Пока власти были заняты преследованием уплывшего от них на шлюпке Веселого Моряка, Джаред и три его сообщника потихоньку вернулись в город и укрылись в доме, всего на две улицы отстоявшем от виселицы. По расчетам Филипа, который разрабатывал план побега, власти Чарлстона будут считать, что Джаред направился на Багамы, известное убежище для многих пиратов. Так оно и вышло. В Чарлстоне их не искали. Через несколько дней волнения улеглись, и жизнь в городе вернулась в привычное русло. На улицах и в тавернах перестали вспоминать о Веселом Моряке, который, как все полагали, уплывал все дальше и дальше на юг. Теперь следовало выждать еще с недельку, и можно было возвращаться в Бостон. Присцилла и Вампас прибыли в Чарлстон на борту брига «Спасение» — недавнего приобретения Присциллы для Товарищества «Искупление». Этому судну, вообще-то занимающемуся перевозкой грузов, на сей раз предстояло везти и совершившего побег пирата.
— Мне не верится, что ты был пиратом! — начал разговор Филип. Молодые люди сидели в гостиной небольшого дома, принадлежащего другу Питера Гиббса, тоже хозяину таверны, который уехал ненадолго в Филадельфию навестить родственников. Вампас, Филип и Джаред уютно устроились в креслах, намереваясь отпраздновать свою победу. К ним скоро присоединилась и Присцилла, которая вернулась в гостиную, держа в руках большой поднос с нехитрыми закусками и ароматным чаем.
— Вряд ли ты себе представляешь, что значит быть пиратом, — не очень охотно принялся рассказывать Джаред. — Во всяком случае, на борту «Голубки». Наш капитан Деверо был лучшим парнем на свете, а мы совсем не кровожадные головорезы, жаждущие денег и мести. Только раз матросы рвались отомстить за зверство и жестокость капитану одного торгового судна, но Деверо под страхом смерти запретил нам поднять руку. В следующем бою он поплатился за свой приказ жизнью…
— Как Деверо погиб?
— Тот самый капитан «торгаша» выстрелил ему в спину.
— Да уж, — вздохнул Филип, — далековато от банальных историй про пиратов.
Джаред подался вперед, глаза его загорелись.
— Мы жили на корабле в особом мире, — сказал он. — Каждый человек был на вес золота и знал, что его ценят, а трудности нипочем, когда ты нужен. Вместе мы придумывали законы, вместе выбирали капитана и первого помощника, общим советом решали все споры. И не было ни короля, ни диктатора, самая настоящая демократия. По-моему, колониальным правительствам не грех у нас поучиться.
— Ты хочешь сказать, что им нужна демократия? — вмешалась в разговор Присцилла. — С этой демократией в колониях сразу начнется анархия.
Вампас привстал с кресла, машинально расправляя свою льняную рубаху.
— Похоже, и с пиратами, как с индейцами. Какие мы на самом деле, почти никто не знает.
— Могу это подтвердить, — поддержал друга Филип.
Джареду очень хотелось сменить тему разговора. Он давно собирался узнать у Филипа подробности своего побега.
— Зачем вы накинули на меня мешок? Я решил, что меня схватили люди Коула.
— Ну а если бы ты, увидев меня, закричал: «Филип!»? Думаешь, это прибавило бы нам шансов на успех? Тебе лучше было не знать, кто тебя спасает. Мы и надеялись, что ты не успеешь нас разглядеть.
Джаред засмеялся.
— А я разглядел — опять они, индеец и матрос! Но к чему вы затеяли такой маскарад?
— Несколько дней назад я увидел эту парочку в доках: раз уж они объявились в Чарлстоне, пришлось их взять в компанию.
— А вдруг бы они пришли позевать на то, как вздернут Веселого Моряка?
— Не сумели бы. В тот день они очень неважно себя чувствовали, — Филип загадочно улыбнулся. — Скажи спасибо своему другу Пэррису. Нет, Мэйджи, Джеймсу Мэйджи.
— Мэйджи жив?! Последний раз я видел его во время шторма. Нас обоих выбросило за борт, и мы понимали, что обречены.
Джаред разволновался.
— Так он жив?
— Жив. И не дал погибнуть тебе. Это Мэйджи рассказал мне, что Веселый Моряк — мой брат. Мы вместе придумывали план побега, и он вызвался опекать матроса с индейцем, которым его друзья ловко подмешали в вино снотворное.
От восторга Джаред даже хлопнул в ладоши.
— В точности как они когда-то напоили нас!
— Скорее всего, — продолжал улыбаться Филип, — они уже проснулись и узнали, что организовали побег Веселого Моряка!
— Отлично! — Джаред от удовольствия потирал руки. — Ну а я бы прямо сейчас повидал Мэйджи. Не знаешь, где он?
Филип покачал головой.
— Не знаю даже названия корабля, на котором он плавает. Одно точно — на шняве. Между прочим, это Мэйджи придумал трюк со шлюпкой, когда мы гадали, как бы на складах сбить погоню со следа. Догони эти бравые ребята шлюпку, они бы лопнули со злости — три матроса просто ехали порыбачить. Вся их вина — индейское одеяло, накинутое на плечи одного из рыбаков.
— Как много людей спасали мне жизнь!
— Да. Вот и Присцилла привезла нам в помощь Вампаса. Ему-то не впервой выручать Морганов, — сказал Филип, вспомнив, как он сам чуть было не достался на завтрак медведю. Тогда его спас Вампас.
— Джаред, а кто такой Шоу? — спросила Присцилла.
— Руди Шоу? Откуда ты его знаешь?
— Этот человек привез мне письмо от Филипа. Он был страшно взволнован и очень просил поторопиться. «Ваш братец — редкая птица, — так он сказал. — Будет чертовски жаль, если его вздернут на виселице». И, уже уходя, добавил: «Но если его не повесят и он снова станет пиратом — долго не протянет». Что он хотел этим сказать, не знаешь?
Джаред принялся хохотать до колик в животе.
— Мне пришлось драться с ним на дуэли. Из-за пустячной размолвки — только представьте: по его мнению, я не создан быть пиратом.
После бурных событий молодые люди наслаждались тишиной и покоем приютившего их дома. Впервые Джаред, Филип и Присцилла собрались вместе с тех пор, как старший брат отправился на поиски Библии Морганов. Присцилла и Джаред выжидающе посматривали на брата, но Филип решил отложить рассказ о своем путешествии до возвращения в Бостон, где он сможет развернуть перед ними семейную реликвию. Филип уже успел показать Библию матери, но, отправляясь навестить Присциллу, не стал брать ее с собой. Судя по всему, сестру эта Библия не слишком интересовала.
— Как мама? — спросил Джаред.
На минуту в комнате повисла тишина.
— Она вышла замуж за Дэниэла Коула? — догадался Джаред, заметив, как мрачно переглянулись Филип с Присциллой.
Филип кивнул.
— Мама понятия не имеет, какой это страшный человек, — заключил свое долгое раздумье Джаред.
— Еще как имеет, — горько вздохнула Присцилла. — Я сто раз растолковывала ей, что он за птица, и в наших бедах она виновата не меньше его!
— Прикуси язык, Присцилла! — повысил голос Филип. — Коул сумел ввести в заблуждение целый город, все его считают честным человеком и порядочным торговцем. Странно ли, что ему удалось обмануть и нашу мать?
— Не выгораживай ее. Она живет с этим человеком и видит, что происходит. Не увидит этого только слепой. Она просто предала нас, вот и все.
— Я отказываюсь верить… — обхватив голову руками, стонал Джаред. — Она — наша мать! Разве мать может предать своих детей?
— Может. Она позволяет Коулу делать все, что он хочет, — кипятилась Присцилла.
Разговор этот длился и длился, не имея конца. Джаред защищал мать от нападок Присциллы, Присцилла не унималась, а Филип старался примирить их, сам, правда, не слишком веря своим словам в защиту матери. Братья и сестра не виделись почти три года, но ссорились так, словно они расстались вчера. Вампасу же ничего не оставалось, как понять, что он здесь лишний, извиниться и откланяться.
Возвращение в Бостон на борту «Спасения» прошло гладко. Джареда погрузили на корабль в деревянной клети. Филип и Присцилла, как и подобает владельцам судна, держались очень чинно. Что касается Вампаса, то он решил ненадолго заехать в резервацию и возвращался в Кембридж по суше. Ему хотел было составить компанию Филип, мечтавший повидать Витамоо, но Присцилла воспротивилась: Филип был нужен ей в Бостоне. Она не хотела дальше медлить с назначением капитанов на купленные суда; и так было потеряно слишком много времени.
Бриг «Спасение», подняв паруса, с приливом отчалил от пристани. Во время стоянки в Чарлстоне Присцилла никому не позволила сойти на берег. Рейс был объявлен учебным, и матросы держали вахту так строго, точно судно стояло в открытом море. На самом же деле команду не отпустили в увольнение, боясь, что кто-нибудь из моряков пойдет поглазеть на казнь и потом узнает Джареда на «Спасении». Это было слишком рискованно. Присцилла предпочла перестраховаться.
Джареда выпустили из клети, когда бриг был уже в открытом море. С изумлением Филип и Присцилла наблюдали, как оживился их младший брат, ступив на палубу. Он немедленно обследовал весь корабль и обстоятельно растолковал брату и сестре, где и какой ремонт нужно сделать. Проворно карабкался бывший пират по вантам, с легкостью ходил по реям, подгонял такелаж и убавлял паруса по команде первого помощника. За обеденным столом он, капитан и первый помощник веселили общество морскими байками, и всем, собравшимся в кают-компании, было очевидно, как Джаред превосходно разбирается в навигации. Здесь-то у капитана и мелькнула мысль — на остаток пути до Бостона предложить Джареду исполнять обязанности по управлению судном. Сам он был уже в достаточно преклонном возрасте и согласился принять командование лишь на время подготовки экипажа. Джаред поблагодарил за предложение вежливо и сдержанно, однако глаза его при этом загорелись. Так точно вспыхивали глазенки мальчугана в детстве, когда отец, уступая мольбам сына, исполнял его заветное желание.
Во время очередной смены вахтенных Джаред принял командование судном и с ходу вошел в роль капитана. Он отрывисто и четко отдавал приказы, проверял показания навигационных приборов, при необходимости вставал к штурвалу и без сучка и задоринки привел «Спасение» в Бостон. Филип и Присцилла поняли, что нашли себе четвертого капитана.
Джаред Морган и Энн Пирпонт отправились в Кембридж навестить родителей Энн, ее сестер и братьев. Энн приезжала домой не слишком часто, и родные очень скучали по ней. Зато встречи были всегда радостными и бурными. Ничто не изменилось в полной веселья жизни этого дома, где по-прежнему росло много детей.
В первый же день мистер Пирпонт и Джаред пошли после обеда прогуляться. Старший Пирпонт, узнав последние новости, расплывался от удовольствия: подумать только, Джаред — капитан собственного судна! Новоиспеченный капитан, само собой, всюду говорил, что плавал на торговом корабле, и мистер Пирпонт с дотошностью расспрашивал его обо всех сложностях морских походов. В этот вечер Джаред и попросил у мистера Пирпонта руку его дочери. Пирпонт-старший, разумеется, тотчас дал согласие.
Энн и Джаред нашли время заглянуть в пекарню, где Джаред повидал Уилла, своего лопоухого приятеля, который был теперь в учениках у пекаря. Джаред тихонько усмехнулся, вспомнив, как ему сулили ту же стезю. Уилл был на хорошем счету у мистера Пирпонта; отец Энн отзывался о нем как о работящем парне и говорил, что из него выйдет отличный пекарь.
Чакерс и Милли поженились, год назад у них родился мальчик, очень скоро они ждали второго малыша. Чакерс подвизался теперь в кузнице; он то и дело менял род занятий, нигде подолгу не задерживаясь. В доверительной беседе Чакерс сообщил Джареду, что его нынешний хозяин просто полоумный, как, впрочем, и все предыдущие, и потому ему нужно занять где-нибудь денег и открыть собственную кузницу. Со слов Милли молодые люди уже знали, что Чакерса каждый месяц обуревают новые идеи — то он собирается открывать бондарню, то мебельный магазин, то сапожную мастерскую. Джаред нашел своего бывшего друга совершенно несносным — он безудержно хвастался, много пил и на все про все имел готовый ответ. Энн и Джаред были рады, когда пришло время обеда и у них появился повод вернуться домой.
На следующее утро молодые люди пустились в обратный путь. В Бостон они решили возвращаться по воде, и Джаред взял напрокат небольшую парусную лодку. Они вышли из Уотертауна, расположенного на реке Чарлз немного выше того места по ее течению, где стоял дом Морганов. Этот дом теперь снова принадлежал их семье. Во время учебного семестра там жил Филип, иногда там останавливалась Присцилла, и Джареду было приятно сознавать, что в доме всегда найдется место и для него. Старый дом Морганов теперь поддерживал нанятый Присциллой сторож, который жил в нем круглый год.
— Джаред! Лодка сейчас перевернется! Не наклоняйся так сильно! — Сидевшая на носу Энн вцепилась в края лодки и пыталась уравновесить хлипкое суденышко.
Словно не слыша ее, Джаред, перегнувшись через борт, жадно вглядывался в берег. Перед ним медленно проплывали оживающие на глазах воспоминания: белый фасад с четырьмя колоннами, зеленая лужайка перед домом, старые развесистые деревья, конюшня на задворках. Нескоро молодой человек оторвался от милой сердцу картины. Резким рывком он переместился в середину лодки. Суденышко, на секунду выровнявшись, накренилось теперь в другую сторону, туда, где сидела Энн. Девушка тихонько вскрикнула, сдвинулась к центру и, судорожно хватаясь за борта, снова старалась удержать равновесие.
— Пожалуйста, не двигайся так резко, мы перевернемся!
Джаред не слышал ее — он еще был в своих воспоминаниях.
— Человек всегда располагает богатством жизни, но умеет ценить его, лишь когда оно уходит в прошлое и больше не доступно, — вздохнул он. — Знаешь, как раз здесь мы часами плавали с Чакерсом и Уиллом.
— Если ты не будешь сидеть смирно, тебе придется поплавать и сегодня!
— Не волнуйся, — засмеялся Джаред. — Лодка не перевернется.
— А если перевернется?
Джаред пожал плечами.
— Значит, мы промокнем.
Энн смешно надула губы и сделала вид, что сердится. Они осторожно посматривали друг на друга, оба хорошо понимая: это только игра.
— Иди ко мне, — сказал Джаред.
— Нет! Лодка перевернется.
— Не перевернется. Держись за мачту и иди сюда.
Энн поднялась и, ухватившись за мачту, сделала неуверенный шаг вперед — лодка угрожающе накренилась. Но девушка не успела даже вскрикнуть — Джаред вовремя протянул руку, подхватил любимую и усадил ее к себе на колени. Энн тотчас соскользнула на скамейку, теперь она сидела, прислонившись спиной к его груди. Держа левую руку на румпеле, правой Джаред обнял ее за талию.
— Теперь я знаю, чего вы добивались, мистер Морган! — с притворным возмущением воскликнула Энн. — Я-то думала, ты хочешь похвалиться своим умением управлять судном, поэтому мы отправились на лодке, а ты, оказывается, просто решил застать меня врасплох.
Джаред положил подбородок на плечо любимой и прижался щекой к ее щеке.
— Уж мы, пираты, такие, — намеренно тяжело вздохнул он. — Если мы оказываемся рядом, умолять о пощаде бесполезно.
Энн уютно устроилась в его объятиях и любовалась проплывающими мимо пейзажами.
— Как красиво! — Она взяла Джареда за руку.
— А помнишь, как три года назад я залез на дерево у тебя под окном? — вдруг спросил он.
— Еще бы! Я до смерти перепугалась, увидев тебя за окном спальни!
— А что было перед этим?
Энн на мгновение задумалась.
— Ну да! Эта ужасная трубка для влюбленных!
Слегка повернув голову, она тихонько сказала:
— Так куда лучше.
— Согласен.
Подавшись немного вперед, Джаред поцеловал Энн в губы.
— Если мне не изменяет память, ты не хотела говорить, что любишь меня.
— Если мне не изменяет память, — глаза Энн сверкнули, — я сказала: «Ты сам это знаешь».
Она потупила взор.
— Я стеснялась говорить в присутствии родителей, даже через ту нелепую трубку. Я же объяснила тебе потом!
Джаред кивнул.
— Энн…
Он уткнулся носом в ее круглый душистый затылок.
— Как много значили для меня эти воспоминания! Они были единственным источником, из которого я черпал силы, чтобы терпеть и выстоять. Энн! Все дни и годы разлуки я знал, что есть на свете твое окно, и за этим окном есть ты, и ты ждешь меня.
Он снова поцеловал ее, крепко прижав к себе. Девушка ласково провела рукой по его волосам.
— Джаред, я могу тебя кое о чем спросить?
— Конечно.
— Мне, вообще-то, неловко.
Энн была явно смущена. Она опустила глаза, помолчала, вздохнула.
— Но я должна знать.
— Может, тебе будет попроще, если я временно покину лодку?
— Джаред! — она легонько ударила его по ноге. — Не смейся надо мной.
— Извини… — Джаред прикоснулся лбом к ее виску. — Так что ты хотела спросить?
— Ну, в общем… Тебя ведь очень долго не было. Все это время ты был в море. Иногда вы заходили в порты и… Ну, мне рассказывали, я знаю, как ведут себя моряки в порту, когда они далеко от дома и им одиноко. Вот я и хотела спросить… Когда ты сходил на берег, ты ведь тоже, наверное, встречал каких-нибудь девушек?
— Девушек? Полным-полно! — с энтузиазмом откликнулся Джаред. — Я видел их повсюду: на улицах, на рынке, в мага…
Энн опять ударила его по ноге, на сей раз более ощутимо.
— Джаред! Не издевайся надо мной! Ты знаешь, что я имею в виду.
Джаред чуть наклонился и коснулся губами мягких рыжих волос над ее нежным ухом.
— Я знаю, что ты имеешь в виду, — прошептал он. — И мой ответ — нет. Однажды меня привели в бордель, пошел вместе со всеми. Но я не смог. Я вспомнил о тебе и понял, что не могу.
— И что же ты сделал?
— Выпрыгнул в окно и убежал.
— Джаред Морган! Ну ты и грубиян!
Глаза Джареда округлились от удивления.
— Как неучтиво! Представь только, что было с бедной девушкой! Вдруг взял и прыгнул в окно! Она наверняка обиделась! — Энн нарочито выговаривала ему, не отводя взгляда, и Джаред начал медленно расплываться в улыбке: теперь она решила поддразнить любимого. — Кажется, в Библии сказано: не дразните и не дразнимы будете[45], — заключила Энн.
Джаред притворился, что рассержен, и легонько ткнул Энн кулаком в бок. Лодка опять накренилась.
— Джаред, не надо! Джаред! Мы перевернемся!
— Я люблю тебя, Энн Пирпонт! — во весь голос сказал он. — Люблю!
Они уже подплывали к Бостонской гавани и скоро вошли в бухту, ограниченную с одной стороны косой Грэйвз-Нек, а с другой — возвышенностью Бэкон-Хилл. По тянущейся длинной лентой косе шла дорога в Бостон. Теперь до нее уже рукой подать — паромная пристань, а дальше сразу берег.
— Пока тебя не было, я написала стихотворение.
— Всего одно?
Заметив предостерегающий взгляд Энн, Джаред поспешно поднял руки вверх в знак капитуляции.
— Извини, сорвалось.
— Ты хочешь послушать или нет?
— Ну конечно, хочу. Оно у тебя с собой?
Энн положила голову любимому на плечо.
— Оно всегда со мной.
Девушка закрыла глаза и начала читать:
Ласковый ветер морской
Мне твой голос напоминает,
Тонкие ветви деревьев —
Пальцы и губы твои.
Из-за окна — луна
Смотрит твоими глазами,
И так — каждую ночь,
Пока рассвет не спугнет
То, что привиделось мне.
Как же дождаться мне дня,
Божьим когда перстом
Будет стерта черта,
Что безжалостно грезы и явь разделяет,
И они воедино сольются…
Джаред сидел молча, опустив голову. Он был взволнован и боялся, что не сумеет сказать Энн самое нужно сейчас слово. Потом произнес очень тихо:
— Это чудесные стихи, Энн. Действительно чудесные. Ты запишешь их для меня?
Энн нежно поцеловала его в ответ.
Экипаж Присциллы остановился на Кинг-стрит около Корнхилла. У дверей «Таверны доброй женщины» посетителей по-прежнему встречал отвратительный манекен дамы с оторванной головой. Присцилла привычно поморщилась и вошла в таверну с недовольной физиономией.
— Мистер Гиббс, — начала она без предисловий, — эта безголовая красотка совершенно невыносима. Когда вы наконец избавитесь от нее?
— Я тоже рад вас видеть, миссис Стернз, — приветливо улыбался Питер Гиббс. — Что касается леди у входа в таверну, то я как раз подумывал, не попросить ли резчика изготовить для нее голову. Может быть, вы согласитесь позировать?
— Да, моей голове нет лучшей участи, чем красоваться у дверей вашей таверны.
Гиббс помог Присцилле снять пальто, и они сели за ближайший ко входу столик.
— Что привело вас в мое скромное заведение?
— Ничего особенного, — ответила миссис Стернз, доставая из сумки тоненькую пачку листов. — Просто вы должны подписать еще кое-какие бумаги.
Бросив быстрый взгляд на протянутые ему документы, Гиббс замолчал, пораженный внезапной догадкой.
— Что-то не так? — удивленно спросила она.
— Не пойму, почему вы решили затруднить себя столь важным делом? — в его глазах вспыхнул озорной огонек.
— Что вы хотите этим сказать, мистер Гиббс?
— Только одно: вы могли бы передать бумаги через посыльного, — он положил пачку листов на стол, — но предпочли привезти их лично. Я польщен.
— Просто ехала мимо и решила покончить с этим делом, вот и все.
Гиббс откинулся на спинку стула. Склонив голову набок, он оценивающе смотрел на Присциллу.
— Вы все время думаете о делах. Неужели вам никогда не хочется отвлечься от своих подсчетов и просто насладиться жизнью?
— Я не забываю наслаждаться жизнью, благодарю за заботу.
Она достала из сумочки перо и чернильницу.
— Соблаговолите, пожалуйста, подписать бумаги.
— Нет.
— Что вы сказали? Нет?
— Я подпишу, если вы согласитесь составить мне компанию. Поедемте куда-нибудь на прогулку.
— Мистер Гиббс, отказ подписать бумаги — это не шутка. Вы ставите под угрозу все наше предприятие! — в голосе у Присциллы послышались ледяные нотки.
Подавшись вперед, Гиббс демонстративно положил руки на стол и улыбнулся. На его щеках опять появились ямочки, к которым Присцилла, увы, питала слабость. Она замолчала и старалась смотреть только на бумаги.
— Прошу вас, поймите меня правильно, — Питер слегка коснулся ее руки. Смешавшись, Присцилла не знала, нужно ей убрать руку или нет. — Я всегда буду чувствовать себя вашим должником. Я имею в виду не деньги, а ваш поступок. Позвольте мне хоть что-то вернуть вам, проявите еще раз свое благородство. Давайте прямо сейчас съездим на прогулку в гавань. Миссис Стернз, докажите мне, что вы способны думать не только о делах.
Присцилла подняла на него глаза.
— Пожалуйста, — еще настойчивее просил Гиббс. Ямочки на его щеках сделали свое дело.
— Ладно. Только ненадолго.
В экипаже Присциллы они доехали до Шип-стрит и дальше пошли пешком. Взяв Присциллу под руку, Питер Гиббс повел ее по улице, которая шла вдоль набережной. Клонившееся к закату солнце щедро окрашивало все вокруг спело-оранжевым цветом, но в сгущавшихся сумерках тени постепенно становились длиннее и длиннее. Подойдя к пирсу, Питер с Присциллой долго смотрели на стоявшие на приколе большие корабли и слегка покачивающиеся на воде легкие суденышки.
— Через пару месяцев «Спасение» отправится в плавание, и Джаред впервые выйдет в море капитаном, — прервала молчание Присцилла. — Мы заключили отличную сделку на перевозку леса. Он повезет его в Лондон, а там…
— Простите, — прервал ее Гиббс, — но вы вновь о делах. Мы же с вами условились — никаких цифр и сделок. Расскажите мне лучше о себе.
— Мне не очень хочется говорить о себе.
Присцилла настороженно взглянула на Гиббса.
— Ладно, тогда скажите, что вам нравится цвет воды на закате или причудливые сумеречные тени. О чем угодно, только не о делах.
Присцилла кивнула, и дальше они пошли молча. Пару раз она порывалась было что-то сказать, но в последний момент ловила себя на мысли: опять о делах! Это начало ее тревожить. Неужели Питер Гиббс прав?
— Посмотрите! — Гиббс повернулся к городу. Среди причудливых форм теснящихся друг к другу крыш издалека выделялся шпиль Северной церкви. Солнце только что скрылось за верхушками зданий, и небо из бледно-голубого на глазах становилось желтым, потом ярко-оранжевым.
— Как красиво! — вырвалось вдруг у Присциллы.
Питер осторожно взял ее за руку. Говорящий взгляд Присциллы, устремленный за спину Гиббса, заставил его оглянуться.
По набережной к ним с радостными улыбками шли Энн и Джаред, только что вернувшиеся из Кембриджа. Вот это встреча!
Энн, подхватив подругу под руку, восторженно принялась рассказывать о поездке домой и, не удержавшись, похвалилась: отец дал согласие на ее брак с Джаредом.
— Значит, скоро свадьба, — подслушал эту новость Питер. — Придется нам всем вернуться в таверну и устроить праздничный ужин.
Так и поступили. Вчетвером они отправились в «Таверну доброй женщины» и, болтая и смеясь, засиделись там далеко за полночь.
Джаред, Энн и Присцилла возвратились домой поздно, шумно, в приподнятом настроении. А Филип читал. Как же они не догадались послать за братом! Он мог бы повеселиться вместе со всеми. Но Филип довольно кисло ответил, что у него нет настроения развлекаться. Он, конечно, поздравил Энн и Джареда, но сразу объявил, что идет к себе наверх спать, предоставив молодым людям продолжать веселиться и подтрунивать над Питером Гиббсом, который уже не скрывал своих чувств к вдове Стернз.
Филип лежал в темноте и смотрел в потолок. Он мысленно перебирал события прошедшего вечера. Пока Джаред, Энн и Присцилла ужинали в таверне, отмечая помолвку, он виделся с Вампасом, который только что вернулся из резервации. Индеец привез другу письмо от Витамоо, и Филип засыпал его вопросами. Вампас отвечал неохотно. Да, с Витамоо все в порядке. Сейчас к ней в вигвам приходят на занятия пятеро детей, она с нетерпением ждет издания букваря. В индейской школе Гарварда обещали, что книга будет отпечатана через пару месяцев. Да, у нее все хорошо. Она сама уверяла Вампаса в этом. Индеец вздохнул. А душа-то у Витамоо не на месте, это видно. Она стала не той, какой была прежде. Что-то в ней надломилось. Волнуясь, Вампас стал просить Филипа съездить в резервацию, его приезд должен поддержать Витамоо.
Только после ухода индейца Филип прочел письмо Витамоо. И убедился, что Вампас сказал правду. Внешне все шло складно — она рассказывала о церкви, о своих учениках и занятиях. Но за этим простым рассказом скрывалась боль, которая заставила Филипа задуматься о том, чего Витамоо не написала. Филип понял: она не верит, что он вернется. Она потеряла надежду.
«Возможно, Витамоо права. У нее в груди бьется очень умное и чуткое сердце. Она поняла все много раньше меня», — думал Филип. С очевидным трудно спорить. Даже если не будет вакансии, ректор лично постарается выхлопотать для него преподавательскую должность. «Я не хочу его упустить», — сказал он как-то в частной беседе. Да и в истории их отношений с Пенелопой тоже рано ставить точку. Верная своему слову, она уговорила отца расторгнуть ее помолвку с Реджинольдом Бернсом и теперь буквально не давала Филипу проходу. Поначалу ему без труда удавалось избегать бывшую возлюбленную, но в последнее время, когда и воспоминания о Витамоо несколько потускнели, и перед ним открылась заманчивая перспектива оказаться среди гарвардской элиты, Филип перестал так резко отвергать заигрывания Пенелопы. Он говорил себе: «Неизвестно, что будет дальше, вдруг мне придется остаться». Свою лепту вносил и Эдмунд Чонси. Ныне весьма влиятельный член попечительского совета университета, он изо всех сил старался возобновить дружеские отношения с Филипом. Кроме того, семья Морган наконец воссоединилась, и у Филипа появились определенные обязанности в Товариществе. Все это делало поездку в резервацию невозможной.
«Может быть, я сейчас не слышу Господа. Что Он хочет сказать мне?» В Кембридже, в Бостоне — у Филипа всегда дела складывались как нельзя лучше. К чему бы он ни стремился в жизни — не считая недолгого времени, проведенного в резервации, — все само шло ему в руки.
Он написал ответ Витамоо. Перечитав свое письмо, Филип удивился тому, как оно похоже на письмо Витамоо. На словах все было гладко, но что стоит за словами?
Филип закрыл глаза и попытался перестать думать о Гарварде, Витамоо, Пенелопе и Товариществе. Снизу донесся новый взрыв смеха. У Джареда есть Энн, Присцилла влюблена в Питера. А что есть у него? Кого любит он, Филип? Где его место?
Молодого человека терзало множество вопросов, ответа на которые он не знал. Безысходно мечась между ними, Филип в конце концов уснул.
— Что ты пялишься на меня, как идиот, Уоткинс? Рассказывай, что разузнал.
Застенчивые люди выводили Дэниэла Коула из себя. Нерешительность — это признак слабости, а слабых Дэниэл терпеть не мог.
— Думаю, вы будете довольны, мистер Коул, — секретарь робко подошел к столу и подал отчет. Выхватив у него бумаги, Коул жадно впился в цифры и длинные колонки названий.
Констанция сидела в своем залитом солнцем алькове и завтракала. Она намазала немного абрикосового джема на ломтик хлеба. Погруженная в свои мысли, миссис Коул не обращала никакого внимания на крик мужа. Обычная деловая утренняя встреча.
Дэниэл Коул выругался, перевернул страницу и снова выругался.
У него в руках был полный перечень приобретений Товарищества «Искупление»: «Таверна доброй женщины», дом Морганов, четыре корабля и предприятия нескольких конкурентов Коула вместе с их судами, складами и всеми имеющимися в наличии товарами. Кроме того, ходили слухи, что совсем недавно пресловутое Товарищество купило несколько новых пакетов акций, а приблизительная оценка его собственности дала убийственный результат: эта компания обошла самого Дэниэла Коула.
— Уоткинс, если ты полагаешь, что принес хорошие новости, ты еще глупее, чем я думал.
— Хорошие новости на третьей странице, сэр. Мы узнали, кто владеет Товариществом.
Коул лихорадочно перевернул страницу, и губы его скривились в злой усмешке. Он отложил бумаги. Немигающим взглядом Коул смотрел на свою жену, лениво завтракавшую в постели.
— Похоже, безобидная камбала породила акулу, — пробормотал он. И снова повернулся к секретарю: — Информация проверена?
Уоткинс протянул хозяину еще два документа.
— Это мы раздобыли вчера вечером.
Коул держал перед собой контракты, подписанные рукой Присциллы. С крика он теперь перешел на шепот и, отдавая распоряжения, только злобно постукивал пальцем по бумагам.
— Я хочу, чтобы на каждом корабле, которым владеет эта женщина, на каждом предприятии, в ее доме — везде были мои осведомители. Они должны докладывать мне про каждый ее шаг и каждое сказанное слово. Тебе ясно?
— Да, сэр.
Секретарь удалился.
Дэниэл Коул откинулся на спинку кресла, достал сигару и закурил, глядя, как миссис Коул, сидя в алькове, в одиночестве пьет свой утренний чай. Дым сигары, свиваясь кольцами, медленно плыл по комнате. Констанция повела носом и поморщилась. Она посмотрела на мужа.
— Ты же знаешь, я не люблю, когда ты куришь так рано и вдобавок портишь мне завтрак.
— Да, знаю.
Дэниэл глубоко затянулся и выпустил в ее сторону кольцо дыма.
Целый месяц Дэниэл Коул расставлял сети и готовил гарпуны. Ему предстояла охота на акулу, и этой акулой была Присцилла Морган Стернз. В предвкушении убийства кровь у него закипала, как у заядлого охотника. Коул долго выслеживал свою жертву, изучил ее привычки и слабости, знал места, где она бывает. Он хотел встретить любую ситуацию во всеоружии.
Теперь Коул не только располагал полным списком имущества Товарищества, но и был в курсе планов компании на будущее. От своих осведомителей он получал информацию о разговорах, которые велись в гостиной у Присциллы, и знал, что Джаред вскоре отправляется в плавание в Китай. Это была смелая затея. В свое время Дэниэл Коул сколотил капитал, торгуя оловянной посудой. С тех пор утекло немало воды, благосостояние бостонцев выросло, и в городе складывался рынок для более дорогой и изящной посуды. Если Товариществу удастся наладить связь с Китаем, они сделают на этом целое состояние.
Знал Коул и о том, что Филип собирается возвращаться в резервацию наррагансетов. Обсуждение его планов, как сообщали осведомители, велось в семье на повышенных тонах. Но Дэниэла принятое Филипом решение порадовало — хотя бы одного из Морганов можно сбросить со счетов. А если парень передумает и решит остаться — что ж, Коул справится и с этим.
Фортуна, казалось, сама идет Дэниэлу Коулу в руки. Волею случая на борт «Спасения» был нанят человек, служивший прежде на «Ллойд Джордже». Он-то и узнал в капитане Джареде Моргане пресловутого Веселого Моряка, что совпадало со сведениями, полученными Коулом от своих вербовщиков — матроса и индейца. Они наконец вернулись из Чарлстона, где были схвачены сразу после бегства Веселого Моряка и допрошены в тюрьме местными властями. Добиться освобождения им помогло исключительно удачное стечение обстоятельств. Во-первых, нашлось несколько свидетелей, которые во время побега пирата видели его «похитителей» в таверне в бесчувственном состоянии. И во-вторых, в тот злополучный момент, когда «матрос» чуть было не потерял свою монмутскую шапку, преследователи успели заметить у него на лбу большой шрам — такого шрама не было у арестованного. Зато Коул хорошо знал, у кого такой шрам есть. Филип Морган! Не составило особого труда догадаться и о том, что индеец — один из приятелей Филипа, приехавший ему в помощь из резервации. Все сходилось.
Коул цепко держал в поле зрения и беглого пирата, и тех, кто устроил его побег. Но главный его враг — миссис Стернз. Он должен был решить, как лучше использовать информацию, компрометирующую ее братьев. Как приманку для нее? Или пойти на шантаж? На губах у Дэниэла Коула появилась сладострастная улыбка охотника, который знает, что вот-вот загонит свою жертву в ловушку.
Джозеф, чернокожий слуга Присциллы, стоял у дверей гостиной и прислушивался к происходившей там ссоре, стараясь не упустить ни слова.
— Пусть едет! — кричала Присцилла. — Он уже исчезал на три года, когда был нужен. Пусть и теперь делает, что хочет. Мы обойдемся без него.
— Филип, почему бы тебе не привезти Витамоо сюда? — по-своему старалась уладить размолвку Энн. — Мы были бы ей очень рады.
Филип стоял у камина со скрещенными на груди руками и оборонялся от нападок.
— Она не поедет. Вся ее жизнь связана с работой в резервации. Поймите, я вернулся с одной целью — помочь вам сплотиться. Теперь у вас все образовалось, и мне пора назад.
Питер Гиббс, сидевший рядом с Присциллой, подался вперед.
— Может быть, у меня нет права вмешиваться — я не член вашей семьи. А может, просто буду более объективным. Филип, боюсь, что, уехав, ты растратишь свою жизнь попусту. У тебя сейчас хорошая перспектива получить место в Гарварде, мы наладили дела Товарищества. А чем ты будешь заниматься в резервации? Выращивать кукурузу? Строить вигвамы? Твои блестящие способности пропадут там ни за грош.
— Питер прав, — сказал Джаред. — Наконец-то мы снова вместе. А кроме нас у тебя здесь любимая работа, друзья, книги.
— Здесь нет женщины, которую я люблю.
— А как же Пенелопа? — попыталась урезонить Филипа Присцилла. — Она без ума от тебя. Я, конечно, не знаю, что представляет собой твоя пассия, но в Бостоне Пенелопа Чонси явно не худшая партия. А если ты будешь работать в Гарварде, ее семейные связи придутся как нельзя кстати.
— Я тысячу раз говорил себе то же самое. Но на другую чашу весов, видимо, положено большее.
— Нам всем приходится чем-то жертвовать, — убеждал брата Джаред. — Энн не хочет отпускать меня в плавание в Китай, ей страшно подумать, что путешествие может затянуться года на два. Я тоже не хочу расставаться с ней надолго. И тем не менее я пойду в рейс, потому что это необходимо нашей семье. Может быть, судьбой вам с Витамоо предназначено быть вместе. Но ты и нам нужен — здесь и сейчас. Филип, останься в Бостоне хотя бы до моего возвращения. Когда мы доставим первую партию товаров из Китая, мы будем увереннее стоять на ногах.
Филип молчал, взвешивая все жертвы, все да и нет. С твердой решимостью в голосе он сказал свое последнее слово:
— Я сегодня услышал много доводов, заставивших колебаться мое сердце. Но меня ничто не переубедило. Утром я уезжаю.
— Прямо как мама! — закричала Присцилла. — Не желает слушать, и все. Ну что ж, хочешь делать по-своему — делай. Скатертью дорога!
Присцилла вихрем выскочила из гостиной, напугав Джозефа, который метнулся в сумрак передней и сумел остаться незамеченным.
На следующее утро, когда все еще спали, Филип отправился в Кембридж. Он упаковал свои скромные пожитки и попрощался с Вампасом. Его путь лежал в резервацию наррагансетов.