Электра находилась в ожидании.
Она уселась по-турецки, держа в руках веревку, приводящую ловушку в действие. Она замерла. Безмолвна, как окружающие ее старые шкафы в тени, один темнее другого.
Дыхание Электры замедленно и еле слышно. Пыль оседала прямо на нее, но она не обращала на это никакого внимания.
«Выходи, выходи…» — призывала она, еле заметно шевеля губами.
Она ждала, сжимая веревку и вглядываясь в темноту. Где-то далеко гудели котлы, накачивая горячую воду в батареи гостиничных комнат. Счетчики медленно тикали, каждый в своем ритме. В подвале царила пыльная тишина.
Гостиница, город — все это казалось ужасно далеким.
Не холодно.
На календаре — двадцать девятое декабря.
Это было начало. Но Электра еще ничего не знала.
Раздался еле заметный шум: Электра поняла, что мышь приближается. Цок-цок, — донесся стук маленьких лап по полу где-то в темноте.
Электра чуть натянула веревку, довольно улыбаясь: «Непобедимый запах овечьего сыра».
«Еще никто не устоял перед овечьим сыром», — всегда говорила тетя Линда, когда заходишь на кухню.
Цок-цок. И тишина. Цок-цок. И опять тишина.
Мышь понюхала воздух, осторожно следуя за ароматом.
«Почти попала в ловушку», — подумала Электра, поставив большой палец на веревку. И задала немой вопрос: «Когда же ты попадешь туда, глупая мышь?»
Она сделала простую ловушку: кусок овечьего сыра и старая коробка из-под обуви, опирающаяся на старую ручку от зонтика. Стоит дернуть веревку, и коробка упадет на мышь. Единственная проблема — в темноте сложно определить, когда мышь доберется до сыра.
Нужно было довериться инстинкту. А инстинкт говорил, что еще рано.
Электра ждала.
И еще чуть-чуть.
Цок-цок. И снова тишина.
Электра обожала такие моменты. В любом продуманном плане самое прекрасное — те минуты, когда ты ждешь триумфального завершения.
Она уже предчувствовала, с каким обожанием посмотрит на нее отец, когда выйдет из своего микроавтобуса. И как закричит от ужаса тетя Линда, когда увидит мышь, мертвую и одеревеневшую, на веревочке, как и положено мертвой и одеревеневшей мыши.
А другая тетя, Ирэн, просто сказала бы: «Ты не должна играть в подвале. Это очень опасный лабиринт». И добавила бы, хитро сверкнув глазами: «Никто не знает, куда ведет этот лабиринт».
Электра спустилась не для игр: у нее есть миссия — поймать мышь.
Это совсем не игра.
Снова слышно, как цокает мышь.
И вдруг…
Вдруг потолок подвала начал вибрировать от множества сильных ударов — в шкафах задребезжали бутылки.
«Это невозможно, — подумала Электра, глядя вверх. — Нет, не сейчас!»
Но вибрация не останавливалась. Начала вздыматься потревоженная пыль. Удары по потолку учащались, превращаясь в стук рассерженных шагов. Вместе с ними приближался звук громкого голоса.
Голос начал перерастать в настоящую сирену.
— ЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЛЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕКТРАААААААААА!!! — завопила сирена, и при этом начала раздаваться барабанная дробь по двери подвала.
Луч света упал на ступеньки и заскользил по нагромождениям мебели, бутылкам вина, шкафам и статуям.
Электра посмотрела перед собой: серая мышь стояла на задних лапах в сантиметре от коробки из-под обуви.
— Не убегай! — умоляла девушка, дергая за веревку.
Коробка упала, но не на мышь.
— Не-е-ет! — закричала Электра.
На верхних ступеньках лестницы пальцы тети Линды на ощупь нашли клавиши выключателей и нажали их все сразу. Одновременно под потолком зажглись десятки ламп в круглых абажурах, сделанных из старых бутылок, и их свет залил все темные уголки.
— Электра! Ты сидела в темноте?
— Проклятие! — воскликнула Электра, вставая. — Она опять убежала!
— Кто от тебя убежал? — перебила тетя.
Электра угрожающе посмотрела на нее, держа старую ручку от зонтика.
— Чего ты сейчас хочешь, тетя?
Стоя на верхней ступеньке, тетя Линда оглядела подвал, как будто видела его впервые и вздохнула:
— Какой беспорядок! Когда-нибудь нам с твоим отцом надо тут прибраться. Нельзя, чтобы подвал был в таком состоянии.
«Она что, совсем забыла, зачем сюда пришла?» — думала Электра.
Глядя на нее, девушка начала злиться. Тетя провела рукой по волосам, поправляя седые пряди, даже не понимая, что она наделала. Бесполезная коробка из-под обуви валялась на полу, а где-то за камнями стен подвала пряталась совершенно здоровая мышь. Безжалостные лучи ламп осветили целый лабиринт коридоров и забитых всякой ерундой комнат.
— Тетя, чего ты хочешь? — закричала Электра во второй раз. Но та и не собиралась отвечать. — ТЕЕЕЕЕЕЕЕТЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯ!
Тетя взглянула на нее непонимающе.
— Электра, милая, — начала она спокойным тоном, — звонил твой папа из аэропорта. Он говорит, что с комнатами проблема. Ужасная проблема.
— Какая?
— Он мне не сказал.
А где он сейчас?
Тетя Линда улыбнулась:
— В аэропорту.
Фернандо Мелодия резко захлопнул телефон: механический голос автоответчика только что сообщил ему что на его счету недостаточно средств.
— Черт, — прошептал он сквозь аккуратно постриженные усы. — Ну и что мне делать?
Рядом с ним расположилась семья Миллер, американская пара с довольно-таки свирепого вида сыном. Они спокойно стояли у стойки терминала А, поглядывая на батарею огромных чемоданов.
Родители были меньше ростом, чем их сын, худой, нечесаный дылда, оглядывающийся с таким видом, будто его ведут на эшафот. Возможно, он стыдился своих родителей: отец в пиджаке в клеточку и с галстуком-бабочкой, похожий на выдру; на матери костюм цвета хурмы.
Вот они, Миллеры. Приехали и всем довольны.
Они забронировали последнюю свободную комнату в гостинице, чтобы встретить Новый год в Риме. Профессора ждали на приеме в научном обществе, занимающемся климатом. Жена, очевидно, мечтала о шопинге. А у сына такой вид, как будто его сюда затащили силой.
Фернандо вздохнул.
Чтобы показать, как называется гостиница, он взял с собой папку, на которой написано:
Это была идея Электры. Отличная идея, хотя в глубине души Фернандо чувствовал, что он смутно проклинает себя за то, что взял эту папку с собой. Стоило ему поднять надпись, как Миллеры приблизились к нему с улыбкой. По крайней мере, муж и жена.
Обменялись рукопожатиями.
— Вы так любезны, что приехали за нами, — поблагодарил его синьор Миллер, на секунду оставив свою тележку.
Фернандо ответил ему неопределенной улыбкой, и с этого момента он ни на минуту не прекращал улыбаться все той же нейтральной улыбкой. Улыбкой, в которой были похоронены все его чувства и мысли.
Дело в том, что Фернандо приехал в аэропорт Фьюмичино, чтобы встретить двух человек. Не трех. Двух француженок по фамилии Бланшар, а не трех американцев по фамилии Миллер. Он ждал мать и дочь, которые должны были прилететь рейсом 808 в терминал В из аэропорта Шарль де Голль в Париже. Молодая женщина Сесиль Бланшар, стилист, и ее дочь Мистраль. Он собирался встретить их, посадить в гостиничный микроавтобус, дать ключи от комнаты номер четыре, окрашенной в цвет лаванды, с ванной, душем и очень красивой плиткой на потолке.
Это была последняя свободная комната в гостинице.
Не было другой, еще одной свободной комнаты для трех американцев. А они были абсолютно веселы и спокойны, как будто точно знали, что комната есть.
Фернандо совершил ошибку при бронировании комнат.
Проблема серьезная, а решений не так уж и много.
Он сжал в кармане телефон, на счету которого кончились деньги, и понадеялся, что Электра сама ему позвонит.
— Какие-то проблемы? — спросил американский профессор, поправляя галстук-бабочку привычным, еле заметным движением.
— Нет, все в порядке, — заверил его Фернандо, пытаясь судорожно найти решение проблемы и стараясь не думать о том, что в конце года Рим битком набит туристами. — Мы просто должны встретить еще одну пару гостей. — Он указал на табло, где было написано, что рейс из Парижа уже приземлился. — Они вот-вот будут.
Фернандо отошел в угол, чтобы не стоять на пути у людей с тележками, и попытался успокоиться. «Мы все решим», — подумал он. С тех пор как умерла его жена, он не первый раз ошибается с бронированием комнат. Но еще ни разу не случалось такого, чтобы весь отель был полон. Ему казалось, что весь город тоже набит битком.
Он подумал об Интернете. Как только появилась возможность бронировать комнаты онлайн, все усложнилось. Раньше можно было договориться по телефону. Теперь нужно включать компьютер, проверять почту, отмечать забронированные комнаты, записывать имена, время пребывания и вбивать 16 цифр номера кредитной карточки.
Весь этот процесс превратился в настоящую бухгалтерию.
Толпа, человек в двадцать, появилась у выхода с международных рейсов — знак того, что рейс из Парижа приземлился. Фернандо вздохнул и обреченно поднял папку над головой.
А вдруг парижанки опоздали на самолет? Или, может, они передумали? Или вдруг есть еще одна свободная комната, а он об этом не помнит. Правда, это маловероятно — в отеле всего четыре комнаты.
Он бросил сочувствующий взгляд на американского парня, который казался еще более мрачным, чем сам Фернандо.
Телефон упорно продолжал молчать. Когда же Электра перезвонит?
— Это вы из гостиницы «Домус Квинтилиа»? — неожиданно спросил его мужской голос.
Фернандо посмотрел сверху вниз на двух маленьких китайцев: мужчина, одетый в сверкающий шелк, и веселый мальчишка с голубыми глазами и стрижкой «под горшок». Чтобы еще больше показать всем свою беззаботность, мальчик улыбался, демонстрируя ряд безупречных зубов и совершенно здоровых десен.
— Что вы сказали, простите? — механически ответил Фернандо. Он почувствовал, как страх перед неизвестностью пополз холодной змеей по его позвоночнику.
Одетый в шелк мужчина поднял на уровень живота листок, на котором что-то было напечатано.
— Я синьор Си-Йонг Ван Хо, — представился он. — А это мой сын, Шенг Йонг Ван Хо. Так любезно с вашей стороны встретить нас.
— Из… извините? — смутился Фернандо. Говоря это, он заметил краем глаза, что приближаются дама-француженка и девочка, судя по всему, ее дочь.
Синьор Си-Йонг Ван Что-то Там снова приподнял свой листок бумаги к животу. Его сын Шенг довольно улыбался.
— Мы заказали комнату номер четыре в вашем отеле. Вы так добры, что приехали встретить нас.
Неуверенная улыбка Фернандо Мелодия застыла, как у каменной статуи.
И в этот момент француженка-стилист, единственный человек, которого он ждал сегодня вечером, сказала дочери:
— Смотри, Мистраль. Вот человек из нашей гостиницы.
Фернандо застыл, не зная, что делать дальше.
Возможно, поэтому он не заметил, как мимо него прошел мужчина, одетый в черное, за которым тянулся сильный запах фиалкового одеколона.