Они лежали в объятиях друг друга на ложе из мягкого папоротника. Утро было прекрасное, солнце глядело в старую крепость и согревало их.
Небольшие облака плыли по небу, словно лепестки роз в перевернутой голубой чаше, и легкий ветерок шевелил сладко пахнущую траву. Этот день был не для спешки и быстрых решений. Они целовались, смотрели друг другу в глаза и любили друг друга.
Потом они немного поспали, а проснувшись, лежали и разговаривали.
Гвальхмай думал, что потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к новому облику своей возлюбленной. Но когда он внимательно рассмотрел ее лицо, он увидел в нем что-то от прежней Кореники. Увидел он и выражение, которое ее личность проявляла в чертах Тиры.
По сравнению с Тирой, у нее были темные волосы, кожа была смуглее, а еще она была меньше ростом. Как выглядела настоящая Кореника, он знал только по трехмерному изображению, сделанному, когда она была живой девочкой. Однако она заверила его, что статуя, в которой она обитала на корабле-лебеде Атлантиды, была ее точной копией.
Эта статуя, фактически живое существо, сделанное из замечательного звездного металла орихалька, была исключительной красоты. Тира тоже была по-своему прекрасна, но стала еще прелестнее, когда в ее тело вошла душа Кореники.
По мнению Гвальхмая, даже пользуясь телами тюленя или лебедя, Кореника воплощала себя в самых совершенных экземплярах соответствующего рода. А сейчас он смотрел на другую женщину, которая теперь стала его женой, и видел, что она была все той же Кореницей.
Сейчас он увидел другие черты ее характера. Он знал ее как решительного бойца, непоколебимого в принципах и обещаниях; как добрую подругу, сочувствующую чужому страданию; как доблестного и благородного человека. Теперь он узнал ее как игривую, озорную, дразнящую девушку.
По натуре он был суров и молчалив, даже слегка диковат, что порой выражалось в резком высокомерии, и поэтому ему приходилось постоянно контролировать себя.
А она воплощала в себе именно те качества, которые были нужны, чтобы уравновесить его сложный характер. Идеальное дополнение! Он знал, что ему повезло, и надеялся, что это счастье не кончится.
Она зевнула и потянулась, как сонная кошка. Он нежно взглянул на нее.
"Хочу есть", — сказала она. "Что-нибудь осталось?"
"Наберись терпения. Сейчас поймаем пару лошадей и поедем. Сегодня хороший день для путешествия".
"Я несла нам корзинку еды с такими вкусными штучками, но мне пришлось бросить ее, когда рыцари помчались за мной".
"Эти люди далеко не рыцари. Ни один рыцарь не станет преследовать беспомощную женщину".
"А я не была такой уж беспомощной! Я уже молилась Ахуни-и. Она защитила бы меня, если бы ты этого не сделал".
"Если бы я знал это раньше! Тогда надо было бы позволить ей. Я, наверное, зря ввязался в эти неприятности, да? Все эти убийства — такая тяжелая работа. Очень утомительная. Особенно, если, на самом деле, я был тебе не нужен".
Ее лицо стало серьезным. "Никогда больше так не говори", — прошептала она и прижалась щекой к его щеке. "Знай, ты всегда будешь мне нужен".
"А ты мне. Скажи, как ты узнала, когда прийти встретить меня?"
"Ну, когда мне пришлось покинуть Эльверон в теле русалки, которую ты не узнал (мне нужно время, чтобы простить тебя за это, слепец!), я оставила русалку на берегу залива, где была лодка, и она ушла в воду.
Поблизости бродил большой пес, и я вошла в его тело, потому что оно было ближайшим. Я подошла к кургану, чтобы осмотреться. Камень был отвален, и вход больше не охранялся, так как портал теперь закрыт навсегда.
Кто-то спускался вниз на поиски сокровищ, но ничего не добыл. Гетан о нем позаботился, поэтому наверх он не вышел. В погребальной комнате стало еще больше костей. Я еле-еле удерживала пса подальше от них. Он думал, что нашел настоящее богатство!
Кости Гетана в саркофаге со временем рассыпались в прах. Там же лежали золотая гривна и твой меч.
Я знала, что Гетану они больше не понадобятся, а еще я была очень зла на Тора за ту шутку, которую он сыграл с тобой с помощью этой коварной феи. Я заставила пса поднять гривну и вынести ее во рту. Я собиралась таким же образом взять и твой меч, чтобы сохранить его для тебя, но вдруг из ясного неба в курган ударила молния и пробила дыру в крыше.
Пес был так напуган, что я едва могла им управлять. Он бросился бежать, и я могла только следить, чтобы он не выронил гривну изо рта. Он прибежал на церковный двор, где я заставила его выкопать глубокую яму и закопать гривну в святой земле, где у Тора не было власти.
Оставив собаку, я пожила в нескольких других телах. И когда я нашла это тело, живое, но пустое, я взяла его без колебаний. Когда оно выросло, Дух волны сообщила мне, что твое время в Эльвероне почти прошло. Поэтому по пути сюда я остановилась у церковного двора, выкопала золотую гривну, и вот она, и вот я. Тебе очень грустно, что я не спасла твой меч?"
"Это был хороший меч, но он уже отслужил свое. Этот", — он погладил Экскалибур, — "лучше. Здесь есть и другие. Я подберу какой-нибудь и возьму с собой, когда передам Экскалибур его владельцу. Я думаю, нам надо отправляться в дорогу".
"Твоя одежда тоже отслужила свой срок. Посмотри-ка на это!"
Она была права. Пока кожаная одежда Гвальхмая соприкасалась с его телом в леднике, эликсир жизни, который он выпил давным-давно, спасал и ее от разложения. Однако в Исландии и в Эльвероне она сильно износилась, хотя еще оставалась целой.
Однако теперь на нем висели жалкие лохмотья. Единственное, что осталось из того, что он привез из Алаты, — это кольцо Мерлина, пояс с римскими монетами и его кремневый топор.
Он с сожалением посмотрел на обрывки кожи: "Последнее воспоминание о моей родине, дар Людей рассвета".
Он снял доспехи с одного из подлых рыцарей. Сначала в ход пошло льняное нижнее белье мертвеца, потом штаны на помочах крест-накрест и кожаные сапоги. Затем с помощью Кореники он надел кольчугу. Слева на перевязи, перекинутой через правое плечо, он повесил ножны, в которые вложил длинный норманнский меч.
Он натянул на голову капюшон кольчуги, который защищал его шею и щеки тонкими сетчатыми звеньями, а сверху водрузил стальной шлем с забралом, которое можно было поднимать и опускать.
Кореника проделала то же самое с помощью Гвальхмая. Вскоре, поймав верховых лошадей, два гордых нормандских рыцаря галопом выехали с поляны. У каждого было короткое копье и круглый щит на спине.
Когда забрало опущено, никто не смог бы заподозрить, что одним из всадников была женщина.
За собой они вели пару крупных боевых коней, груженных оставшимся оружием и снаряжением мертвецов. Экскалибур висел во вторых ножнах, притороченных к седлу Гвальхмая.
Все четыре коня были великолепными жеребцами испанской породы, завезенной Вильгельмом Завоевателем. Кореника убедила Гвальхмая, который мечтал достать лодку, что для этого понадобятся деньги. Для него это было новое понятие. У него не было ни малейшего опыта обращения с деньгами, ему никогда раньше не приходилось прибегать к этому средству обмена.
Предложение Кореники оказалось дельным. За животных и снаряжение они получили прекрасную лодку в ближайшей рыбацкой деревне, при этом никто не задал лишних вопросов. Пока лодку загружали продуктами для двух "рыцарей", те небрежно прогуливались по берегу, опираясь на рукоять меча и бросая на жителей деревни такие ясные взгляды, что никто не донимал их разговорами.
Для полного счета путешественникам добавили кошелек с монетами, но, когда они вышли из гавани, рыбаки принялись с презрением плевать им вслед. Правда, делали они это, только когда "рыцари" были уже далеко, и было ясно, что они не вернутся, чтобы наказать смельчаков.
Гвальхмай с Кореницей только смеялись. Под легким ветерком они скоро потеряли землю из виду и пустили лодку на юг, подальше от берега, чтобы обойти залив Каэрнавон и пройти вокруг мыса Брайх-и-Пулл.
Той ночью они спали на борту, на якоре. Поднялись рано утром. Ветры благоприятствовали им, и погода оставалась хорошей. Если друг моряков Тор все еще таил на них злобу, он либо ждал своего часа, либо брезговал выпустить гнев на такое небольшое суденышко.
Они прошли залив Кардиган, без происшествий спустились по проливу св. Георгия и попали в шторм в Бристольском заливе. Там они потеряли день, стоя на рейде в гавани, чтобы не рисковать с высадкой на берег, оставшись с комфортом на борту, но страдая от морской болезни.
После 10 дней неторопливого плавания они очутились среди островов Силли, или Оловянных островов (Касситериды), как их называли греки.
Это был пункт назначения Гвальхмая, потому что здесь на материке находилась тайная могила Артура, а под килем лодки, когда она направлялась к побережью Думнонии, лежала родина Артура — затонувший Авалон. Здесь также ушел под воду Лионесс, откуда происходил благородный Тристрам, который стал рыцарем Артура и умер за любовь.
"Вот место, дорогая, о котором мне говорил отец", — задумчиво произнес Гвальхмай. Он смотрел вперед на далекий мыс, колышущийся в синей дымке. "Часто я слышал от него о том, как он пришел сюда с несколькими выжившими в той последней битве с саксами, держа на руках все еще дышавшее тело Артура, великого военного вождя Британии.
Там они стояли, застывшие от ужаса, когда увидели, что, пока шли сюда, чтобы отнести короля домой, Авалон был поглощен морем. Там, где мы сейчас плывем, не было ничего, кроме моря грязи.
О да, любовь моя! И другие страны познали бушующий потоп, не только ваш гордый Посейдонис! Я помню, Фланн когда-то говорил о таких городах в своей Эрин. Они назывались Скерд и Тир Худи".
"Я знаю, что ты прав, но под нами осталось больше, чем там, где ты нашел мой корабль, муж мой".
Кореника смотрела вниз в воду. Гвальхмай ничего не видел.
"Сунь голову под воду и послушай".
Он перевалился через борт лодки. Сначала он не услышал ничего необычного. Гвальхмай задержал дыхание и опустил голову поглубже. И вдруг среди плеска волн до него донесся неожиданный звук.
В глубине, покачиваемые морскими течениями, нежно и тихо звенели затонувшие колокола Лионесса, там, где лежало 60 затопленных деревень с шестьюдесятью церквями, населенных теперь морским народом и скумбрией.
Теплый южный ветер медленно нес их к материку. Когда они приблизились к берегу, вокруг собрался туман и скрыл их от чужих глаз. Огромное облако чаек кричало и ныряло рядом с ними прямо через туман, потому что лодка двигалась посреди огромной стаи сардин. Звук выпрыгивающих из воды рыб был похож на шум дождя по воде.
Вот из тумана появились холмы Корнубии. Вскоре они увидели на воде и другие лодки. Рыбаки в основном ловили сардину и кефаль, и кроме своей работы ничего не замечали вокруг.
Путешественников никто не потревожил. Их доспехи не привлекали внимания в этой области. Южный Уэльс находился под властью норманнов, а Корнуолл на словах признал власть захватчиков, которые уже начали разрабатывать оловянные шахты. Норманны не были чужими в этом регионе, хотя бродить в одиночестве после наступления темноты было бы для них неразумно.
Таким образом, Гвальхмай сделал широкую дугу, чтобы зайти с юга, как будто лодка пришла из Бретани, и думал добраться до места назначения под покровом темноты, однако ветер оказался сильнее, чем он предполагал.
И теперь он был даже рад, что у него все еще был час или больше дневного света. Около фантастических скал мыса, где потоки пролива Ла-Манш встречали стремительные волны Атлантики, кипели вихри и водовороты. Пройдя через полосу прибоя, он вздохнул с облегчением.
В бухте вода была спокойной. Люди приветливо махали им, отрываясь от починки сетей или ловушек для омаров. Гвальхмай с Кореницей махали им в ответ. Их норманнские доспехи, казалось, не беспокоили рыбаков.
Они вошли в отлив, бросили якорь и посадили лодку на песчаный берег. Поскольку люди здесь были дружелюбны, они переоделись в одежду, которую нашли в матросском сундуке в маленькой каюте, и сошли на берег.
Теперь Гвальхмай выглядел как загорелый, румяный моряк, потому что тут было много таких, чью кожу солнце и ветер выдубили до его оттенка. Кореника легко могла бы сойти за темноволосого валлийского мальчика — свои короткие волосы она спрятала под вязаной шапочкой.
Там было мало на что смотреть — небольшая рыбацкая деревушка, нетронутая норманнами, которая получала прибыль от торговли с ними. В единственной таверне нормандскую монету охотно приняли, а еда и эль были хороши.
После ужина они немного прошлись по берегу.
Пока не начался прилив, лодка стояла на песке под углом. Они устроились на наклонной палубе и смотрели на море. Напротив, примерно в трети мили, лежал остров с высоким гранитным утесом.
Вершину этого острова венчал маленький монастырь, часть аббатства Мон-Сен-Мишель из Нормандии. Он тоже было местом паломничества, как и его более известный собрат, но здесь монастырь был единственным зданием.
На стороне, обращенной к материку, была узкая дамба, по которой можно перейти во время отлива. Глядя на нее в вечерних сумерках, Гвальхмай внезапно решил, что должен безотлагательно сделать то, за чем сюда прибыл.
Он обсудил идею с Кореницей и поставил якорь на длинном тросе далеко вверх по берегу. В каюте Гвальхмай завернул меч Артура в тряпку и взял его с собой. И он, и Кореника ходили по деревне с собственными мечами, даже в таверне, не столько из-за страха перед жителями деревни, сколько потому, что в их роли чужеземцев необычным скорее показалось бы, если бы они этого не делали. Таким образом, вооруженные они шли по дороге к острову, неся с собой Экскалибур.
Начался прилив, и проход по дамбе на глазах сужался, однако они успели пересечь его посуху и теперь шагали к нижней скале по широкому галечному берегу. Оглядываясь назад, они видели, как там, где они только что прошли, по воде уже плавали пни и коряги.
"При жизни моего отца", — сказал Гвальхмай, — "эта скала стояла посреди огромного леса. Отец назвал ее Белой скалой. Мерлин провел на ней три дня в одиночестве, творя магию над телом Артура, и все это время вокруг нее висело черное облако, наполненное бормотанием".
Между берегом и скалой был еще остаток леса. Они уже почти прошли через него, как перед ними открылась расщелина, казалось, естественного происхождения, которая протянулась как аллея вглубь скалы.
Отовсюду был слышен шепот — в деревьях, в траве, над головой. Гвальхмай вспомнил слова Мерлина о том, что охранять гробницу были поставлены Хранители, которых нужно было задобрить.
Они почти физически ощущали, что за ними наблюдают. Оба знали, что на них смотрит много свирепых глаз, настороженно, но пока не враждебно.
Гвальхмай развернул Экскалибур и шагнул в расщелину. Кореника, не отставая, шла следом. Через несколько шагов каменные стены стали сходиться, так что вскоре они касались руками холодного гранита с обеих сторон.
В этот момент сзади послышался топот маленьких ног и царапанье когтей по камню над их головами. Было все еще светло, но они не могли различить никаких определенных очертаний. Какие-то неясные фигуры собирались вокруг, и было ясно, что они окружены.
Гвальхмай раньше уже слышал о невидимых существах Корнуолла — о спригганах, пикси или фонарных джеках. Знал он и о гигантах, что жили здесь в давние времена. Кто охранял гробницу, он не знал, но кольцо становилось горячим, значит, опасность была рядом.
Он поднял руку.
"Мы пришли сюда, по поручению вашего повелителя волшебника Мерлина, того, кто поставил вас здесь в качестве Хранителей. Посмотрите на его кольцо и воздайте Мерлину дань уважения. Покажите мне, где находится дверь, чтобы я мог открыть ее и войти, чтобы вложить этот меч в руку Артура Бессмертного!"
Поднялся гул приглушенных голосов. Можно было услышать удивление и радость, а также восхищение бесстрашной парой.
Шлепанье босых ног все еще слышалось вокруг, но царапанья уже не было: когти были втянуты. Затем, прямо перед ними, на высоте глаз, там, где соединялись две стены расселины, появилось пятно света.
Это была точная копия монограммы на ободке кольца Мерлина!
Не колеблясь, Гвальхмай прижал гравированный опал к рисунку на граните. С резким, скрежещущим грохотом стены с обеих сторон отступили, открывая бронзовую дверь, над которой латинскими буквами была глубоко вырезана надпись:
Здесь лежит Артур.
Король былого и грядущего