Кому на Руси жить

глава тридцать шестая

Ходить ночью по лесу дело глубоко бескайфовое, доложу без утайки даже на дыбу вешать не надо. Тут привычка нужна и не хилая. Хорошо если луна есть, лучше полная или хотя бы половинчатая как сейчас, тогда тьма кое где не абсолютная, ноги свои видишь да черное пятно спины впереди идущего.

Продвигаемся осторожно, соблюдая тишину выверяем буквально каждый шаг. Зрение очень скоро приспособилось к тяжким условиям, спотыкаться приходится все реже, но тонких веток, хлещущих по лицу, все равно не разобрать.

Я иду сразу за сотником под начало которого мы все так неожиданно попали. Иду и молча возмущаюсь. Вот так подсуропил князюшка! Навялил командира. У него же руки от старости ходуном ходят, от нервов и переживаний трясутся усы и все, что может трястись у побитого жизнью человека. С ним впритирку двигается один из дружинников, вероятно, чтобы поддержать когда начнет падать, а впереди в качестве проводника знающего дорогу крадется человек из селения на берегу Двины возле которого мы ночевали лагерем.

На последнем привале еще при солнечном свете сотник поведал нам что посланы мы князем ловить злых татей, промышляющих кровавым грабежом. Да ладно бы грабили, людей режут как овец. Охотников ловят да всяких проезжих, никого в живых не оставляют. Два месяца уже озоруют, а как прознали, что князя в городе нету вовсе страх потеряли. Насилу их выследили. Стоят сейчас у Синей старицы. Ватажка не малая — больше двух десятков. Третий день отдыхают, умаялись, должно быть от делов неправедных. Наша задача успеть их скрасть на стоянке пока не снялись с насиженной кочки. В полон никого из них не брать, а выпускать кишки на месте как безумным псам.

Признаться, эта постанова сразу меня напрягла. Ловить разбойников в их же лесу да еще ночью весьма стремное занятие. Со старым сотником князь прислал четверых дружинников нам в усиление, а вот Мишу и Бура с верными Кульмой и ПротасомРогволд с нами не отпустил. Но даже имея в составе отряда почти целых десяток профессиональных вояк, легко налететь на крупные неприятности. От этих татей можно ждать чего угодно, по себе знаю.

Ночью в этом густом сосново-березовом лесу еще отчетливее, чем показалось мне днем, чувствуется запах приближающейся осени.

Через некоторое время сотник останавливается. Замирает и весь отряд. Где-то среди деревьев начинает угадываться далекий призрачный свет. Проходим еще шагов тридцать, и сотник велит подтянуться и залечь.

Сидя прислоняюсь к дереву, справа от меня оказывается Голец, слева копошится кто-то незнакомый.

— Кто это? — спрашиваю шепотом.

— Жмырь я.

— Не шебурши, тихо лежи!

Слышу как сотник сдавленным голосом жалуется Вендару на проводника, который наткнувшись на спящих сторожей, перепугался и едва не наделал шума.

— Плохо дело, — встревожено шепчет сотник. — Если пугнем — исполчиться успеют — не возьмешь. Вот тебе и тати, ловко расположились.

Да уж, повезло. Чудесница фортуна находилась в тот момент лицом к незадачливому проводнику. Как и ко всем нам, по-любому.

Очень похоже, что у заслуженного сотника присутствует легкий «жим-жим», лихих ребят разбойничков он явно остерегается, если не сказать — побаивается. Это не мешает ему высказать стопроцентно дельную идею вычислить всех особей стерегущих здоровый вражеский сон, бесшумно их ликвидировать, окружить поляну и накрыть ее обитателей смелым и решительным натиском сразу со всех сторон.

Вендар предлагает начать воплощать в жизнь этот хитроумный план сразу с предпоследнего пункта и с половиной отряда обойти поляну по большому кругу, а потом уже решать со сторожами. Хоть и дрыхнут они как вернувшиеся из забоя шахтеры, но вполне могут очнуться и испортить операцию по уничтожению своей шайки истошными воплями. Вот тогда не помешает держать поляну в плотном кольце окружения, дабы предупрежденные лиходеи не начали разбегаться кто куда.

Плохо, что мы не знаем точно численности разбойничьей бригады. В разговорах звучали предположительные цифры от двух десятков до четырех-пяти, а это уже серьезная сила. Я лично склонен полагать, что набрели мы на бандитскую лесную базу, подобную той, что были у Тихаревых людей. Больно уж беспечно себя ведут. Костер на ночь не затушили, караульные десятый сон видят, или опились или обожрались до полного изнеможения. Чувствуют себя как дома, короче, черти. Если я прав, то здесь вполне могут иметься в наличии землянки из которых лихих налетчиков придется выковыривать как бешеных барсуков.

От переживаний старый сотник начинает взволнованно и шумно вздыхать. Уводя с собой половину отряда, уходит Вендар. Уходит в обратном направлении для совершения маневра глубокого охвата. На это десятнику понадобится не меньше получаса. За это время сотнику необходимо определиться с кандидатами в диверсанты и отобрать желающих по-тихому перерезать вражеских караульных.

Обнаруживаю рядом с собой Жилу, Невула, и Врана, эти, понятно, отказываться не станут, а вот сосед мой Жмырь ловко перекатывается на другой бок подальше от командира, рядом с ним шуршат травой, отползая подальше еще несколько бойцов. Сотник даром что старенький, но дело такое вмиг просекает и еще горестней вздыхает, кляня свою черную судьбу.

— Я попробую, — решительно шепчет сердобольный Вран. — Полезу пощекочу их ножиком, авось не разбужу. Знак подам как сделаю.

Сотник разом оживился.

— Давай, Вранушко, выручай мою седую башку! Напросился князю в последний поход да чую не вернуться мне. Самому не сдюжить, рука уже не та. Сделай, Вран!

Когда такие предчувствия в голове гнездятся, лучше, действительно, вперед не лезть. Командиру нашему страсть как неохота тыкать пальцем в первого попавшегося, всех дружинников, кроме Врана увел Вендар, а на наш счет у него одно понятие — неумехи.

— Выручу, — уверенно бормочет Вран и поворачивается ко мне. — Стяр, пойдешь со мной?

— Конечно, какой базар, — говорю, немало удивленный выбором дружинника. Мы хоть и сошлись с ним за время тренировок, но на подобное к себе внимание я никак не рассчитывал.

Обрадованный, что столь опасное мероприятие обойдется без его участия сотник велит всем остальным лежать, не двигаться и ждать нашего возвращения. Бойцы замирают там, где застал их приказ.

Вран выспрашивает у проводника место где тот обнаружил спящего сторожа, получив подробное описание, советует мне избавиться от пояса с двумя мечами, а взять в руку лишь один и без ножен. Затем по его знаку я вжимаюсь в шуршащую траву и ползу, держа зажатый в кулаке обнаженный клинок рукоятью вперед и параллельно земле.

За то время, что мы провели вблизи расположения разбойничьего лагеря, их костер за деревьями впереди почти угас. Для нас стало бы огромной удачей дрыхни там все без задних ног подобно беспечным сторожам, первого из которых обнаруживает Вран. Тот мирно лежит на боку между двумя деревьями в специально вырытой в лесной дернине земляной щели и не подает ни единого признака бодрствования. Свежим раскопом не пахнет, либо не сегодня укрытие расковыряно, либо я прав и это их основная база, довольно давно оборудованная.

Осторожным жестом Вран оставляет меня страховать, сам, подкравшись к спящему, резким, сильным ударом вгоняет ему в шею острый нож. Потерявший бдительность разбойник отправился в долину вечной охоты даже не проснувшись.

Теперь нужно разделиться, прощупать местность слева и справа. Одного сторожа на большой лагерь маловато, должны быть еще. Вран уползает направо, я двигаюсь в другую сторону от обезвреженного караульного. Осторожно разбираю шуршащую от малейшего прикосновения траву, до рези в глазах пытаюсь пронзать тьму острым взглядом, вслушиваюсь и по-звериному внюхиваюсь в тревожную тишину. Мотор колотится словно после пробежки, чувствую как пульсирует в висках нервное напряжение, а в голове мечется навязчивая мысль, что ползу я сейчас, чтобы найти и убить совершенно незнакомого мне человека. Порешить собственными руками парня ничего плохого, в сущности, мне не сделавшего.

С некоторым облегчением я собираюсь прекратить свои бесплодные поиски и поворачивать обратно, но у подножия трех сращенных берез вдруг замечаю странную тень. Молодые березки, не толстые, серебро лунного света отражается от белоснежных стволов в метре от земли и растворяется в темноте. Не в том деревца возрасте, чтобы корой чернеть, рано им еще. Там либо муравейник торчит, либо сидит кто-то, спину оперев.

Держа перед собой меч, на полусогнутых обхожу странные березки по кругу так, чтобы зайти сзади и рубануть наверняка. Не знаю какой чертяка дернул меня заглянуть сидящему в лицо. В том, что он спит сомнений не было: дышит ровно, поза расслабленная, голова свешена на грудь. Сижу на корточках и вглядываюсь в поросшую темным волосом широкоскулую рожу лесного злодея. Может и заслужил дядя свою смерть уже несколько раз, но почему обязательно от моих рук?

Шапка на нем из свалявшегося бобрового меха, смешная такая…

Начинаю поднимать руку с мечом. В этот момент глаза спящего разбойника открываются, страшно взблескивают белки. Тотчас в левом боку вспыхивает неожиданная боль от сильнейшего удара. Железо царапает по железу. Задохнувшись, с большим трудом удерживаюсь от падения. Отчаянный испуг помогает вложить в ответный удар все силы. Закругленное острие моего меча пробивает мягкие ткани горла лесного татя, скрежетнув о позвонки, с глухим стуком упирается в белый березовый ствол. С проворотом кисти выдергиваю клинок. Струйка горячей крови бьет мне точнехонько в левый глаз. Валимся с ним одновременно, но в разные стороны. Не пробил кольчужку-то, волк тряпочный! Удар поставленный, не удивлюсь, если ребро мне сломал, падла!

Весь обратный путь меня воротит от запаха чужой крови. Отер рукавом — только по лицу размазал, а раздраженный соленой жижей глаз стало сильно щипать. Если бы тот фраер не в бок мне ножик сунул, а, допустим, в шею — остывал бы я уже, своим нехило так подгадив. Подфартило в очередной раз. Вот и ребро попускает, не сломано значит.

Вран встречает меня возле первого убитого им часового.

— Там еще один, — сообщает с энтузиазмом, тыча пальцем в сторону отгоревшего костра. — Видишь, у кучи хвороста? Только что шевелился. Возьмешь?

Тишина такая, что его шепот для меня как рокот танкового дизеля. Забираем ползком правее. На темном фоне большой стопки сухих веток различимо еще более темное пятно сидящего к нам лицом человека. Сидит, удобно облокотившись на пень-колоду для колки дров с вогнанным в него топором и не ведает, что смерть глядит на него в четыре глаза. Хорошо расположился, если б Вран меня носом не ткнул, не заметил бы. Далековато вот только. Как получивший совсем недавно ценный урок, делаю вывод, что подобраться к себе в лоб не даст. Обходить времени нет, придется браться за нож. Вран, похоже, ждет от меня чего-то подобного, на вшивость проверяет.

Дышу на пальцы, чтоб согрелись, приподнимаюсь из травы на одной руке и бросаю, метя в середину туловища. За тихим ударом раздается короткий всхрип и снова все затихает.

Вран одобрительно хмыкает и дважды пугает тишину совиным криком. С противоположной стороны спящего разбойничьего лагеря доносится такое же уханье, только одиночное. За нашими спинами треск веток, топот множества ног. Над разбойничьей поляной взлетает боевой клич полочан — надсадное собачье лаяние, словно разом затявкала большая, злобная свора. Ладно дружинники, им по статусу положено, но и желторотые туда же — гавкают как большие. Решив не отставать от сослуживцев, поднимаюсь вслед за Враном и включаю свою глотку в общий гвалт. Несусь напролом, козлиными прыжками перескакиваю кусты, чувствую, как закипает в груди, разносится по венам всклокоченная диким звериным криком кровь. С каким-то первобытным удовольствием рублю наискосок возникшего на пути мужика с окованным копьем наперевес, замечаю как он падает, держась за шею. Смолкает лай, слышатся крики и лязг оружия, засвистали стрелы, одного за другим разя всполошенных разбойников. Некоторые из них все же успели похватать топоры с рогатинами и намертво встать спина к спине у края залитой лунным светом поляны, умело отражая нападение. Руководит этой группой разбойников низкорослый, но крепкий лесовик вооруженный топором с двусторонним лезвием. Врагов он не рубит, а держит на расстоянии, отгоняя короткими тычками и все пятится к спасительно-темному лесу, негромкими командами увлекает за собой товарищей. А вот и главарь! Я смекаю, что полдесятка таких же как и я горе-вояк помешать кровожадным разбойникам воплотить задуманное не сможет. На кой мы тогда сюда перлись, если сейчас упустим, не добьем?!

— Вендар! Сюда! Уйдут! — кричу во всю силу своих легких.

По границе поляны отважно бросаюсь наперерез уползающему разбойничьему активу. Там один за другим как скошенный молодой подлесок падают трое моих соратников. Уклоняюсь от тычка страшного топора, с трудом отбиваю удар копья, теряю равновесие, припадаю на одно колено и тотчас получаю ногой по лицу. Силой пинка меня швыряет навзничь. Откатываюсь в сторону, опасаясь броска чего-либо острого в лежащего меня.

— Уйдем, даже не сомневайся!

Голос вожака низкий и уверенный. Вытряхивая из башки нокдаун, вижу как его топор разваливает практически напополам подбежавшего на выручку старого сотника. Он почему-то был совершенно один, неужели весь отряд так занят боем?

— В лес! В лес все!

А этот голос тоже сильный и властный, только высокий, я бы сказал по-женски звонкий.

Группа разбойников начинает втягиваться в желанную тьму чащи. Они здесь каждое дерево знают, растворятся как сахар в черном кофе и следов не найдешь. Выплюнув кровь, набравшуюся в рот из разбитых губ, бросаюсь в лес. Краем глаза замечаю бегущую следом за мной подмогу. Отлично, кажется, там сам Вендар со своими…

Поначалу я отлично слышу звук шагов убегающих разбойников, затем шаги стихают, словно все разом остановились. Я преодолеваю еще несколько метров по инерции и тоже резко сбавляю ход.

Хитро. Сколько их там было, шестеро? Разошлись они, по ходу, рассыпались, чтобы не всей толпой ломиться, а по-одиночке, дабы встретиться потом в условленном месте.

Хрен вам, одного да поймаю, тем более слышу чьи-то кошачьи шажки буквально в десяти метрах. На таком расстоянии зрение уже не работает, я превращаюсь в слух, мысленно представляя себя в форме огромного уха-локатора. Хорошо бы это был тот хмырь с топором. Главарь. У меня на разбойных вожаков уже рука набита. Словим главаря, остальные не нужны, разбегутся кто куда и конец шайке.

Двигаюсь, за едва уловимыми отзвуками, выставив вперед левую руку, в правой держу у бедра меч. Заблудиться я не боюсь, надо будет — в голос позову своих или на крайняк дождусь света да и сам отыщусь. Через некоторое время замечаю, что тот, за кем я иду периодически прекращает движение, замирает, вычисляя погоню, тогда я тоже встаю, отдыхаю пока тать вновь не тронется в путь. Станет вовсе замечательно, если он приведет меня на место встречи с выжившими членами банды. В том, что одновременно со мной по пятам остальных разбойников неотступно следует со своими людьми Вендар, я почти не сомневался. В конечной точке один я не останусь.

Вскоре замечаю, что преследуемый встает на роздых все чаще, а его присутствие кажется мне все ближе. Должно быть сказывается усталость или полученная в стычке рана. После каждой остановки я понемногу ускоряю свой темп пока передо мной не открывается крохотная, почти идеально квадратная полянка, с четырьмя косматыми елями по углам. Столб лунного света освещает середину поляны мутно-желтым фонарем. Останавливаюсь, вслушиваюсь в лес пока уши не набиваются ватой. Делаю несколько осторожных, бесшумных шагов вперед. Широкие еловые лапы касаются щеки. Снова слушаю, приоткрыв для пущего эффекта рот, как учил майор Гранит. Никаких звуков, кроме легкого ветра в ветвях различить не удается.

Хреновая полянка, на ней как на ладони буду, обходить нужно. Поворачиваюсь влево и успеваю среагировать на шорох за ближайшим деревом — сгибаю ноги в присяде, слышу свист пролетающего сверху железа. Заваливаюсь на бок и откатываюсь впритирку к еловому стволу. Ветки над моей головой ссекаются чем-то острым. Лежа бью в ответ на уровне колена, сопротивления не встречаю. Чую, что следующий удар может стать для меня роковым и стремительно выстегиваюсь из под дерева. Удар рогатины приходится плашмя по моей груди, острие бессильно скользит по кольчужным звеньям. Я перехватываю древко обеими руками, дергаю в сторону, одновременно толкая ногами темноту. Неожиданно легко боевое орудие остается в моих руках, также неожиданно легким оказывается отлетевшее от меня тело. Бросаюсь за ним на освещенную поляну, встречаю метнувшуюся навстречу тень хлестким ударом кулака. Поверженный разбойник брякается на спину и, широко разметавшись, лежит, не шевелится. Слабенький попался, удар совсем не держит. Проносится мысль разочарования, что это точно не главарь, тот поплотнее был и потяжелее. Подойдя ближе, вижу, что из тугого узла на макушке вооруженного грабителя по его плечам и груди разлетелась грива золотистых волос.

Девка!!! Везет же мне на них последнее время! Не ошибся я, когда женский голос в бою различил. Дышит вроде. Ничего такая, молодая, симпотная, рослая. Скуластое лицо заплывает следом моего удара, из обеих ноздрей проступает кровь. Как же ты к разбойничкам попала, мать? По своей воле или нет? Черты лица спокойные, не злобливые. Небось продырявила б меня не задумываясь. А мне вот ее жалко. Ни мочить, ни на суд сдавать не хочется. Настырный Вендар от дружков ее не отстанет пока те живы, вовремя на хвост сели, далеко не отпустили…

Рогатину и нож я ей оставил. Пока очухается, поймет, что одна осталась тогда оружие в лесу может и пригодиться. Бросив последний взгляд на неподвижную разбойницу, я поспешно покидаю аккуратную полянку, ступая еще более осторожно, чем шел сюда.