Кольцо Мерлина

Дверь открылась от легкого толчка, и Гвальхмай с Кореннцей вошли в мягко освещенную комнату.

Круглая комната была наполнена приглушенными красками. По окружности стены шла фреска, разделенная на три части линиями тени, которую отбрасывали три золотых стержня, изогнутые вокруг светящегося шара. Шар висел под куполом потолка на длинной золотой цепочке, закрепленной в центре цветка с 12 лепестками. Каждый лепесток был назван в честь римского месяца, начиная с апреля и заканчивая февралем, в соответствии с римским годом.

Когда двое вошли в комнату, воздух всколыхнулся, и тонкие лепестки задрожали. Раздался мягкий щелчок, и линии тени едва заметно скользнули по фреске. Три строчки букв сдвинулись вместе с ними вдоль верхней границы фрески.

"Это то, что было", — прочел Гвальхмай. Эта надпись шла над первым разделом. Изображения были не нарисованы, а проецировались на стену светом из подвесного шара. Они узнали саксонские корабли-драккары, сражавшиеся с римско-британскими галерами, которых поддерживал большой дромон, давивший захватчиков форштевнем. Другой ряд рисунков показывал 12 побед Артура над саксонскими полчищами, а третья, последняя серия картин рассказывала в ярких сценах о долгом путешествии Мерлина, в результате которого раненый король оказался в этом убежище.

Гвальхмай посмотрел на стену между следующими двумя линиями тени, разделяющими фреску. "Это то, что есть", — прошептал он на ухо Коренице, словно громкий голос мог потревожить спящего, который лежал на похоронных дрогах в центре комнаты под светящимся шаром. Это был человек крепкого телосложения. На его лице с длинной бородой было не оставляющее сомнений выражение величия. То, что он был королем, было бы сразу признано в любой стране и при любых обстоятельствах.

Здесь покоился тот, кто был рожден, чтобы править; тот, кто все еще был надеждой своей нации; тот, кто спал, ожидая времени, когда он понадобится. Артур, надежда народа, великий Пендрагон, Артур бессмертный!

"Это то, что есть", — повторил Гвальхмай, глядя на картины на стене.

Перед ними предстала печальная картина покоренного острова. Саксы подчинены, их когда-то гордые шеи склонились. Ярость исчезла из их глаз, сменилась смирением. В руках они держали мотыгу и лопату вместо топора и щита, потому что их войны остались в прошлом, и теперь норманнские рыцари правили ими гордо и высокомерно. Норманнские знамена реяли над холмами, водными путями, лесами и горными перевалами, а норманнские корабли заполняли моря.

И все же было одно маленькое местечко, которое все еще оставалось Британией — горы на западе, где жили остатки народа, который саксы так и не завоевали и который теперь в одиночку бросил вызов новому захватчику. Здесь знамена с драконами все еще развевались над марширующими воинами и гордо отмечали замки свободной Британии.

Тем не менее, еще не пришло время Артуру восстать ото сна и поднять меч для последних сражений. Была еще третья часть фресок, которая называлась:

"Это то, что грядет".

И снова Гвальхмай увидел три ряда изображений, которые покрывали оставшуюся часть стены от потолка до пола. На вершине люди боролись против машин. Мрачное небо было освещено горящими городами, сквозь дым от которых скользили гладкие птицы смерти. Земля кишела гремучими огнедышащими монстрами, но люди выжили.

В среднем ряду, много времени спустя. Здесь больше не было городов; по-видимому, больше не было и людей. Машины сражались с другими машинами. Пейзаж был усеян ржавым, измученным металлом, холмы и равнины разворочены и взорваны. Деревья исчезли, и только черные пни торчали из земли, как гниющие зубы. Над картиной опустошения плыли наводящие ужас облака, пылающие смертоносной синевой, отражающейся в лужах блестящей жидкости, в которой нет ничего живого.

Неужели ничего зеленого не осталось на этой истерзанной земле?

В конце среднего ряда была одна маленькая картинка, не больше детской ладошки. Она была яркая и красивая, и Гвальхмай с Кореницей наклонились, чтобы рассмотреть ее поближе.

Как будто через окошко кукольного домика они смотрели на маленький цветник, крошечный, как мозаика из бисера. Там жужжали пчелы, а бабочки восторженно пробовали мед. Был летний день, и не было никаких признаков войны. В саду стояли две фигуры — юноша и девушка, которые смотрели на цветы… или они смотрели друг другу в глаза? Они обнимали друг друга и тянулись для поцелуя.

Глядя на них и на их мечту о надежде, Кореника почувствовала, как ее глаза увлажнились.

Конец еще не наступил.

В начале третьего ряда была только одна картина. Остальное пространство было пустым. Картина изображала вход в гробницу, в которой они сейчас находились. На фоне входа, со спины была изображена фигура человека в полном вооружении из блестящей стали. На левой руке у него был щит с эмблемой быка. Древняя эмблема Шестого легиона Виктрикс! Этой рукой он держал копье с вымпелом дракона, а в его правой руке сверкал Экскалибур.

Он стоял на фоне огненно-красного неба, видимого через открытую дверь, а рядом была фигура в белых одеждах, ожидающая, чтобы приветствовать своего грядущего короля. Гвальхмай сразу же узнал Мерлина, который сохранил короля для этого великого дня, когда он поведет ликующие армии в последнюю великую битву, которая навсегда положит конец войне.

"В конце концов, все это не напрасно", — подумал Гвальхмай. Печальные годы безнадежности, горе и опустошение, забытые радости, неизвестные рабам; все эти несчастья приходили и уходили, чтобы научить людей тому, что никогда не должно случиться снова.

Так что не все было потеряно. Артур не был мертв. Его жизнь была вынута из потока времени на какое-то мгновение; ибо так будет ему казаться, когда он проснется однажды для самого славного события своей в древние времена задуманной судьбы. Его время измерялось часами, которые отсчитывали не минуты и дни, а годы и века. В день пробуждения он увидит фрески. Он будет знать, что случилось. Он поймет, что делать.

Гвальхмай не мог знать, какой должна быть эта судьба, но понимал, что выполнил свою маленькую часть в ее осуществлении. Он принес меч Артура.

Гвальхмай пересек комнату, положил Экскалибур рядом с Артуром и перенес на меч руку спящего. Пальцы были теплыми; они разжались и медленно, как улитки, сомкнулись на рукояти.

Слабый вздох шевельнул бороду на его губах; веки приоткрылись на ширину реснички. Губы раздвинулись, и Артур произнес: "Мое…… время…… пришло?"

Гвальхмай приложил губы к его уху. "Спи спокойно, спи долго, мой любимый король! Время проснуться еще не пришло".

Глаза закрылись. Спящий снова погрузился в долгий, целительный покой. Гвальхмай с Кореницей на цыпочках вернулись в свой мир, в свое время — и бронзовая дверь закрылась за ними.

Они прошли несколько шагов и оглянулись. Гранитная щель была такой, какой была раньше. Ничто не указывало на тайну. Вокруг были негромкие знакомые звуки леса. Издалека доносился тихий плеск волн и шум ветра.

Пока они были в глубине горы, солнце село, и сверху к ним спускался колокольный звон, призывавший монахов из монастыря на вечернюю службу.

Гвальхмай рухнул на колени. Никогда еще он не чувствовал себя ближе к Богу Мерлина, чем при этом свидетельстве благотворного волшебства, которое сотворил его крестный отец. Это была самая белая, самая чистая магия, думал он.

Кореника глядела на море. Он знал, кому она сейчас благоговейно воздает хвалу. Ему страстно захотелось увидеть ее богиню. На мгновение он почувствовал недостойную зависть к их взаимной привязанности.

Гвальхмай и Кореника ощущали чувство благодарности, окружавшее их. Хранители были довольны. Они были рады этим гостям. С Артуром и со всем миром тоже все будет в порядке.

Перед наступлением темноты Гвальхмай с Кореницей спустились в лес. Они нашли сухую впадину, защищенную от ветра, и расположились на ложе из мягких листьев. Здесь они безмятежно лежали, наблюдая за медленным вращением звездного круга. Говорили о многом. Любили друг друга. Потом именно здесь они ждали, когда начнется отлив и откроет им дорогу на дамбе. И пока ждали, они заснули.

Вскоре после того, как Гвальхмай уснул, ему показалось, что он проснулся. Он оглянулся и увидел, что его возлюбленная рядом с ним, и что их обоих баюкает огромная женщина.

Ее голые руки были прохладными и мягкими. Он знал, что женщина любит их, и не боялся ее. Он заметил, что на ее руках не было мягкого пушка, как обычно у людей. Вместо этого они были покрыты мелкой чешуей и пахли солью. Он поднял голову и увидел огромное, но милое улыбающееся лицо.

Во сне Гвальхмаю показалось вполне естественным, что у женщины квадратные, а не овальные глаза. Это материнское существо не могло быть никем иным, как богиней Кореники — Ахуни-и, Духом волны, божеством, которую Люди рассвета знали как Сквонту.

Он ее не боялся. У Абенаков были только добрые легенды о ее деяниях на море. Конечно, она была милостива.

Но рядом с ней был еще кое-кто. Он не был другом — рыжебородый Титан, который опирался на огромный молот и говорил с грохотом далекого раскатистого грома. Эти двое обсуждали спящую пару.

"Этот человек — вор!" — рычал колосс. "Отдай его мне!"

Ахуни-и нежно улыбалась, глядя на них сверху. Она прижала их чуть ближе к себе. "Он такой маленький! Пожалей его, Тор! Это была не его мысль ограбить тебя. Это было поручено ему".

"Но именно он украл у меня. Именно он должен быть наказан".

"Тогда сделай его наказание легким, ради меня. Его жена любит меня. Я не хочу, чтобы ей было больно. Ты знаешь, у него уже есть заклятие. Оно связывает его, и он будет из-за этого страдать. Пусть этого будет достаточно. Я позабочусь о том, чтобы он вернул тебе золотую гривну. Прости его, Тор!"

А затем во сне Гвальхмай сам возвысил голос: "Я, конечно, верну золото, теперь, когда оно попало мне в руки во второй раз. Если я сделаю это, а я не обязан этого делать, я обещаю это из любви к справедливости, а не от страха. Но что тогда Тор сделает для меня? Мне думается, что справедливость — это обоюдоострый меч, он режет в обе стороны. Разве я уже не претерпел лишений? Разве у меня тоже не украли то, что для меня было дорого? Бог грома, око за око! Ты украл мой меч своей молнией и дождем, уничтожив его ржавчиной в гробнице Гетана! Дай мне взамен другой, и ты получишь свою красивую игрушку".

Тор мрачно хмыкнул. "Видишь, как люди торгуются, старшая кузина? Как он выставляет меня виноватым? Этот негодяй знает, что я не могу вернуть его меч, потому что он потерян безвозвратно, и теперь он поворачивает дело так, что я должен ему меч, а он мне ничего не должен! Он хочет обменять то, что ему не принадлежит, на вещь, которую он потерял! Где тогда наказание? Отойди в сторону, я сплющу его молотом!"

Ахуни-и одним огромным пальцем погладила волосы Кореники и наклонилась над ней с ласковой улыбкой. Она говорила с ней шепотом, ее голос звучал как дыхание маленьких волн, которые нежно ласкают берег.

"Тихо, ты, большой, неуклюжий Громовержец! Не разбуди мою спящую! Она только недавно стала женой. Ты же не хочешь так скоро сделать ее вдовой? А как насчет того, чтобы бы я подняла против тебя моего отца Посейдона? Он все еще живет, как ты знаешь, под разными именами. Я думаю, ты быстро понял бы, что он намного сильнее тебя. Древних богов будут бояться и уважать, когда мы с тобой уже давно будем забыты! Пользуйся своим молотом не для того, чтобы угрожать этим маленьким людям, а для того чтобы освящать их клятвы! И потом, один вор не имеет права критиковать другого!"

Гвальхмай расстегнул гривну и снял ее с тонкой талии Кореники, где она все еще носила ее для сохранности. Он поднял ее — или так ему показалось во сне, и смело сказал: "Мне думается, что эта безделушка была столько раз украдена, что теперь она может принадлежать только тому, кто последний раз держал ее в руках. Ведь она никогда уже не сможет вернуться обратно к тому, кто владел ею первым. Поэтому по справедливости она должна принадлежать мне или, возможно, Коренице, поскольку Гетан не помешал ей забрать гривну. Тем не менее, я верну ее тебе, если ты пообещаешь мне клинок хорошего качества и равной ценности с тем, что ты украл у меня".

Тор почесал бороду и наморщил лоб, делая вид, что задумался. Тайком он косился на золотую гривну. Уголки его губ дернулись от радости, стало ясно, что он уже принял решение.

"А если я так и сделаю? Ты дашь мне обет верности?"

"О, нет! Я никогда не смогу этого сделать, потому что Мерлин крестил меня, и я иду его путем в служении другому Господу. Кроме того, ты требуешь больше, чем ценность этой вещицы!"

Дух волны рассмеялась, и даже Тор невольно хмыкнул.

"Что за упрямый маленький спорщик, этот твой человек, старшая кузина! Ты действительно можешь гордиться им. У него будет меч, но он должен будет его заработать. Меч, который я имею в виду, далеко отсюда, и человечку придется проделать долгий путь, но зато это единственный в своем роде меч во всем мире. Герой, который когда-то владел им, не имел равных в силе и чести, и даже он не смог его сломать или как-то иначе уничтожить, когда пришло время сложить его.

Скажи-ка мне, хитрый вор, ты вернешь мою гривну, если я расскажу тебе, где сейчас находится самый лучший меч, когда-либо служивший твоему Господу?"

Гвальхмай глазами спросил совета у Ахуни-и.

Она кивнула. "В этом ему можно доверять. Тор — известный мошенник, но он никогда не нарушит сделку. Если он даст клятву на своем молоте, то сдержит ее, потому что для него это так же важно, как и для его почитателей".

"Тогда поклянись молотом, что этот меч будет моим, и гривна — твоя!" — воскликнул Гвальхмай.

"Клянусь!" — прорычал великан, и далекий гром прокатился в густом мраке, когда он коснулся лба молотом.

"Итак, сделка записана в Асгарде. Она не может быть отозвана. Отдай ему его игрушку, муж моей любимой дочери!"

Гвальхмай застегнул гривну и протянул Тору, а тот подцепил гибкий золотой обруч мизинцем и бросил в сумку.

"Взамен я даю тебе Дюрандаль, меч Роланда, лучшего паладина Карла Великого! Меч, который был давно спрятан, который долго искали, о котором много мечтали, и о котором никогда не забывали. Чтобы получить его, ты должен отыскать перевал Ронсеваль, который отделяет Францию от Испании. Я выполнил свою часть сделки. Не беспокой меня больше, умный вор, чтобы я не раскаялся в тебе!

На этот меч герой Роланд бросился, чтобы умереть. Сначала он изо всех сил ударил его о камень, чтобы сломать или повредить, дабы он не попал целым в руки сарацин, его врагов. Но меч был такой магической ковки, что ничто не могло разрушить его.

Много, много валькирий парило над этим полем битвы! Если бы Роланд был одним из людей Одина, валькирии с радостью отвезли бы его в Вальхаллу, но ему было уготовано другое место. Брунгильда внушила мародеру мысль спрятать меч в дупле дуба, а затем убила вора, чтобы сохранить секрет до других времен. С тех пор меч там и остался.

Ты веришь, что, если этот человек получит меч, он поднимет его в служении тебе, как меч служил раньше в честь его выскочки Господа?"

"Кузен Тор, — ответила Ахуни-и, — этот Господь однажды вытеснит нас обоих, будь то мечом или нет. Когда люди забудут нас и больше не станут приносить нам подношений, нас не станет. Мое время заканчивается, и твое на исходе. У меня есть одна верующая (вот она) и один последователь (вот он). Хотя он не поклоняется мне, он знает, что я существую, значит, он верит в меня. У тебя почитателей еще много, но это ненадолго".

"И только потому, что два человека из всех миллионов на Земле верят в тебя, и только одна молится тебе, ты существуешь? Похоже, это твое существование — случайность!"

"Твоя случайность тоже растет с каждым днем, дорогой кузен".

"Пока люди боятся грома и пока ищут пути на море, я буду нужен", — прорычал великан.

"Говори тише! Ты убедишься в этом, только когда это случится, как это происходит со мной. Смотри, моя усталая малышка просыпается. Дай им благословение, Тор, потому что он заплатил свой долг, и мы должны идти".

Тор протянул могучий молот, и его тень упала на них.

"Будьте благословенны, человечки! Хоть ты не дашь мне клятву верности, я буду присматривать за тобой на суше и на море, потому что хотел бы, чтобы ты стал моим. Своим молотом я освящаю ваши жизни! Вспоминайте обо мне в ваших странствиях. Если понадобится вам помощь, по первому вашему зову я покину свой особняк Билскирнпр и приду к вам. Прощай, храбрый малыш, и ты, его милая жена! Пусть все ваши желания исполнятся!"

Пока проснувшаяся Кореника моргала и терла глаза, Гвальхмай увидел, как две гигантские фигуры превратились в туман и исчезли. Сквозь них просияли яркие лучи восходящего солнца.

Тор был огромным дубом, под чьими выступающими ветвями они спали, а заботливые руки Духа волны были всего лишь двумя большими корнями, образующими стороны заполненной листьями впадины.

Что было сном, а что реальностью? — Гвальхмай не знал. Действительно ли он бросил вызов богу и торговался с ним? Был ли ему обещан меч, и завел ли он могущественного друга? Одно только было определенно. Золотая гривна исчезла, и, сколько бы они ни искали ее в листве, не смогли найти.

Гвальхмай рассказал Коренице свой сон. Тогда она перестала искать, но не выглядела удивленной. Позже иногда он задавался вопросом, не снилось ли ей то же, что и ему, но, поскольку она никогда не упоминала об этом, он предпочел не спрашивать.

У каждого должен быть хотя бы один секрет. Об этом секрете лучше было молчать, иначе ему пришлось бы, умерив гордость, признать, что он не был хозяином своей судьбы, а все что он делал, он выполнял по воле богини, а через нее — по воле своей жены.

Когда они спустились на берег, то увидели, что отлив снова обнажил дамбу и открыл дорогу. Из монастыря уже звонили к утренней службе, а из гавани выходили первые рыбацкие шлюпки. Это было прекрасное утро.

Перейдя на материк, они увидели небольшую группу хорошо одетых мужчин и женщин, которые собрались вокруг их лодки и с интересом осматривали ее. Когда Гвальхмай с Кореницей подошли, один человек снял шляпу и вежливо поприветствовал их, сделав несколько шагов навстречу.

"Дорогой сэр, я узнал от рыбаков, что вы паломники, и что это ваша лодка. Мой господин, король Броне хочет купить ее у вас, чтобы вернуться на ней в свой замок Морфа в Харлехе. Мы тоже паломники и прошли пешком через весь Уэльс, чтобы исполнить обет, и теперь наши ноги устали и болят. Могу ли я узнать, не продадите ли вы нам свою лодку и, если да, какую цену вы за нее запросите?"

Гвальхмай и Кореника посмотрели друг на друга в некотором замешательстве. С одной стороны, было опасно отказывать королю в чем-либо, даже если тот был вне своей страны. Люди благородной крови были склонны видеть вещи иначе, чем простолюдины, и предпочитали общаться с равными.

С другой стороны, Гвальхмаю самому нужна была лодка, чтобы путешествовать без помех и опасностей. Он хотел двинуться не на север, а на юг, чтобы найти меч, обещанный ему Тором. Кроме того, теперь, когда он выполнил поручение Мерлина, он мог, наконец, отправиться в Рим и доставить послание отца императору.

Если это окажется невозможным, может потребоваться много времени, чтобы найти и убедить какого-нибудь неизвестного христианского монарха в том, что было бы полезно и выгодно послать флот, чтобы завладеть землей Алата.

Ему не терпелось отправиться в путь, и он был уверен, что на севере ему нечего делать, однако не мог отказать королю.

"Передайте своему господину, что лодка не продается. Однако, так как я тоже сын короля, я окажу ему любезность в том отношении, что если он снабдит меня и мою даму картами, схемами и лоцманом, чтобы безопасно провести нас мимо нормандских берегов и высадить нас в Испании, то он сможет получить эту лодку в свое распоряжение, а я буду рад приветствовать его на ней".

Мужчина вернулся к своей группе. Люди принялись оживленно обсуждать предложение. Многие качали головами; казалось, у женщин было особенно много доводов против этой идеи.

В конце концов, король подошел сам поговорить с ними, и Гвальхмай представился.

Король поклонился ему как равному. "Имя Гвальхмай в почете среди нас. Я сразу увидел, что в вас течет кровь кимров, но в вас есть еще что-то странное. Я никогда не видел человека с такой красной кожей.

Мои люди малодушны. Дамы боятся отправляться в путешествие до побережья Испании, хотя это справедливое предложение. Кроме того, никто из мужчин не хочет покидать мою свиту, чтобы отвезти вас в качестве лоцмана в эту чужую страну.

Вместо этого, я прошу вас, если вы не продадите лодку, отвезти нас сначала в мой замок, где я с радостью вознагражу вас тем, что вы просите, и где вы сможете быть моим гостем, сколько захотите".

Гвальхмай собирался возразить, когда Кореника слегка толкнула его локтем. Он увидел, как загорелись ее глаза, и заподозрил, что ей очень понравилась идея какое-то время пожить в настоящем королевском замке и почувствовать себя принцессой.

"Отлично. Тогда ваши господа будут нашими моряками, а я их капитаном. Дамы — я надеюсь, они умеют готовить — будут заботиться о нас, а вы дадите отдых ногам и доберетесь до своего замка".

К тому времени, когда полный прилив поднял лодку, на борт уже погрузили дополнительную провизию и еще одну бочку с водой.

Для дам в маленькой каюте разложили подушки. Якорь подняли, развернули и закрепили парус, и вышли из залива. В открытом море они повернули на север, повторяя путь предыдущих дней. Это казалось возвращением по следу, но Гвальхмай утешал себя мыслью, что для странника все дороги одинаковы, если в конце пути есть кров.

Теперь у них на борту были люди, которые знали каждый уголок побережья, поэтому во время плавания их развлекали местными легендами. Так, Гвальхмай и Кореника узнали, когда обогнули скалистый мыс Край земли (Land’s End) и увидели Сеннен-Ков справа от себя, что здесь король Артур встретил вторгшихся скандинавов. С помощью семи корнуоллских королей в битве при Веллан-Друхере армия Артура уничтожила их, и ни один захватчик не остался в живых, чтобы доставить весть о поражении обратно через Ирландское море.

После битвы, на празднике собравшиеся короли обедали вместе, сидя за большим камнем, как за столом. Мерлин предсказал, что у этого камня встретится еще больше королей, чтобы отразить еще одну угрозу со стороны людей севера, и что в этой смертельной битве наступит конец света.

Когда они плыли дальше, им показывали святые колодцы и указали место, где однажды русалка была убита стрелой, и теперь тамошние пески прокляты ею навсегда.

На вершинах крутых мысов, возвышающихся над сушей и морем, они видели безымянные разрушенные крепости, и повсюду — пирамиды из огромных гранитных блоков, которые отмечали могилы гигантов. Им показали место, где великаны сражались друг с другом, швыряя раскаленные камни, и скакали в облаках верхом на лошадях, топот копыт которых звучал как гром.

Они узнали о злых феях, населявших горы, и о добрых феях, которые жили в цветах наперстянки и танцевали ночью в лунном свете, и тогда оба вспомнили об Эльвероне, задумались, поженились ли принц Оберон и леди Титания, и грустил ли все еще сэр Хуон, но Кимрам они об этом ничего не сказали.

Они скользили вдоль этого населенного побережья, пока, наконец, не достигли замка Морфа Харлех и не высадились на берег во владениях короля Бронса, где широкий полумесяц берега протянулся на много миль огромной дугой. Здесь накатывались волны, чтобы разбиться полукругами кремовой пены; здесь замок Харлех поднялся на мрачной обнаженной скале, словно орлиное гнездо.

Крепость смотрела на плодородную зеленую долину, за которой лежала величественная, впечатляющая возвышенность Ир Уитва Фаур, "Великая могила", где давно жили гиганты и демоны, и которую современные люди называют Сноудон.

Король Броне с уважением указал на гору. "Там похоронен король Артур". Гвальхмай и Кореника переглянулись, скрывая улыбки.

Менестрель короля Бронса ударил по струнам арфы и спел минорным аккордом:

Мужчины и женщины склонили головы, чтобы почтить давно ушедшего короля.

В это время, на крепостной стене замка Харлех прозвучали звуки горна, и сразу же небольшой отряд выехал из ворот, чтобы узнать, что за люди появились перед замком. Велико было ликование, когда они узнали своего короля, так как не ожидали его возвращения так скоро и тем более не ожидали, что он вернется морем. Паломников с торжественными церемониями сопроводили в замок.

Как и обещал король Броне, Гвальхмай и Кореника получили обхождение в соответствии с их заявленным статусом. Им было предоставлено несколько прекрасно отделанных комнат.

Во время морской поездки Кореника, точнее, Никки, как назвалась валлийская девушка, чувствовала себя плохо. Она страдала от слабости, которая длилась дольше, чем это можно было бы объяснить трудностью путешествия.

Нежная забота вернула ей здоровье в течение зимы, однако она предпочитала оставаться в замке, пока Гвальхмай и рыцари-кимры совершали вылазки в пограничную зону, где сталкивались в нечастых, но жестоких стычках с постоянно проникающими норманнскими захватчиками. В течение всего сезона пустоши удавалось держать неприкосновенными, в то время как женщины ждали и гадали, кто из рыцарей вернется, а кого будут оплакивать.

Опыт обращения с настоящими лошадьми у Гвальхмая был небольшой. Ему больше нравились шестиногие кони Эльверона. Животное, у которого ноги располагаются только по углам тела, по его мнению, движется неровно и неудобно. Однако он быстро привык к странной поступи лошадей и к весу доспехов, которые были тяжелее, чем у норманнских рыцарей.

Иногда кимры приводили саксонских беженцев. Гвальхмай, глядя на этот жалкий, измученный народ, не мог представить, что когда-то саксы были ужасом Британии. Голодные, изможденные, отупевшие от долгих лет крепостного права, отмеченные шрамами от кнутов и кандалов, они собственным примером показывали Кимрам, как может повернуться колесо фортуны и как легко угнетатели становятся угнетенными.

Видя такое, кимры снова и снова клялись, что Харлех никогда не станет норманнским. Король Броне, качавший на колене своего сына принца Овалина Гвинедда, поклялся, что будет сражаться за каждый фут земли, которую его предки считали своей.

Нынешние владения бриттов были действительно крошечными, но они гордились своим наследием, тем, что устояли перед римлянами, перед саксами и перед нынешним врагом, который захватил больше британских островов, чем какой-либо другой враг — но бритты все же оставались свободны!

Однако Гвальхмай ощущал подспудное настроение, понимание, что одной храбрости недостаточно против численно превосходящего врага, и что в конце концов наступит последний день. Он мог видеть это, когда после очередного пограничного сражения привозили убитых рыцарей; когда дамы не появлялись за столом, потому что сидели в своих комнатах, оплакивая любимых; когда исчезали знакомые лица, и их место на крепостных стенах занимали новые.

Иногда сам король выглядел измученным и замкнутым, и тогда Гвальхмай догадывался, что его, должно быть, преследовал кошмар и мысль о том, что маленький принц, возможно, никогда не наденет корону.

Кореника попросила Гвальхмая рассказать королю об Алате, чтобы этот крошечный остаток народа, который Мерлин и король Артур так старались защитить, в свой последний час мог покинуть остров и найти спасение на другой стороне океана.

Долгое время Гвальхмай отказывался, говоря, что может раскрыть секрет только императору Рима. Но, в конце концов, он согласился: "Мне кажется, что судьба Алаты — стать не дополнением к империи Рима, как хотел мой отец, а домом для всех несчастных и гонимых!"

"Можно ли представить лучшее предназначение?" — воскликнула Кореника.

К удивлению Гвальхмая, король Броне отклонил предложение.

"Я не смогу оставить свой народ. С теми немногими судами, что есть у меня, мы сможем перевезти лишь небольшое количество кимров. Даже если бы мы могли сделать несколько поездок, как только норманны поняли бы, что наша сила уменьшилась, они захватили бы на нас. Логрия — Англия — поглотит тех, кто остался. Это было бы актом предательства.

Я понимаю, что вы сделали предложение из лучших побуждений, я ценю это и благодарю вас, но мы будем бороться за свободу этой страны, и для этого нам нужен каждый мужчина и каждый мальчик. Наши женщины не хотели бы иной судьбы, да и я не стал бы просить их об этом.

Однако, все, что вы мне рассказали, будет записано и сохранено в укромном месте. Если когда-нибудь мы придем к соглашению с норманнами и будем жить с ними как мирные соседи, может случиться, что мой сын или его сын когда-нибудь захотят отправиться на вашу родину в поисках приключений. Это была добрая мысль, принц Гвальхмай, но сейчас я должен от нее отказаться".

Весной следующего года на границе было спокойно. Крестьяне мирно обрабатывали поля, а рыцари не выезжали на сражения. Впервые за долгое время женские слезы проливались не из-за политики королей, а из-за мелких неприятностей.

Яблоневый цвет мягко падал на могилы храбрых, рыбаки тянули сети, а торговые суда приходили и уходили из гавани Морфа.

И вот настал день, когда Гвальхмай с Кореницей отплыли на судне одного виноторговца из Малаги, оборудованном, как и обещал король Броне. У них были лучшие карты, которые можно было купить, указания относительно того, где может находиться их пункт назначения, и благословение их добрых хозяев.

Король Броне и его люди выстроились вдоль берега, чтобы проводить их. Менестрель спел на прощанье грустную песню. Путешественники долго махали оставшимся, а когда они вышли далеко в море и Кимрию уже не было видно, не сводили глаз с весело трепетавших на ветру ярких вымпелов с драконами над замком Харлех.

"Счастливого пути! Прощайте! Удачи тем, кто уходит и никогда не вернется!"

Это было действительно грустное прощание, и долгое время люди при дворе вспоминали чужестранцев, которые жили рядом с ними какое-то время, а потом ушли навсегда и оставили о себе добрую память. Иногда они задавались вопросом, как сложилась потом жизнь высокого краснокожего принца и его смуглой жены, которая любила его так нежно, и чей смех звучал как золотые колокольчики.

Менестрель сочинил песню в их честь. Ее часто пели еще долгое время, пока одно поколение сменяло другое. Иногда внука этого менестреля после этой песни просили спеть песню про Мадока, подбадривая его аплодисментами.

Он замирал на некоторое время, а затем громко ударял по струнам арфы и объявлял как прелюдию к песне:

"Вот три исчезнувших человека, три утраты острова Британия!

Первый — Гавран, сын Айдана, и его люди, которые отправились в море в поисках Зеленых островов потопа, и о которых больше никогда не слышали;

Второй — Мирддин, бард Аврелиана Амброзия, и с ним девять бардов знаний, которые вышли в море в стеклянном доме, и никто не знает, куда они ушли;

Третий — Мадок, сын Овалина Гвинедда, который вышел в море с тремя сотнями человек на десяти кораблях, и никому не известно, куда они отправились".

После этой песни люди тихо плакали, так как многие помнили Мадока, а некоторые знали его отца Овалина, и было несколько стариков, которые видели самого короля Бронса.

И именно эти немногие иногда задавались вопросом, есть ли какая-либо связь между появлением этих чужестранцев из-за моря и исчезновением принца Мадока.

Они гадали о том, в какую таинственную страну те могли отплыть, но так как принц Мадок взял с собой старые записи, то к тому времени только Гвальхмай и Кореника могли бы им ответить, но их уже не было в Британии.