Иван Соколов-Микитов ЛЕСОВОЕ

Илл. Н. Любавиной и др.

Кто золото и богатство, а я собирал сучки всякие рогатые диковинные, камушки необыкновенные, грибы, что на березовых пнях растут, всякую раструсицу, которую сапогами топчут. А, бывало, этакая заковырка попадется, ну, никакому художнику не изобразить, — самая настоящая чертячья морда, точь-в-точь, как гоголевскому деду над кладом казалась.

Лежали у меня в берестяном кузовке янтарный Мальчик-Пальчик, — в вишневом саду его подобрал, из вишневого клею сам собою склеился, — была горелая кочерга ягиная, та самая, которой Баба-Яга в печке жар загребает, чтобы ловчей лопатой действовать, был Ааронов жезл, чудесно расцветший, и самое удивительное посреди всех богатств моих, — диковинный лесовой Засупоня, сам что еловая шишка, а глаза, как бисеренки.

А подарил мне Засупоню Петушок — Петушок его из еловой шишки и смастерил.



Квакушка-лягушка на бережку греется, о червяках думает. А зовут лягушку Петровной.

Вечер на землю — Петровна в гости.

— Ква! Ква! Ква! Завтра дождь будет! Ква-ква!

— Вы бы потише, Пелагея Петровна, — вежливо просит гусь, — мои гусенятки спят.

— Ква! Ква! Ква!

— Ф-фу, ты, горластая! — шипит гусь, — и нет на тебя угомону!



У Сивого Зайца в лесу именины: зайчиха его Заяда Попаловна именинница. Решил Сивый перед гостями хвастнуть — стол у него полон:

заячья капустка для своих, для зайчатков

каленые орешки, рыженьким бельченяткам

туясок меду Михайле Михайловичу

гусиные потрошка Патрикевне

баранья кость Серому Волку

крынка сметанки коту Котофею.

Едят гости, похваливают, ведут разговоры.

— Я, — сопит Михайло, — только у меня вид такой, а я зверь добрый, я своей жизнью доволен, мне только от блох беспокойство.

— Ха! — хи! — хикнула Патрикевна, — от того, что не моетесь, Михайло Михайлыч.

— Некогда, — сопит Медведь, — когда мне мыться! Смеются над Михайлой гости.

— Гу-ук! — на весь стол икнул за бараньей костью Серый Волк.


Засупоня

Евгению Ивановичу Замятину

Живет Засупоня не в лесу, не в поле, на моховой кочке, а кочка посередь болота.

Ночью курлыкает, — слышали? — жа-лоб-но.

Похож Засупоня на еловую шишку, о трех главах, глаза, что бисеринки.

Прилетел весной Журавель от теплой реки, и прямо на Засупонину кочку.

— Пошел вон, я тут гнездиться стану.

И согнал Засупоню.

Пал Засупоня духом, уж не курлычет.

— Я ему отплачу!

А чем отплачивать: рук нет, ног нет — еловая шишка.

— Я ему яйца перепорчу, я ему…

Сказано — сделано: улетит Журавель, а Засупоня к яйцам, над стукает, и пропало яйцо!

Понял Журавель:

— Нечисто место.

Взял Журавель в клюв, что было, перенес на новое место.

— Пропадай ты пропадом, несчастное место!

А Засупоне того и надо: у Засупони кочка.

И закурлыкал еловый по-вешнему, — слышите?


Гость долгий

Михаилу Михайловичу Пришвину

У Лешего в гостях Медведь сидит. Смерть надоел, а не выгонишь — ведьмедь.

Ну и придумал Леший уловку.

— Не угодно ль вам заячьей капустки попробовать, Ми-хайло Михайлович?

Известно, Медведь о капусте слышать не может, а тут смолчал.

— Ну что ж, — говорит, — съем, пожалуй.

И пришлось Лешему на стол заячье кушанье ставить, а Медведь сидит и сидит.

«Вот, — думает Пеший, — леший какой! Как бы мне его выкурить?»

И начинает этак — сам на дверь смотрит:

— Подумайте, Михайло Михайлович, как народ необразован. Сегодня утром пришли ко мне из Лядищ две девочки: «Дяденька, — спрашивают, — нет ли у тебя медвежьего сальца, у матери голова болит».

— Ну, — Медведь понял, — мне, кажется, пора: засиделся.




Загрузка...