Комната, чтобы умереть

Глава II

Месяц спустя, повинуясь долголетней традиции, Энн послала матери поздравление с днем рождения, адресовав его «Пембертон-авеню, 828, Сев. Голливуд». Руководствуясь смешанным чувством мстительности и любопытства, она приписала в конце: «Ну как, получилось что-нибудь с Роландом?»

Через некоторое время конверт вернулся с пометкой «Адресат выбыл в неизвестном направлении». Энн кинула письмо в мусорное ведро.

Еще неделю спустя она отметила свой двадцать шестой день рождения. Не успеешь и глазом моргнуть, как стукнет тридцать,— не замужем, да к тому же школьная учительница. Ей начали рисоваться мрачные перспективы одинокой жизни. Но запускаться в панику было нельзя: самый верный способ отпугнуть тех немногих перспективных холостяков, с которыми она была знакома.

Что ей сейчас нужно — это какие-то перемены, решила Энн. Перемена обстановки, друзей, профессии, расширение кругозора. Надо изменить все! Начать жить по-новому... Легко сказать. Она не отличалась бережливостью — накопления были весьма скромными. Хватило бы, пожалуй, на поездку в Мексику на пару месяцев, а может, и в Европу, ведь учителям и летом шло жалованье. Но вернуться потом в эту же квартиру, в тот же класс в школе — какой это будет ужасный финал! Конечно, можно было подумать о Корпусе мира. Энн критически оценила и этот вариант. Так ли уж она была предана идее мира? Вряд ли...

Примерно в то же время она познакомилась на вечеринке с Джимом Ллевеллином и безумно, с первого взгляда в него влюбилась. Естественно, пошли неприятности, Джим был женат. Жена, по его словам, была сущей ведьмой, он уже два месяца жил отдельно. Единственное, что удерживало его от развода,— похоже, тут можно было ему верить,— были дети. Связь их продолжалась до тех пор, пока Энн не позвонила жена Джима и не попросила упавшим голосом о встрече. Энн тут же, вспотев от волнения, согласилась; и так в ее квартире появилась Дороти Ллевеллин — вне всякого сомнения, порядочная женщина, единственным недостатком которой оказалась ее внешность: она была невзрачной, как совок для угля.

Энн охватило чувство вины; она поняла, что попала в дурацкое положение. И положение, действительно, было ужасное: она ощущала себя дешевой, вульгарной, заурядной потаскушкой. Она заверила Дороти Ллевеллин в том, что связь с ее мужем подходит к концу. Женщина грустно поведала, что ей до смерти надоело удерживать Джима на привязи. «Я знаю, что я некрасива, но он так умолял меня выйти за него замуж, что я согласилась. Я честно выполняю свой семейный долг. Думаю, что со временем и он успокоится, прекратит эту... это...» Она заколебалась в выборе слова.

— Волокитство,— закончила за нее Энн.

Дороти ушла, а Энн погрузилась в еще более мрачную, чем обычно, депрессию. Джим Ллевеллин никогда больше ей не звонил.

В мае Энн окончательно решила не возобновлять контракт с начальной школой, почти окончательно.

Вечером 30 мая, в четверг, Энн только успела прийти и переодеться, как зазвонил звонок входной двери. Она открыла дверь и увидела в коридоре серьезного молодого человека в темно-синей форме. Надпись на рукаве гласила: «Заместитель шерифа, округ Сан-Франциско».

— Мисс Нельсон?

Энн кивнула в ответ.

— Разрешите войти?

Энн отступила назад, заместитель шерифа вошел. Казалось, его что-то смущает.

— Я пришел к вам с очень неприятным известием,— сказал он, избегая взгляда Энн.

— Да? И что же такое я натворила?

— Ничего, насколько мне известно. Дело в том, что мне поручено сообщить вам неприятное известие.

Энн ждала.

— Это касается вашего отца.

— Отца? С ним что-то... случилось?

— Хуже.

— Он умер?

— Боюсь, что это так, мисс Нельсон.

Энн задумчиво прошла на кухню.

— Могу я предложить вам стакан хереса?

— Благодарю, нет.

И искренне добавил:

— Но, конечно, себе обязательно налейте.

Энн улыбнулась — его искренность показалась ей забавной.

— Уж не думаете ли вы, что я собираюсь упасть в обморок? Я всегда выпиваю стаканчик хереса, когда возвращаюсь домой.

Заместитель шерифа слегка поднял брови.

— Понимаю.

Но было видно, что он ничего не понимает.

Энн вернулась в гостиную.

— Как это случилось?

— Я не знаю подробностей. Насколько мне известно, он умер от пулевого ранения.

Энн в изумлении уставилась на него.

— Он был ранен? Из пистолета?

— Как я понял, да.

— Вы имеете в виду... несчастный случай? Или кто-то его застрелил?

Заместитель шерифа покачал головой.

— Я действительно не знаю подробностей. Если вы позвоните инспектору Томасу Тарру, в офис шерифа, он вам подробно все расскажет. Номер телефона — Гленвуд 4—4010.

Энн тут же направилась к телефону.

— Вы действительно не хотите выпить хереса?

— Нет, спасибо.— В голосе его уже не чувствовалось участия.

Он сказал официальным тоном:

— Если все в порядке, я пойду.

— Я вовсе не такая уж бесчувственная,— заметила Энн.— Просто мы с отцом никогда не были близки.

— Ну что ж, мне пора идти.

Он ушел. Энн набрала GL 4—4010 и попросила инспектора Томаса Тарра. Легкий, с хрипотцой голос ответил:

— Инспектор Тарр слушает.

— Это Энн Нельсон. Мне только что сообщили об отце.

Голос Тарра посуровел.

— Да, да, мисс Нельсон. Дело очень неприятное.

— Что случилось?

— Сегодня утром вашего отца нашли мертвым в его доме. Мы еще не закончили расследование, но обстоятельства, похоже, указывают на самоубийство.

Энн с недоумением уставилась на телефонную трубку.

— Вы сказали — самоубийство?..

— Да.

— Я не верю в это.

— Других объяснений пока найти не удается.

— И все же я не верю. Когда это случилось?

Тарр явно осторожничал.

— Точных данных у меня пока нет. Но он был мертв уже по крайней мере несколько дней.

— Невероятно,— сказала Энн.— Все, кто когда-либо знал моего отца... Это чудовищно!

— Он никогда не заговаривал о самоубийстве?

— Никогда. Хотя...

— Значит, упоминал об этом?

— Нет.— В голосе Энн появились такие же осторожные нотки. Когда я виделась с ним в последний раз, мне показалось, что он чем-то озабочен, но это было несколько месяцев тому назад, он только что расстался со своей женой.

— Он был в состоянии депрессии?

— Но не до такой степени, чтобы покончить с собой. Он говорил что-то о «переходном состоянии», в котором он находится, но я не поняла, что он имел в виду.

— Похоже, он был довольно странным человеком.

— Так оно и было.

— Вы его ближайшая родственница?

— Единственная родственница. Мне, видимо, и придется всем этим заняться — похоронами и всем прочим.

— Думаю, вы сами решите, что делать. Нам нужно от вас официальное опознание.

— Боже мой, это действительно необходимо?..

— Боюсь, что да.

— Сегодня?

— Нет, это не обязательно. Дело в том, что мое дежурство сейчас заканчивается. Что, если вам позвонить утром, а может, вы подойдете сюда, скажем, часов в десять?

— Я буду у вас в десять часов.

— Тогда до завтра.

Энн медленно поднялась со стула и с минуту стояла посреди комнаты, потом налила себе еще стакан хереса, снова села. Шок прошел, его место заняло чувство, очень близкое к благоговейному ужасу. Самоубийство! Инспектор Тарр сказал это вполне определенно; верит она или не верит — ей придется принять это объяснение.

Она вспоминала своего отца, каким знала его многие годы: человек он был сложный и непостоянный; высокий и худощавый, с резкими орлиными чертами лица и копной густых, рано поседевших волос. Много раз Энн пыталась найти разумное объяснение тем принципам, согласно которым жил ее отец. Всегда она приходила к одному и тому же выводу. Роланда Нельсона — если грубо, в общих чертах, обрисовать ситуацию — абсолютно не интересовало ничье мнение, кроме собственного, и зачастую он поступал так, что это до основания разрушило бы репутацию и достоинство менее уверенного в себе человека. Она вспоминала их встречу прошлым летом. Энн наскочила на него в художественном салоне, куда он поместил несколько своих абстрактных скульптур, цинично изготовив их из разного металлического хлама. Явно подрывая свой бюджет, он пригласил Энн пообедать в лучший ресторан города.

За кофе он упомянул, как бы не придавая этому большого значения, что он и его вторая жена решили разойтись.

Энн, привыкшая к капризным, явно из чувства самосохранения поступкам и оценкам отца, не удивилась. Она лишь выразила мягкое неодобрение.

— Тебе так повезло с Перл — она была для тебя просто находкой!

— Разумеется, она хорошая женщина. Слишком хорошая. И она старалась. Слишком старалась! Когда предвосхищают каждое мое желание, мне становится не по себе. А уж когда я и сам еще не знаю, какое будет желание...

— Надо было дать ей время — она бы поняла, что от нее требуется. Вы были женаты всего шесть месяцев.

— Шесть с лишним. Нет, все! Все кончено. Капут. Я сейчас на перепутье.

— Что ты имеешь в виду?

— Вношу кое-какие изменения. Переставляю мебель в комнатах. На это нужно время.

— Где ты сейчас живешь?

— За городом, возле Инисфэйла. Неделями ни с кем не встречаюсь. Ты не представляешь, как мне это по душе.

— Полагаю, ты целиком ушел в искусство,— сказала Энн с иронией, намекая на его авангардистские скульптуры.

Роланд улыбнулся своей неопределенной улыбкой и подозвал официанта, чтобы расплатиться.

Примерно через неделю — было уже одиннадцать часов вечера, шел дождь — в квартире у Энн зазвонил телефон. Это была Перл. Она извинилась, что беспокоит ее так поздно вечером. Энн заверила ее, что она еще не ложилась, читала книгу; потом они с полчаса говорили о Роланде. В голосе Перл проскальзывали меланхолические и одновременно философские нотки. Она выходила замуж за Роланда, полностью сознавая все его странности; просто жизнь их не заладилась. «Роланд — человек очень упрямый, особенно в том, что касается женщин. Он не представляет, что кто-то может сказать ему «нет» и именно это и иметь в виду; и иногда требуется много времени, чтобы он это понял».

— Вероятно, вы правы,— сказала ей Энн, не совсем понимая, что имеет в виду Перл. И лишь много позже она догадалась, что речь шла не о Перл, а о другой женщине. Вскоре после этого Перл умерла. Что было причиной ее смерти, Энн так и не узнала.

И тут в голову ей пришла ошеломляющая, невероятная мысль, разорвалась, как бомба: Роланд получил наследство после смерти Перл. Значит, Энн будет наследницей Роланда, и, похоже, речь шла о нешуточной сумме. Если только Роланд не оставил завещания, в котором все переиначил, но это было на него непохоже. Как странно! Деньги, прежде принадлежавшие совершенно другим людям, теперь будут и у нее! Энн не смогла удержаться от радостного восклицания. Она тут же укорила себя за то, что радуется такому повороту событий, который унес две жизни. И вспомнила о матери, которая, несомненно, будет претендовать на часть наследства. Сначала Элэйн ограничится намеками, потом начнет просить и наконец злобно требовать. «Неплохо было бы переехать на новую квартиру»,— подумала Энн.

На следующий день была пятница. И занятия в школе. Она позвонила своей начальнице и объяснила ситуацию. Мисс Дарлингтон выразила ей свое соболезнование и сказала, что, разумеется, она может отсутствовать столько, сколько потребуется.

Утром Энн надела темно-серый костюм и поехала через Голден Гейт Бридж в Сан-Рафаэль.

Инспектор Томас Тарр оказался мужчиной слегка за тридцать, среднего роста, не особо атлетичным на вид, в серых спортивных брюках из фланели, неописуемом пиджаке из твида и галстуке, подобранном явно наугад. У него были голубые глаза, выцветшие на солнце волосы и такой домашний вид, что он сразу подкупил этим Энн.

Тарр степенно поздоровался.

— Извините, что пришлось вызвать вас по такой печальной надобности, мисс Нельсон. Наверно, следует начать с самого худшего. И тогда мы сможем вздохнуть немного свободнее и потолковать.

Он провел ее вниз по ступенькам, по ярко освещенному коридору, в холодную, облицованную белым кафелем комнату. Выдвинул ящик; Энн осторожно глянула вниз, на некогда суровые черты, сейчас потерявшие четкость. Она содрогнулась и отпрянула. На глаза ее — чего она никак не могла предположить — навернулись слезы.

Инспектор Тарр сочувственно заговорил:

— Это ваш отец, мисс Нельсон?

Энн нервно кивнула.

— Да.

Они поднялись по лестнице. Энн уже вытерла слезы и чувствовала себя немного неловко. Но Тарр был само понимание. Он провел ее в небольшой уединенный кабинет и усадил в потертое кожаное кресло.

— К этому в моей работе я никак не могу привыкнуть.

— Сама не знаю, что на меня нашло,— возразила Энн.— Но только это было не горе.

— Вы не были близки с вашим отцом?

— Абсолютно.

— Может, это и к лучшему, мисс Нельсон.— Тарр покатал между ладонями карандаш.— Не знаете ли вы какой-нибудь причины, по которой ваш отец захотел бы покончить с собой?

Энн покачала головой.

— Мне трудно поверить, что он покончил с собой.

*— Но в этом нет ни малейших сомнений.

— Разве это не могло быть несчастным случаем? Или актом насилия?

— Определенно, нет. Когда вы видели его в последний раз?

Энн, нахмурясь, внимательно посмотрела на Тарра. Что-то в его манере держаться наводило на мысль, что он знает больше, чем говорит.

— В конце прошлого лета. Насколько я помню, это было в августе.

Энн описала этот случай, стараясь выявить специфический подтекст беседы с отцом. Тарр слушал с вежливым интересом. Когда она закончила, он с минуту размышлял, уставясь на карандаш.

— Вы, следовательно, не думаете, что развод вывел его из равновесия?

— Именно это я и пыталась вам доказать.

— Прошу прощения,— с притворным смирением сказал Тарр.— Иногда до меня туго доходит. Вы же знаете — полицейские туповаты.

Энн с достоинством ответила:

— Думаю, что Перл ему нравилась и он ее уважал, но она явно действовала ему на нервы, и я не удивилась бы...

— Если бы что?

— Если бы тут была замешана другая женщина.

Тарр откинулся на спинку стула.

— Что дает вам основание так думать?

— Кое-что из того, что Перл рассказала мне в разговоре по телефону.

— И вы знаете, кто эта другая женщина?

— Понятия не имею. Не уверена даже, что она вообще существует.

Тарр задумался.

— По словам его домовладельца, он жил затворником. Никуда не выходил, ни с кем не встречался. Это обычный для него образ жизни?

— У него не было «обычного» образа жизни. Думаю, он просто решил пожить в деревне. И поскольку друзей у него не было, в результате получилась жизнь отшельника.

Тарр покопался в ящике стола, вытащил бумажник и протянул Энн.

— Здесь все, что было у него в карманах. Документы я еще не смотрел.

Энн вынула содержимое бумажника. Там было четыре купюры по десять долларов, три пятерки и несколько бумажек в один доллар. В одном из отделений лежало водительское удостоверение, розовое свидетельство на владение автомобилем, довольно старым «Плимутом», залоговая квитанция на ковры и предметы домашнего обихода, и тут же часы.

Во втором отделении нашлось несколько визиток: «Мартин Джоунз, генеральный подрядчик» с адресом в Сан-Рафаэле и номером телефона, «Хоуп Брэйзиэр энд Тэйлор», маклерская фирма, «Калифорния энд Пасифик Бэнк», г-н Фрэнк Вайзиг, менеджер отдела инвестиций», оба адреса в Сан-Франциско, и наконец, к неподдельному ее изумлению, ее фотографии в возрасте шести, десяти и шестнадцати лет. На обратной стороне последней был нацарапан карандашом ее нынешний адрес и телефон.

— А вы были хорошенькой девочкой,— заметил Тарр, наблюдая за ней.

— Не понимаю, откуда у него эти фотографии! — воскликнула Энн.— Разве что бабушка ему прислала. Как мило с ее стороны!

Она просмотрела остальные отделения.

— Это все?

— Это все. Ваш отец явно не был членом каких-либо профсоюзов, клубов или других организаций.

— Да, это маловероятно.

— Были ли у него близкие друзья?

— Если и были, я о них не знала.

— А враги?

— Не думаю. Но с уверенностью не скажу.

Тарр аккуратно положил карандаш на стол.

— Есть некоторые признаки того, что вашего отца шантажировали.

— Что?!

Он сцепил пальцы рук, поглядывая на Энн с самым ласковым выражением лица.

— Я объясню ситуацию. Тело обнаружил владелец дома, в котором жил ваш отец, г-н Джоунз. Он пришел, чтобы получить арендную плату, которую задолжал ему ваш отец... Иначе тело могло бы пролежать там бог знает сколько. Джоунз позвонил у дверей, не получил ответа и заглянул в окно. Отец был в комнате, но явно не подавал признаков жизни. Владелец дома позвонил в полицию, и таким образом приехали я и еще один полицейский.

Комната, или кабинет, была заперта изнутри. Оставался путь через окно. Я разбил стекло, открыл задвижку и пролез внутрь. Г-н Нельсон был, несомненно, мертв, и я вызвал по радиотелефону следователя, ведущего дела по насильственной смерти.

Пока я ждал его, я рассмотрел обстановку, как я уже говорил, комната служила кабинетом. Г-н Нельсон умер от выстрела из револьвера 38-го калибра, который лежал на полу; лабораторные исследования подтвердили это. Дверь, ведущая из кабинета в гостиную, была заперта изнутри на замок и на засов. В комнату нет другого входа, кроме как через дверь или окно; и то и другое были закрыты. Смерть могла наступить только в результате самоубийства.

Тарр взглянул на Энн, как бы ожидая ее реакции. Но Энн ничего на это не сказала, и Тарр продолжал:

— В кабинете имеется камин. Среди пепла я заметил обгоревший клочок бумаги, сейчас я не могу его показать, он в лаборатории. Но,— он заглянул в записную книжку,— вот что там было написано: «Я думаю, ты слишком легко отделался. Теперь будешь платить больше — мне нужны деньги. По тысяче пятьсот долларов каждый месяц».

Тарр положил книжку в карман.

— Текст составлен из букв, вырезанных из газетных заголовков, наклеено все это на листке дешевой бумаги. Отпечатки пальцев, найденные на бумаге, принадлежат вашему отцу. Это явный шантаж.

Он наклонился к ней через стол.

— Вы не знаете ничего такого, из-за чего вашего отца могли бы шантажировать?

Энн горько засмеялась.

— Не думаю, чтобы моего отца вообще можно было шантажировать.

— Почему вы так говорите?

— У него отсутствовало чувство стыда или вины.

— Да, но если он совершил какое-то преступление...

— Не думаю. Потому что... позвольте привести один пример. Мой отец хорошо играл в шахматы. За шахматами хитрить нельзя. Или, скорее, можно, но этого никто не делает. Потому что если вы выигрываете, это не настоящая победа, если проигрываете — вы проигрываете вдвойне.

— И что же?

— Мой отец не стал бы совершать преступление по той же причине, по которой не мошенничал при игре в шахматы. Он был слишком горд для этого.

— Было бы прекрасно, если бы все придерживались такого же мнения,— задумчиво проговорил Тарр.— Вот только мне пришлось бы остаться без работы: уровень преступности упал бы наполовину из-за тех, кто играет в шахматы... Однако вернемся к вашему отцу. Вы, стало быть, не предполагаете, из-за чего его могли шантажировать?

— Нет.

Тарр с видимым нетерпением откинулся на спинку стула.

— Похоже, что вашего отца нельзя было назвать заурядным человеком. Он был чудаком?

Энн внезапно охватило чувство, похожее на гнев. Теперь, когда Роланда Нельсона не было в живых, ей захотелось защитить его или, по крайней мере, объяснить движения души и поступки этой замечательной, пренебрегавшей общими правилами, личности.

— Все зависит от того, что вы вкладываете в понятие «незаурядный» и «чудаковатый». У него был независимый характер. Он никогда ни к кому не приспосабливался. Приспосабливаться пришлось бы вам — или приспосабливаться, или идти своей дорогой.

Тарр поерзал на стуле, как будто эти слова были вызовом лично ему, снова вынул блокнот.

— Как зовут вашу мать?

— Миссис Харви Глюк.

— Где она живет?

— В Северном Голливуде. Вам нужен адрес?

— Да, пожалуйста.

Энн нашла адрес в записной книжке.

— Пембертон-авеню, 828. Я не уверена, что она до сих пор там живет. Правду сказать, уверена, что уже больше не живет. Я посылала ей открытку, и она вернулась обратно.

Тарр что-то записал. Энн заметила, что у него не было обручального кольца.

— С какого времени ваши отец и мать состоят в разводе?

— Очень давно. Когда мне было два года, они разъехались в разных направлениях, а меня оставили в Санта Монике с бабушкой. После этого я редко виделась с ними обоими.

— Отец помогал вам деньгами?

— Когда ему этого хотелось. Это было не очень часто.

— М-да. Давайте обсудим еще вот что: он женился на Перл Модли... когда?

Энн с минуту испытующе на него смотрела.

— Если вы думаете, что это самоубийство, зачем вы задаете мне все эти вопросы?

Тарр улыбнулся, будто Энн удачно пошутила. К ее удивлению, он даже подкинул вверх карандаш одной рукой и поймал его другой. По ее представлениям, детективы должны были держаться сурово и язвительно. Тарр сказал:

— И все же вопрос о шантаже не снят.

— Он и Перл поженились полтора года назад. Она было вдовой, хорошо обеспечена и, может, а может быть, и нет, это могло ее привлечь.

— Вы присутствовали во время венчания?

— Нет.

— Но вы встречались с мисс Нельсон?

— Примерно через месяц после свадьбы она пригласила меня поужинать. У них была прекрасная квартира в Саусалито. Познакомившись с Перл, я поняла, что отцу очень повезло.

— И тем не менее они расстались. Когда она умерла — развода не было и не было более близких родственников,— он получил наследство. Так?

— Видимо, так. Я ведь даже не знала, что Перл умерла, пока моя мать не сказала мне об этом.

— А как узнала об этом она?

— Понятия не имею. Меня это тоже удивило.

Тарр опять навалился на спинку стула, взгляд его был лишен всякого выражения.

— А теперь наследница — вы.

Энн добродушно рассмеялась.

— Так вы считаете, что это я убила отца из-за денег?

— А это не так?

— И вы поверите, если я скажу — да, убила?

— Мне бы захотелось узнать, как вам это удалось.

— Ну что ж, запишите для протокола,— сказала Энн, прикусив губу,— я не стреляла в Роланда.

Тарр небрежно спросил:

— И не шантажировали его?

— Я не убивала и не шантажировала отца.

— А что вы скажете о своей матери?

— А что я должна о ней сказать?

— Не думаете ли вы, что она могла его шантажировать?

— Нет. Уверена.

Тарр нахмурился и решительно отложил карандаш в сторону.

— Когда вы виделись с матерью?

— В начале марта, первого или второго числа.

— Что было сразу же после того, как ваш отец вступил в права наследства. Она не говорила с вами о своих намерениях?

— Она хотела получить с него деньги. Я сказала ей, что она попусту теряет время, но она не обратила на мои слова никакого внимания.

— Не означает ли это, что она что-то о нем знала? Другими словами, был ли возможен шантаж?

— Это очень маловероятно.

— Но то же самое вы говорите и о версии самоубийства,— отметил Тарр. — А ведь это факт, не требующий доказательств.

— Для меня это требует доказательств.

— Ну что ж,— сказал Тарр. Он встал.— Сейчас я еду в Инисфэйл, чтобы посмотреть бумаги вашего отца. Вы, если хотите, можете меня сопровождать; я был бы признателен вам за помощь. Думаю, там я смогу наглядно доказать вам, что это было самоубийство.

— Хорошо,— с достоинством ответила Энн.— Я постараюсь вам помочь.