Чем дальше от цивилизации, тем дороже стоит топливо, в последний раз мы купили топливо для лодки в 4 раза дороже, чем на побережье. Мы пришвартовались рядом с купающимися детьми в деревне Апау-Пинг, которая была отправной точкой нашей пешей экспедиции. Чтобы добраться до этой деревушки, которая была расположена всего в нескольких сотнях километров от побережья, нам с Шейди понадобилось 8 дней плыть по реке. Я знал, что в ближайшее время темп нашего передвижения станет еще медленнее.
За обедом из жареных шариков из маниоки мы с местными старейшинами обсудили дальнейшие планы. Мой план был очень простым. Я хотел отправиться на север, в соседнюю с Апау-Пинг деревню, в Лонг-Лейу. По этому маршруту примерно раз в год ходили путешественники из западных стран, и каждый раз они отправлялись в путь с опытными проводниками-даяками из местных деревень. В каком-то смысле все казалось довольно простым, но дело в том, что этот маршрут был не самым изученным. Не все экспедиции закончились успешно. В теории весь маршрут занимал около шести дней, но не всегда все шло по плану.
Позже я узнал, что однажды экспедиция, где проводниками были даяки, потерялась на четвертый день пути, а на восьмой день пути они вышли на исходную точку своего маршрута. Другая экспедиция тоже потерялась, им понадобилось четыре дня, чтобы продолжить путь с того места, где они свернули не туда. На десятый день они добрались до Лонг-Лейу. После этой экспедиции среди местных даяков закрепилось выражение, которое мне показалось забавным: «Long Layu tidak ada — Лонг-Лейу не существует». Именно это выражение мы не раз повторим на протяжении следующих дней.
Путь из Апау-Пинг в Лонг-Лейу был идеальным для запланированных мною исследований и наблюдений. Очень сложно уговорить гида-даяка отправиться по маршруту, который он не знает. Когда нет карт, компасов или GPS, знание маршрутов передается и усваивается с опытом, очень редко подобные знания приобретаются самостоятельно на ходу. Но выбранный мною маршрут бросает вызов даже самым опытным гидам. На этом маршруте я надеялся узнать, как даяки находят путь из точки А в точку Б, и увидеть, какими подсказками природы они пользуются.
Поужинав вареными рыбьими головами с рисом, я узнал, что возле деревень меняется внешний вид стволов деревьев. Это мне напомнило об общем правиле — чем местность более открытая, тем короче и толще будут деревья. Существует еще одно общее правило: чем выше поднимаешься, тем более низкими будут деревья. Хозяин простого деревянного дома рассказал, что главный признак того, что приближаешься к деревне, заключается в том, что вдоль реки появляется много пальм, я тоже заметил этот факт во время нашего речного путешествия.
Тем же вечером я обнаружил, что в деревне находится форпост индонезийской армии, там был генератор, где я смог подзарядить свой мобильный телефон. Я вытащил телефон в водонепроницаемом чехле из водонепроницаемой сумки, которая лежала в водонепроницаемом рюкзаке, экран телефона загорелся, и это было его первое и последнее включение в ближайшие две недели. Местные жители и молодые солдаты теснились на небольшом участке, где можно было поймать сигнал связи, пропускная способность была настолько низкой, что даже текстовое сообщение отправлялось с большим трудом.
На следующее утро мы встретились с нашими проводниками. Нашего гида-проводника звали Титус. Описание его внешности кому-то может показаться слащавым. Титус был очень красивым мужчиной; под бронзовой кожей играли мышцы. На Западе его бы приняли за культуриста; а в этих местах его мышцы являлись результатом работы, которая не всем под силу (если бы мне пришлось выполнять такую работу, то я бы, наверное, надорвался).
Титус — наш проводник, ради которого я пролетел тысячи километров и провел столько дней в небольших деревянных лодках. Благодаря Титусу я с радостью проведу ближайшие дни вдали от скромных удобств деревни даяков. Титус был не просто даяком, он был пенанским даяком. Интересующиеся навигацией в тропических лесах знают, что пенанские племена — одни из самых интересных сообществ в мире. До недавнего времени они вели кочевой образ жизни, охотясь и занимаясь собирательством в самом сердце Борнео. Считается, что сейчас они больше не кочуют, некоторые племена осели всего лишь 10 лет назад. Тем не менее во время нахождения на Борнео я слышал от местных жителей, что некоторые небольшие группы все еще продолжают вести кочевой образ жизни.
Сам Титус не был кочевником, но он вырос в кочевых условиях и многое знал об этом образе жизни, как и любой другой даяк на Борнео. К концу первой недели нашей экспедиции у меня исчезли все возможные сомнения о его навыках пребывания в тропическом лесу и необыкновенной подготовке.
Помощником Титуса выступил Нус из этой же деревни. Нус обладал множеством навыков и испытывал особую страсть к охоте, при этом не возникало никаких сомнений в том, кто из них двух был главным. Позже Шейди перевел им мой вопрос о том, случалось ли им когда-либо заблудиться. Нус кивнул и смущенно улыбнулся. Потом Шейди посмотрел на Титуса и сказал, что не было и не будет случая, когда бы тот заблудился. Казалось, что сама мысль, что Титус может заблудиться, кажется абсурдной.
Вскоре после того, как мы выдвинулись в путь, по реке стало практически невозможно передвигаться, и я обрадовался, когда Титус предложил нам с Шейди сойти на берег и идти по суше, пока он и Нус вели лодку через последние крупные пороги. Я и подумать не мог, что через такие пороги вверх по течению можно вести лодку. До этого наша лодка несколько раз застревала между камней, теперь же камни выглядели все более устрашающими, и я воспринял предложение Титуса с большим энтузиазмом.
Стремительные потоки неслись между камнями, лодка постоянно глохла. После нескольких неудачных попыток Нус снял рубашку и спрыгнул в бурлящую воду. Он направлял лодку вручную через узкие места между камнями. Из воды постоянно показывался гребной винт мотора, потом он со страшным звуком врезался в камень. Наконец, сложный участок с порогами был пройден. Мы подтащили лодку к берегу, и Титус заменил винт. Затем он нашел на берегу камень размером с кулак, выбрал большой плоский камень в качестве наковальни и начал выпрямлять поврежденный гребной винт.
Меня поразило, насколько практичными были Титус и Нус. Казалось, что с восхода до заката их руки постоянно были чем-то заняты. Они что-то делали, чинили, мастерили из лесного материала, на крайний случай затачивали лезвия или курили.
Мы перепаковали вещи (мы с Шейди с удивлением смотрели, как Титус переложил в рюкзак три килограмма белого сахара) и начали путь в гору. Я посмотрел вниз на притоки реки, по которой прошел такой длинный путь, и мне казалось странным, что пришло время двигаться дальше. Хоть это было странным, но меня эта возможность очень радовала; наконец-то мы шли пешком. В блокноте я записал: «Цвет притоков отлич. от цвета самой реки. Притоки — прозр. /синие, река — илистая, непрозр., коричневая».
На ближайшую неделю я себе поставил три задачи. Во-первых, я должен собрать как можно больше информации о том, как Титус считывает подсказки природы и использует их для навигации. Во-вторых, мне хотелось проверить собственные способности, узнать, насколько точны мои наблюдения о направлении движения и расстоянии (у меня с собой была карта, компас и GPS). В-третьих, я хотел проверить, смогу ли я сам найти какие-либо подсказки для ориентирования в тропическом лесу. Последний пункт представлял собой чрезвычайно сложную задачу, так как мы были рядом с экватором, и я заметил, что не было смысла полагаться на подсказки ветра, так как он был редким и постоянно менялся. В умеренном климате, как в большинстве стран Европы и США, такого рода подсказки всегда на виду, так как любой пейзаж испещрен асимметрией. Мне стало понятно, что для ориентирования в экваториальном лесу мне особо не поможет ни солнце, ни ветер. Но, несмотря на это, я должен был проверить свои знания.
Первое, на что я обратил внимание, — почти у всех деревьев были массивные опорные корни. Тропическая почва обычно очень влажная и не очень прочно удерживает деревья. Поэтому деревья адаптировались к этим условиям: у них развились крупные опорные корни. Когда мы шли в гору, я заметил, что опорные корни крупнее и заметнее с нижней стороны по склону. Они указывали на реку внизу долины; мне понравилась эта мысль, что корни указывают на реки. У этой подсказки весьма сомнительная практическая ценность, ведь более очевидной подсказкой является сам склон.
Мы остановились, так как я хотел сделать несколько фотографий; в этот момент я заметил, что грибы на ближайших деревьях в основном растут с южной стороны. Единственное, мне была непонятна причина этого явления. Солнце на экваторе в начале лета поднимается в северном небе, а в начале зимы — в южном, в начале осени и весны оно светит почти что прямо над головой. Почему же с грибами происходит такая асимметрия? Я не знал, но меня обрадовал тот факт, что в самом начале пути я уже подметил это явление. Записав свои наблюдения, я посмотрел на Титуса, который был недоволен гремевшей в его рюкзаке бутылкой с растительным маслом, она перекатывалась в задней части рюкзака. Он взял мандау, специальный нож, которым пользуются даяки, и срезал кору с молодого дерева, и в течение минуты закрепил бутылку. У Титуса и Нуса были очень удобные рюкзаки, они были сделаны из разных природных материалов, сплетенных в виде корзины с ручками. Всякий раз, когда какая-то часть рюкзака становилась по какой-либо причине неудобной или непрактичной, они переделывали рюкзак под свои цели, используя материалы из леса.
Пересекая первый из многочисленных притоков, я сразу понял, какая самая большая сложность меня ожидает. На речных камнях стало понятно, что моя обувь никуда не годится. Для передвижения по джунглям очень важно выбрать правильную обувь. Нет универсального типа обуви, которая подойдет для любой ситуации. Пользуясь западным подходом, я выбрал хорошие высокие ботинки с поддержкой лодыжки, в этих сапогах мои ноги были сухими, по крайней мере в начале дня. (В какой-то момент любая вещь может промокнуть, но все можно высушить у вечернего костра.) Местный подход к выбору обуви заключается в том, что нет ничего важнее сцепления с поверхностью. У Титуса и Нуса были легкие, белые кеды с небольшими пластиковыми шипами на подошве. В течение дня их ноги постоянно были мокрыми, зато они ни разу не поскользнулись. У моих ботинок было хорошее сцепление с землей, но проблема заключалась в том, что они были жесткими, я не чувствовал землю ногами.
У Шейди на ногах были легкие туристические ботинки западной фирмы, так что он в своем выборе находился где-то посередине между мною и Титусом с Нусом.
Титус и Нус могли ходить по самым скользким камням, словно цепляясь за них. Я в своих сапогах не раз поскальзывался и оказывался в воде. В лучшем случае это было забавно, а чаще неловко и немного страшно. Я стал переживать, что могу сломать руку или ногу или разбить голову о камни. В некоторых случаях нужно было пересекать ручьи по очень скользким поваленным деревьям на высоте 3, а порой и 6 метров от воды и камней. Поскользнись кто-то из нас на таком бревне, проблемы были бы у всей группы. Ближайшее место, где можно было получить медицинскую помощь, находилось в нескольких днях пути от нас, не говоря уже о сложности пути, кроме того, мне не хотелось стать свидетелем какой-либо серьезной травмы. И, как всегда, решение было найдено в лесу. Титус за 5 минут срубил молодое дерево и сделал мне из него длинный посох. Не уверен, что задумывался об этом в тот момент, но с этим посохом мне стало намного проще удерживать равновесие и пересекать реки.
Поднявшись по крутому склону, к моему большому удивлению, мы вышли из тропического леса на поросший травой холм. Мы остановились на вершине холма, чтобы насладиться открывшимся видом. В тропических лесах такая возможность выпадает очень редко, и здесь мы не преминули ей воспользоваться, чтобы осмотреть окружающую местность. Впереди, к северу тянулась холмистая долина, я увидел, что вершина одного из высоких холмов окутана темным облаком.
Титус показал на овраг внизу.
«Он ищет пчел», — перевел Шейди. «Зачем?» — удивился я. «По пчелам можно найти минеральный родник — источник соли, рядом с которым можно найти животных. К нему приходят индийские замбары и белые волы».
В этот же миг за утесом показались головы трех индийских замбаров, которые тут же бросились прочь. Я подумал: они как раз и являются причиной того, что здесь были луга. Пасущиеся животные препятствуют разрастанию леса: они щипают траву и побеги молодых деревьев, и если трава снова быстро отрастает, то деревья больше не вырастают.
Мы продолжили путь. Спустя час мы остановились, чтобы передохнуть и снять с себя вездесущих пиявок. У меня была одна на левой руке, по одной на голенях и две на животе. Коричневые пиявки обитают у поверхности земли, поэтому они чаще всего присасываются к ногам. Они безвредны и не причиняют боли, но все же неприятно, что после них по ногам долго течет кровь. Тигровые пиявки цепляются за листву и обитают чуть выше от земли, поэтому они присасываются к другим частям тела. Эти пиявки называются тигровыми, скорее всего, из-за полосок на теле, а может, и потому, что они больно кусаются. Они очень неприятны во всех смыслах, хоть и не опасны, в отличие от других паразитов, которые водятся в наших лесах. В Великобритании во многих местах водятся клещи, которые являются переносчиками болезни Лайма, эта болезнь можно протекать очень тяжело и стать хронической.
Единственная неприятность, которую несут тигровые пиявки, долгое кровотечение, возникающее из-за выделяемого ими противосвертывающегося вещества. Не знаю почему, но на мою кровь это вещество действовало очень сильно. Кровь было не остановить ни промыванием, ни обеззараживанием, ни перематыванием раны. Вскоре моя рубашка окрасилась в ярко-алый цвет.
Мы остановились и разбили лагерь для первой ночевки. Шейди объяснил, что нарастающий хор цикад вокруг называется «шестичасовой шум». Титус и Нус при помощи ножей мандау построили прекрасное укрытие из срубленных молодых деревьев и большого брезента. За скромным ужином, который состоял из лапши и риса, я начал осторожно расспрашивать Титуса о подсказках природы, а Шейди выступил в роли переводчика.
«Я считываю информацию по форме реки и гор, — объяснил Титус. — Если я не могу сориентироваться, то поднимаюсь на самую высокую точку и ищу очертания знакомых рек или горных вершин. Если я поднялся недостаточно высоко, то поднимаюсь еще выше. Если нужно подняться еще выше, то я залезаю на дерево. Затем я примерно прикидываю расстояние до значимых точек. До хребтов, горных вершин, рек — это мои обычные ориентиры».
Мы доели ужин, и я добавил несколько таблеток для обеззараживания воды в охлаждающуюся кипяченую воду. Было темно, и я с удовольствием наблюдал за светлячками, которые направлялись к небольшой реке, расположенной чуть ниже от нашего лагеря. Спустя какое-то время Титус произнес четыре слова, которые отражали его подход к навигации по джунглям:
«Если плоско, значит, трудно».
Спустя несколько дней я по-настоящему понял значение этой фразы, когда я постепенно разобрался в том, что имел в виду Титус под словом «плоский». Мы находились в горной местности, наш маршрут обычно пролегал по крутым хребтам. И тут Титус говорит, что в течение ближайших нескольких часов мы будем идти по ровной, плоской местности. Мы с Шейди с энтузиазмом восприняли эту новость, так как мышцы устали от постоянных подъемов и спусков, и нам понравилось, что в ближайшее время мы будем идти по равнине.
Но то, что Титус называл ровной и плоской местностью, любой британец назвал бы холмистой территорией. Теперь я понял, что Титус имел ввиду, говоря о плоской земле, он подразумевал, что на ней нет заметных хребтов и лощин. Он имел ввиду не отсутствие заметных неровностей, а то, что пространство будет более открытым, и на местности не будет глубоких речных долин. Рельеф местности действительно изменился. В этих условиях Титусу было сложнее ориентироваться, потому что было сложнее разглядеть реки и их притоки, а именно они оказывают наибольшее влияние на формирование рельефа местности.
Я считаю, что для даяков чрезвычайно важно видеть расположение рек, их характер и направление потока воды, с их помощью они понимают свое местонахождение и ориентируются на местности. С кем бы из даяков я ни разговаривал, ни для кого из них слова «север», «юг», «восток» и «запад» ничто не значили. Никто из них никогда не пользовался компасом, не говоря уже о GPS. Тем не менее их система навигации была довольно простой. Более двадцати раз я просил Титуса показать, в каком направлении находился наш пункт назначения, деревня Лонг-Лейу (после того как заранее определял направление своими методами). Почти всегда Титус показывал в том же направлении, в котором я и предполагал, только вот я делал расчеты с использованием карты и компаса, а Титус смотрел на местность с вершин холмов и со дна долин. Он оценивал местность в любую погоду, даже тогда, когда видимость составляла всего несколько метров, а такое в тропических лесах случается постоянно.
Во время наблюдений он полагался на две вещи. Во-первых, он хорошо знал местность: этот метод не сработал в не знакомых ему краях. Проще говоря, если знаешь, что река течет из точки А в точку Б, то, следуя вдоль реки, непременно попадешь в точку Б (при условии, что будешь идти по реке в нужном направлении!). Во-вторых, он всегда знал, где находится по отношению к природным ориентирам, таким как реки, горные хребты и вершины, — это весьма сложный навык. Это гораздо труднее, чем кажется, подобные умения оттачиваются с детства.
Я попросил Титуса набросать палкой по грязи схему, чтобы понять, где мы находимся. Он нарисовал три реки: Мангау, Берау и Баухау. Затем он нарисовал между ними горный хребет и отметил нашу отправную точку и место назначения. В тот момент я понял, что Титус держит в голове очень хорошую карту местности.
Разгадка того, как Титус и в меньшей степени Нус следуют направлению в тропическом лесу, ждала меня там, где я ожидал меньше всего: в используемых ими словах. Впереди всегда шел кто-то из них: либо Титус, либо Нус, так как они были самыми опытными в прохождении по подлеску. В тех случаях, когда Титус шел позади, он время от времени давал Нусу короткие команды; без них Нус несколько раз в час точно бы свернул не туда. Я думал, что эти слова обозначают «направо» и «налево». Я ошибался. Я записал в блокнот произношение этих слов и во время следующей остановки попросил Шейди их перевести, тут-то меня и ждал сюрприз. Хоть Титус иногда использовал слова «налево» и «направо», они встречались крайне редко. В основном он использовал слова «в гору», «под гору», «вверх по течению» и «вниз по течению». В этот момент я осознал разницу между тем, как воспринимают один и тот же маршрут западные путешественники и даяки.
Несколько дней спустя произошел случай, который убедил меня в своих предположениях. Мы разбили лагерь у реки, и я забыл, куда положил зажигалку. Титус ее увидел издалека и сказал Шейди, где она лежит.
Шейди перевел: «Она на земле, вверх по течению от котелка».
Вряд ли кто-то из представителей западной культуры видел бы положение вещей в лагере таким образом: относительно направления течения реки, которая находилась в десяти метрах. В этот момент я все понял. Подобно аборигенам племени Гуугу Йимитир из северного Квинсленда, которые воспринимают все относительно сторон света, к примеру, даже находясь в помещении, они будут говорить, что какая-либо вещь лежит к северу или востоку от них, так и даяки воспринимают все относительно течения окружающих их рек. Даже когда река была вне поля зрения на протяжении нескольких часов, они все равно определяли направление относительно реки.
Теперь, когда ко мне обращаются за помощью люди, планирующие экспедицию в тропические леса, я им предлагаю выполнить следующее упражнение. Нужно отправиться в однодневный поход по холмистой местности в составе группы, при этом направление движения должен озвучивать человек в хвосте группы. Единственные слова, которые можно использовать для направления впереди идущих людей: в гору, под гору, вверх по течению и вниз по течению. Таким образом вы действительно начнете воспринимать окружающую местность иначе. Даже если вы не планируете поход в джунгли, стоит попробовать этот метод хотя бы в течение пары часов. Таким образом вы значительно улучшите свое восприятие и способность считывать информацию о местности.
Утром меня разбудили тонкинские гульманы, играющие на ветках деревьев. Воздух стал плотным, было слышно гудение пчел. Я складывал и убирал свою пропитанную дымом, кровью и потом одежду, развешенную на палках у костра. С утра у меня немного затекли мышцы, но вскоре, после крутого подъема вверх, все прошло. Мне понадобилось несколько дней, чтобы заметить, что каждое утро и после обеда мы начинаем подниматься в гору. Все логично; мы останавливались на обед или разбивали лагерь всегда у реки, которая находилась внизу долины. Я быстро привык пить больше воды в конце завтрака и обеда. Темп нашего передвижения и отдыха диктовали реки.
Во время остановки на песчаном холме Титус объяснил, что они не используют звезды для навигации, но знают, что, если в небе много звезд, значит, будет сухая погода. Он сказал, что при навигации они не полагаются на подсказки животных, но при этом знают значение разных криков птиц: некоторые крики обозначают, что птицы нашли еду, другие говорят о драках, а есть звуки, по которым Титус определял, что неподалеку бродят олени. Видя мой интерес к последнему факту, Титус сказал, что по звуку, издаваемому белками, тоже можно определить, что где-то рядом есть олени. Я спросил, есть ли какие-либо подобные звуки, по которым можно понять, что рядом есть люди, и он ответил, что птицы, белки, гиббоны и тонкинские гульманы издают определенные звуки, сигнализирующие о приближении человека.
Мы прошли мимо источника соли, и Титус обратил мое внимание на пчел и на то, какой погром здесь устроили обезьяны. Мы остановились в этом месте для того, чтобы передохнуть, вокруг гудели пчелы, и я увидел, что земля кишела огромными красными муравьями. Титуса, Нуса и Шейди данный факт, казалось, никак не смущал, я же стоял и нервно осматривал территорию. Я припал к своей бутылке с хлорированной водой, Титус и Нус пили подслащенную воду. Я хотел было изучить местность, и только я сделал пару шагов, как мне дорогу перебежал дикобраз.
В постоянном напряжении из-за того, что нужно сохранять равновесие, чтобы не поскользнуться и не упасть, я стал очень наблюдательным к цвету и консистенции грязи под ногами, по определенным признакам я заранее знал о грядущих изменениях. Темная органическая грязь, характерная для тропических лесов, чаще всего была очень скользкой. Когда в лесу становилось светлее, это было первым признаком того, что лес становится реже, а это, в свою очередь, было вызвано тем, что почва становилась более сухой и песчаной. По такой почве было намного проще идти. Этот факт был одним из тех, о которых бы я никогда не догадался, не отправься я в эту экспедицию: все благодаря тесной взаимосвязи между количеством света, цветом грязи и вероятностью моего падения на крутом спуске скалистого оврага.
Во время второй остановки для ночевки Титус собрал свой простой одноствольный дробовик. И Титус, и Нус умели охотиться при помощи трубки-копья, с нею Нус с успехом охотился на птицу, но когда я спросил их, что лучше: дробовик или трубка, то они сначала переглянулись, потом посмотрели на Шейди, затем уставились на меня. У них было такое выражение лица, как если бы я спросил вас, что вам больше нравится: мыть посуду вручную или с помощью посудомоечной машины.
Титус достал из рюкзака маленький пластиковый пакетик. В нем было около десяти патронов для дробовика. Он вытащил два патрона, подбросил их в руке и положил один обратно. Затем он снова его достал. Я изо всех сил пытался понять, что он делает. Затем он взял два патрона и отправился в темный тропический лес. Мы с Шейди проводили его взглядом, наблюдая за ярким светом фонарика, который у него был на лбу, вскоре он исчез из вида. Через полчаса из леса донесся приглушенный хлопок. Спустя 20 минут показался Титус с хохлатым оленем среднего размера на плечах. Теперь я понял, почему Титус не мог выбрать, сколько ему патронов взять с собой на охоту. После обучения охоте с трубкой-копьем я понял, что для даяка может показаться странным, что для того, чтобы убить дичь, может потребоваться вторая попытка.
Титус повесил и выпотрошил оленя у костра, Титус включил налобный фонарик и исчез вверх по течению реки. Титус разделывал оленя и бросал крупные куски, которые мы не съедим, в реку. Тут вернулся улыбающийся Нус с сумкой через плечо. Сумка шевелилась. Нус расположился на берегу и начал вытаскивать из мешка одну за одной лягушек и бить их головой о камни. Лягушки не умирали, поэтому он выбрал другую тактику: вместо того чтобы бить лягушку о камень, он взял камень и начал бить камнем лягушек по голове. Так он перебил всех лягушек.
Титус, увидев лягушек, без слов начал делать острые шампуры из веток деревьев. Вскоре лягушки поджаривались на костре, подергиваясь, словно оживая на мгновение.
На следующее утро на завтрак были потроха оленя. По вкусу, текстуре и запаху я догадался, что, кроме всего прочего, там были почки, я не стал задавать вопросы о других кусочках, которые не смог распознать. Кроме потрохов, еды не было, а энергию нужно было восполнить, поэтому я решил, что чем меньше знаю, тем лучше. Даяки всегда практичны и прагматичны. Будь я дома, я бы вряд ли стал есть оленьи потроха в 6 утра. Но даяки после охоты первыми съедают потроха.
Лягушки и оленина готовились всю ночь на огне, и теперь пахучие и черные куски свисали с рюкзаков Титуса и Нуса. За два часа эти двое заготовили еду для всех нас на три дня вперед.
В тот же день во время нашей первой остановки на отдых Титус более подробно рассказал о том, как он считывает информацию по рекам. По его описанию техника была очень похожа на то, что многие путешественники называют «методом перил». Если вы знаете, что какой-то ориентир простирается на большое расстояние как раз в нужном вам направлении, то вы не собьетесь с пути, если будете идти вдоль этого ориентира. После этого он рассказал, как распознает разные реки.
Палкой он нарисовал на земле две фигуры. Одна из них была вытянутой, в виде широкой буквы U. Другая была более узкой, ближе к букве V. Таким образом, объяснил Титус, по рельефу и характеру спусков и подъемов он мог определить, спускается ли он по склонам большой реки или маленькой, примерно оценив размеры реки, он уже знал, какая именно это была река или ручей, следовательно, сразу понимал, где именно он находится. Звучит довольно просто, но я был впечатлен, когда увидел эту технику в действии, потому что все склоны, а их, может, было по 20 каждый день, мне казались одинаковыми. Я заметил, что это одна из отличительных черт местной навигации: даяки замечают разницу там, где неопытный взгляд видит однообразие. Для любителей шопинга улицы Оксфорд-стрит и Риджент-стрит будут совершенно разными, а для даяка покажутся похожими.
Тропический лес не бывает однообразным — здесь слишком много всего происходит. Он может быть изматывающим, обескураживающим и пугающим, но никогда не бывает скучным, так как здесь кипит жизнь. К пятому дню ритм экспедиции стал для меня привычным. Разбивка и сбор лагеря, проскальзывание ног по грязи, падающие капли пота, ботинки, шляпы, рюкзаки и пиявки — все повторялось с завидной регулярностью. Но при этом устоявшуюся рутину всегда сопровождали сюрпризы. Нус отстал от нас, что нередко случалось и ранее, но, когда он не ответил на неоднократные призывы Титуса, по звуку похожие на животный клич, Титус поставил свой рюкзак на землю, мы с Шейди сделали то же самое. Через десять минут на клич Титуса послышался ответный похожий клич. Спустя несколько минут появился Нус, держа на руках большую обезьяну. Увидев пару ярких широко открытых глаз, я подумал, что она живая, но, когда Нус разжал руки, тело обезьяны повалилось на землю. Сначала я взволновался, подумав, что Нус убил обезьяну — это животное не входило в их традиционный список охоты, тут он повернул ее голову, и я увидел две раны на голове. Титус и Нус предположили, что она, вероятно, погибла в драке.
Нус повернул ее на спину и начал ощупывать ее грудь. Он спросил, хочу ли я ее съесть. Я посмотрел в ее распахнутые глаза и, понимая, насколько схожи наши ДНК, покачал головой, изо всех сил пытаясь улыбнуться, и поблагодарил Нуса за предложение. Нус начал ощупывать ее живот, затем сжал торчащие соски.
«Она беременна», — перевел Шейди.
Пальцы Нуса энергично ощупывали живот обезьяны. Мне стало неловко, и я на мгновение отвернулся. Обернувшись, я увидел, что Нус уже вытащил меньший из двух по размеру нож — иланг и сделал длинный разрез вдоль живота. Быстро и умело он вытащил внутренности. Вскоре выяснилось, что она не беременна, совсем недавно она родила, Нус показал на опухшие соски и объяснил, что она кормила малыша грудью. Где-то неподалеку был осиротевший малыш, если только он пережил нападение, в котором погибла его мать.
Кишки обезьяны лежали на земле рядом с ее еще теплым телом, а Нус уже разрезал ее желудок. Из желудка вылилась ярко-зеленая масса, в нос ударил тошнотворный запах наполовину переваренной зелени. Мы с Шейди отошли в сторону, а Нус наклонился и начал маниакально перебирать пальцами зеленую массу. Я повернулся к Шейди, чтобы он объяснил, что происходит.
«Он ищет камни, бунтат в желудке. У многих животных в желудке есть твердые камни, считается, что они приносят удачу и силу».
Мы пошли дальше и еще в течение нескольких часов, когда ветер дул в мою сторону, я все еще чувствовал запах от рук Нуса.
Титус вытащил горшок риса с огня, пользуясь большим листом, словно прихватками. Пока все с удовольствием грызли оленьи ребра и лягушачьи лапки, я пытался вытащить пинцетом из ладоней колючки, похожие на иглы чертополоха. Они сильно жгли, я изо всех сил пытался сосредоточиться, обзор закрывали тучи мошкары. Наконец я сдался, полагая, что мое тело само избавится от этих иголок. Мошки были настолько назойливы, что невозможно было сидеть неподвижно, поэтому я взял ветку, чтобы отмахиваться и прошел вокруг костра, осматривая местность в поиске природных знаков и подсказок.
«Дым от огня идет с севера на юг. Необычно», — записал я в моем блокноте. Изменение направления ветра обычно предвещает изменение погоды, но, если честно, в тот момент я думал, что погода сильно не изменится.
Внезапно начался дождь, он застучал по листве деревьев. Когда в тропическом лесу начинается дождь, он сначала задерживается на листьях деревьев, а спустя пару минут, когда они полностью намокнут, вода крупными каплями и тонкими струями начинает стекать на землю.
Титус указал на следы оленя на земле. Мы шли дальше, лес стал светлее, и почва стала более песчаной. Впереди виднелся просвет, в этом месте река делала поворот, на берегу мы увидели трех пасущихся оленей. Крадучись, мы шли вперед, нам удалось подойти к ним на 50 метров, тут они услышали нас и убежали. Мы сняли рюкзаки и решили сделать привал на песчаном берегу реки. На песке я увидел следы взрослых оленей и маленькие следы олененка.
Я задумался, почему нам удалось так близко подойти к оленям. Мы не были особо осторожными в своих движениях, а до того, как заметили эту компанию, мы передвигались довольно шумно. Затем я вспомнил о костре и дыме, и меня осенило.
Ветер дул с севера, хотя на протяжении предыдущих дней нашей экспедиции он дул с других направлений. Мы шли против ветра, поэтому животные не почувствовали наше приближение по запаху. Титус подтвердил, что именно поэтому нам удалось подобраться к оленям так близко, затем добавил: «Замбары и хохлатые олени улавливают наш запах, а азиатские оленьки — нет». Потом он объяснил, что при охоте на замбаров и хохлатых оленей направление ветра играет важнейшую роль, а при охоте на оленьков это не так важно.
На протяжении часа мы шли вдоль реки, затем Нус остановился, улыбнулся и указал ножом-мандау на дерево, которое стояло обособленно от всех остальных. На его ветвях висели желтые плоды размером с дыню, один из плодов упал и застрял между стволами. Опытными движениями фрукт раскрыли, и я вкусил кисло-сладкую мякоть. По вкусу это совсем было не похоже на дыню, а скорее напоминало грейпфрут. Было так вкусно, что я спросил Шейди, почему нам не попадалось такое дерево раньше и насколько часто оно встречается.
«Нет, это не дикое растение», — ответил Шейди.
«Но… — возразил я, показывая жестом, что мы находимся посреди леса, кроме того, по моим подсчетам, до ближайшей деревеньки нам нужно было идти еще примерно один день. — Но мы же в лесу?»
«В прошлом здесь, наверное, была деревня», — ответил Шейди и спросил об этом Титуса, и тот утвердительно кивнул. Это фруктовое дерево — все, что осталось от деревни, которая когда-то находилась на этом месте, а теперь полностью заросла лесом. Я с удивлением думал, как деревья вытеснили все, что напоминало о нахождении здесь деревни, но пощадили собственных собратьев.
В местах, где русло реки становилось шире, открывалось небо, по которому я соскучился, находясь постоянно под кронами деревьев. Мы разбили лагерь. Ночью ранее прошел ливень, и небо к югу было чистым и темным, и впервые за все время нашего похода оно было усыпано звездами. Доев остатки оленины, я через Шейди спросил Титуса и Нуса, хотят ли они узнать, как можно по звездам определить направление, в котором находится деревня Лонг-Лейу. Титус очень заинтересовался этим предложением. Мне пришлось тщательно подбирать метод, здесь не подошли бы какие-либо сложные способы определения звезд или созвездий, так как в переводе информация могла исказиться и смысл был бы утерян.
В сущности, все, что мне нужно было им объяснить, — как найти север, так деревня Лонг-Лейу находилась на севере. Мы были практически на экваторе, поэтому Полярная звезда находилась на горизонте. Саму звезду было не видно, что меня не очень обрадовало.
Я осмотрел звезды, видимые в северном небе, между кронами деревьев. В небе виднелся явный кандидат: треугольник с Капеллой. Я показал, что длинный узкий треугольник, указывающий вниз, как раз показывает путь к Лонг-Лейу. Титус кивнул в знак согласия. Опираясь на свои знания местности, он знал, в каком направлении находится Лонг-Лейу.
Затем я объяснил, что этот треугольник будет передвигаться в ночном небе и не всегда будет виден, но, если он виден, он всегда будет указывать в направлении Лонг-Лейу из Апау-Пинг. Титус улыбнулся, а Нус, казалось, был равнодушен. Полагаю, что его внутренний охотник задавался вопросом: «Как именно эта информация поможет мне в охоте на белых быков?»
На следующее утро я искупался в реке, а затем мы снова отправились в путь. Пересекая первый ручей, мы увидели плавающую в нем мертвую змею, Титус показал на дерево tamban lung. Он взял мандау, отрезал от дерева кусок и сказал, что если сварить его в воде, то получится отличное лекарство, которое поможет при укусе змеи.
Титус и Нус продолжали прокладывать путь через лес. Они расчищали путь для нас, а также делали зарубки для того, чтобы обозначить обратный путь для себя. Всякий раз, когда мы остановливались дольше чем на минуту, они делали зарубки на коре деревьев. Нус делал зарубки, а мы ждали, пока Шейди, потерявший накануне носок в реке, обмотает ступню розовыми мужскими трусами. Момент был сюрреалистическим и лишь увеличил мое чувство сенсорной перегрузки. Земля просто кишела насекомыми, наилучшим образом их бы описал какой-нибудь энтомолог под воздействием наркотиков. В воздухе роилась мошкара, длинная коричневая пиявка, изгибаясь, перебиралась с одного листа на другой, подобно детской шагающей пружинке.
Мы отправились в путь, я поскользнулся на бревне через реку, но сохранил равновесие и не упал. В лесу раздался звук падения большого дерева. Это был один из самых жутких звуков, которые я когда-либо слышал. Спустя полчаса все повторилось; мой уставший ум начал опасаться, что весь тропический лес вот-вот рухнет на нас.
Потом мы заблудились.
Идущий впереди Нус понял, что сбился с пути и потерял из вида Титуса. Он исчез в лесу, не сказав нам ни слова. Шейди отправился на их поиски, оставив меня одного. Меня утешал тот факт, что они оставили все свои вещи рядом со мной. Ситуация казалась смешной и немного страшной. В лесу раздавались кличи то Титуса, то Нуса. Им понадобился час, чтобы найти друг друга и вернуться. Еще один час у нас ушел на то, чтобы вернуться к той точке, где мы сбились с пути.
«Long Layu tidak ada», — сказал я Шейди, и мы нервно рассмеялись.
Позже Титус нас предупредил, что впереди на деревьях висит улей. В очередной раз я был поражен его памятью и вниманием к деталям. Мне лес казался однообразным. Но тут около Шейди зажужжала пчела, а потом сильно ужалила его в лицо. Я спросил Титуса, когда в последний раз он ходил по этому маршруту. От ответил, что это было в декабре 2011 года, то есть прошло уже больше года. Он ходил по этому маршруту всего 4 раза, каждый раз выбирая немного другой путь через тропический лес.
Если в походе есть новички, то не бывает так, чтобы кто-то из них не спросил более опытных путешественников: «Далеко еще?» Вечером каждого дня мне казалось, что мой рюкзак весит все тяжелее, мои ноги болели и молили об отдыхе. Обычно мы шли с восьми утра до шести вечера, и каким долгим ни был день, как бы сумеречно ни было вокруг, Титус всегда знал, во сколько мы дойдем до места у реки, где разобьем лагерь. На протяжении первых пяти дней он определял время остановки с точностью до минуты. До определенного момента это было удивительно. Но в один момент этот навык словно испарился.
За последние полтора дня Титус утратил способность точно определять расстояние. Он сказал, что в 5 часов вечера мы разобьем лагерь, а в 7 часов мы все еще продолжали идти. Титус молчал, и от этого становилось еще тревожнее. Темнело, мы пробирались по сложной местности, включив налобные фонарики.
В конце концов мы потеряли надежду дойти до реки и разбили лагерь. Шейди был зол на Титуса, и я, пожалуй, тоже, но тут я кое-что заметил на обочине тропинки. Что-то необычное отбросило блеск в свете фонарика. Подойдя ближе, я увидел, что это обертка от печенья: мы были рядом с цивилизацией. Титус и Нус подтвердили мои догадки, указав на зарубки на некоторых деревьях, которые были сделаны другими людьми.
На следующее утро мы выдвинулись в путь в 6:30 утра и шли так быстро, как только могли, и все же опоздали на встречу с лодочником, который должен был отвезти нас в деревню, до которой оставалось всего несколько километров. В этой части мира, где не работают мобильные телефоны, лучше не опаздывать. Лодочник нас не дождался. У нас не оставалось другого выхода, как отправиться в путь самостоятельно.
Я заметил на поверхности земли тонкие пластиковые оранжевые трубки. Значит, деревня совсем близко. Спустя три часа мы вышли к реке, а еще через два часа мы поднялись на холм и дошли до Лонг-Лейу. И все же она существует, меня накрыло чувство благодарности. Мы попрощались с Титусом и Нусом, они отправлялись в обратный путь, в свою деревню. Я спросил, сколько времени займет обратный путь.
«Еще не знаем. Мы будем охотиться».
Обратный путь из самого сердца острова Борнео был ничуть не легче, чем дорога до него. Спустя три дня, когда нас кормили одними и теми же блюдами из дикобраза и ласки, я мечтал поскорее уехать из Лонг-Лейу. Радушные хозяева были к нам очень добры и щедры, но я устал от своего собственного запаха. Моя изорванная и окровавленная одежда смотрелась весьма печально. Мне хотелось домой, но обратный путь был весьма непростым и рискованным.
В течение следующих дней я увидел, наверное, худшие дороги мира, совершенно непроходимые даже для такой машины, как Land Rover. Мне приходилось три раза останавливаться, чтобы очистить от грязи свой мотоцикл, а затем он и вовсе сломался. Часть пути мы с Шейди прошли пешком, ориентируясь по звездам. На четвертый день мы вышли на взлетно-посадочную полосу и направились к индонезийскому военно-транспортному самолету, двигатели которого уже были заведены. Пилот открыл окно, осмотрел меня и покачал головой. Офицеры выпроводили меня с взлетно-посадочной полосы.
«Иностранцам вход запрещен», — перевел Шейди. Похоже, пилоту не понравился мой внешний вид, хоть я и пытался оттереть с одежды и кожи грязь и кровь.
Два дня спустя я сидел в кабине небольшого миссионерского самолета. Зачастую христианские миссионерские рейсы являются единственной нитью, связующей внутреннюю часть Борнео с городами на побережье. Я был безмерно благодарен и счастлив видеть знакомые экраны и датчики американского самолета «Сессна».
Горячо поблагодарив Шейди, я попрощался с ним; все это приключение не состоялось бы без него.
Мне предстояло пережить еще одно путешествие на лодке, а затем еще один перелет, и я наконец оказался в Баликпапане. Впервые за три недели я лежал на кровати. На меня накатила усталость, мое тело ныло и было в синяках, но я был так счастлив, что нашел драгоценную мудрость даяков, за которой отправился в такой далекий путь.
Во время поездки на Борнео я приобрел бесценный, невидимый и невесомый компас. На нем всего четыре направления: в гору, под гору, вверх по реке и вниз по реке. Теперь любой горный хребет или долину я вижу иначе. Теперь я всегда обращаю внимание на направление течения воды. Но, если мне на пути попадаются лягушки, я все так же не нахожу в себе сил, чтобы их съесть.