Глава 29. Товарищ рука

После того, как демон паники выполнил все наказы вавилонского халдея, фараон и его свита пропали из некрополиса — видимо, пытались спасти уцелевшие рычаги в мире живых.

По утрам мумии привычно сбредались в тронный зал на общий сбор — хотя их никто к тому не принуждал, и потерянно топтались меж колонн и каменных химер. Ленин использовал эти часы для агитационной работы, вербуя колеблящихся.

Шайба уже без всякой конспирации, открыто уводил целые группы сторонников в недры пирамиды, где они учились ходить строем и змейкой, молниеносно собираться и рассыпаться, фехтовать, стрелять из аркебуз и ППШ, колоть штыком и рубить саблей, взрывать гранаты и ставить растяжки.

Обращаться с холодным оружием лучше всего получалось у неутомимых пластиноидов — едва овладев азами фехтования, они тут же изобрели такие коварные и подлые удары, что шокировали даже своего маэстро — Веласкеса. Огнестрельное оружие, как ни странно, бойчей всего пошло у чинчорро и черебайя. Их пришитые к глазницам бусинки оказались подлинными глазами снайперов, а прикрученные веревкой к позвоночнику руки хладнокровно и точно наводили мушку на цель. Тяну к взрывчатым веществам обнаружили капуцины, чье умение устанавливать мины и маскировать растяжки с помощью пирамидной пыли можно было по праву назвать настоящим искусством. Ну а те, кто не выказал явной склонности к какому-либо занятию, под руководством Александра Великого с пиками наперевес учились ходить фалангой — и их строй с каждым днем становился все четче.

В общем, подпольщики так расслабились, что, явившись однажды утром в зал и неожиданно обнаружив там черных охранников, вновь занявших свои места по периметру тронного возвышения, Ленин был не столько поражен, сколько возмущен. Фараон и его клика вернулись в пирамиду так архинекстати, что напрочь лишенный суеверий Ильич даже подумал: неужто сон в руку?

Ему приснилась рука. Причем его собственная рука — это Ильич, изучивший свою кисть в мавзолейный период в мельчайших деталях, знал твердо. Она бойко скрипела пером, выводя на листе фразы следующего содержания: «Надо, во что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т. д. Нельзя ждать!! Можно потерять все». Здесь с конца пера на лист стекла жирная клякса и рука на секунду замерла, но затем уверенно продолжила: «Правительство, — рука перечеркнула это слово и исправило его на слово „фараон“, — колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало. Промедление в наступлении смерти подобно». И, сжав перо так, что побелели костяшки, рука поставила жирную точку.

— Всем обладателям двух ах и выше срочно пройти в покои Светозарного, — вдруг гнусаво разнеслось над залом откуда-то с потолка. — Повторяю: всем обладателям двух ах и выше срочно пройти в покои Светозарного.

Сразу забыв про вещий сон, Ленин вздрогнул и завертел головой. В рядах мумий началось оживление: указанные личности пробивали дорогу к нарисованным дверям позади трона.

— Иди, Вовчик, — свистящим шепотом подстегнул его Шайба. — Тебя вызывают…

Ильич неохотно влился в жиденькую очередь ко входу. «Что стряслось?» — гадал он, и с холодком в фантомном сердце переступил порог просторного предбанника в покоях Хуфу.

Перед знаменательной портьерой с Исидой уже собралось несколько десятков человек. Все они были египтянами, и Ленин в своей пиджачной паре смотрелся на фоне бинтов разной степени свежести как черный кот, затесавшийся в стаю ободранных городских голубей.

Из знакомых тут были лишь похожий на хорошо зажаренного таракана верховный жрец Ханопис, Шери, тихонько беседующий с Эхнатоном, Яхмос — обладатель плиссированного передника, и бараноголовое существо с пальмовым опахалом. Семеро египтян стояли отдельной надменной кучкой, золотые браслеты на их руках и ногах показывали, что в сложной иерархии пирамиды эти мумии занимают высокое место.

В воздухе витало необычайное возбуждение, которое Ильич ощутил буквально кожей. Опять нас мариновать собираются! — возмущено подумал он, но портьера с Исидой уже отъезжала в сторону, являя присутствующим Хуфу, восседающего на домашнем троне, с начальником охраны, вытянувшимся по его правую руку. Все разом смолкли.

— Сын бога Амона, Вечный властитель Египта, будет говорить с вами, — внушительно произнес Небмаатра, буравя недобро почтительную толпу, словно подозревая каждого в измене.

— Приветствую вас, мои верные помощники в свершении великих деяний! — без традиционной паузы, с подъемом возвестил Хуфу. — Радостная весть пришла к нам с того света и я спешу поделиться с вами.

Небмаатра глухо хлопнул в ладоши — и четверо черных стражей внесли в зал золотой стол, покрытый тончайшим покрывалом. Установив его перед троном, они вынули из ножен мечи и замерли по углам ноши угольными статуями.

Фараон воздел руки вверх:

— Свершилось! То, что дарует вам всем жизнь вечную в Египетском царстве, то, что поможет распространить веру предков на всю землю, находится здесь, передо мной.

Небмаатра выступил вперед и сдернул покрывало, под которым оказался странный предмет, похожий на тупоголовый артиллерийский снаряд с приваренными к нему по бокам двумя блестящими шарами. Зал перед глазами Ильича качнулся и поплыл: он все понял…

— Операция «Поиск» завершена, — победно гремел голос Хуфу. — Божественный фаллос Осириса — в наших руках. Слава Ра!

Притихшая было кучка сподвижников тут же взорвалась цветистыми здравицами:

— Да здравствует Вечный властитель Египта! Слава великому сыну Амона, поднявшему неподъемное и свершившему немыслимое. Правь нами, о Великий, тысячу тысяч лет!

Фараон величественно переждал этот взрыв пышного славословия и махнул рукой, призывая собравшихся к тишине:

— Завтра об этом будет объявлено всем. И завтра же, — лицо Хуфу сияло торжеством, — мир изменится и никогда уже не будет прежним. Подойдите к Небмаатре. он разъяснит каждому его действия на собрании и после собрания. А ко мне пусть приблизится Ич.

Стараясь не выказывать свой интерес к столу, где покоился нимрод, Ленин подошел к трону.

— Зная о твоем таланте в области ораторского искусства, поручаю тебе, Ич, подготовить мою речь для черни. Она должна быть величественна и наполнена мудрыми мыслями, но понятна самому последнему из моих слуг. Постарайся, Ич! Сейчас каждый должен лезть из кожи вон, доказывая свою полезность в новом царстве. Ибо Великий Переход почистит не только ряды смертных, но и наши ряды — я лично буду рассматривать каждую кандидатуру и решать ее судьбу.

Ленин еле заставил себя промолчать в ответ на этот хамский намек — кивнув, он резко развернулся на каблуках и покинул покои фараона. Только оказавшись в опустевшем зале, Ильич позволил себе ускорить шаг. Путь до родной погребальной камеры он пробежал уже как в бреду. «Промедление смерти подобно», — дробно стучало в висках и фантомное сердце рвалось из груди. Стремительно ворвавшись внутрь, он рухнул на край саркофага.

— Ну? — подскочил к нему Шайба.

— Обстановка изменилась — нет времени объяснять. Надобно бежать за Александром. Потом вместе — идите к оружейному складу у Табии. Раздайте всем оружие. Начинаем сегодня. Ночью!

Шайба озабоченно скользнул в коридор. А Ильич прилег в каменный гроб, восстанавливая силы, и попытался сложить в голове новый план, сообразуясь с внезапно возникшими обстоятельствами. Эх, как жаль, что он не успел наладить в пирамиде мало-мальский штаб с приличной связью, чтобы руководить вооруженным восстанием оттуда… Серый жесткий и холодный бок саркофага буравил ленинское плечо и вдруг напомнил ему о таком же сером жестком и холодном граните питерских набережных, таких пустынных и мрачных в день вооруженного восстания в 17-м.

Да и нанешняя кепка на ленинской голове, засаленная от беспрестанных ползаний по лазу к Табии, сильно смахивала на ту нарочито заношенную кепку, что он надел, прикидываясь обычным рабочим, чтобы пробраться к Смольному. С надеждой цепляясь мыслями за те памятные события (ведь тогда все получилось!) Ильич представил, что он снова торопится по еле освещенной улице с разбитыми фонарями, а затем трясется в полупустом трамвае, следующем к Финляндскому вокзалу, соблазняя пухлозадую вагоновожатую своей техникой вооруженного воссстания…

А вот он уже пьяно выписывает коленца на Шпалерной, вводя в заблуждение конный патруль. «Пропустить!» — командует один из казаков. Под его седлом нетерпеливо перебирает стройными бабками свежая мумия лошади, перебинтованная полосками белоснежного льна от копыт до ушей. Беспрестанно оглядываясь на это странное зрелище, Ленин добегает до Смольного — и вдруг оказывается, что он имеет вид пирамиды — без малейшего намека на вход. Возбужденные голоса товарищей по партии доносятся оттуда, бряцанье оружия и рапорты телефонных барышень «Смольный на проводе!» — там все готово, но решительно непонятно, как проникнуть внутрь, чтобы взять на себя руководство вооруженным восстанием. В полном отчаянии Ленин кинулся с кулаками на гладкую гранитную стенку — и очнулся от дремы.

Приглушенное бряцание и голоса имели место в действительности: в коридоре Шайба вел очередной отряд к месту сбора.

«Все! Обратного пути нет», — сказал сам себе Ленин и вылез из саркофага навстречу вечности.

Загрузка...