Комната, чтобы умереть

Глава VII

— Вот что я хотела рассказать вам о закладной,— сказала Джиэйн.— Боюсь, что я отняла у вас много времени, но я никак не могла объяснить все это иначе... Если вы посмотрите на черного короля, вы заметите, что у него погнулась корона.

— Я заметила это,— сказала Энн.

— Роланд был странным человеком,— сказала Джиэйн.— Я уверена, что поступила правильно. Никто бы из нас не выиграл, хотя Роланд, видимо, остался бы жив, что можно было бы считать выигрышем. Случилось то, что и должно было случиться. Сейчас, когда его не стало, я замечаю его отсутствие, но особой утраты не чувствую.

— Из чистого любопытства, госпожа Сайприано,— сказал Тарр с подчеркнутой любезностью,— позвольте узнать, какие у вас планы?

Джиэйн улыбнулась.

— Может быть, вы сочтете меня капризной, но мне захотелось поехать в Ирландию. Не знаю, что я надеюсь там увидеть, но думаю, что скоро поеду.

— С мужем? — спросила Энн.

— Нет.

Энн встала.

— Благодарю за откровенный разговор.

— У меня не было выбора. Иначе вы считали бы, что мы украли закладную.

В Сан-Рафаэле Тарр заманил Энн в кафетерий. Он заказал два гамбургера и молочный коктейль, объяснив, что еще не обедал. Энн заказала кофе, не поддавшись на уговоры Тарра съесть что-нибудь существенное.

— Возьмите сэндвич, или хотя бы пломбир, или пирог. Идите ва-банк. Я заплачу.

— Благодарю вас. Я не хочу есть.

— Вы на диете?

— Пока нет.

— Слава богу. Это было бы с вашей стороны чудовищной ошибкой. Вашей фигуре нельзя ни убавить, ни прибавить ни фунта. Все на месте.

— Полагаю, что вы имели в виду комплимент,— сказала Энн.— Спасибо.

— Пожалуйста. Видите, я не такой уж невежа, каким кажусь.

— Да нет, вы не невежа,— сказала Энн.— Просто у вас ветер в голове.

Тарр усмехнулся и принялся за гамбургеры. Через некоторое время он сказал:

— Теперь вы знаете, что случилось с закладной.

Энн пожала плечами.

— На месте Джиэйн я возненавидела бы его.

— И теперь Александр хочет вернуть свои шахматы — что тут скажешь.

— Он хочет заплатить за них,— так он, по крайней мере, говорит.

— Все такие честные,— цинично заметил Тарр.— А кто-то из них и есть шантажист.

— Почему «из них»? Мне кажется, что это может быть кто угодно.

— Шантажист очень постарался себя не обнаружить, а это значит, что ваш отец хорошо его знал. Мне очень хотелось бы поговорить с вашей матерью.

— Может быть, скоро вы ее увидите.

Тарр взглянул на нее.

— Что вы имеете в виду?

— Но в ее письме...

— А, письмо.— Казалось, Тарр потерял интерес к этой теме.— Вы сейчас богатая невеста. У бедного растрепы полицейского нет никаких шансов.

Энн засмеялась.

— Какого растрепу вы имеете в виду?

— Я имел в виду инспектора Тома Тарра. У меня есть кое-какие принципы, но, к счастью, они не помешают мне поживиться за счет жены.

— Мой отец именно это и попытался сделать, но попытка кончилась неудачей,— сказала Энн.

— У меня другой темперамент. И я более независим.

— Более независим?..

— Конечно. Ваш отец не мог сообразить, как приспособиться к ситуации.

— Вы путаете независимость и лицемерие.

— Да, это разные вещи,— признал Тарр.— И все же, на мой взгляд, все было просто. Допустим, Перл подала жареную утку с апельсинами — отвратительная стряпня, если в этот момент вам хочется хлеба с сыром. Ну, и почему бы ласково не сказать ей об этом? И не страдать так неимоверно. У него был бы вожделенный хлеб и сыр, а его жена была бы счастлива ему угодить. Мне кажется, ваш отец был любитель создавать трудности на пустом месте.

— С ним нелегко было жить рядом; в этом нет сомнений.

— Возьмите меня — все наоборот. Если бы я захотел хлеба с сыром, все в радиусе двадцати миль знали бы об этом, включая мою жену.

— Но это тоже не лучший вариант — разве что вы женаты на ком-то вроде Перл.

В кафетерий вошел пузатый коротышка.

— О господи,— пробормотал Тарр,— это Кули.

Кули носил массивные очки в черной оправе; над узким лбом топорщились черные волосы.

— Привет, Том! — бодро крикнул он.— Вывел свою супругу покушать на денежки налогоплательщиков?.. Молодец! Так и надо.

Тарр сказал Энн:

— Это Бен Кули — городской полицейский фотограф. Был таковым, пока его не выгнали.

— Я думал, не выгонят,— безо всякого смущения отозвался Кули.— Ничего. Я сделал неподходящий снимок неподходящих людей.

— Кули пожертвовал благоразумием ради профессионализма.

— В моем деле благоразумие идет не на первом плане,— сообщил фотограф Энн.— А что бы сделали вы на моем месте? Я вас спрашиваю, миссис Тарр. Вот как было дело. Представьте, что по улице бежит голый мужчина, за ним гонится собака. Ваш фотоаппарат — в полной готовности. Вы сделаете снимок или нет?

— Если бы я умела фотографировать,— несомненно.

— Вот и я так поступил. Выясняется, что этот мужчина навещал дом своего друга, а тот неожиданно приехал. Мужчина выпрыгнул из окна. Заметьте, я не упоминаю ничьих имен — это не в моих правилах,— но, как оказалось, это была большая шишка в полицейском управлении. Конечно, мне следовало бы его узнать, но без одежды он выглядел как-то непривычно. Одно к одному — и мне пришлось уволиться.

— Мерзавцы,— сказал Тарр.

— Все, с этим проклятым городом покончено. Как только объявится вакансия в гражданских службах, я попробую устроиться. Может, пойду техником в фотолабораторию. Как знать, Тарр. А вдруг я и тебя потесню? Ты что-то засиделся.

Он подмигнул Энн.

— Если, конечно, мы поладим с твоей женой.

Тарр закатил глаза к потолку.

— Это мисс Нельсон.

— О, извините. Вы так похожи на миссис Тарр. Фигурой. Да и лицо...

— Послушай, друг! — взорвался Тарр.— Никакой миссис Тарр не существует. По крайней мере, последние четыре года!

— Нет, погоди-ка, Том. Я же видел вас в прошлом месяце на отдельском пикнике. У меня и фотографии есть: на одной она стоит на бочке с пивом на одной ноге, а на другой —танцует чарльстон; помнишь, у нас соревнование было. Да, а может, это была мисс Нельсон? — Кули вопросительно посмотрел на Энн, которая в этот момент встала.

— Скорей всего, это была миссис Тарр,— сказала Энн.— У меня не очень хорошее чувство равновесия. До свидания, г-н Кули. До свидания, инспектор.

— Подождите! — сказал Тарр.

— Если это из-за меня, не уходите,— сказал Кули.

Но Энн уже шла, постукивая шпильками.

— Кули,— сказал Тарр,— тебя убить мало.

— А она ничего,— заметил Кули.— Кто это — подружка или преступница?

— Может оказаться и тем, и другим... одновременно.

— Везет тебе на хорошеньких,— сказал Кули.

— Уметь надо.— Тарр вскочил.— Поеду в управление.

Энн приехала домой уже к вечеру. Квартира показалась до странности тихой. Она заварила чай и села в большое кресло у окна, думая, чем себя занять. Поужинать в городе? Сходить в кино?

Она подвинула телефон и позвонила Хильде Бейли, которая вела занятия в четвертом классе. Никто не взял трубку; наверно, Хильда отмечает где-нибудь окончание учебного года. Пока она раздумывала, кого сейчас можно застать дома, телефон зазвонил. Энн подняла трубку и услышала вкрадчивый баритон.

— Мисс Нельсон? Это Эдгар Модли. Не сочтите назойливым, я только хотел узнать, пришли ли вы к какому-то решению.

— Нет. Дайте подумать. Завтра суббота. Может быть, завтра я поеду туда и все посмотрю.

— Примерно во сколько вы туда собираетесь,— осведомился Модли.

— Пока не знаю. Вероятно, утром.

— Был бы рад вам помочь. Я бы...

— Нет-нет,— сказала Энн.— Я сначала хочу посмотреть все сама.

В трубке помолчали. Затем Эдгар Модли с достоинством сказал:

— Разумеется.

— Я позвоню вам завтра вечером, и мы все обговорим.

— Очень хорошо, мисс Нельсон.

Энн положила трубку. Может, ей стоило принять предложение Модли помочь: придется переносить столько книг. Ну, ничего. Как-нибудь справится. Ключи отца все еще были у Тарра; надо бы их забрать. Но ключи есть и у Мартина Джоунза. Она отыскала в справочнике номер Джоунза и позвонила. Он поворчал, но согласился подъехать и открыть дом. Вот и все.

Вечер еще был весь впереди — пустой и скучный. Энн позвонила двум-трем приятельницам, предлагая поужинать в городе. Все были заняты.

Она приняла душ, переоделась в черное платье для коктейля и поужинала в одиночестве у Джека. И все же оставалась еще уйма времени; рядом был Фермент-отель, салон для коктейля был мягко освещен. Энн, наконец, смогла отдохнуть и расслабиться. Инисфэйл был где-то далеко, обстоятельства смерти Роланда Нельсона перестали ее мучить, и она смогла взглянуть на все это беспристрастно, со стороны.

Вся ее жизнь изменилась после смерти отца. Она не успела еще осознать размеры своего богатства, но сумма явно превышала сто тысяч, даже после уплаты налогов. Остальное, двадцать две тысячи, следов которых так и не удалось отыскать,— добыча шантажиста. По крайней мере, так полагал Тарр. Он все еще держался за версию самоубийства. На ее взгляд, эта версия была ничуть не убедительней любой другой. Но Энн вынуждена была признать, что эту теорию нелегко опровергнуть. Отца нашли мертвым в запертой комнате; самоубийство казалось единственно возможным объяснением. Записка, найденная в камине, то, что со счета были сняты двадцать две тысячи,— все это говорило в пользу версии о шантаже. Энн могла противопоставить фактам и логике только свое твердое убеждение, что Роланд никогда бы не стал откупаться от шантажиста или накладывать на себя руки.

Она вынула из сумочки конверт и написала на обратной стороне. «Вопросы». Повертев в пальцах ручку, она попыталась вспомнить, что ставило ее в тупик по разным поводам, что удивляло, что казалось загадочным. Постепенно образовался следующий перечень вопросов:

Как Элэйн узнала, что Роланд получил наследство? Почему она была так уверена, что он отдаст ей деньги? Была ли эта уверенность основана на чем-то или она просто надеялась, что Роланд ей не откажет?

Для чего Роланду понадобилось столько замков и запоров на двери кабинета?

В то время, когда у Роланда не было денег, он регулярно вносил арендную плату (есть счета, которые это подтверждают). Когда он получил наследство, он задержался с оплатой. Просто расслабился? Или были другие причины?

Где находилась Элэйн с марта? Где она сейчас?

Почему Элэйн написала такое неопределенное письмо, без обратного адреса, не сообщив ничего, кроме того, что она хочет получить деньги?

Если Элэйн получила от Роланда пресловутые двадцать две тысячи, почему она продолжает жаловаться на нехватку денег?

Вопросы, касающиеся Элэйн, подразумевали такой не устраивающий Энн ответ, как шантаж и самоубийство. И все же Энн пришлось согласиться, что все три составные части этой версии — Элэйн — шантаж — самоубийство — являли собой неразрывное единство.

А что, если Роланд что-то сделал с Элэйн? И кто-то это видел и начал его шантажировать. И вот Роланд, потеряв рассудок от чувства вины, беспокойства, а может, и страха, решил покончить с собой? Тут Энн осенило. Это именно те предпосылки, которыми руководствуется в своем расследовании Тарр. И ход рассуждений был вполне логичным для каждого, кто не знал Роланда Нельсона. Неудивительно, что Тарр так скептически отнесся к письму.

Тем не менее, факты — вещь упрямая. Письмо было написано Элэйн, его отправили только в прошлый вторник — свидетельство того, что Элэйн жива и здорова. Но почему она не показывается? Боится? Кого? Шантажиста? Или того, кто рассказал ей о наследстве Роланда? Или блюстителей закона?

Вопросы, вопросы... И так мало фактов.

Энн заказала еще один коктейль. Из танцевального зала, как дым, просочилась музыка.

Она всплеснула руками. Самоубийство, несчастный случай, убийство, шантаж... Какая разница?

Минут пять она безумно и блаженно отдыхала. Никаких уроков. Никакого второго класса. Путешествовать... Италия — было бы чудесно. Венеция, Позитано, Таормино — места, где ей давно хотелось побывать. Можно поехать в Париж, Копенгаген, Вену. Или Ирландию— прелестная, должно быть, страна. Энн некоторое время смаковала мысль о том, что на какой-нибудь улочке Дублина она встретит Джиэйн... Это напомнило ей об Александре Сайприано и роскошном шахматном наборе, с которым была связана весьма необычная история. Отдавая Роланду шахматы, Сайприано символически, а может, и на деле, отказывался от шахмат вообще, а ведь это был стержень, вокруг которого строилась вся его жизнь. В свою очередь, разорвав закладную, Роланд, по сути дела, заплатил Александру за то, что много лет использовал его жену. Прямо скажем, не очень вежливо с его стороны. Но он никогда не претендовал на то, чтобы слыть вежливым.

Энн в такт музыке постукивала пальцами. Она выпила еще и почувствовала, что у нее слегка кружится голова. Если не остановиться, она натворит безрассудных поступков, может, станет флиртовать с мужчинами у стойки бара. Разумнее всего было бы пойти сейчас домой и лечь спать... Но тут она обнаружила, что ей вовсе не хочется уходить. Здесь было так светло, все сияло, играла музыка под аккомпанемент хрустального позвякивания льда в бокалах. Дома она снова останется одна.

И тут Энн вспомнила, что Тарр говорил об опасности, что она подвергается опасности. Предположим, что он говорил это не для красного словца. Энн снова просмотрела вопросы, которые записала на обратной стороне конверта. Предположив, что она наткнулась, сама того не зная, на ключ, дающий возможность обнаружить шантажиста. Тогда действительно опасность становилась реальной.

Существовала пугающая возможность, что она уже имеет в руках такой ключ и что шантажист это знает. Квартира показалась ей еще менее желанным местом, чем всегда... Ей совсем не обязательно было идти домой. Она могла переночевать прямо здесь, в Ферменте. Но внезапно у нее изменилось настроение, и она сказала себе: нет, это просто смешно. Зачем кому-то понадобилось бы избавляться от нее?.. Она заплатила по счету и ушла.

Она ехала к океану. Уличные фонари обтекал желтый туман. Энн начала жалеть, что не поддалась своим страхам и не осталась ночевать в гостинице.

Она проехала Голден Гейт Парк, повернула направо, потом налево, на Гранда Авеню. Медленно проехала мимо своего дома. Ничего подозрительного. Повернув на углу, она вернулась, припарковалась, закрыла машину и, не удержавшись, бегом побежала к подъезду. Оглядываясь повозилась с ключами, проскользнула в дверь, включила в передней свет и перевела дыхание. В квартире все было так, как перед ее уходом.

И все же она проверила спальню и ванную и убедилась в том, что запор на дверях надежно закрыт.

Сердясь на себя за детские страхи, она поспешила в спальню и, едва успев сбросить платье, нырнула под одеяло.

Она проснулась от того, что в комнате было светло и солнечно. Ночные страхи показались ей совершенной ерундой. Как она могла им поддаться?

Было почти 9 часов; надо поторапливаться. Она влезла в голубые джинсы, желтую рубашку и кроссовки; сделала яичницу, поджарила тосты и наскоро выпила чашку растворимого кофе, с собой захватила апельсин, чтобы съесть по дороге, и побежала к машине.

Настроение было необычайно хорошим. В этот яркий, радостный день предстоящая работа не казалась ей слишком обременительной. Мартин Джоунз?.. Больше лает, чем кусается; под агрессивной манерой, несомненно, скрывалась чувствительная, ранимая натура. Сегодня она постарается быть с ним особенно приветливой. И, может быть, Эдгар Модли получит свои проклятые старые книги. Может быть...

Она засмеялась.

Энн подъехала к дому на Невилль Роуд только в четверть одиннадцатого. Мартин Джоунз уже был там, рыхлил граблями землю, которую вскопал на прошлой неделе. В его пикапе лежал свежий дерн для газона. Он поздоровался с Энн почти вежливо.

— Вижу, что вы приехали работать. Что вы собираетесь делать с книгами?

— Разложу все в три кучи. Для себя, для Армии спасения и для Эдгара Модли.

— Модли? — Джоунз презрительно фыркнул.— Почему Модли?

— Ну, у него вполне естественное желание получить некоторые семейные реликвии. В конце концов он двоюродный брат жены моего отца.

— Ваш отец послал его ко всем чертям.

Энн сменила тему разговора.

— Вы хотите развести здесь большой сад?

— Да нет, просто хочу, чтобы вид у дома был приятный... Вашего отца хорошим садоводом не назовешь... А это еще кто?

— Похоже на Эдгара Модли,— сказала Энн.

— Да, явился во всеоружии,— заметил Джоунз.

К дому свернул сверкающий на солнце многоместный автомобиль с прицепом, в котором размещалось несколько картонных коробок.

Из машины вылез Модли. Он был одет без лишних формальностей, в твидовые брюки и старый пиджак.

— Доброе утро, доброе утро,— энергично приветствовал он публику.— Вижу, вы тут как тут.

Энн холодно на него посмотрела.

— Я считала, что ясно дала вам понять...

Но тут она пожала плечами. День стоял такой лучезарный—к чему пререкаться?

— Я решил, что могу быть вам полезен,— сказал Модли,— вот и приехал. Чтобы одним махом, так сказать, со всем разделаться.

Энн повернулась к дому.

— Там открыто? — спросила она Джоунза.

Джоунз кивнул и, подойдя к парадному, распахнул дверь.

— Стол в кабинете ваш, два больших книжных шкафа - тоже. Остальная мебель сдавалась с домом.