он. Она сорвала обертку с первой попавшейся книги и повернула ее вверх корешком. Там были отпечатаны золотом цифры и буквы, местами греческие.

— Индекс неправильный, — скривилась она. — Ничего похожего.

— Вы хотите сказать, что это не?.. — Закончить он не посмел.

— Да. То есть нет. Это тот самый недостающий ящик. — Она беспомощно посмотрела на Эдварда. — Чем еще это может быть?

Он не знал ответа, и они принялись распаковывать книги с двух сторон. Маргарит, стоя на коленях, бросала через плечо оберточную бумагу. Эдвард увидел ее в новом свете.

Она почуяла кровь, и что-то первобытное поднималось в ней, как акула из океанских глубин. Он прекратил работу, предоставив действовать ей. Она занималась этим дольше, чем он, и больше заслуживала победы.

Он смахнул рукавом пыль с одного из столов, чтобы складывать туда распакованные ею книги. Она рылась в сундуке с ожесточением ребенка, потрошащего разбитую пиньяту[59]. Явно современные книги она отбрасывала, даже не открывая. Более старые тома удостаивались некоторого внимания, а потом тоже летели в общую груду.

Сундук опустел, и перед ними открылось дно. Они обстукали его изнутри, ища недостающую книгу или — кто знает? — секретное отделение, но ничего не нашли. Кодекса не было.

Эдварда это так ошарашило, что он не почувствовал даже разочарования. Он был полностью уверен в успехе и ни разу не задумался, что же будет в случае неудачи. То же самое, видимо, происходило и с Маргарет. Она перерыла всю оберточную бумагу, как кошка, играющая сухими листьями, но и там ничего не обнаружила.

— Его здесь нет, — сказала она тоненьким, не своим голосом.

— Похоже на то. — Эдвард с напускной беззаботностью встал и отряхнул руки — без особого эффекта.

Маргарет тоже поднялась, отрешенно глядя на громоздящийся вокруг мусор.

— Кажется, его нет здесь, — повторила она, точно в первый раз не слышала Эдварда. Она походила на контуженную, только что вылезшую из воронки от снаряда.

— Здесь его точно нет, Маргарет. Остались еще шкафы с ящиками. Можно…

Она подскочила к пустому кофру и пнула его ногой. Тот глухо загудел и выдал еще немного пыли. Маргарет пнула его второй раз и третий, еще яростнее, а потом с размаху захлопнула крышку. Эдвард никогда не видел, чтобы человек так бесился. С непонятно откуда взявшейся силой она обхватила кофр своими тонкими руками и пихнула на картотечные шкафы. По хранилищу прокатился грохот, словно от крушения колоссальной машины.

— Сволочь! Сволочь! — Она снова принялась молотить кофр ногами, но тут Эдвард, придя наконец в себя, обхватил ее за талию. Она стала бороться, пытаясь оторвать от себя его руки, но он был намного сильнее. Секунду спустя она прижалась к его лицу мокрой щекой. Теплые слезы быстро стыли на здешнем холоде.

— Ш-ш, — сказал он. — Все хорошо.

— Ничего хорошего!

Она наконец вырвалась от него, села на подвернувшийся стул и расплакалась, пряча лицо в ладонях. Оба они перепачкались дальше некуда. Маргарет громко шмыгнула и вытерла нос рукавом. Руки у нее дрожали.

— Извините, — с судорожным вздохом проговорила она. — Черт, черт, черт.

Эдвард поставил кофр на ребро и сел на него. «Зря я сюда приперся», — устало подумал он. Ему, конечно, тоже досталось, но все равно он здесь лишний. Он и представить себе не мог, как нужен Маргарет этот кодекс, — он ничего в своей жизни так не хотел. Она сказала правду: для нее это серьезно, а он так, погулять вышел. Он чувствовал себя как дальний знакомый на похоронах, который впервые осознает, что знал покойного очень плохо и пригласили его только из вежливости.

Ему хотелось утешить ее, преодолеть наконец дистанцию, которую он все чаще чувствовал между собой и другими людьми. Подойдя к Маргарет, он положил руки ей на плечи, потом обнял за талию. Поза была неудобная, но он не хотел уступать. Сколько ей может быть лет? Судя по биографии, не больше девятнадцати-двадцати. Ей нужна защита от жесткого, полного разочарований мира. Маргарет не шевелилась. Скоро у Эдварда затекла шея, и он прислонился головой к ее макушке. Она время от времени шмыгала носом, но не пыталась освободиться.

Наконец она повернулась к нему. Он прислонился к соседнему ящику, и они поцеловались. Поцелуй получился хороший, теплый и нежный. Она потянула его руку к своим тонким ребрышкам и положила на маленькую мягкую грудь.

Очень нескоро они разжали объятия. Маргарет с закрытыми глазами то ли спала, то ли грезила. Оба молчали, не нарушая обступившей их тишины. Как два невольника, замурованные заживо в гробнице жестокого азиатского царя. Она приникла головой к его груди, он обнимал ее за плечи, согреваясь ее теплом.

Взглянув на темный потолок высоко над ними, он тихо, чтобы не потревожить ее, повернул руку с циферблатом. Был час ночи.


В 6:58 утра два грязных, трясущихся беженца заняли позицию у пожарного выхода из подвала. Маргарет держалась чуть поодаль. Эдвард, тащивший тяжелый саквояж с книгами Уэнтов, выглядел как эмигрант с меловыми отметками на пальто, ждущий своей очереди на Эллис-Айленде. Она прижимала к груди редкое издание «Признаний англичанина, принимавшего опиум» Де Куинси. Ровно в семь прозвучал слабенький электронный звонок, и красный огонек над дверью погас.

Дверь открывалась прямо в плотную, покрытую росой вечнозеленую изгородь. Они продрались сквозь нее и перешли наполненный опилками ровик. Было светло, но никто их не видел, а если и видел, то не поднял тревогу. Теплый и влажный воздух после сухого подвального холода напоминал о дождевом лесе. Оба дрожали, понемногу отогреваясь. На лице Маргарет остались полоски от слез. У реки, где таял под солнцем туман, зачирикала птичка. От росы намокали ноги. Эдвард с радостью убил бы за глоток скотча.

Маргарет шла впереди, то ли от смущения, то ли потому, что ей не терпелось отсюда выбраться. Она слегка прихрамывала — ушибла, наверно, ногу, когда пинала кофр. Эдвард почти не спал ночью и со вчерашнего полудня ничего не ел. Теперь голод и усталость взяли свое, и ему стало дурно. Маргарет, непроницаемая, как сфинкс, ждала, пока его выворачивало в куст рододендрона.

На стоянке мотеля, как сосущие мать поросята, расположились штук шесть машин. Свет в окнах не горел, занавески были задернуты. Эдвард, взявший ключ с собой, отпер дверь номера. Две нетронутые кровати стояли, застеленные синтетическими цветастыми покрывалами, два стакана так и остались в гигиенической упаковке.

— Дай мне одну минуту, — попросил Эдвард, сев на ближайшую кровать. — Мне надо всего на минуту закрыть глаза.

Матрас был жесткий, туго натянутое покрывало не желало откидываться. В конце концов Эдвард прилег прямо сверху, не снимая обуви, сунул руки под плоскую жидковатую подушку и закрыл глаза. Перед ними тут же запульсировали светящиеся узоры. Где-то включился душ.

Потом кто-то развязал ему шнурки, вытащил из-под него покрывало, укрыл его. Маргарет, теплая и чистая, легла рядом, и они уснули при ярком, льющемся в окна дневном свете.

Загрузка...