Колхозное строительство

Глава 11

Вика Цыганова сидела за пианино и пела песню. В небольшом зале было несколько стульев. Один из них занимал руководитель симфонического оркестра дворца культуры металлургов Отто Августович Гофман, второй – руководитель духового оркестра Август Фридрихович Грец, третий занимал сам директор ДК БАЗа Евгений Яковлевич Глущенко. Пётр зашёл тихонько, чтобы не помешать Вике. Дверь находилась, как бы сбоку от стульев и его появление руководители дворца культуры должны были заметить, но этого не произошло. Все трое мужчин слушали, открыв рты, и плакали. Даже не утирая слёзы. Не замечали их. Десятилетняя девочка Маша пела песню Мартынова на слова Андрея Дементьева "Баллада о матери". Голос у девочки был звонкий и чистый, а четыре с лишним десятка лет, которые провела на сцене Вика Цыганова, позволили этот голос ещё и правильно подать. Может и получалось чуть хуже, чем у певицы Зары, а может и не хуже, ведь трое взрослых дядек плакали.

А потом без перерыва почти Вика грянула "День Победы".

Когда песня закончилась, Пётр решил прервать концерт и захлопал в ладоши. Медленно, как сомнамбулы трое слушателей повернулись к нему.

– Пётр Миронович! Машенька сказала, что сейчас споёт ваши песни. Эти песни? – первым пришёл в себя Гофман.

Пётр знал его историю, более того с его дочерью он учился в одном классе. Через два года Отто Августович купит автомобиль "москвич", набьёт его полный охотниками и перевернётся. Все погибнут. Выживет только собака. И симфонический оркестр распадётся. Не найдётся второго такого подвижника. Нужно будет это предотвратить. Как, вот только, жизнь в Краснотурьинске теперь ну очень круто поменяется. Может, просто не позволить ему купить машину. Или ещё лучше, прикрепить авто с шофёром.

– Вам не понравилось. Маша, а ты какие песни ещё спела? – обратился он к продолжающей сидеть с поникшими плечами Вике Цыгановой. Устала.

– Все десять.

Да, за последние пять дней они подготовили слова и музыку, пусть пока без всякой аранжировки к десяти песням о войне.

Бери шинель пошли домой.

Нам нужна одна победа – тоже Булата Окуджавы.

Сыновья уходят в бой – Высоцкого.

Он вчера не вернулся из боя – его же.

Мы вращаем Землю – опять его.

Маки – нетленка Юрия Антонова.

Колоколенка – великая вещь Леонида Сергеева.

Баллада о Матери – песня Мартынова на слова Андрея Дементьева.

Журавли – сумасшедшая вещь Яна Френкеля на стихи Расула Гамзатова, правда, в обработке "Високосного Года".

День Победы – гимн Тухманова на слова Владимира Харитонова.

– Маша сказала, что это ваши песни. Это правда? – подскочил к Петру директор дворца культуры.

– Маша поскромничала. Она вообще очень скромная девочка. Слова одной песни написал поэт Расул Гамзатов. Я её только чуть исправил. У него там про гусей, а я их на журавлей поменял. Остальные стихи мои, а вот музыку мы с Машенькой вместе писали и тут львиная доля её. Я-то сам нот не знаю, – развёл руками Штелле.

– Пётр Миронович в это с трудом верится…, – начал Гофман, но его прервали.

– Это правда! Я ведь сама слышала, как папа с Машей песни по вечерам под гитару писали! – набросилась на работников культуры "дочь" Катя, до этого мышкой, сидевшая в углу зала.

– Да, я не сомневаюсь в авторстве. (А зря! – мысленно вздохнул Пётр). Просто из этих десяти песен две точно великие. За них как минимум дадут Государственную премию. А остальные настолько необычны, что их даже сравнивать не с чем. А день Победы! Да нужно половину наших композиторов разогнать. Они такую песню не напишут.

Пётр вспомнил, с каким трудом пробивалась именно эта песня. А ведь сейчас будет ещё хуже. Председатель правления Союза композиторов РСФСР Родион Щедрин тогда не пущал, грудью ложился на амбразуру, так там был хоть известный поэт и фронтовик Владимир Харитонов, ну и Тухманов тоже был членом союза композиторов. А кто такой Тишков? Ему официально точно не пробиться. Есть, правда, нюансик. Он и не собирается идти тем путём. Наплевать на Москву и корифеев. Мы сначала завоюем народ. А уж потом мэтры сами всё, что нужно напишут. И про самородков, и про таланты из народа. Выбора у них не будет.

С песнями получилось не просто. Скорее всего, часть слов заменена на "отсебятину". Особенно в песне "Мы вращаем землю". Дак, может, она и не хуже стала, а лучше. Они несколько раз спорили с Викой о том, кого объявлять автором. Не хотела Цыганова чужие песни себе приписывать. У неё и своих полно. Полно-то полно. Но с ними решили погодить. Там почти везде ругают власть и везде есть упоминание бога. Как воспримут слушатели слова: "С нами бог и Андреевский стяг"? Не прокатит, по крайней мере, для первых песен. Вот и решили, что автором стихов выступит Пётр, тем более что он стихи и так пишет, а авторство музыки разделят пополам. Он-то ведь нот не знает.

– Пётр Миронович, а вы можете другие свои стихи прочитать? – нет, не поверили пока культработники. Глущенко вон как сощурился.

– Да, пожалуйста. Из ранних прочту.

– Иронично. И актуально. Что же вы не публикуете ничего, а, Пётр Миронович? – покивал головой директор.

– А надо. Есть настоящие поэты, члены союза писателей. Думаю, очень далеко мне до Евтушенко.

– Да чёрт с ним с Евтушенко! Как вы умудрились десять песен за пять дней написать. Может, продемонстрируете, – это решил вмешаться в разговор руководитель духового оркестра Август Фридрихович Грец.

– Ну, задайте тему. До обеда у меня время есть, а потом совещание, так что не взыщите, товарищи, – взглянув на Вику и получив одобрительный кивок, согласился первый секретарь.

– Ну, не знаю. Про рябину. Нет. Про снегирей. Да, про снегирей. Вон за окном на ветке целая стайка, – Грец указал на заиндевевшие окна. Правильно, стеклопакетов-то нет. Но верх окна был чист от изморози, и в самом деле через него были видны сидящие на ветках снегири.

– Давайте, так. Девочки, наверное, проголодались, вы пошлите кого ни будь за булочками и чаёк организуйте, а мы с Машей пока напишем вам песню про снегирей. Только бумажку мне принесите, стих писать буду.

– Пока мы за булочками ходим, песню напишите? – хохотнул Гофман.

– Именно.

– Ох, не терпится послушать. А можно хотя бы со стороны за этим понаблюдать?

– Да, пожалуйста, только не мешайте.

Когда принесли бумагу, Пётр шёпотом спросил у Вики.

– Я помню две песни про снегирей. У Антонова про войну и Трофима. Ты какую знаешь?

– Я на юбилее Трофима пела вместе с ним именно эту песню, – девочка захихикала, – Но для этого времени она не слишком смелая? Зато там и про рябину есть. Давай, хотя бы заменим слово "Женщина" на слово "девушкой любимою". Стой. Есть замечательная песня Виктора Королёва. Это будет из хитов хит.

– Пишем обе. Я Королёва песню не помню. Потом слова продиктуешь. Давай с Трофима начнём.

Там, где Пётр забывал слова, подсказывала Вика. Она же в это время подбирала музыку. Пока директор ДК БАЗа ходил в ближайшую столовую за булочками, они написали полностью слова, и Вика уже не сбивалась в аккордах, тем более что песня была простой.

Вторую песню Вика тихонько шёпотом напела:

Девочки поели, попили чайка. В это время в не очень-то и большую комнату с пианино набилось больше двух десятков человек. Все хотели услышать только что написанные нетленки. Пётр спросил зрителей, нет ли среди них гармонистов, и нашлись сразу трое.

– Несите инструменты.

А через пять минут грянули. Королёвских снегирей. Припев уже второй орала вся тусовка и жгли баянисты, почти разрывая меха. Вещь.

Трофимовским снегирям тоже пытались подыгрывать. Но не тот накал. Хоть и бесподобная песня.

"Без которой дальше жить просто не могу".

Едва Вика закончила, как все стали хлопать, а из-за дверей потребовали ещё раз спеть. Пришлось прикрикнуть.

– Вы тут что, все с ума посходили. А ну ка вернулись все на рабочие места, или чем вы там занимались.

Директор принялся разгонять публику, а Гофман подошёл к Вике и поцеловал её в макушку.

– Первая песня просто фантастическая. А вторая просто бесподобная. Жаль, исполнить её не дадут.

– Да, кто кому не даст? Если я её написал, то, по крайней мере, в Краснотурьинске её исполнять можно, – усмехнувшись, махнул рукой Штелле.

Глущенко к этому времени очистил помещение.

– Пётр Миронович, а к нам вы зачем пришли? Чтобы мы позавидовали вам с Машенькой? – прищурился Грец.

– Отнюдь. Я покомандовать пришёл. Евгений Яковлевич, нужно эти песни к середине апреля освоить, разучить, сделать аранжировку под наш симфонический оркестр. Да, ещё зарегистрировать, где положено. Надо кого-то отправить в ВУОАП. Я в Москву съездить не смогу. Может быть, можно как-то через нотариуса. И там, в отделе распространения, категорически запретить использовать эти песни без моего согласия. Потом, по моему плану, нам нужно пару песен записать на магнитофон, и я их отправлю Первому Секретарю КПСС Свердловской области товарищу Николаеву Константину Кузьмичу. По моим дальнейшим наполеоновским планам он приедет сюда в конце апреля, и мы ему исполним все десять песен. Константину Кузьмичу песни понравятся, и мы выступим в Свердловске на 9 мая перед ветеранами и руководителями области. А ещё наш концерт снимут работники Свердловской киностудии. Ну и покажут сначала по местному телевидению, а потом и по центральному. А ещё этот концерт будут крутить в кинотеатрах. Ну, а дальше я и боюсь загадывать. Одно точно знаю. Краснотурьинск должен стать Нью-Васюками.

– Сильно. И ведь до последнего предложения всё похоже на правду. Хоть и страшновато, – присвистнул Гофман, – Ну, с ВУОАПом я попытаюсь помочь, есть у меня пара завязочек в Москве в нужных кругах. Когда начинаем репетировать. Руки чешутся. Ещё ведь нужно солиста с правильным баритоном найти.