В данной книге я постарался уделить внимание тем подсказкам и знакам природы, которые легко найти и использовать во время прогулок в нашей местности, то есть рядом с домом или неподалеку от него.
Я долгие годы собирал различные техники и могу с уверенностью заявить, что в мире еще столько удивительных знаний, получить которые можно, только отправившись в далекие путешествия. Эти знания не так легко найти по одной простой причине — те народы, которые ими владеют, не записывают их на бумаге и не видят необходимости делиться ими с кем-то еще, кроме своей семьи или племени.
Мне всегда хотелось написать книгу, в которой как можно более полно были бы отражены все подсказки, которые можно встретить в пути. Чтобы завершить работу и собрать уникальную информацию, я понял, что мне нужно отправиться в необычное путешествие, туда, где жизнь людей напрямую зависит от этих знаний. Я решил, что найду племена даяков в самом сердце Борнео.
В душе я, конечно, немного волновался и переживал, но надеялся на то, что открою некоторые тайны прекрасного острова Борнео. Когда я отправился в путешествие, я еще не знал, что жизнь преподнесет мне несколько простых уроков, которые навсегда изменят мой взгляд на привычные пейзажи, которые я каждый день вижу рядом с домом. Эти уроки мы все можем использовать во время длинных или коротких прогулок.
Под крылом самолета виднелись тропические леса и шрамы от вырубок, над этими темными ранами поднимался теплый воздух, превращаясь в небольшие облака. Солнечный свет преломлялся и отражался от крыла самолета; бок самолета вспыхнул красными и оранжевыми отсветами, затем он накренился и начал снижение в аэропорт города Баликпапан. Мне потребовалось чуть больше суток, чтобы добраться из Лондона в Баликпапан, столицу Калимантана. Чтобы добраться до сердца Борнео, нужно гораздо больше времени, и именно туда мне нужно попасть, чтобы встретиться с даяками.
На Борнео живет около двухсот племенных групп, объединенных общим названием даяки. Они не то чтобы специально игнорируют современный мир, просто они живут в такой отдаленности от цивилизации, что до сих пор остаются словно изолированными от всего остального мира. XXI век проникает и сюда, но не настолько, чтобы племена отказались от привычного образа жизни. В тот момент я еще не знал, что спустя какое-то время увижу мобильный телефон, лежащий рядом с трубкой-копьем.
Я попрощался с сидевшим в соседнем кресле техасцем, который направлялся в богатый нефтью город Баликпапан. Тогда я еще не осознавал, но этот техасец был последним представителем западной культуры, которых я не увижу на протяжении более трех недель.
В Баликпапане я сделал пересадку на еще один рейс, а затем провел 8 дней в маленькой лодке в пути к крошечной деревушке под названием Апау-Пинг, где и должно начаться мое путешествие с даяком. В этой экспедиции я планировал собирать информацию, поэтому мне не хотелось ждать, пока мы доберемся до места, чтобы начать подмечать подсказки, которые мне предлагал третий по величине тропический остров в мире.
Спутниковые ТВ-тарелки поделились на две группы: одни были повернуты прямо в небо, а другие — горизонтально, промежуточного варианта не было. Этого и следовало ожидать. Спутники связи вращаются по орбите над экватором. Поэтому на экваторе, где я, собственно, и был, спутниковые тарелки должны быть установлены либо строго перпендикулярно поверхности земли, либо параллельно, при этом, если тарелка установлена вертикально, она должна смотреть либо на восток, либо на запад.
Во время перелета из Баликпапана в региональный аэропорт города Таракана я увидел вздымающиеся кучевые облака, низ которых, в отличие от верхушек, был заметно смазан: получается, что в нижних слоях атмосферы ветер дул сильнее, чем в верхних, что случается довольно редко, и я уверен, что наш пилот тоже заметил этот тревожный сигнал.
В любой точке мире, где затруднен проезд по автомобильным дорогам, пассажиры местных авиалиний не перестают удивлять провозимой ручной кладью. Мне доводилось видеть пассажиров, которые провозили большие телевизоры, автомобильные запчасти и даже запасные шины. В этот раз сидевшие в соседних креслах пассажиры тоже удивили меня своей ручной кладью странных форм и размеров. В момент соприкосновения шасси с мокрым асфальтом взлетно-посадочной полосы города Таракана я увидел, что из верхнего багажного отсека выпал пучок соломы.
Стоя под вентилятором, благодаря которому меня не кусали комары, я увидел улыбающегося воина. Не знаю, как описать его иначе. Это был Мухаммед Сяхдиан, или Шейди, как он любезно разрешил себя называть. Шейди — главный герой моего путешествия — высокообразованный калимантанец, он станет моим главным помощником, переводчиком и верным спутником на пути от моря в центр острова Борнео. Несмотря на все это, когда он хмурился, его лицо приобретало страшный вид, который напоминал мне о деревянных резных масках воинов, которые я видел в других частях Индонезии. Его грозное лицо было обрамлено растрепанными черными волосами. К моему счастью, он был очень спокойным и добрым, а впереди нас ждали непростые времена.
Шейди улыбнулся, когда я искренне рассказал ему, что я ищу знания. Пока мы ждали, когда за нами приплывет одна из небольших лодок, Шейди объяснил, что, когда нужно остановить кровь, они используют кофейные гранулы, и показал мне в качестве примера шрам от футбольной травмы.
Из хаотичной сутолоки к нам подошла лодка, которую мы ждали.
«Шейди, мы с тобой искатели. Мы ищем сокровища, но это не золото, нефть или алмазы». Все эти искатели оставили свой след на Борнео. «То, что мы ищем, лучше всего этого. Мы ищем подсказки природы, которые можно использовать, чтобы понять нечто большее».
Я ему объяснил принцип естественной навигации. Глаза Шейди загорелись, он начал объяснять, что может определить фазу молодой луны, позволяя глазам потерять фокус. Я долгое время не мог понять, что он имеет в виду, но потом узнал, что Шейди, как и многие его соотечественники и другие мусульмане, смотрит на полумесяц таким образом, что он оказывается не в фокусе и размывается, и Шейди видит два и более изображений. Он говорил, что тот, кто его научил этой технике, утверждал, что по количеству видимых полумесяцев можно точно определить фазу луны: видишь два полумесяца, значит, луне 2 дня, если три полумесяца — луне три дня, и так до четырех и даже пяти. С того момента я много раз испытывал этот способ, но вопрос того, рабочий ли он, пока остается открытым. Но в тот момент я горячо поблагодарил Шейди, ведь таких знаний у меня еще не было, и вряд ли я бы узнал об этом, находясь в Англии.
Дети в лодке показали на меня пальцем и засмеялись. Их родители улыбнулись; я тоже улыбнулся. Когда дети на тебя показывают пальцем и смеются, это верный признак выхода из зоны комфорта, так что я люблю, когда такое происходит.
В небольшую, потрепанную лодку, длиной, наверное, метров 12, вплотную друг к другу уселись около 30 местных и я. Мы направлялись в небольшой город под названием Танджунгселор. Два ревущих винтовых двигателя домчали нас до устья реки Каян. У меня была с собой карта, лучшая, какую я только смог найти, но она была отвратительно неточной. Возникало чувство, что ее масштаб составлял один к миллиону, на ней не было нанесено и десятой части основных названий мест, которые я искал в течение ближайших нескольких недель. Тем не менее по ней можно было следить за изгибами реки, что я и делал, пока мы плыли, я поставил палец на ровную металлическую поверхность и смотрел по тени, как меняется наше направление.
Стоял полдень, мы были недалеко от экватора, все это происходило в начале февраля, в это время и до конца марта Солнце находится над Южным полушарием, поэтому полуденные тени отбрасывались на север. Не так-то просто использовать Солнце в середине дня в тропиках, но при желании и настойчивости все возможно. Индонезийский пехотинец втиснулся, сев рядом со мной у кормы лодки, он посмотрел, как я отслеживаю путь нашего движения, и поднял бровь. Есть точки мира, где на виду у военных лучше не показывать интерес к местным картам, но в тот раз у меня была уверенность, что все будет в порядке.
Я оторвал взгляд от карты — порой они очень затягивают — и заметил, что облака над морем и над сушей заметно отличаются. Над морем не было низких облаков, а над сушей висели кучевые облака, в некоторых местах они возвышались, словно небольшие башни. Я видел сушу впереди, но во многих других путешествиях эти клубящиеся облака послужили бы верным указателем пути.
На ночь мы остановились в скромном городе Танджунгселор, закат солнца сопровождал доносящийся из башни муэдзина громкий трескучий призыв к молитве. На уличном рынке мы поели сате и рис, а затем в просвете между качающимися фонариками, которые были развешаны в честь китайского Нового года, я показал Шейди на созвездие Ориона и рассказал ему, что по мечу Ориона можно найти юг. Вскоре у меня вошло привычку делиться знаниями, когда я видел желание человека учиться; я понял, что таким образом мне проще обмениваться идеями и удобнее общаться, чем предпринимать утомительные попытки односторонней передачи знаний. Метод работал отлично; Шейди объяснил, что Орион они называют «Баур», по этому созвездию местные жители определяют время посадки растений и начало сезона дождей. Таким же образом они используют Плеяды или «Карантику».
Я спросил, есть ли какие-либо подсказки, по которым можно определить, что погода вот-вот изменится, и узнал, что лягушки перед ливнем начинают громко квакать. В период спаривания лягушки тоже громко квакают, и Шейди рассказал мне местную шутку о погоде: «Во время дождя лягушки спариваются». Я попытался представить картину, но, как зачастую бывает с шутками, в переводе она потеряла свою остроту и юмор. Мы все равно посмеялись, образ спаривающихся под дождем лягушек мне показался забавным.
На следующее утро мы уже пытались купить себе места на баркасе, отправляющемся вглубь острова. Шейди удалось это сделать, но позже он узнал, что лодка отчаливает только следующим утром, меня это не расстроило, и я попросил помочь мне изучить окрестности.
«Какой-нибудь старый мудрый пень сейчас бы нас очень выручил», — сказал я. «Что?» — недоуменно спросил Шейди. «Старый мудрый пень. Кто-то из местных, тот, кто живет по старинке и чье сознание и мозги еще не промыты с экрана. Кто-то мудрый и знающий местные древние традиции. Это образное выражение».
Глаза Шейди загорелись. Оказалось, что его жажда знаний охватывала многие аспекты, в том числе и астронавигацию, но больше всего ему были интересны идиомы. В течение следующих недель я делился с ним идиомами, а он при случае с большим энтузиазмом и сильным акцентом вставлял их в разговор.
Мы отправились на поиски старого мудреца, но местные, увидев мой цвет кожи, полагали, что мне будут интересны достопримечательности, и вели нас к каким-то известняковым пещерам. Мы поднялись по крутым скользким уступам, затем еще по более крутым уступам и еще более скользким камням, чтобы посмотреть пещеры. Затем мы поднялись на вершину и решили отдохнуть, с меня ручьями стекал пот. Я выпил воды и начал искать лишайники. На вертикальной поверхности, с солнечной стороны скалы рос белый лишайник. Шейди наблюдал, как я, стоя на цыпочках на скользких камнях, стараюсь разглядеть похожий на корку лишайник.
«Так… — смущенно начал он, — это то, что вы ищете?» Он выглядел немного обеспокоенно, ему было не совсем понятно, что могло привести сумасшедшего англичанина в его страну.
«Типа того». Я присел на камень рядом с ним, и мы с восхищением устремили свой взгляд на прекрасный вид города и реки. «Дело в том, что мне неинтересны туристические места». Мы оба знали, что это не станет проблемой, так как туда, куда мы отправлялись, таких мест не было. «Меня больше интересуют подсказки и знаки».
«Подсказки, знаки?» По его лицу было видно, что он не понимает, о чем идет речь. Это было не впервые, поэтому я спокойно продолжил объяснение.
«Да, — ответил я. — Подсказки. Смотри, как бывает. Некоторые люди приходят в пещеры и думают: «Красиво. Здесь просто прекрасно». Затем они фотографируют друг друга, а потом идут домой».
Шейди кивнул.
«Я же смотрю на вещи немного под другим углом. Когда мы ехали с тобой утром в автобусе, я увидел камни и подумал: «О! Известняк…»
Знаешь, что такое известняк?»
Шейди решительно кивнул: «Да, конечно».
«Хорошо. Я знаю, что там, где много известняка, в земле будет много пустот, в том числе и пещер».
«Понятно», — ответил Шейди.
«Поэтому думаю: «Как замечательно». Ведь там, где есть пещеры, есть летучие мыши, которые питаются в том числе и насекомыми.
Обычно там, где есть летучие мыши, насекомых, в том числе и комаров, не так много».
По лицу Шейди было видно, что ему все понятно.
«Мне интереснее не фотографировать красивую пещеру, а заметить известняк, который подразумевает наличие пещер, в которых водятся летучие мыши. Поэтому, увидев сегодня утром белые камни, я понял, что вероятность заболеть церебральной малярией или лихорадкой денге в этих местах не так уж высока, как я думал вчера, когда мы ели сате».
Шейди улыбнулся, поглаживая живот, он ответил: «Когда китайцы видят известняк, они думают: «Ласточки… М-м-м, суп из ласточкиных гнезд».
«Да, мы поняли друг друга!» Я улыбнулся, и мы начали спускаться.
Когда мы спускались, я услышал, как падают листья. Они были настолько большими и мокрыми, что падали со стуком. Пока мы шли по скользким, поросшими водорослями камням, я узнал, что местные используют семена тамаринда в качестве противоядия от змей, но змей здесь встретишь нечасто, потому что даяки очень успешные и опытные охотники. Мы прошли мимо плантаций с перцами и ананасами, и тут я увидел желтобедрого цветососа, который с любопытством и без страха прыгал вокруг нас. Тут звук падающих тяжелых мокрых листьев прекратился, и мы услышали громкий шорох где-то наверху.
«Там!» — Шейди показал наверх, и я увидел мелькнувшую конечность и красноватую шерсть.
«Орангутан!?» — прошептал я.
«Нет. Посмотри на хвосты. Красные лангуры. Кстати, они похожи на орангутанов».
Обезьяны исчезли из поля зрения.
Автобус отвез нас обратно в придорожное кафе, где я увидел обычную для данной местности картину. Главное правило пыльных уличных базаров: здесь можно найти все, при условии, если это яркое и прослужит ближайшие 10 лет.
Шейди выпил напиток настолько ядреного цвета, что любое млекопитающее посчитало бы его ядовитым: напиток был светящегося зеленого цвета с вкраплениями черного и кислотно-розового цветов. Один из местных пил сладкий чай и с восхищением смотрел на длинные, закручивающиеся ногти в несколько сантиметров длиной. Мы тщетно пытались найти какую-нибудь местную мудрость или примету, за которой я приехал. Позже Шейди мне объяснил, что мы были в деревне иммигрантов; люди в кафе, скорее всего, приехали из городов острова Ява.
«Здесь «старых мудрых пней» нет», — сказал Шейди, смакуя новую идиому. Автобус отвез нас обратно в город, и здесь мы нашли того, кого искали. У него не было ни одного зуба, зато был какой-то отрешенный взгляд.
«Говорят, что если утром слышно карканье вороны, то умрет ребенок, — сказал он нам. — Чем раньше она каркает, тем младше ребенок».
Я нахмурился. Это была та грань мудрости, которая не отличалась правдивостью. Мы продолжили разговор, сменив тему, начали говорить о звездах, луне, солнце. И опять ничего. Тогда упоминание животных дало некоторый результат.
«Местные знают, когда над головой летают рыжие летучие мыши, значит, где-то собирают урожай, — перевел Шейди. — Они знают, что в город скоро привезут много гуавы и манго, когда видят, что летучие мыши летят в том направлении». Шейди махнул в восточном направлении.
«Еще есть насекомое, которое говорит им, когда собирается дождь». К сожалению, название этого насекомого нам так и не удалось перевести с местного диалекта на английский. «В полнолуние всегда много комаров».
Я поблагодарил нашего нового друга, а Шейди поделился с ним сигаретами — вполне ожидаемая валюта в обмен на знания. Я обнял мудреца и с удовольствием сделал первую в тот день туристическую фотографию.
Вечером мы пообедали в местном ресторане жареной лапшой с зеленью. Неподалеку сидел хорошо одетый мусульманин с семьей, время от времени они смотрели в находившийся в углу под потолком телевизор. Показали результаты матчей лиги чемпионов, затем началась реклама отбеливающего крема для лица Pond's. Прошло всего несколько секунд, мне стало немного грустно.
Баркас оказался недостаточно длинным и широким, чтобы вместить всех желающих. В пятнадцатиметровую лодку, в которой сиденья шли по два в ряду, должно было погрузиться 39 человек. Не желая упустить прибыль, владелец лодки и капитан отдали указание принести доски, которые распилили и установили между существующими местами доски в нижней части лодки. У меня в голове возникло изображение водителя лондонского автобуса, который организовывает дополнительные места для пассажиров в час пик, я улыбнулся, но вскоре улыбка исчезла с лица.
Я посмотрел на печальные деревянные дома, пару тощих собак, а затем наткнулся взглядом на двух женщин средних лет, которые шли к берегу. Не прекращая идти и разговаривать, они просто взяли и выбросили мешки с мусором прямо в реку. Пока мы грузили багаж в баркас, мимо нас проплыли пластиковые обертки, бутылки и кожура дуриана. Шейди заметил мое недовольство; он сказал, что разделяет мои чувства и что проблема всего этого в недостаточности образования. Здесь нужно отметить тот факт, что в этой реке не было приливно-отливного течения, то есть она всегда текла в одну сторону, и мусор, словно по конвейерной ленте, уплывал прочь, и местные жители его никогда больше не видели. А вот люди вниз по течению, несомненно, его видели.
Мимо деревянных домов, из труб которых струился дым, в школу шли безукоризненно одетые дети. Дети в идеально белых рубашках, галстуках и идеально выглаженных юбках радостно подошли к грязному берегу. У меня затеплилась надежда; все-таки, учитывая их внешний вид, сложно представить, что образование было плохим. Мне хочется надеяться, что реки и моря ждет хорошее будущее.
«Яйца улитки обозначают верхнюю границу приливных вод», — сказал Шейди, сидевший позади меня, когда лодка отчалила и мы отправились во второе и самое длинное из наших речных путешествий. Я понятия не имею, правдива ли эта информация и откуда она взялась, но я на всякий случай записал ее. Сидевший рядом со мной пожилой человек, плечом к плечу с которым я проведу следующие два дня, увидев, что я записываю примету в блокнот, кивнул и улыбнулся. (Впоследствии я узнал, что поведение береговых улиток сильно зависит от приливов и, следовательно, от фаз Луны, при этом у разных видов это проявляется по-разному. В некоторых случаях яйца можно найти на верхней отметке прилива.)
Над головой пролетела птица-носорог, я заметил, что в верховье реки образовались огромные кучи из коряг. Ветки и целые деревья сгрудились в форме небольших островов. Затем начался дождь, и шел он очень долго. Когда едешь в быстрой лодке, да еще и идет дождь, увидеть что-то практически невозможно. Долгое время мы сидели, прижавшись друг к другу под лоскутным пончо и брезентом, и смотрели на пол, потому что стоило только посмотреть вверх, как дождь острыми каплями впивался в лицо. В течение трех часов шел сильный дождь, пятеро кормчих вели лодку через стену дождя, против быстрого потока, работали пять подвесных моторов — ничего подобного я раньше не видел, но я не задавал лишних вопросов. Здесь, как нигде в мире, знали все тонкости управления речным транспортом. На носу баркаса сидел капитан и подавал кормчим сигналы поворота вправо и влево. Он следил за движением воды, высматривая явную рябь или выступы, выдающие препятствия на пути, например, в виде застрявшего ствола дерева. Заметив подобное, он мгновенно подавал сигнал рукой, и массивная лодка поворачивала влево или вправо, обходя опасность стороной.
Мы проплыли мимо длиннохвостых макак, прыгающих между деревьями, затем остановились у причала в форме мокрой скалы, торчавшей из скользкой грязи. Несколько пассажиров сошло на берег, другие сели в лодку. Чем дальше вверх по течению мы плыли, тем менее городскими выглядели вновь прибывающие пассажиры. Под ногами, среди наших вещей сидели собаки, лежали ружья и копья. На ночь мы остановились в поселке лесозаготовителей, и я хорошо выспался, несмотря на тучи комаров.
Утром я сделал упражнения на растяжку для ног, после чего вновь уселся на свое место в лодке. Лесозаготовительный поселок был окружен штабелями свежесрубленных деревьев, что в принципе логично и неудивительно, но удручал тот факт, что это были деревья девственных лесов, кроме того, там был установлен знак, который выглядел слегка иронично. На нем было написано:
Lindingilah Mereka Dari Kepunahan
Нет леса — нет будущего.
Это было место столкновения противоположных сил, старых и новых, сил развития и богатства, заботы об окружающей среде и политики, жадности и традиций. Казалось, я нахожусь в эпицентре борьбы за будущее Борнео. Но я просто проходил мимо, у меня нет права никого осуждать.
В поле зрения появилась острая вершина холма, после чего у нас отказало два двигателя, и мы оказались на порожистом участке реки. Вскоре один двигатель удалось починить, и лодка понемногу продвигалась вперед на четырех двигателях, но из-за перегруженности и очень быстрого течения мы медленно двигались назад к началу участка с порогами. Я смотрел по очереди то на капитана, то на двигатели. Капитан сохранял спокойствие, и вскоре мы снова поплыли вперед. Спустя какое-то время река стала слишком мелкой, а пороги слишком опасными для нашей большой лодки. Нам пришлось сойти на берег и ждать, пока приедет лодка поменьше, чтобы перевезти нас через этот участок.
Мы добрались до деревни, где остановились на ночь, и, несмотря на сильную усталость, я был рад возможности поговорить с местными жителями, они были первыми жителями Борнео, которых я видел. На темной деревянной веранде сидел невысокий жилистый мужчина с сыном и дочерью, у которой были очень красивые глаза и заячья губа. Как у почти всех мужчин деревни, у него был очень большой опыт хождения в джунгли.
«Они ходят группами по 3–4 человека, — перевел мне Шейди, когда мы покурили. — Когда кто-то находит нужную тропинку или кто-то теряется, они перекликаются. Они делают зарубки на деревьях и, отправляясь в путь, идут по зарубкам, сделанным предыдущей группой». Зарубки — одна из древнейших техник обозначения пути, в той или ной форме ею пользуются все коренные народы, которые ходят в лес. В западной культуре эта техника называется «прокладывание пути».
Я напомнил Шейди спросить о подсказках и знаках природы. Он кивнул.
«Животные всегда возвращаются к любому источнику соли, например, к минеральному роднику. Они знают: если спрятаться и посидеть в засаде у источника соли, можно удачно поохотиться».
Следующая наша лодка была еще меньше, в длину она была около четырех метров, а по ширине вмещала только одного человека. На этой лодке мы спокойно перемещались по тем участкам реки, где она становилась мельче и где было много камней. Кроме того, на ней мы могли плыть против течения, держась к ближе к берегу. Когда мы проплывали мимо скалистых берегов, я заметил, как меняется эхо звучания моторов из-за изменения состава почвы берега. Спустя несколько дней, проведенных в тесных лодках, единственным развлечением стало все, что хоть как-то могло занять мысли, я взялся за оттачивание мастерства предугадывать окружающий пейзаж закрытыми глазами. Самые простые подсказки считывались по смене звучания эха двигателя. Теперь я мог бы легко сказать, когда мы ехали вдоль берега, покрытого перепутанными корнями и грязью, так как эхо становилось похожим на шуршание фольги где-то вдалеке. Если становилось гулким, более отчетливым, словно звук бензопилы, значит, мы проходили мимо известнякового берега.
Над вершиной зеленого холма кружили два орла. Затем я увидел, что на поверхности воды что-то плавает, но эту вещь не уносит потоком воды. Почти везде в мире люди ловят ракообразных на дне морей или рек, если они там водятся. Методы могут различаться, но сама техника остается неизменной. На дно опускаются самые разнообразные емкости, к которым привязывается поплавок, покачивающийся на поверхности воды. Зачастую в качестве поплавка используются пластиковые бутылки, они лежат на поверхности воды, и их не уносит течением. При сильном течении такой поплавок сопротивляется течению и возникает V-образная волна. Пластиковые поплавки не представляют угрозы для лодок, но вот веревки, которые тянутся от них к емкости на дне, могут обмотаться вокруг винта мотора и привести к остановке двигателя. Поэтому те, кто управляет лодкой, ненавидят эти поплавки, даже если очень любят есть крабов и омаров.
Я же видел в поплавках главное: здесь живут люди. Никто не будет ставить такие ловушки слишком далеко от дома, ведь их нужно постоянно проверять, поэтому, увидев несколько таких ловушек, я понял, что мы скоро прибудем в место назначения. Спустя час мы подплыли к почти отвесному берегу. Мы привязали лодку и вскарабкались по крутому, грязному берегу в деревню Лонг-Аланго. Второе ее название «Деревня, где никогда не восходит солнце», сперва мне это название показалось зловещим, но я быстро понял, что тут дело в топографии. Лонг-Аланго находится к западу от горы, которая загораживает восход солнца.
Вряд ли когда-либо в жизни я видел более красивую деревню. Ряды деревянных домов, выкрашенные в пастельные оттенки голубого, зеленого, розового цветов, выстроились между возвышенностью и рекой. На одном конце стояли дома, на другом виднелась школа, а в центре стояла простая деревянная церковь. В любой точке мира, где электричество — роскошь, можно услышать живую музыку, и Лонг-Аланго не стал исключением. Один из первых звуков, которые я услышал, было пение и звук гитарных аккордов. В деревне, где мы были утром, я с удовольствием заметил, что в магазин, в котором было меньше 100 наименований, нашлось место для гитарных струн.
Именно в Лонг-Аланго нам удалось найти по-настоящему мудрого старца. Его звали Дэниэл, он был даяком из племени Кенья и, как никто другой, отлично знал эту местность. В молодости он переехал в город, чтобы получить образование, а затем вернулся обратно и создал семью. Но Дэниэл не просто получил образование, он пошел гораздо дальше и написал несколько диссертаций по многим аспектам жизни на Борнео, которые он не преминул с радостью нам показать. Мы сели в круг на деревянном полу его дома, к нам присоединилась его жена. С собой в качестве подарка мы привезли много чая и печенья. Не было не сказано ни слова по-английски за исключением перевода, но впервые наше общение было настолько легким и свободным, что мой карандаш очень быстро затупился.
И снова знания были отражены в местном фольклоре. Если птица пролетает перед вами справа налево, то можно продолжать идти, а если она летит слева направо, нужно остановиться на несколько минут и зажечь огонь. Этой примете продолжали верить, но трудоемкое добывание огня трансформировалось в простое зажигание сигареты. Трудно логически объяснить это суеверие, но оно широко распространено среди местных — о нем мне на острове рассказали несколько человек — что заставляет меня думать, что за традицией кроется нечто более глубокое. Было бы легко предположить, что даяки любили путешествовать вдоль одного берега реки и по птицам считывали направление, но это всего лишь ничем не подкрепленное предположение. Что интересно, Дэниэл рассказал о птице, которую он называл «окунг», которая появлялась тогда, когда у людей случались неприятности, а затем он добавил, что появление этой птицы всегда означает малярию, на этом мой энтузиазм поубавился. Затем мы перешли к более достоверным и логичным приметам.
Хохлатый олень или «киянг», как его назывюет даяки, является важным источником пищи в тропических лесах Борнео. На него многие охотятся из-за очень вкусного мяса. Даяки хорошо изучили привычки оленя и научились различать, что обозначают издаваемые им лающие звуки. Существует два типа звуков, которые олень издает при обнаружении людей. Этой информацией пользуются современные охотники, так как убить животное намного проще, застав его врасплох.
В прошлом, не понимая язык оленей, было практически невозможно выжить, ведь на острове постоянно велись межплеменные войны. На Борнео была распространена охота за головами — практика нападения и обезглавливания врагов, она продолжалась до тех пор, пока ее не пресек британский авантюрист Джеймс Брук. К середине XX века традиция охоты за головами на Борнео была полностью прекращена. В те времена было достаточно сложно застать кого-то врасплох и отрубить голову, так как хохлатые олени всегда звуками предупреждали о приближении людей.
Дэниэл также объяснил, что по траектории полета некоторых птиц, таких как «ибу» или райская мухоловка, можно определить, в каком направлении находится река. По некоторым птицам, например, по пятнистой горлице, которая очень редко встречается в джунглях, а чаще обитает у рисовых полей, путешественники определяют, что они на подходе к деревне.
На третьей чашке чая я узнал, что даяки понимают движение рыбы — наиболее надежна информация, полученная в ночное время на мелководье, а также что они сажают и собирают урожай по лунному календарю, а даякское племя пенан считается отдельной общностью из-за уникального кочевого стиля охоты и из-за того, что у них красные ступни и ногти.
На следующее утро мы вышли в путь. До места начала экспедиции нам нужно было добираться на лодке с двумя пересадками, но до следующей реки надо было идти целый час пешком, что меня очень обрадовало. Спустя восемь дней, проведенных в лодке, я замирал от удовольствия и возможности идти пешком. Спустя 10 минут с меня градом катился пот, а еще через 10 минут я поскользнулся в грязи крутого берега и упал на четвереньки. Тем не менее я был очень рад возможности размять ноги.
Шейди кивком головы подозвал меня подойти к молодому дереву в лесу у дорожки, по которой мы шли. Он вытащил нож, срезал кусочек коры с дерева и передал его мне. «Понюхай».
Я замялся, так как в джунглях можно встретить весь спектр запахов, от божественных до отвратительных. Когда аромат достиг моего носа, то меня взбодрила свежая сладость корицы и ароматная терпкость. Этот запах был одним из самых красивых, которые я когда-либо нюхал. Он был совсем не похож на затхлый, пыльный запах твердых коричневых палочек в маленькой стеклянной банке дома; он был каким-то феерически приятным. Мои впечатления почти успокоились, и Шейди мне сказал, что с высотой запах корицы заметно улучшается.
«Новый коричный высотомер!» — радостно сказал я. Второй этап моего путешествия по Борнео начался намного прекраснее и позитивнее, чем я ожидал. Безусловно, ради этого стоило терпеть все прошлые неудобства.