Комната, чтобы умереть

Глава III

Тарр сопроводил Энн к служебному автомобилю и галантно усадил на переднее сиденье. Дорога, по которой они ехали, сначала ушла к югу, затем, сделав петлю по направлению к западу, стала постепенно приближать их к океану и наконец вплотную подошла к нему в Хорснек Бич.

— Вчера вечером я разговаривал с домовладельцем,— сказал Тарр.— Он отзывался о вашем отце без всякого энтузиазма. Кажется, ваш отец не выполнил какие-то работы, которые обещал сделать.

Энн оставила это замечание без ответа. То, что сказал Тарр, мало ее интересовало.

Тарр искоса взглянул на нее.

— Где вы работаете?

— Преподаю в школе.

— Вы не походите ни на одну из моих прежних учительниц,— заметил Тарр.— Мне даже захотелось снова поучиться.

— Вы тоже не походите ни на одного из моих учителей,— язвительно парировала Энн.

Помолчав, Тарр спросил:

— Вас зовут мисс Нельсон, значит, вы не замужем?

— В настоящее время — нет.

— Похоже, у нас с вами одни проблемы,— сказал Тарр.

Это замечание озадачило Энн, и несколько минут они провели в молчании.

Проехали Сан-Рафаэль. Дорога шла теперь по району, который застраивался новыми домами, затем резко повернула, и навстречу понеслись виноградники, перелески с дубами и эвкалиптами, поля и фермерские усадьбы. Холмы стали круче и живописнее, у обочины появились сосны и ели.

В десяти милях от Сан-Рафаэля дорога свернула к старому бревенчатому мосту и побежала по поселку Инисфэйл. На главной улице располагались обычные для такого населенного пункта учреждения, в поселке было еще три-четыре улицы, которые образовали ряды просторных жилых домов, обсаженных деревьями. На краю городка Тарр свернул направо, на Невилль Роуд, и после двух-трех поворотов покатил по самой середине длинной, поросшей деревьями долины.

Наконец инспектор указал на стоящий в конце долины дом в стиле ранчо, над домом возвышались четыре мощных дуба.

— Здесь жил ваш отец.

Энн внезапно охватило беспокойство, и она не нашлась что ответить.

Тарр свернул на дорожку, ведущую к дому, и припарковал машину под самым большим дубом. Энн медленно выбралась наружу. Неприятное, беспокойное чувство усиливалось. Она прогнала от себя воспоминание о неживом лице отца и, заставив себя расслабиться, осмотрелась. Дом выглядел опрятно и не навевал мыслей о модернистских ухищрениях; у него не было даже «своего лица» — такой же, как дома, во множестве встречавшиеся им по дороге из Сан-Рафаэля: темно-коричневый, из досок, фасад и оштукатуренные боковые стены, над крышей — труба из старых кирпичей. Сад являл собой зрелище безотрадное: клочок лужайки да ряд недавно высаженных кустов; все это — за оградой, как попало поросшей лавром. В гараже стояла обшарпанная зеленая машина — несомненно, тот «плимут», о котором шла речь в документах отца.

Если Тарр и замечал состояние Энн, то этого не показывал. Он деловито достал из кармана связку ключей, посмотрел на ярлычки и выбрал один ключ, открыл дверь и посторонился, давая Энн пройти. Она вошла, готовая... к чему же? К витавшему там духу смерти?

Воздух в доме был свежим.

Энн осторожно перевела дыхание. Нечего выдумывать бог знает что. Обычный дом, обстановка, конечно, не жизнерадостная, и ни в малейшей степени не чувствовалось присутствие ее отца. Она оглядела гостиную. Мебели, пожалуй, многовато. Как и сам дом, мебель тоже была безликой, выделялся только большой шкаф, набитый явно дорогими книгами. В одной из стен гостиной виднелась дверь, ведущая в смежную комнату, по всей видимости, кабинет, где и умер Роланд Нельсон. Кабинет находился от нее по правую руку. По левую — гостиная переходила в столовую и кухню. Прямо перед ней раздвижная застекленная дверь вела в небольшой внутренний дворик. Холл позади нее сообщался со спальнями.

— Дом совсем не такой,— осторожно сказала Энн,— каким я его себе представляла.

— Да, для одного человека великоват,— согласился Тарр.— Наверное, ему нравилось, что дом просторный.

Он вошел в кабинет. Энн неуверенно двинулась следом.

Кабинет оказался небольшим; длина его соответствовала ширине гостиной. Налево был кирпичный камин. Единственное окно, напротив двери, имело две алюминиевые створки, к обеим створкам были прикреплены сетки от мошкары. Одна из створок была сломана, а сетка разрезана; здесь поработал Тарр, когда пробирался в запертый кабинет. Стена, отделяющая комнату от гостиной, была отделана панелями из красного дерева, три другие стены оштукатурены. Большой книжный шкаф стоял точно напротив, как решила Энн, шкафа в гостиной и так же был битком набит книгами в роскошных переплетах. Из другой мебели в комнате стояли дешевый письменный стол с портативной пишущей машинкой, два стула и пара карточных столиков у стены направо; на них четыре шахматных доски с расставленными фигурами: партии были, видимо, не закончены.

Энн спросила:

— Где был мой отец, когда вы его обнаружили?

Тарр показал на стул у письменного стола.

— Пистолет лежал на полу.

Энн повернулась, закрыла дверь, открыла ее, снова закрыла. Дверь входила в дверную коробку плотно со всех сторон. Она ворчливо заметила:

— Да, надо признать, что щели, чтобы просунуть веревку, провод или металлическую пластинку, нет.

Тарр удивленно посмотрел на нее.

— К чему вы это говорите?

— Меня не убедили пока в том, что Роланд совершил самоубийство.

Тарр закрыл дверь, заложил ее на засов и закрепил его старомодным приспособлением.

— Вот так была заперта дверь. Могу в этом поклясться, сержант Райан — свидетель. Посмотрите на болт. Он укреплен на стене, а не на двери. Необычно, зато надежно. А это приспособление,— он снова продемонстрировал его действие,— закрепляет болт. Дверь, запертую на засов, открыть невозможно, если не поможет кто-то изнутри. Но, как бы там ни было, дверь была заложена на засов и болт зафиксирован — одного этого достаточно, чтобы дверь никто не открыл.

— Но зачем ему понадобился засов? Это не кажется вам странным?

— Я так и думал, что вы спросите об этом.

— Я думала, вас как инспектора интересуют именно такие детали — странные, неожиданные.

Тарр сокрушенно заметил:

— У меня и с простыми деталями хлопот предостаточно... Да, это очень странный засов. Я спрашивал Джоунза — владельца дома — он не знал, что его установили. Дом этот новый, ваш отец был первым жильцом. Надо было видеть, как рассвирепел Джоунз из-за этого засова.

— Зачем он понадобился Роланду? Странно.

Тарр пожал плечами.

— Я видел вещи и более странные. Между прочим, вы обратили внимание — он закреплен прочно, на совесть.

Энн подошла к камину и заглянула в дымоход.

— Я уже проверял! Там отверстие — не больше четырех дюймов шириной и то, когда заслонка открыта. А она была закрыта, как сейчас, и зафиксирована.

Он топнул по полу.

— Пол под ковром покрыт виниловыми плитками, а дальше — бетонная балка. Стены и потолок,— он огляделся,— самые обычные: фанера, штукатурка... Проникнуть сюда, не оставив следов, невозможно, разве что сам дьявол тут побывал... Вот хоть это окно.— Он жестом пригласил Энн посмотреть.

— Смотрите. Когда вот эта ручка повернута книзу, окно прочно запирается, в щель даже воздух не проникает. К тому же изнутри к рамам надежно прикреплены сетки от мошкары — они и сейчас на месте.

— А стекла? Их могли вынуть, разбить, потом заменили.

Тарр покачал головой.

— Выйдите наружу и проверьте сами. Вся шпаклевка на месте и видно, что ей не один год.

— Не один год? Вы же сказали, что дом новый.

— Одно другому не мешает. Может, Джоунз использовал купленную по случаю старую застекленную раму. А может, это его собственное окно, которое он не использовал при строительстве прежнего дома. Или он купил его у поставщика, а у того оно пролежало несколько лет. Дело не в этом. Главное — замазка старая и не нарушена. По крайней мере, была такой, пока я не разбил стекло.

Он отвернулся от окна и посмотрел на стул около письменного стола.

— Вы знали, что у отца был пистолет?

— Нет, не знала.

— Это Смит-энд-Вессон, револьвер 38-го калибра. Такая аккуратная штучка с коротким носом. Он лежал, почти касаясь пальцев правой руки. Только не говорите мне, что ваш отец был левшой.

— Он не был левшой.

— Значит, это был либо несчастный случай, либо самоубийство. Вероятность несчастного случая ничтожно мала. За эту версию говорит только тот факт, что не была найдена предсмертная записка, да еще то, что вы считаете своего отца не способным на самоубийство — не тот темперамент. Все же не всегда при самоубийстве находят записку, и каждый год тысячи людей приводят в недоумение своих родственников, добровольно уходя из жизни.

— Но почему? Почему он должен был покончить жизнь самоубийством, пойти на такой безрассудный шаг? У него было все, чтобы жить безбедно.

— Сам факт, что он жил здесь затворником, мог бы навести на мысли, скажем, о депрессии, о неустойчивой психике.

Энн горько рассмеялась.

— Чувствуется, что вы не знали Роланда, иначе вы не говорили бы этого.

— А как быть с явной попыткой шантажа?

— Я допускаю это. И все же...

— Эти факты вас не убеждают?

— Вы понимаете, я совершенно сбита с толку. Не знаю что и думать.

Она отвернулась и пошла взглянуть на карточные столики. Возле каждой шахматной доски лежала пачка почтовых открыток. Энн посмотрела на штемпели. Амстердам... Нью-Йорк... Альбукерк... Ленинград. Игра по переписке.

— Это было для него в порядке вещей?

— Сколько его помню — да.

Энн мысленно вернулась в прошлое, вспоминая нечастые моменты, когда их жизненные пути пересекались.

— Он был очень талантливым шахматистом. Пять лет назад занял второе место в турнире мастеров в Калифорнии. Если бы он больше учился, он бы достиг еще большего.

Тарр вернулся к письменному столу, сдвинул на край пишущую машинку.

— Приступим к работе.

Он подвинул стул Энн, потом, усевшись сам, начал выдвигать ящики стола справа. Все они оказались незапертыми, и он по очереди осмотрел их содержимое.

— Здесь поживиться почти нечем.

Он вернулся к верхнему ящику, вынул связку зеленых бумаг, похожих на чеки.

— Счета за аренду. Восемьдесят пять долларов в месяц выплачивались до...— он просмотрел записи,— до первого числа каждого месяца. Вот одна из причин того, что ему понравился этот дом. Недорого.

Энн изучила счета. Это были стандартные отпечатанные формы, заполненные аккуратным, круглым почерком. Подпись гласила: «Мартин Джоунз». Первый счет датирован четвертым августа прошлого года, сразу после того, как они расстались с Перл. Она пробежала глазами остальные записи, одну за другой. Последний счет имел дату пятое апреля. Не было счета за май.

— Ваш отец не заплатил за май. Если бы заплатил, его, возможно, не обнаружили бы до начала июня... Посмотрим, что еще у нас имеется. Так, банковская книжка. Счет открыт четвертого марта. Первый вклад: 68 525 долларов. Кругленькая сумма. Интересная форма наследования.

— Это мог быть сберегательный счет,— предположила Энн.

— Четвертое марта... Прошло как раз шесть месяцев со дня смерти жены. Видимо, суд назначил кого-то другого распоряжаться имуществом жены на это время. Иначе он смог бы получить доступ к деньгам раньше.

— Меня удивляет то, что он не заплатил за май.— Энн задумалась.— Имея столько денег...

— В такие моменты люди становятся прижимистыми,— сухо заметил Тарр.— Взгляните-ка сюда. Пятого марта он снял с книжки двадцать тысяч долларов.

Энн прикинула.

— Как раз в это время ко мне приезжала мать. Ей каким-то образом удалось узнать, что Роланд разбогател.

— Могло быть так, что г-н Нельсон отдал эти двадцать тысяч вашей матери?

— Очень сомнительно,— засмеялась Энн.— Он легко выходил из себя, а моя мать умела дать ему повод для раздражения, если не сказать большего.

— Сколько они прожили вместе?

— В общей сложности три или четыре года. Их брак никогда не был прочным.

Тарр вернулся к банковской книжке.

— Деньги снимались также первого апреля и первого мая, каждый раз по тысяче, что подтверждает возможность шантажа. Я справлюсь в банке, как он получал деньги.— Он сделал запись в блокноте.— Шантажисту наверняка понадобились бы наличные.

Энн фыркнула. Тарр не обратил на это внимание, изучая банковскую книжку еще некоторое время, потом отложил ее.

— Что у нас есть еще?

Он разложил бумаги.

— Ничего определенного. Три незаполненных чековых книжки. Корешков нет. И нет чековой книжки, которой он пользовался. При нем такой книжки тоже не нашли. Минуточку! — он вскочил и вышел из комнаты.

Вскоре вернулся, озадаченный.

— Ни в спальне, ни в другой одежде книжки нет... Ну да ладно, найдется. Что это вы смотрите?

— Записная книжка с адресами.— Она подала ему книжку, и Тарр пролистал ее.

— Хм. Есть местный адрес: Александр Сайприано, Инисфэйл, Мельбурн-драйв, 32.

— Я слышала это имя,— сказала Энн.— Кажется, в связи с шахматами.

Тарр продолжал изучать книжку.

Все эти адреса, должно быть, так или иначе связаны с шахматами. Больше местных адресов нет.

— Вероятно, так и есть. Я припоминаю некоторые фамилии.

— Так вы тоже играете в шахматы?

Энн покачала головой.

— Я интересовалась шахматами, но исключительно из-за отца. Однажды — мне было лет восемь или девять — он взял меня на турнир в Лонг Бич. Впечатление было очень сильное.— Она заглянула через плечо Тарра в ящик.

— А вот открытка, которую я посылала ему к Рождеству.

Тарр прочитал ее: «Счастливого Рождества. Энн».

— Да, я бы не назвал это излиянием чувств...

— Чего не было, того не было.

— И тем не менее он сохранил открытку. И фотографии. Поддался сентиментальному настроению?

— Понятия не имею.

— И все же именно вы унаследовали состояние, конечно, если в его завещании не будет сюрпризов.

— И если что-то останется за вычетом налогов и того, что отдано шантажисту.

Тарр снова посмотрел записи в банковской книжке.

— Остается по меньшей мере 30 000 долларов наличными. Вполне приличная сумма. И где-то еще находятся двадцать тысяч, которые он снял с книжки. Хотел бы я знать, куда они ушли. Если ими завладела ваша мать, она, естественно, заявит, что получила их в дар. Если не удастся доказать, что она ему угрожала или шантажировала,— вы эти денежки только и видели.

— Что до меня, я не буду требовать эти деньги — пусть оставит себе.

— Мне очень хотелось бы поговорить с вашей матерью.

Он открыл нижний ящик. Там не было ничего, кроме пачки писчей бумаги. В левой стороне письменного стола имелся только один ящик, и он оказался запертым. Тарр достал из кармана ключи и открыл его.

— Акции, принадлежащие Роланду Нельсону.

Он бегло просмотрел их.

— «Кайзер Алюминиум», сто акций. «Локхид», 200 акций, «Пасифик Гэс энд Электрик», 50 акций. Нет, здесь больше — 250. «Ю. С. Раббер», 500. «Синклер Ойл», «Саудерн Калифорния Эдисон», «Интернэшнл Харвестер», «Нэшнэл Кэш Реджистер»... Здесь должно быть не меньше, чем на 100 тысяч долларов. Бог ты мой, да вы — богачка!

Энн попыталась не выдать голосом свое волнение.

— Если в завещании не сказано иначе.

Тарр заглянул в глубь ящика и вытащил длинный белый конверт; из него он извлек два листа писчей бумаги.

— Кстати, о завещаниях...

Он стал читать про себя, как показалось Энн, с нарочитой, сводящей с ума неторопливостью. Она заставила себя сидеть спокойно, хотя сердце у нее бешено колотилось, и она чувствовала, против своей воли, что тупеет от жадности и волнения.

— Кстати, о завещаниях,— снова сказал Тарр.— Вот и оно.

Он подал завещание Энн. Глаза ее забегали по написанным от руки строчкам.

Инисфэйл, Калифорния

11 марта 19... г.

ДУХОВНОЕ ЗАВЕЩАНИЕ И ИЗЪЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЙ ВОЛИ

Я, Роланд Нельсон, будучи в здравом уме и обладая хорошим здоровьем, а также в примечательном состоянии трезвости, объявляю сие моим духовным завещанием. Я завещаю все состояние, которым буду владеть на момент смерти, моей дочери, Энн Нельсон, и я назначаю ее исполнительницей моей последней воли, при условии, что она выполнит следующее:

1. Она должна заплатить все мои законные долги.

2. Она проследит за тем, чтобы мой труп был передан любому медицинскому или образовательному учреждению, которое будет согласно принять означенный труп. Если такое учреждение не будет найдено, я уполномочиваю свою душеприказчицу в том, чтобы избавиться от означенного трупа наименее дорогостоящим способом, не противоречаищм законам Калифорнии, не ходатайствуя при этом об участии священников, дервишей, знахарей, шаманов, профессиональных плакальщиков, монахов, факиров, музыкантов, воскурителей фимиама или других приспешников религии и представителей каких бы то ни было сект, культов или суеверий.

3. Она должна всеми возможными, законными и житейскими способами сохранить в личном и непосредственном владении на срок по меньшей мере двадцати лет от даты моей смерти тот предмет средневекового искусства, который был подарен мне Перл Модли Нельсон в день — или близко к этому дню — 2 февраля 19... года.

4. Она должна выплачивать г-же Харви Дж. Глюк из Северного Голливуда, Калифорния, сумму в десять центов ежегодно, по просьбе упомянутой г-жи Харви Дж. Глюк, на протяжении всей жизни упомянутой г-жи Харви Дж. Глюк.

5. Каждому из остальных претендентов на мое состояние я завещаю сумму в один цент.

В подтверждение чего, сего дня, одиннадцатого марта 19... года, я оставляю свою подпись:

РОЛАНД НЕЛЬСОН

Сию грамоту, подписанную и объявленную P. Н. его последней волей и завещанием, в нашем присутствии, сего дня, одиннадцатого марта 19... года, в присутствии P. Н. и его друга, мы заверяем своими подписями как свидетели:

РЭЙМОНД САНТЕЛЛ, Калифорния, Инисфэйл, Сан- Рафаэль, Линден-Вэй, 465;

МАРТИН ДЖОУНЗ, Калифорния, Сан-Рафаэль, 13-я стрит, 2632.

Энн положила завещание на стол.

Тарр сказал:

— Это уже официальное подтверждение. Вы богаты.

Энн заметила, стараясь казаться спокойной:

— Удивительно, зачем ему понадобились все эти хлопоты.

— Это говорит о том,— ответил Тарр тоном, который показался Энн довольно сентенциозным,— что он думал о смерти.

Энн с этим не согласилась.

— Это говорит о том, что впервые в жизни у него появилась собственность, о которой надо было заботиться. Если вы обратили внимание на дату...

— Я заметил, это одиннадцатое марта. Сразу же после того, как он получил права наследства.

Он еще раз просмотрел акции.

— Что же вы собираетесь делать со всем этим богатством?

— Но у меня есть еще и обязательство. Десять центов ежегодно матери...

— Если она попросит об этом.

Энн улыбнулась.

— Он получил большое удовольствие, составляя это завещание.

— А что это за предмет средневекового искусства?

Прежде чем Энн успела ответить, зазвонил звонок у входной двери. Тарр вскочил и одним прыжком преодолел пространство гостиной. Энн последовала за ним, хотя и менее поспешно. Тарр открыл дверь. На пороге стояла высокая, стройная женщина. Вызывающе, трагически красивая. На ней была надета темно-зеленая юбка и черный свитер. Кожа ее имела оттенок светлой бронзы, волосы отливали смоляным блеском; глаза были светло-карими. Никакого грима, золотые серьги кольцами были единственным ее украшением. Возраст не угадывался.

Из машины, стоявшей на дороге, внимательно наблюдал за ними полноватый мужчина. Лицо его своими очертаниями напоминало совиное: тонкий острый нос, пронзительный взгляд круглых глаз и седой ежик волос.

Женщина явно удивилась при виде Тарра. Она взглянула через его плечо на Энн и заговорила мягким голосом:

— Что-нибудь случилось?.. Мы ехали мимо и увидели полицейскую машину. Естественно, мы захотели узнать...— Голос ее замер.

Тарр перевел взгляд с женщины на мужчину и обратно.

— Вы друзья г-на Нельсона?

— Мы живем неподалеку, хотя и не виделись с ним уже несколько месяцев. Но, заметив полицейскую машину...— И опять она замолчала, не закончив фразу.

— Г-н Нельсон умер,— сказал Тарр.

— Умер?..

— Боюсь, что это так. Позвольте узнать, как вас зовут. Она оглянулась на попутчика в машине.

— Наша фамилия — Сайприано.

— А имена?

Тарр вынул записную книжку.

— Александр и Джиэйн.

— Скажите имя по буквам.

Женщина продиктовала свое имя по буквам, потом обернулась и окликнула мужчину.

— Роланд мертв.

Мужчина, если и расслышал это, не подал вида.

— Как давно вы были знакомы с г-ном Нельсоном? — спросил Тарр.

— Несколько лет. С... да, лет пять, по крайней мере.

Тут заговорила Энн.

— Ваш муж, видимо, шахматист?

— Да,— быстро ответила Джиэйн Сайприано, как будто ей предложили неожиданную поддержку.— Он дважды был чемпионом Калифорнии.

Внезапно из машины подал голос Александр Сайприано:

— При каких обстоятельствах он умер?

— Убит из пистолета,— сказал Тарр.

— Кто его застрелил? — осведомился Сайприано таким тоном, будто спрашивал, кто выиграл в шахматном матче.

— Пока ничего определенного не выяснилось,— отозвался Тарр.

— Что ж, видимо, получил по заслугам.

Его жена сказала:

— Не обращайте внимания. Ему нравится шокировать окружающих.

Энн небрежно спросила:

— Вы не знаете, почему г-н Нельсон выбрал этот дом? Он слишком велик для одного.

Джиэйн изучающе посмотрела на Энн.

— Понятия не имею. У меня вообще не было случая поговорить с ним с тех пор, как умерла его жена. В то время он снимал другой дом.

Она показала на серый коттедж вверх по дороге, едва различимый за кронами дубов, каштанов и эвкалиптов.

Тарр с минуту поразмышлял.

— Есть некоторые признаки того, что он покончил жизнь самоубийством,— сказал он наконец.— Из-за чего, по-вашему, он мог это сделать?

Лицо Джиэйн Сайприано стало непроницаемым:

— Мне трудно этому поверить.

Тарр снова открыл блокнот.

— Разрешите записать ваш адрес. Возможно, мне придется побеседовать с вами.

— Мельбурн-драйв, 32. Это на противоположной стороне Инисфэйла, вверх по Блу Халл Роуд.

Еще один автомобиль свернул к дому и остановился: голубой «пикап», по борту которого шла надпись: «Мартин Джоунз, строительный подрядчик».

Увидев пикап, Джиэйн Сайприано направилась к своей машине. Муж ее немедленно нажал на стартер, и они уехали.

— Быстро они! — заметил Тарр и убрал блокнот.

Мартин Джоунз вылез из пикапа — невысокий, загорелый, красивый мужчина с решительным выражением лица. Мускулы на его лице, казалось, жили своей собственной, не зависящей от его воли, жизнью: то каменели, то подергивались, то ходили желваками. «Если темперамент Джоунза соответствует его внешности,— подумала Энн,— неудивительно, что он не ладил с отцом».

Мужчина удостоил ее единственным взглядом, который, тем не менее, сумел охватить всю ее разом — мельчайшие подробности ее лица, фигуры и одежды.

Тарр сказал:

— Это мисс Нельсон, дочь г-на Нельсона. Мартин Джоунз.

Мужчина резко кивнул, не глядя на Энн. Все свое внимание он сосредоточил на Тарре.

— Что-нибудь нашли?

— Пока ничего существенного. Есть один-два момента, которые надо уточнить. Сколько Нельсон прожил в этом доме?

— Примерно с февраля. До этого он снимал старый дом, который принадлежал моей семье. Мне удалось найти покупателя, этот дом пустовал, поэтому я и предложил его Нельсону.

— Понятно. Еще один момент. Вы заверяли его завещание?

— Заверял.

— Вы не говорили мне об этом вчера.

— Вы не спрашивали об этом.

— Кто такой Раймонд Сантелл, другой свидетель?

— Почтальон.

— Расскажите, при каких обстоятельствах это произошло.

— Как-то раз я зашел и застал его с каким-то человеком; сказать откровенно — они ссорились; я не обратил на это внимания, начал грузить на машину то, за чем приехал. Вскоре после этого Нельсон вошел в дом, а его собеседник остался на улице. Минут через пять он вернулся с листом бумаги. Подозвал меня и спросил, засвидетельствую ли я завещание. Я согласился. Тогда Нельсон спросил другого, подпишет ли он. Тот спросил: «Что там написано?» Нельсон усмехнулся и дал ему почитать. Мужчина просто осатанел. Ринулся к машине и уехал. Примерно в то же время мимо проходил почтальон. Нельсон спросил, будет ли он свидетелем, и Сантелл согласился. И так завещание подписал Нельсон, а потом - я и Сантелл, вот и все.

— А тот, первый,— вы его узнаете?

— Нет. Ему было лет пятьдесят — такой большой, рыхлый мужчина; одет вычурно.

— Вы не поняли, из-за чего была ссора?

Джоунз покачал головой.

—Да мне-то какое дело...

— Не припомните ли вы каких-то странных случаев?

Строительный подрядчик сосредоточенно подумал. Потом нехотя сказал:

— Ничего особенного. По сути, ничего. Он был странный — отщепенец — ни с кем не хотел знаться. Он и в шахматы играл по почте—интеллигент...

Энн решила, что Джоунз — очень неприятный тип, грубиян и невежа, да еще, видимо, и кичится этим.

Джоунз глянул через плечо Тарра на дом.

— Как вы думаете, инспектор, когда вы тут закончите?

Энн отчетливо спросила:

— До какого числа уплачена рента?

Джоунз явно удивился, услышав ее голос: он снова осмотрел ее, прежде чем ответить.

— Если человек умер, его аренда заканчивается. В любом случае, за аренду не уплачено.

— Он платил вперед?

— Как правило.

— Значит, он задолжал вам за месяц?

— Да, это так.

— И срок уплаты до первого числа очередного месяца?

— До четвертого.

— Я позабочусь, чтобы вы получили плату. Знаете, я выпишу вам чек прямо сейчас и вы сможете вернуться в ваш дом четвертого июня.

— В таком случае забудем об аренде. Я хочу как можно скорее его продать.

Тарр небрежно спросил:

— Так вы не собираетесь больше сдавать его в аренду?

— Нет, сэр. Хватит с меня этой головной боли. Нельсон получил этот дом практически даром, потому что сказал, что разобьет здесь сад.

Джоунз усмехнулся.

— Он посадил вон те кусты роз, и тем дело кончилось.

Он сказал это без всякого негодования, как если бы ничего иного от Роланда Нельсона и нельзя было ожидать. Раздражение Энн росло.

Джоунз оглядел двор.

— Здесь придется еще поработать.

Он пошел по газону к кустикам роз, осмотрел листья, потом, не оглядываясь, вернулся к своему пикапу и уехал.

Энн посмотрела ему вслед.

— Вот уезжает мой кандидат в самые нелюбимые мужчины года.

Тарр ухмыльнулся.

— Вы зашли к нему не с той стороны.

— Я зашла не с той стороны?

— М-да, допускаю, что его дипломатом не назовешь.

Он взял Энн под руку и провел назад, в гостиную. Энн высвободила руку, подошла к большому книжному шкафу и сделала вид, что рассматривает названия. Постепенно она действительно заинтересовалась.

— Это, видимо, книги Перл. Не могу себе представить, чтобы отец тратил столько денег на книги. Это все отличные издания.

Тарр вытащил наугад одну книгу.

«Мечта Федры». Ричард Маскейн. Что это за писатель?

— Если я и знала когда-то, то забыла. Издание 1932 года... Вы только взгляните на иллюстрации. Даже в 1932 году она наверняка стоила долларов 10—13. Сейчас ее оценили бы вдвое дороже.

Тарр окинул взглядом полки:

— Ни одного дешевого издания.

Он снова взял книгу у Энн.

— Восемь дюймов в ширину, десять в высоту, полтора — в толщину; сто двадцать кубических дюймов. Для удобства предположим, что она стоит двадцать долларов. Это десять центов за кубический дюйм. Теперь возьмем весь книжный шкаф. Около шести футов в высоту, восемь — в ширину, немного меньше фута в толщину...

Он посчитал на обратной стороне конверта.

— Скажем, тридцать шесть кубических футов...

Он изумленно раскрыл глаза:

— Получается больше, чем на пять тысяч долларов только в этом шкафу! А в комнате стоит еще один такой же!

Энн умерила его пыл:

— Учтите еще футов шесть на промежутки между книгами, да и цена многих из них не так высока.

— Ну гак скиньте пару тысяч долларов. Остается уйма денег.

Энн покачала головой.

— Если бы Роланд мог продать их хотя бы за половину этой суммы, их бы давно уже тут не было! — Она все никак не могла поверить в свою удачу.

Они снова пошли в кабинет. Тарр уселся за стол и взял банковскую книжку.

— Двадцать тысяч долларов, выплаченных единовременно; потом — тысяча в месяц. У вашего отца был какой-то другой источник дохода?

Энн пожала плечами.

— Иногда он продавал так называемую скульптуру. Или абстрактную картину—был у него такой пунктик; он пытался и писать, но не думаю, чтобы ему удалось напечатать хоть что-то. Он брался и за случайные работы, если они подворачивались. По его меркам, он жил весьма неплохо. То есть имел досуг, чтобы заниматься тем, что ему нравилось.

Тарр изучал банковскую книжку.

— Все думаю про эти двадцать тысяч. Может, он просто отдал их вашей матери?

— Мать и шантажист могли быть одним лицом,— сухо сказала Энн.— Уверена, что вы уже рассматривали такую возможность. Если нет — обдумайте этот вариант.

— Что она могла знать такого, что заставило бы вашего отца откупиться от нее?

— Не имею ни малейшего понятия.

— Разумеется, нам хотелось бы задать вашей матери несколько вопросов.

Тарр собрал бумаги и поднялся.

— Ну, на сегодня все. Теперь начнется самое трудное — придется побегать.

— Чтобы найти шантажиста?

— Да.

— Я все же считаю вашу теорию самоубийства неубедительной.

— Ну, если вы можете предложить что-то взамен...

Энн медленно обвела взглядом кабинет.

— Мне бы очень этого хотелось.

— Хотя бы только для того, чтобы доказать, что я — олух,— засмеялся Тарр.— Ну, так за чем дело стало?

Энн подошла к книжному шкафу, стоящему в кабинете. На нижней полке, вместе с двумя или тремя большими книгами, лежащими на ней, она увидела большой кожаный футляр. Энн вытащила его и, принеся на стол, расстегнула застежки и подняла крышку.

— Что там? — поинтересовался Тарр.

Энн прочитала надпись, выгравированную на серебряной пластинке, прикрепленной к красному плюшу на внутренней стороне крышки:

Преподнесен

ПОЛУ МОРФИ,

Соединенные Штаты Америки,

в знак его великолепных достижении и в память о его замечательной победе в соревнованиях самых знаменитых шахматных мастеров Европы и мира

на

БОЛЬШОМ ТУРНИРЕ МАСТЕРОВ

Женева, Швейцария

23 августа 19... года.

Энн вынула шахматную доску. Основание ее было выполнено из резного розового дерева в два дюйма толщиной; игровое поле представляло собой инкрустацию из черного опала и перламутра. В специальных углублениях по краю доски лежали фигуры. Половина фигур была вырезана из черного дерева и имела золотые основания, другая половина — из твердого прозрачного минерала, на серебряных основаниях.

У черного короля в скипетре находился рубин, у белого — бриллиант.

— Похоже, что игрушка стоит огромных денег,— пробормотал Тарр.— Давно это у него?

— Никогда раньше не видела. Может, это тоже принадлежало Перл.

Энн захлопнула футляр.

— Думаю, что это мне надо забрать домой.

— Лучше будет, если об этой вещице позабочусь я,— заявил Тарр.— Фактически состояние еще не оценено.

Неформальное отношение Тарра, видимо, кончалось им, где начинались формальности...

— И вообще,— продолжал он,— я уверен, что это вы им шантажировали отца.

— И именно поэтому он сделал меня наследницей,— язвительно сказала Энн.

— Вы могли проделать все это анонимно.

— Ну так докажите это,— сказала Энн и зашагала к милицейской^{2} машине.

Обратно, в Сан-Франциско, они ехали в молчании. Энн раздумывала, как лучше выполнить указания отца насчет его тела; Тарр, по всей видимости, перебирал в уме все события дня в поисках скрытых выводов.

Инспектор припарковал машину на стоянке для служебных автомобилей. Он отключил зажигание, но не сделал движения, чтобы выйти из машины. Вместо этого он повернулся, чтобы увидеть лицо Энн.

— Я хочу кое-что вам сказать.

— Что же?

— Мне хотелось бы вместе пообедать. Без всяких служебных мотивов, просто провести вечер вместе.

Энн, в общем, не удивило это предложение. Тарр не носил обручальное кольцо, он явно не был женат. Как же поступить?

И именно в этот момент из длинного розовато-красною автомобиля, припаркованного неподалеку, явилась на свет яркая блондинка в красном пальто. При виде ее Тарр попытался вжаться в кресло. Блондинка прошествовала к ним. Она была слишком ярко накрашена; волосы были уложены высоко и чрезвычайно замысловато. Энн подумала, что женщина выглядит невероятно вульгарно.

Блондинка наклонилась и взглянула на Тарра.

— Ну так как же, Лютер?

Тарр, задумчиво потирая нос, посмотрел через ветровое стекло. Затем повернулся к Энн.

— Извините, я на минутку,— начал он смущенно.

— Извините меня,— сказала блондинка с ядовитым сарказмом.— Мне жаль, если я вам помешала. Я думала, вам будет интересно узнать, что я торчу здесь уже больше часа.

— Пришлось заняться одним делом. Я не мог раньше...

Женщина слащаво улыбнулась Энн.

— Конечно, я абсолютно все понимаю. Я потому и дожидалась тебя, чтобы сказать, что тебя ужасно эксплуатируют. И еще...

— Послушай!

—...и еще, чтобы послать тебя ко всем чертям.— Женщина выпрямилась.— Вот так.

Она продефилировала к своей розовой машине, выехала на мостовую и, быстро набирая скорость, укатила.

— К сожалению,— пробормотал Тарр,— я совсем о ней забыл. Это просто знакомая. Встретил как-то в темном баре.

— А почему «Лютер»? — невинно осведомилась Энн.

— Это мое второе имя. Меня зовут Томас Л. Тарр. Родился в Такома от уважаемых родителей, судьба готовила меня в священники, и не все еще потеряно: 175 фунтов сплошного благородства. Ношу белые носки, не курю и не сквернословлю, кормлю птичек крошками. Так как насчет...

Энн выбралась из машины.

— Думаю, не стоит, инспектор. Спасибо.

Тарр с сожалением вздохнул.

— Ну-ну. Вы домой?

— Да.

— Если узнаете что-то о своей матери, мисс Нельсон, пожалуйста, дайте мне знать.

— Непременно.