Кодекс

5

В понедельник, в одиннадцать утра, Эдвард вышел из такси у Ченоветского депозитария редких книг и манускриптов. День опять выдался солнечный, жаркий, и улица напоминала передержанную фотографию. Влажный воздух насыщали испарения. На тротуаре тихо шипела оставленная строителями металлическая цистерна. Она обросла инеем, и Эдвард с трудом подавил желание прижаться к ней.

Снаружи Ченовет разочаровывал: четырехэтажное здание из серого камня, втиснутое между двумя жилыми домами. Первый этаж занимал бутик под названием «Заз!». Вход в библиотеку обозначала полированная медная дощечка. Над ней, в металлической рамочке под стеклом, помещалось объявление о выставке «Редкие маргиналии эпохи Возрождения», доступной «только по договоренности».

Эдвард вошел с улицы в темный узкий холл. В конце его, у ведущей вниз лестницы, за освещенной конторкой стояла на манер метрдотеля женщина с кожей цвета корицы.

— Кейс, пожалуйста, оставьте здесь, — сказала она и заставила Эдварда расписаться в регистрационном перечне.

Он неохотно расстался со своим «Гермесом», и она поставила кейс рядом с грудой рюкзаков позади себя. Открыв стеклянную дверь на лестницу, Эдвард точно прошел через шлюз в другой мир — мир холодного, трижды очищенного воздуха, белых стен, стеклянных панелей, плюшевого напольного покрытия и скрытого, тщательно спроектированного освещения. Громадный зал, уставленный компьютерными терминалами и каталожными шкафами из светлого дерева, населяли исключительно молодые женщины и пожилые мужчины — они заполняли какие-то формы и возили туда-сюда тележки на скрипучих деревянных колесиках. В комнату, непонятно откуда, проникал солнечный свет. Температура на благословенные десять градусов уступала уличной.

Седовласый старец ростом футов пяти налетел на Эдварда и направил его к абонементу, массивному деревянному форпосту, занимавшему целую стену. Там старец вручил ему карандаш и дал заполнить несколько бланков. На столе лежала толстая книга в кожаном переплете, снабженная утяжеленной бархатной закладкой, и Эдварду велели расписаться в ней. Он покорно выписал чек на 180 долларов, получил квитанцию, после чего седовласый гном утратил к нему всякий интерес и вернулся к своим занятиям.

Эдвард сел за один из компьютеров со старомодным черно-зеленым монитором. Рядом лежали листки с ксерокопиями инструкций. Он набрал имя «Гервасий» и дал команду НАЙТИ. Результата не последовало. После пятиминутного изучения инструкций он открыл, что средневековые издания следует искать в отдельной базе данных. Сообразив, как туда войти, он сразу отыскал двух других Гервасиев, Кентерберийского и Тильбюрийского, но не Лэнгфордского. Вернувшись к инструкции, он выяснил, что, хотя 80 % фондов Ченовета введены в электронный каталог, другие 20 % можно найти только в карточном.

Он подошел к одному из многочисленных шкафов, и на него уставились сотни ящичков с блестящими медными ручками, с аккуратно написанными от руки бумажными ярлычками. Пройдя еще тридцать-сорок футов, он обнаружил букву «Г», а затем и «Ге», где опять-таки ничего не нашел. Он проконсультировался с миниатюрной блондиночкой, здешним пажом, и она поведала ему, что он смотрит в книжном каталоге, а труды Гервасия, вышедшие в свет до изобретения книгопечатания, считаются вовсе не книгами, а манускриптами. У манускриптов свой каталог, в другой части комнаты.

Там Эдвард наконец обрел нужную карточку:

Автор: Гервасий Лэнгфордский, ок. 1338— ок. 1374

Название: Chronicun Anglicanum (часть вторая),

Gervasius Langfordiensis

Выходные данные: Лондон, 1366

Характеристика: xvi, 363 с.; карты; 34 см.

Вот и все плюс длинный библиотечный индекс. Огрызком карандаша Эдвард переписал его на обороте чьего-то старого требования — неизвестный читатель интересовался Джоном Донном и Английской революцией.

Но где же у них книги? Эдвард видел здесь совсем мало шкафов, всего на двести томов каждый. Он постоял со своим клочком бумаги, не зная, что делать дальше. Потом стал прохаживаться по залу, поглядывая на других читателей и пытаясь с ходу вникнуть в здешние порядки. Ничего такого, что разумелось бы само собой. Он заглядывал в выходящие из зала двери, но они не казались обещающими. Все оставалось загадочным, непонятно как действующим, словно в каком-то ультрасовременном общественном туалете.

Когда он в третий раз прошел мимо абонемента, библиотекарь, круглолицая темноволосая девушка, приветливо спросила его:

— Я могу вам чем-то помочь?

— Д-да, — признался он и неловко предъявил ей листок с шифром.

— Ясненько, — сказала она, изучив его. — Вы присядьте, вам принесут.

Девушка, еще школьница на вид, предложила ему подождать в читальном зале, что показалось ему вполне разумным, и скрылась за внушительной до нелепости железной дверью.

Свет в библиотеке слегка приглушили, как в ресторане с романтическим уклоном. Эдвард наугад приоткрыл дверь в белой нише — там шел какой-то студенческий семинар. Извинившись, он попятился. Следующая попытка выглядела более удачной — просторное помещение, где стояло штук двадцать одинаковых столов, все снабженные единственным твердым стулом и ноутбуком, помещенным точнехонько в правом верхнем углу. Здесь было тихо и немного светлее, но воздух просто леденил — еще больше, чем в каталожном зале. На белых стенах висели старые темные картины в золоченых рамах, каждая со своим миниатюрным прожектором.

За столами сидели человек пять или шесть. Эдвард тоже сел на свободное место, сложив руки на груди. Прошло десять минут. Тишину нарушали только типичные звуки умственной работы: покашливание, шорох переворачиваемых страниц, изредка сморкание. Никто здесь не разговаривал. Эдвард бесцельно возил карандашом по чистому листку, который взял с собой для заметок. Не умея рисовать, он старательно изображал геометрические тела — кубы, шары и конусы, заштриховывая их с разных сторон. Отсутствие окон создавало впечатление глубокого подземелья. В каждом углу, подальше от книг, падали из верхнего мира солнечные лучи. Эдвард подошел к одному — свет шел из квадратного глазка в несколько дюймов шириной, заглубленного на целый ярд в потолок. В нем, немыслимо далеко, голубел кусочек неба.

Кто-то тронул его за плечо — та самая девушка. Жестом она пригласила его выйти с ней в главный зал.

— Извините, но материал, который вам нужен, сейчас на руках.

— На руках. Значит… где-то здесь?

— Ну да. — Она выдула пузырь из жевательной резинки. — Выносить у нас не разрешается.

— А… вы не знаете, надолго его взяли, этот материал?

— Нет. Извините.

Эдвард скорчил гримасу.

— А если я вернусь через пару часов?

— Это уж вам решать, — прощебетала она.

— Да, хорошо. Спасибо.

Девчушка убежала, и Эдвард в раздражении поднялся наверх. Ничего себе совпадение. Сколько человек на свете хотя бы раз слышали о Гервасии Лэнгфордском? Между тем один из них сегодня находится здесь собственной персоной и читает ту самую книгу, которая нужна Эдварду. В вестибюле его охватил теплый, влажный воздух внешнего мира, и он с благодарностью потер замерзшие руки. Он точно всплыл на поверхность после глубоководного погружения. Портье вернула ему кейс.

В этот момент ему вспомнился разговор с Лорой, а следом и сама герцогиня. Он замешкался, держа в руках кейс, как поднос в кафе, потом опять отдал его женщине и спустился в читальный зал.

Он не знал, сколько придется ждать. Чтобы убить время, он открыл ноутбук на своем столе. Тот отворился с громким зловещим треском, но никто из других читателей даже не посмотрел в его сторону. Эдвард включил компьютер. Пыльный жидкокристаллический экран медленно прояснился, показав рабочий стол. Там он, к своему удивлению, нашел будто нарочно для него приготовленную пиктограмму с надписью МОМУС.

Эдвард снова огляделся. На миг он почувствовал себя жертвой международного заговора, но потом вспомнил, что Зеф говорил про популярность этой игры в хакерских кругах. Может, кто-то из библиотечных программистов ввел копию игры в библиотечный компьютер для личного пользования? В общественных машинах всегда полно программного мусора — это мог сделать и читатель, безнадежный фанат «Момуса». Эдвард сомневался, что у старенького дешевого ноутбука хватит мощности на игру, но почему бы и не попробовать? Терять ему нечего. Копия сохраненной игры, записанная на компакт-диск, лежала у него в кармане. Эдвард вставил диск в ноутбук, вывел свой вариант игры на рабочий стол и дважды щелкнул по пиктограмме.

На маленьком экранчике замелькали окна с кодовыми обозначениями — быстрее, чем мог переварить медлительный жидкокристаллический монитор. Динамики издали треск электрического разряда. На столе лежали дешевые пластиковые наушники, и Эдвард подключил их к компьютеру.

Он виновато покосился на своих соседей по залу, но они явно не обращали на него никакого внимания. Прошло десять секунд, двадцать, пятьдесят. Программа, похоже, рухнула.

Но тут на экране, словно на темной сцене в огнях рампы, высветилась знакомая картина — на сей раз в призрачных серовато-белых тонах. Тот же небесный простор, та же река, и трава, и белая дорога, и разрушенный мост. Реальный мир вокруг вопреки воле Эдварда стал меркнуть. Его взгляд сосредоточился на маленьком светящемся прямоугольнике.

Со своей позиции на опоре моста он смотрел вниз, на реку. Вода опустилась ниже, чем ему помнилось, и стала молочно-белой от ила. Она текла быстро, образуя порой омуты и водовороты. У Эдварда создалось впечатление, что здесь опять прошло много времени — лет десять, или сто, или тысяча. По реке, крутясь, плыло дерево, почти целое и, видимо, совсем недавно подмытое вместе с берегом. Мокрые зеленые листья на его ветвях холодно блестели в лучах рассвета. Впервые с начала игры Эдвард понял, что ему следует делать. Дерево зацепилось за мостовую опору, и он ловко соскочил со своего каменного насеста на скользкий ствол. В реальной жизни у него бы это не получилось, а в игре — запросто.

Дерево, вспенивая воду, двигалось по течению вместе с ним. Эдвард, балансируя, добрался до кроны и нашел сухое местечко. Река, быстрая и широкая, несла его вперед. Раннее утро озаряло окрестности ясным холодным светом. На обоих берегах мелькали деревья, камни, утесы из песчаника. Через равные промежутки времени в тростниках слышался запрограммированный птичий щебет.

Так прошло минут десять — пятнадцать. Берега стали более низкими и не такими крутыми. Вскоре Эдвард увидел, что приближается к какому-то городу.

Он ждал чего-то фантастического вроде леденцового замка или мрачной толкиновской крепости, но на деле все оказалось далеко не столь экзотическим. На берегу высился Манхэттен, а река, по которой он плыл, была Гудзоном. Проследовав под мостом Джорджа Вашингтона, он спрыгнул с дерева у Верхнего Вест-Сайда и поплыл к берегу. На улицах, включая Вест-Сайд-хайвэй, было пусто. Повсюду валялся разный городской мусор, любовно представленный в трех измерениях.

Виртуальные семимильные сапоги несли Эдварда на юг, в Мидтаун. Город, несмотря на ясную солнечную погоду, выглядел серым и мертвым. Эдвард проскочил через Рокфеллер-центр, ожидая увидеть на табло Радио-Сити надпись МОМУС, но вместо этого там значилось МНЕ ВСЕ ЭТО ОЧЕНЬ НЕ НРАВИТСЯ. Флаги вокруг знаменитого катка изображали одинокое приземистое дерево на темном фоне. Эдварду сделалось не по себе.

Сам не зная почему, он инстинктивно повернул на восток, на Пятидесятую улицу, и лишь за несколько секунд до цели понял, что направляется к Ченоветской библиотеке, где сидел в данный момент своей реальной жизни. В том, чтобы замкнуть этот логический круг, содержалось нечто опасное и в то же время притягательное. Что он будет делать, когда доберется? Войдет внутрь? И увидит себя самого, сидящего за компьютером?

Он в последний раз повернул за угол и увидел на месте библиотеки развалины, битое стекло, облако пыли.

Затем начались какие-то странности. На руинах проросла мощная густая крапива. Время ускоряло свой бег. Стрелки, церковных часов через улицу колесом понеслись по кругу и воспламенились с ясно слышимым треском.

Эдвард откинулся назад и потер глаза. Солнечные квадраты в углах комнаты переместились на целый фут. Сколько сейчас может быть времени? Несколько посетителей ушли, несколько новых прибавились, но на него по-прежнему никто не смотрел. Вот и отлично. Все под контролем.

Он потянулся и взглянул на часы. Начало второго. Он играл в «Момус» около часа. Надо за собой последить. Он начинал понимать, что такого находят другие люди в компьютерных играх. «Момус» отличается от тусклой реальности тем, что каждый момент в нем насыщен предчувствием, полон скрытого значения. Это более яркая, более продвинутая, более привлекательная, лучше сконструированная версия реальности. Он закрыл ноутбук, и тот, вздохнув, отключился. Эдвард вышел в зал каталогов. За абонементом сидела та же девушка. Он встретился с ней глазами, но она лишь улыбнулась с сожалением и покачала головой.

Ждать Эдвард не привык. Если бы ему пришлось столько времени ожидать доклада аналитика, сведений о стоимости акций или сводки SEC, он бы уже взорвался или нашел нужную информацию сам. Он потерял здесь полдня и не собирался терять вторую половину. Подбоченившись, он встал в дверях читального зала. Там сидели всего пять человек, целиком погруженных в свою работу. У одного из них должен быть Гервасий.

Двух, пожилую женщину с обвисшими щеками и молодого человека безумного вида с вздыбленной шевелюрой, он исключил сразу: они работали с отдельными листами, с письмами или документами, а не с книгами. Чернокожий мужчина с белоснежными волосами за другим столом изучал в лупу пожелтевший бульварный журнал. Осталось двое кандидатов: высокая строгая девушка и страдающий надрывным кашлем старик.

Эдвард перешел к стене, притворившись, что рассматривает справочную литературу. Собственное отражение в застекленных шкафах вызвало у него неловкость, и он напустил на себя беззаботный вид. Девушка склонилась над книгой низко, как игрок, оберегающий свои карты от посторонних взглядов. Эдвард передвинулся к старику. Тот поднял на него глаза, выжидательно приоткрыв впалый рот, но Эдвард успел засечь, что его книга напечатана арабским шрифтом. Все ясно. Стало быть, это девушка.

Он осторожно обогнул зал и вернулся к ее столу. Она безостановочно строчила что-то в блокноте, согнув свою высокую угловатую фигуру чуть ли не вдвое. Прямые каштановые волосы, ровно подрезанные над бледной шеей, свешивались до подбородка. Шерстяной зеленый жакет был надет поверх простой белой майки.

Эдвард придвинул себе стул и сел напротив. Книга, лежащая перед ней, была очень велика — один только переплет в толщину не меньше полдюйма. На древних пятнистых страницах располагались плотные колонки черного рукописного текста. Девушка упорно не замечала его присутствия.

— Извините, пожалуйста… — начал он шепотом — ненавязчиво, как ему хотелось надеяться.

Она взглянула на него быстро, но без испуга. Лицо длинное, породистое, не сказать чтобы красивое, но карие глаза и большой выразительный рот Эдвард заметил сразу. Девушка тут же опустила глаза и вернулась к своей писанине.

— Прошу прощения…

Она постучала тупым концом карандаша по прикрепленной к столу табличке:

Эдвард встал, принес со своего места карандаш и бумагу и вывел печатными буквами на листке:

Теперь она задержала на нем взгляд чуть подольше и неохотно кивнула.

написал Эдвард.

Она тяжело вздохнула и поджала губы, давая понять, что ее всю жизнь отрывают от важных занятий — видно, такая ее судьба, но делать вид, что ей это нравится, она не намерена. Они вместе встали и пошли к двери, при этом он заметил, что она с него ростом. Движение, с которым она поднялась, поразительно напоминало о большой вспугнутой цапле, приготовившейся взлететь. Эдвард открыл перед ней дверь. Старуха с обвисшими щеками хмуро уставилась на него, и он состроил ей рожицу.

Он собирался сесть с девушкой за один из длинных столов в большом зале, но она осталась стоять у двери.

— Забавно, — сказал он, подчеркнув сказанное усмешкой, — но я тоже пришел сюда в поисках Гервасия Лэнгфордского.

Он надеялся, что это положит начало светскому разговору, но девушка молча ждала продолжения, и он продолжил:

— Поэтому я хотел спросить, когда вы думаете закончить.

У нее на руке были серебряные часики, но она на них не взглянула.

— Я буду работать с ним до конца дня.

Ее голос звучал на редкость ровно и невыразительно. Ни извинения, ни приглашения к переговорам. Эдвард почесал затылок. Он вступил на незнакомую территорию и не знал принятого здесь протокола.

— А что, если я только брошу на него взгляд?

Выражение ее лица не изменилось.

— Сколько времени вам потребуется?

— Пятнадцать минут.

— Будете переписывать? Калькировать? Делать наброски?

— Нет, не думаю. Просто мне нужно… проверить пару вещей.

Все тот же безразличный взгляд. Аристократическая горбинка на ее длинном носу напоминала лыжный трамплин.

— Хорошо. — Она отступила от двери, словно раздумала вступать с ним в единоборство. — Даю вам пятнадцать минут. Найдите меня, когда закончите.

Усевшись на ее стул, он заметил, что она оставила на столе орудия своего труда. Красная бархатная закладка-грузик; маленькая, но сильная лупа, точно из арсенала разоружившегося русского шпиона; три остро заточенных карандаша номер четыре. Блокнот она забрала, но открытый кошелек остался, и удостоверение студентки Колумбийского университета лежало на самом виду. Под неулыбчивой, с тонкими губами фотографией значилось «Маргарет Напье».

Часы между тем тикали. Эдвард окинул книгу профессиональным, как ему представлялось, оком. Неодушевленная самоуверенность этого фолианта сбивала с толку. Что он здесь, собственно, делает? Бархатистые на ощупь страницы на бумагу не походили. К переплету из бледно-серого, не поддающегося опознанию материала была приделана доисторическая железная пряжка. На обрезе проглядывали три изящные розетки. Осязаемая древность всего этого заставляла его опасаться, что книга рассыплется в прах, стоит ему открыть первую страницу. Когда он все-таки решился, титульного листа не нашлось — текст начинался с ходу.

Он сделал пару заметок. Плотное черное письмо почти не поддавалось прочтению. Он думал, что в средневековых книгах должны быть картинки, но здесь даже украшений никаких не было, если не считать редких завитушек между колонками. Расшифровав пару слов, он сообразил, что книга написана по-латыни. Перелистывание страниц непонятного ему текста не могло занять его надолго, но ему хотелось использовать отпущенные пятнадцать минут полностью назло Маргарет Напье.

Но делать назло ему тоже быстро наскучило. Он нашел ее за столом в большом зале — с каталожным ящиком. Она нахально вынула скреплявший карточки металлический стержень и сортировала их кучками на светлом дереве, точно пасьянс раскладывала, иногда записывая что-то в блокнот.

— Ну как, выходит? — сострил Эдвард.

— Что выходит? — с недоумением спросила она. Было бы на кого растрачивать остроумие.

— А это вообще-то разрешается делать?

— Я раньше здесь работала, — сказала она, продолжая раскладывать карточки. — И карточный каталог, собственно, больше не нужен — он почти весь продублирован в электронном виде.

— Можно задать вам несколько вопросов? — спросил он, усаживаясь наискосок. — О Гервасии Лэнгфордском?

— А в чем дело?

— Я провожу кое-какие исследования, ну и…

— Вы студент? Дипломник?

— Я занимаюсь одной частной коллекцией.

Она вытащила из ящика еще одну карточку и хлопнула ею об стол. Эдвард ринулся напролом.

— Я ищу одну книгу Гервасия Лэнгфордского и в процессе поиска знакомлюсь с его трудами.

— Вы работаете в частной коллекции, — повторила она. — И хотите приобрести одну из его книг?

— Вообще-то я думаю, что она у нас уже есть.

Она вскинула глаза. Ага, туше! В первый раз соизволила обратить на него внимание.

— Вы хотите сказать, что ваши работодатели владеют экземпляром Гервасия Лэнгфордского? — Она отложила карандаш, все еще настроенная скептически, но явно заинтересованная. — И что же это? Еще одна «Chronicum»?

— Нет. По-моему, это что-то вроде путевых заметок. Что-то насчет путешествия в Киммерию.

Сказав это, он сразу понял, что сделал ошибку. Девушка с прежним холодом вернулась к своим карточкам. Он ждал, слушая, как царапает ее карандаш по бумаге, но она молчала.

— Вы знаете книгу, о которой я говорю? — наконец отважился он.

— Книги, о которой вы говорите, не существует, — почти сердито отрезала она.

— Мои хозяева другого мнения.

— Значит, их кто-то дезинформировал.

— Они очень огорчатся, услышав это.

— Уверена, что огорчатся.

— Но вы ведь знаете, о чем речь? — не сдавался он. — «Путешествие»…

— «Странствие в Киммерийскую землю», — без запинки, со странной напевностью выговорила она. — Широко известная фальшивка.

Эдвард моргнул.

— Должен признаться, что я лично об этом слышу впервые.

— Вы не специалист по средневековью, правда?

Презрения в ее вопросе он не расслышал — она, как ему показалось, просто хотела прояснить ситуацию.

— Нет, я… — Кто же он, собственно? — Я дилетант.

— Тогда позвольте мне объяснить все простыми словами. — Она приняла деловой тон, знакомый ему по совещаниям, — тон неуступчивого оппонента, готового нанести вам смертельный удар. — В середине восемнадцатого века человек по имени Эдвард Форсайт держал в бедном квартале Лондона дешевую типографию. Однажды он напечатал книжку, где якобы содержались отрывки из пророческого труда средневекового монаха Гервасия. Труд этот назывался «Странствие в Киммерийскую землю». Я не слишком быстро излагаю?

Надо же, сама любезность. Он сделал ей знак продолжать.

— Отрывки складывались в сенсационный, местами фривольный рассказ об аллегорическом путешествии, кульминацией которого служила мистическая картина конца света. Форсайт, ранее судимый поставщик «желтого» чтива, представил эту историю как апокалиптическое пророчество и снабдил подобающими иллюстрациями. «Странствие» тут же стало бестселлером, и Форсайт нажил себе состояние.

С тех пор библиофилы-любители и одержимые студенты-дипломники изо всех сил стараются доказать, что книга под таким названием действительно существовала и что загадочный монах Гервасий идентичен Гервасию Лэнгфордскому, второстепенному автору четырнадцатого века. Но это только домыслы. Серьезные исследователи сходятся на том, что «Странствие» — всего лишь подделка.

Теперь она посмотрела-таки на свои часики.

— Извините, но у меня совершенно нет времени.

Она собрала карточки, ловко перетасовала их в первоначальном порядке и принялась расставлять в каталоге.

— Спасибо за помощь, — сказал Эдвард, присовокупив про себя: ну и сука же ты.

— Пожалуйста.

Прикусив губу, он смотрел, как она вставляет ящик на место. Худоба ее рук и плеч бросалась в глаза. Она ушла в читальный зал, притворив за собой дверь, и он вдруг осознал, что сильно замерз. Далекое, не греющее солнце в потолочных окошках усугубляло это ощущение.

Чувствуя смутное разочарование, он пошел забрать свои вещи. Этот маленький неудавшийся проект казался таким завлекательным. Он не ожидал каких-то великих открытий, но и сесть в лужу так быстро тоже не думал. Читальный зал совсем опустел, не считая Маргарет Напье и почтенного господина, медленно листающего старый бульварный журнал. Эдвард собрал свои бумажки, где не было ничего ценного, кроме геометрических шедевров. Маргарет полностью его игнорировала. Поднявшись наверх и открыв стеклянную дверь на улицу, он испытал чувство, будто провел в подземелье несколько дней, и почти удивился, увидев, что до вечера еще далеко.