Когда был Ленин мумией

Глава 12. Ходоки с Тибета

Дня и ночи в гробнице не существовало: границу между ними символически провели факелы, переведенные на экономный режим. Сейчас зал освещала сотня-другая пламенников, не больше — выхваченные их мятущимся огнем углы через несколько шагов сменялись тьмой египетской.

Ленин топтался возле знакомой, пахнущей дубом и смолой, бочки с Александром Македонским, и судорожно вспоминал нужные слова на древнегреческом. Так удачно вышло, что Пирогову пришлось отвлечься на перевязку незнакомой мумии, припрыгавшей к великому хирургу с выпавшей коленной чашечкой в руках. Со словами «эх, мне бы сюда алебастра!» врач склонился над пострадавшим. Ильич воспользовался этим и быстренько отлучился.

Найдя в уме последнюю рифму, он тихонько поскребся пальцем в пузатую стенку и произнес то, что в переводе на язык родных осин звучало бы примерно так:

В густом меду что-то булькнуло, на поверхности надулся и лопнул здоровенный пузырь, но, к великому сожалению Ильича, из бочки никто не вынырнул. Он поскреб в глубинах памяти и закинул второй пробный шар:

И опять молчание было ему ответом. Очевидно, полководец думал. Или древнегреческий Ильича был не настолько хорош. Можно было, конечно, и не переводить сей призыв, но Ленин допускал, что Македонский, держащийся отшельником, не пил из такого пузырька, как он.

В любом случае, лучше пока не форсировать события. В качестве прощания, наклонившись над бочкой, Ильич сообщил в ее гулкое нутро еще строфу для информации:

Сделав это нужное дело, Ильич пошел прочь, обдумывая следующие шаги. Зал уже заметно опустел. Навстречу ему попалась только группа совсем древних старцев в ярких оранжевых простынях и смешных вязаных шапочках с ушками. Бросив на эти шапочки мимолетный взгляд, Ильич тут же о старцах забыл. Но вскоре пришлось вспомнить! Заворачивая за колонну, он обнаружил, что деды, шустро семеня, прилепились следом. «А Пирогов ведь предупреждал, — пронеслось в ленинской голове, — у Хеопса всюду шныряют шпики. Ну как засекли мою вербовку Македонского. Надо было загримироваться!»

Ильич резко остановился и повернулся к врагам лицом. Старцы, несмотря на невероятную дряхлость, не дрогнули: они медленно приближались, окружая его почти кольцом. Отступать было некуда, позади — стена. Бросившись к ней, Ленин выдернул из держателя пылающий факел и, вжавшись спиной в холодный камень, приготовился встретить конец достойно, как и подобает революционеру. Он даже открыл рот, чтобы спеть напоследок любимое «Нас венчали не в церкви».

Но тут деды, словно по неслышной команде, дружно хлопнулись на колени и униженно поползли к ногам Ильича. А один из них, похожий на высушенного богомола, заголосил на манер деревенской плакальщицы, все чаще по мере приближения целуя грязный пол:

— Привет тебе, великий махатма, ищущий всеобщего блага! Привет тебе, упразднивший церковь, рассадник лжи и суеверий. Привет тебе, разрушивший тюрьму воспитания и уничтоживший семью лицемерия. Привет тебе, испепеливший войско рабов и раздавивший пауков жизни. Привет тебе, признавший ничтожность личной собственности. Да сияет солнце и луна над увидевшим неотложность построения домов общего блага!

При этом старикашка протягивал Ильичу обшарпанный ящик слоновой кости. На полинявшем шелке, устилавшем его нутро, лежало нечто, напоминающее собачье дерьмо по весне. На ящике Ильич с удивлением прочел надпись «На могилу брата нашего, махатмы Ленина».

Чисто механически приняв сундучок, он попытался лихорадочно собраться с мыслями. Было решительно непонятно, какую линию поведения избрать с этими странными товарищами.

— Здорово, ходоки, — начал Ильич наугад. — Откуда будете?

— С Тибета, о великий махатма! — нестройным хором ответили старцы.

Ленин растерялся. О Тибете он знал лишь то, что это где-то на границе Индии и Китая, и еще смутно помнил, что Наркоминдел выделял 20 тысяч рублей серебром для следовавшей туда ученой экспедиции. Но чем та экспедиция кончилась, он совершенно не представлял. Тем не менее, Ильич искусно скрыл свое смущение и, наклонившись к делегации, стал допытываться с темпераментом истинного вождя:

— И что же, товарищи? Тучны ли тибетские яки? Много ли дают молока? Крепки ли ноги ваших шерпов? Прочно ли стоят ваши сакли? Какова, наконец, революционная ситуация? Не могут ли уже верхи Тибета и не хотят ли низы в той же мере?

— Благодарим тебя за заботу, о великий махатма, — возопили старцы. — Ситуация в Азии под нашим контролем. Мы остановили восстание в Индии, когда оно было преждевременным. Но твое движение своевременно и потому мы, махатмы и адепты агни-йоги, просим — располагай нашей помощью на свое усмотрение.

Ильич такого предложения никак не ожидал.

— А в чем эта помощь может заключаться? — поинтересовался он. — Какими силами располагаете, товарищи махатмы?

Старцы переглянулись между собой.

— Мы можем неожиданно исчезать и появляться, — ответил за всех главный и задумчиво пожевал губами. — Можем перемещаться в любое место как в тонком мире, так и в реальном, и общаться со смертными, будучи услышанными. М-м-м… еще можем силой мысли двигать предметы. Э-э-э… можем видеть сущность всех вещей.

«Базарные факиры, вероятно. Смогут ли они стать нам хорошими попутчиками?», — размышлял Ильич, тепло улыбаясь махатмам.

— Сомнения твои, о знак чуткости Космоса, понятны, но неверны, — с нажимом продолжил предводитель старцев, — Не поддавайся ложному порыву. Не отвергай нашу помощь!.. Окровавленная община движется на белом слоне, — добавил он без всякой видимой связи.

Мятежная красота последней фразы так заворожила Ильича. что он пообещал подумать.